Текст книги "Волчий остров"

Умершие раньше положенного срока, бездумно растратившие отведенное им время, успевшие награбить, но не успевшие пожить, ушли они в иной мир, неся груз своих преступлений, грехов и обид, как мельничный жернов на шее. Они смотрели с черного гранита и мрамора колючими взглядами, скривив рты, горделиво и вместе с тем жалко.

Осознав, кто перед ним, моментально поверив деду Васе и каждому его слову, Владик хотел закрыть дверь, но было поздно. Обитатели кладбища уже входили в дом. Тут, в уютном свете сторожки, Владик, онемев от ужаса, разглядел все в деталях: трупные пятна, зеленую плесень, полуразложившиеся лохмотья, пустые глазницы за стеклами профессорских очков.

В открытую дверь входили новые и новые гости. Тьма, что пульсировала снаружи, теперь проникла внутрь, обволакивая все кругом, пробираясь в мысли Владика, в душу его, в гаснущее сознание.

– Спасибо, братишка, – услышал он хриплый голос мертвого бандита. – Уважил.

…Дед Вася, не получая известий от Владика, старался гнать от себя дурные предчувствия, но куда там. Все он понял, понял сразу же. Выписали его, как обещали, но о том, что произошло, он узнал раньше, не приходя на кладбище, из местных СМИ.

Бойкие журналисты объясняли все разразившейся грозой. Шутка ли, даже штормовое предупреждение было, много разрушений в городе: дерево на машину упало, крышу сорвало…

И без жертв не обошлось, что ж удивительного?

Дом кладбищенского сторожа развалился, будто в него снаряд попал, сложился, как карточный домик, похоронив в своем чреве студента местного вуза, родственника местного сторожа. Так об этом говорили, выражая соболезнования родным. Виновата стихия.

И только городской чудак, бывший историк с репутацией безумца знал, что произошло на самом деле. Как знал и то, что это – только начало. И ничего уж теперь не поделаешь…

Дачная вечеринка

– А призраки бывают? – громко спросила Ксюша с заднего сиденья.

Родители – Борис и Ольга – переглянулись. Они ехали на майские праздники к матери Ольги, которая жила в соседнем городке. Дорога обычно занимала около четырех часов, но они попали в пробку на выезде из города, простояли минут сорок.

Потом кое-как выбрались, но магнитола в машине сломалась, Ксюшу тошнило, она просила то пить, то писать; Ольга вспомнила, что забыла в холодильнике замаринованную по особому рецепту рыбу, которую приготовила специально для матери… Неудачно все как-то. Бывает, не задается поездка.

– Почему ты спрашиваешь, Ксюш? – поинтересовалась Ольга у семилетней дочери.

– Просто.

«Универсальный ответ, – подумалось Борису. – Вот бы на работе с начальством такое прокатывало».

– Бывают или нет? – настойчиво спросила девочка.

Мать не разрешала ей пользоваться в дороге планшетом, ее от этого еще сильнее укачивало. Музыку теперь не включишь; во все игры, какие знали, они уже успели поиграть. А ехать еще почти два часа! Ребенку скучно, отсюда и вопросы.

– Я не верю, – пожала плечами Ольга. – Они только в книгах и фильмах встречаются. Если бы увидела, может, поверила бы. Но не довелось, к счастью.

– А вот со мной один раз приключилась очень странная история, – сам от себя не ожидая этой откровенности, вдруг сказал Борис. – Я никому не рассказывал. Но вам, если хотите, могу рассказать.

«Заодно время в дороге убьем», – подумал он.

– А она страшная? – глаза у дочки загорелись.

Почему людям так нравится бояться?

– Расскажу, а ты сама решишь, страшная или нет.

Ксюша от восторга даже в ладоши захлопала, а Ольга смотрела недоверчиво.

«Выдумываешь на ходу?» – читалось в ее взгляде.

Но Борис ничего не выдумывал. Это случилось на самом деле.

– Мне тогда было двадцать два года. Только-только университет окончил, диплом получил. Мы с ребятами рванули на дачу к моему однокурснику, Семену, решили отметить это событие.

…Народу набралось – туча. Почти вся группа, еще из параллельной кое-кто, многие – со своими парнями и девушками, плюс Семеновы друзья, за компанию, и из местной, дачной молодежи тоже подтянулись ребята. Всех не сосчитаешь.

Полно народу, но ту девушку Борис сразу приметил. Он был довольно робок, с девушками у него не особенно хорошо складывалось; не мог, как тот же Семен, взять и подкатить к любой симпатичной девчонке и заговорить, а уж тем более – пригласить на свидание.

Да и не нравился никто настолько, чтобы захотелось свою застенчивость преодолеть. Но, глядя на эту девушку, Борис думал: «Дурак буду, если так и не смогу подойти». Она и танцевала, и смеялась, и на столы накрывала с другими девчонками, но среди всех выделялась: была самая изящная, милая, а еще у нее были задорные ямочки и густые кудрявые волосы.

Вечеринка катилась пестрым шаром – веселая, бестолковая, шумная. Шашлыки, вино и пиво, купание на озере, громкая музыка, смех и дурацкие розыгрыши…

Около полуночи, когда воцарилась непроглядная темень, все устали, а многие, особо рьяно праздновавшие, уже отключились – кто в доме, кто в саду.

Возле костра, который разложили в дальнем углу сада, остались самые стойкие и те, кто выпили меньше, сохранили силы полуночничать. Их было человек десять, среди них – и Борис, и та девушка (он до сих пор не знал ее имени).

Борис решил, что это его шанс, и сел возле нее. Она улыбнулась.

– Меня зовут Асей. Думала, ты никогда не решишься подойти. Так и будешь издали смотреть.

Хорошо, что в темноте не видно было, как он покраснел.

– Я – Борис. Может, принести тебе чего-нибудь? Пива или воды?

Ася отказалась.

– Красиво тут. Звезды громадные. Не хочется, чтобы ночь заканчивалась, – сказала она. – Жаль, что летом светает рано.

Семен, видимо, услышал ее последние слова, потому что воскликнул:

– Пока темнотища, давайте страшилки рассказывать!

– Ох, как оригинально! – язвительно отозвалась его девушка.

– Ну и что. Все всегда так делают. – Семен обнял ее и сказал, что готов рассказать первым.

Асино плечо касалось плеча Бориса, и сердце его пело.

– Итак, – Семен скорчил зловещую гримасу, – одна женщина родила ребенка и вскоре умерла. Ребенок все время плакал, молока требовал, родственники на ушах стояли, папаша молодой чуть с ума не сошел: по ночам ребенок вообще не спал! А потом все резко прекратилось. Ребенок всю ночь спал спокойно, а утром отказывался от смеси, как будто сытый был. Дальше – больше. Ребенок спал в детской, молодой отец и его родители стали слышать, как он причмокивает по ночам, будто молоко пьет, и голос чей-то тихий слышался. Эти трое посовещались и решили проверить, кто по ночам к малышу приходит. Однажды ночью спрятались в детской и стали ждать. Мать, то есть бабушка ребенка, говорит: «Посмотрим потихоньку и все; что бы ни увидели, свет не включаем, а утром будем думать, что да как». Полночь наступила. Часы двенадцать пробили, и с последним ударом открывается балконная дверь и появляется белая фигура. Женщина в белой одежде! Достает ребенка из кроватки, садится в кресло и начинает кормить, укачивать, шептать ласково. И понимает мужик: его покойная жена явилась, прямо в саване, в котором ее похоронили, и кормит мертвым молоком их ребенка! Понял – и с перепугу включил ночник! Покойница обернулась к нему, глаза злые. «Зачем, – говорит, – ты это сделал? Я бы выкормила младенца, всем бы только хорошо было, а теперь пеняйте на себя!» К утру соседи услышали, что ребенок орет-надрывается, дверь с полицией открыли – а там и папаша, и родители его мертвые лежат.

– Я что-то подобное в сборнике народных сказок читала, – заметила одна из девушек. – Только там, кажется, никаких балконов, полиции и ночников не было.

– Когда кажется, креститься надо, – обиделся Семен. – Сама тогда расскажи.

– И расскажу. Эта история на самом деле произошла, мне бабушка рассказывала. С ее подругой случилась. Подруга та жила в деревне, с теткой. Родители умерли. Тетка заболела и тоже умерла. Та девушка одна в доме осталась. И стало там твориться всякое. Куда ни пойдет – за спиной шаги. Пройдет мимо открытой двери в теткину комнату – боковым зрением видит, будто сидит кто-то на кровати; по ночам на кухне посудой звенит, ложки на пол роняет. Она уже спать боялась, одна дома оставаться не могла…

– Позвала бы бойфренда! – хохотнул Семен. – Нашли бы, чем заняться, не до барабашки было бы!

Его девушка пихнула Семена локтем в бок:

– Дурак, и не лечишься! Одно на уме!

– А дальше что было? – нетерпеливо спросила Ася.

– Мешают же!.. Короче. Как-то ночью девушка еле заснула, а проснулась среди ночи от стука, как будто дверь открылась. Она подскочила в кровати – и правда, дверь открыта! А она ее точно закрывала! Стало ей так страшно, что хоть плачь. Она под одеяло забралась с головой, чувствует, кто-то сел в ногах! Прямо на ее кровать!

Рассказчица выдержала драматическую паузу.

– Девушка еле-еле голову высунула из-под одеяла и видит: на кровати нет никого, а в углу комнаты тетка стоит покойная. В похоронном наряде и платке. И плачет, и головой качает. А потом как топнет ногой! Девушка с перепугу в обморок упала. С той ночи тетка покоя племяннице не давала, каждую ночь стала являться, плакать и топать. Девушка не выдержала, все рассказала соседке, старушке. Та ей: «Хочет она что-то от тебя. Или дело у нее несделанное осталось, вот и плачет. Пока не поймешь, не упокоится, не отстанет!» Девушка подумала, подумала… Неспроста тетка всегда стоит и ногой топает. Ногой! Тетка-то хромая была, ноги больные, без палочки не ходила. Ее похоронили, клюка дома осталась. Соседка говорит: «А ведь и правда, тяжело ей на том свете ходить без клюки». Пошли они на кладбище и прикопали теткину палочку в могилу. С того дня тетка ей больше не являлась ни разу.

– Да уж, – сказал кто-то из сидящих сбоку, Борис не видел кто. – Беспокойные какие-то покойники. Не лежится им.

– Я тоже слышала: если важное дело у человека остается, он призраком станет, уйти не сумеет. Иногда вообще не может понять, что уже умер, постоянно возвращается туда, где жил, – проговорила подружка Семена.

Борис представил себя на месте растерянной, измученной непониманием души, поежился. Жуть.

– А вы, кстати, знаете, что находитесь рядом с местом, где, может быть, тоже есть неупокоенные души? – неожиданно спросила Ася.

Все обернулись к ней.

– Что? Ты о чем? – зазвучало на разные голоса.

– Большой дом справа. Каменный, за высоким забором. – Ася посмотрела на Семена. – Неужели не в курсе?

– Родители дачу три года назад купили, тот дом всегда стоял заброшенный. Вроде говорили, семья какая-то жила, но сейчас не ездят. Никто не приезжает давно уже.

– Это сейчас никто не ездит. А десять лет назад в доме жила семья. Не только на лето приезжали, но жили с мая по октябрь. Отец был ученый, дома работал, мать – домохозяйка, дочь – студентка. Отличница, активистка и красавица, так я слышала. Перед выпускным вечером пошла она на озеро, плавала отлично, но, как потом оказалось, у нее была болезнь сердца, про которую не знали. Заплыла девушка далеко, и что-то случилось: плохо стало или ногу, может, свело. Выплыть она не сумела. Родители стали тревогу быть, искать… Тело нашли водолазы. Озеро очень глубокое. Мать вскоре от инфаркта умерла, отец тоже ненадолго жену пережил. Так дом пустой и стоит. Но люди слышат, что иногда по ночам бедная девушка бродит по округе, ищет родителей, а никого нет. И нет ей покоя.

– Грустная история, – вздохнул Борис, которого судьба утопленницы и впрямь тронула.

– Ужасно, когда молодые умирают, – произнесла одна из девушек.

– А давайте сходим в тот дом! – внезапно предложил неугомонный Семен.

– Сдурел? – откликнулась его подружка, но в голосе звучал сладкий ужас: и страшно, и хочется.

– Нас никто не засечет! – Семен обратился к Асе: – Ты уверена, что дом пустой, не охраняется?

– Конечно. Я в этом поселке давно, – ответила та.

– Решено! Я иду, кто со мной?

Некоторые сомневались.

– Струсили? Конечно, одно дело – у костра байки травить, совсем другое – пойти в настоящий дом с привидениями.

Начали препираться, спорить, девчонки взвизгивали от ужаса, прижимали ладони к щекам, но было ясно, что в итоге почти все согласятся. Кто упустит возможность забраться в дом, где обитает потусторонняя сила?

Отправились восемь человек: Семен с подругой, Борис с Асей, еще две девушки и два парня (один – бывший однокурсник Бориса, которого все звали по фамилии – Нехорошков, второго Борис не знал, но видел в университете).

Забор был высокий, металлические ворота и калитка заперты, но, обойдя участок по периметру, ребята нашли место, где одна секция забора сломана.

Огород зарос сорной травой, от грядок остались одни воспоминания, плодовые деревья и кусты разрослись так буйно, что сад напоминал джунгли.

Двухэтажный дом, облитый призрачным лунным светом, высился в середине участка, к нему вела дорожка, по сторонам которой когда-то были разбиты цветочные клумбы.

Борису захотелось уйти отсюда: запустение и грусть, царившие в этом месте, рвали душу. Но Семен уже ощупывал дверь, думая, как ее открыть.

– В окно надо, – вполголоса сказал Нехорошков. – Кто-то пусть пролезет и откроет остальным дверь.

– А окно что, разбить? Половина поселка сбежится!

– Не сбежится, – спокойно заметила Ася. – Рамы все рассохлись, дернуть хорошенько – откроется. Только надо окно с другой стороны попробовать, не с фасадной.

Они обошли дом, и одно из окон поддалось быстро: то ли закрыто было неплотно, то ли в самом деле рама от старости повреждена.

Решили все лезть в окно, потому что неизвестно, отроется ли дверь изнутри: вдруг ключ нужен? Девчонки хихикали, когда парни подсаживали их на подоконник. Вскоре компания оказалась внутри.

В темном доме пахло сыростью, старой мебелью, увядшими цветами. Фонарики были не у всех, поэтому ребята держались группами: один освещал путь, другие шли следом.

Луч Борисова фонаря выхватывал из тьмы шкафы, столы и кресла. Мягкая мебель была накрыта чехлами; казалось, белая ткань свалится, а под ней обнаружится что-то жуткое. Незваные гости притихли, держались друг за друга.

Полы поскрипывали под осторожными шагами, и Борису все время чудилось, что за ним кто-то идет. Например, призрак мертвой девушки. Утопленницы с длинными волосами, с которых капает вода, с раздувшимся синим лицом и изъеденной рыбами кожей.

– Мне тут не нравится, – прохныкала одна из девиц.

Они дошли до лестницы на второй этаж, и девушка заявила, что хочет уйти. Ее парню пришлось провожать ее, вторая девушка тоже увязалась за подругой.

В какой именно момент пропала Ася, Борис не заметил. Только что были все вместе, а потом начались нытье и споры – уйти или остаться, и…

– Ася! – позвал он, оглядываясь, шаря лучом фонаря по стенам.

Она не отозвалась.

– На второй этаж поднялась, наверное, – сказал Нехорошков.

Он, Борис, Семен с подругой стояли у подножия лестницы.

– Пойдемте, что ли? – раздраженно сказал Семен.

Борис пошел первым, шепотом призывая Асю.

Но они дошли до верха, а она так и не откликнулась. На втором этаже была маленькая площадка, куда выходили три двери. Борис открыл ближайшую к нему, а Семен и остальные пошли в другую.

– Ого, кабинет этого профессора, смотрите-ка… – окончания фразы Семена Борис не слышал, но, судя по восторгу, звучавшему в голосе, им троим предстало нечто интересное.

Борис же оказался в комнате погибшей девушки.

Окно выходило в сад, дальше было озеро – днем его должно быть хорошо видно. Сколько раз бедняжка любовалась на озеро, пока оно не забрало ее к себе?

Кровать, до сих пор аккуратно застеленная покрывалом, пыльные полки с книгами, письменный стол, пара кресел и диван, торшер, туалетный столик. Комната была просторная и когда-то очень уютная. Борис бродил по ней, чувствуя себя вором.

«Надо уходить отсюда, Аси явно нет», – подумал он.

Луч фонаря высветил ряд фотографий на полке. Борис подошел ближе, пригляделся. Молодая пара в старомодных свадебных нарядах – тот самый ученый и его жена. Вот они же, но старше. А вот – с дочкой, смешной первоклашкой с пышными бантиками чуть не больше ее головы. Первоклашка росла: вот она в пионерском галстуке, вот улыбается гордо, позирует с букетом цветов… На этом снимке красивая девушка стоит на набережной, за спиной у нее – море; а вот ее запечатлели в дачном поселке, на берегу озера…

Чем дольше Борис вглядывался в ее лицо, тем сильнее тряслись его руки.

Поверить тому, что он видел, было невозможно.

Этого не может быть, потому что не может быть никогда.

Со старых фотографий на Бориса смотрела Ася.

Эти кудри, эти ямочки на щеках… Ни с кем ее не спутаешь.

Обаятельная красавица, которая понравилась Борису, которую он собирался пригласить на свидание.

Утопленница. Покойница. Погибшая много лет назад девушка, зачем-то заманившая их в свой старый дом.

Ася смотрела, кажется, прямо ему в глаза, точно пытаясь сказать что-то. Почти везде она улыбалась, но Борису казалось, что за улыбкой в глазах ее прячется грусть. Предчувствие скорой смерти.

«Я в этом поселке давно», – сказала она там, у костра, и теперь в этой фразе Борису слышалась обреченность. Неужели она блуждала в местах, где встретила гибель, целое десятилетие?

И неужели он чуть не влюбился в девушку, которая давно умерла?

Борис попятился и едва не заорал, когда Семен за его спиной громко спросил:

– Нашел Асю? В тех комнатах ее нет.

Борис сглотнул и произнес, с трудом выговаривая слова:

– Да. Да, я ее нашел. Пошли отсюда скорее…

– Ничего себе! – выдохнула Ксюша, когда Борис завершил рассказ.

– Ты веришь, что это был призрак? Вы же выпили! Ася могла быть просто похожа на ту мертвую девушку, – неуверенно проговорила Ольга.

Ей не хотелось признавать существование мира мертвых. Она не желала, не могла поверить в наличие чего-то иного за пределами материального мира, и Борис ее понимал.

– Не могу сказать точно, был ли это призрак. Ведь у Аси были теплые руки, она смеялась, танцевала и говорила, а призракам положено быть бесплотными. Но я спрашивал Семена и всех, кто был на той вечеринке, об этой девушке. Никто не знал ее. Она не училась в нашем университете, не была ничьей подружкой, не жила в дачном поселке. Никто с ней не был знаком до этого вечера. Тот случай, когда каждый думал: наверное, она пришла с кем-то другим!

– Если это вправду была погибшая девушка, то что ей было нужно? Зачем она явилась к вам?

Борис вздохнул.

– Я часто думал об этом. Возможно, Асе хотелось попасть на выпускной, до которого она так и не дожила. Или нужно было зачем-то очутиться в доме, а войти внутрь она не могла, потому что погибла вне его. Поэтому ей и требовалась помощь. Кто знает… Но, вспоминая, как Ася веселилась на чужом выпускном, как сидела, слушала истории у костра и рассказывала о себе и своей смерти, я отчетливо понимаю, насколько мало мы знаем о мире, в котором живем; как много в нем тайн, разгадать которые невозможно…

Я тебя съем!

Катя Стрельникова подошла к двери и вытащила из сумки ключ. Сунула в скважину, повернула. В квартире, как обычно, было тихо, немного сумрачно (дело шло к вечеру) и пахло лекарствами.

– Марь Васильна, я пришла! – громко возвестила она.

Ей предстояло провести тут вечер и ночь, а утром Катю сменит внучка Марии Васильевны, Лидия.

Не всем старикам так везет (Катя всякого навидалась, было дело). Но у этой старушки и квартира уютная, со всеми удобствами, и родня внимательная. Внучка приходит регулярно, живет в двух остановках отсюда, готовит, убирает. А трижды в неделю – Катины дежурства. Раньше ночевать здесь не требовалось, но в последние месяцы Мария Васильевна сильно сдала, и Лидия решила, что оставлять ее на ночь одну небезопасно. Поэтому четыре раза в неделю ночевала она, а три раза – Катя.

Стрельникова даже обрадовалась. Ночевать в хорошей квартире куда удобнее, чем в общаге медуниверситета, где училась девушка, к тому же и денег стали платить намного больше.

Не всем ее одногруппникам повезло такую подработку найти. Катя училась на четвертом курсе, сначала пробовала с детьми сидеть, но потом поняла, что за пожилых платят больше (тут ведь еще медицинские навыки нужны), и переключилась на уход на пожилыми. Стала сиделкой.

Пациенты бывали разные, но к Марии Васильевне за минувшее время девушка привязалась. Это была скромная и улыбчивая интеллигентная бабушка, не капризная, чистенькая, вежливая. Бывшая вузовская преподавательница. Правда, в последние месяцы ей стало хуже: Мария Васильевна начала путать имена и даты, забывать элементарные вещи, сделалась угрюмой и плаксивой. Процесс сползания, как выражалась ее внучка, шел удручающе быстро и был, к сожалению, необратим.

На приветствие сиделки старушка не ответила. Катя достала телефон и позвонила Лидии (сообщить, что она на посту). Но та не взяла трубку. Ничего страшного, такое бывало. Инструкции и указания Кате не требовались, она знала, что делать.

Разулась, повесила пальто на вешалку, прошла в ванную помыть руки, а после направилась к своей подопечной. В квартирке было две комнаты и кухня. Комнаты проходные – гостиная и спальня.

– Мария Васильевна, как вы? Как ваше здоровье сегодня?

Катя заглянула в комнату старушки и застала ту сидящей на кровати. Была она в теплом халате и шерстяных носках.

– Здравствуй, Катюша, – с улыбкой проговорила Мария Васильевна.

Надо же, имя вспомнила, улыбается. В последнее время Катю чаще встречал хмурый взгляд и вопрос: «Ты кто такая? Зачем пришла? Ограбить меня хочешь? Милицию вызову, будешь знать!»

– О, вы молодцом сегодня! Давайте-ка мы с вами давление померяем.

Мария Васильевна поднялась с кровати с грацией молодой девушки.

– Не стоит, дорогая. Я отлично себя чувствую. Ты лучше почитай мне. А после посидим, чаю попьем. Лида вчера торт купила вкусный. Побалуем себя!

Катя подумала, что давление можно померить и потом, никакой спешки и острой необходимости.

– Какую книгу вам прочесть?

Старушка выбрала любовный роман, и следующие полчаса Катя прилежно читала про волооких красавиц и мужественных красавцев, которые то мирились, то ссорились, томно вздыхали и рыдали в ночи от избытка чувств.

– Довольно, душенька, – оборвала ее Мария Васильевна. – Теперь, пожалуй, можно и чаю. А там уж время спать ложиться. – Она почему-то хихикнула.

Катя хотела проводить свою подопечную, но Мария Васильевна почти бегом пошла к выходу из комнаты.

«Ей определенно лучше сегодня», – подумалось Кате. Жаль, Лидия не перезванивает, а то Катя обрадовала бы ее.

– Вы пока телевизор посмотрите, а я все приготовлю. – Катя знала, что старушка любит музыкальные передачи, а сейчас как раз должна была начаться одна из них, перед выпуском вечерних новостей.

Оставив Марию Васильевну в большой комнате, Катя пошла на кухню. Тут было немного неопрятно. Обычно Лидия все прибирала, но сегодня в мойке оказалось полно посуды, на столе лежал не убранный в хлебницу батон. Да и в прихожей было грязно, точно кто-то в обуви ходил, это Катя еще раньше заметила. На Лидию непохоже, но, с другой стороны, может, она торопилась. Вынуждена была уйти в спешке, не успела навести порядок.

Катя быстро перемыла посуду, протерла пол. После заварила чай в синем чайничке, достала молоко. Торт, купленный Лидией, был слишком жирным: пышный бисквит, масло, кремовые розы. При одном взгляде на него поправиться можно.

Пока занималась делами, не обратила внимания, что в соседней комнате тихо. Мария Васильевна смотрит передачу без звука? Эх, видимо, Катя переоценила ее прогресс: старушка, должно быть, позабыла прибавить звук. А Катя хороша, не проверила!

– Мария Васильевна, вы… – начала она, входя в комнату, но умолкла, озадачившись.

Старушка сидела перед телевизором, уставившись в экран, и смеялась. Тело ее колыхалось, плечи поднимались и опускались, она покачивала головой и даже слезы утирала – так ей было смешно. При этом экран был пуст. Телевизор она даже не включила. Заметив растерянно застывшую в дверях Катю, всем корпусом повернулась к ней. Губы были по-лягушачьи растянуты в стороны в клоунской улыбке, обнажая неестественно белые протезы.

– Что ты хотела, милочка? – спросила Мария Васильевна. – А мы здесь веселимся, так веселимся!

«Мы? О ком она?»

Ладно, это больной человек. Что тут анализировать. Может, ей кажется, что она в театре, на премьере комедии. Или сидит за столом в шумной компании друзей, которые на самом деле уже давно померли.

– Мария Васильевна, пойдемте чай пить. Я все приготовила.

Старушка стерла с лица улыбку, поправила халат и пошла в кухню. Уселась за стол, положила ладошки перед собой, как примерная ученица.

– Лида не оставила вам горячее. Хотите, я могу для вас…

– Ничего не нужно, – перебила старушка. – Наемся еще. Но чайку хочется.

Они уселись друг напротив друга.

«Наемся еще». Странная фраза. А последовавшая за ней быстрая лукавая улыбка и того страннее. Катя постаралась выбросить это из головы.

За окнами было черно: ранней весной темнеет рано. Дом стоял в глубине двора, кругом находились другие многоэтажки. Человейники, в которых полно народу, особенно вечером, когда все возвращаются домой. Но Кате почему-то подумалось, что в целом мире нет никого, лишь она сама да выживающая из ума старая женщина.

А та принялась за торт. Отломила ложечкой большой кусок и отправила в рот. Жевала неаккуратно, к подбородку прилипли крошки, Кате было неприятно смотреть на это, и она отвела глаза.

Мария Васильевна пребывала в отличном расположении духа. И аппетит был отменный. В два счета расправившись с одним куском, она взялась за второй. А перед этим, точно вспомнив о чем-то, схватила двумя руками чашку с чаем и жадно, в один присест выпила, шумно сглатывая.

Струйки чая стекали по подбородку, стол был усеян бисквитными крошками. Катя взяла салфетку и потянулась к своей подопечной.

«Как быстро она ест, просто удивительно, никогда такого не было», – подумала Катя. Обычно старушка клевала, как птичка.

– Ты мало ешь, душенька, – заметила старушка. – А в жизни ведь как? Либо ешь ты, либо едят тебя! – Она снова затряслась в приступе беззвучного хохота. – Тебя начнут грызть, с таким-то отношением!

Катя не знала, как реагировать, а Мария Васильевна неслась дальше:

– Тот мальчишка, на которого ты вечно смотришь… Вот он из тех, кто жрет всю жизнь, а никак не нажрется. Друзей жрет, коллег по работе станет жрать, женщин. Лишь бы самому вперед идти, брюхо набивать.

– Что? Вы о ком? – еле выдавила Катя.

Старуха внезапно сделалась серьезной и уперлась в Катю немигающим взором.

– Имя его Богдан. Но тебе этого юношу никакой бог не давал.

Секунду они смотрели друг на друга, а потом Мария Васильевна снова взялась за ложку. Обескураженная Катя молчала. Запихнув в себя почти целый кусок, старая женщина потребовала еще одну чашку чаю.

Катя охотно поднялась, отвернулась к плите, лишь бы не смотреть на Марию Васильевну. Пока наливала кипяток и заварку, размышляла, что происходит со старухой. Не иначе, очередная стадия ее болезни. Но, с другой стороны, откуда она могла знать про ее скрытую влюбленность в Богдана?

Взяла чашку в руки, хотела повернуться, но вдруг почувствовала, что за спиной кто-то есть. Вибрация воздуха, колебание. Медленно повернувшись, Катя едва не выронила чашку. Старуха стояла почти вплотную к ней. Как она умудрилась неслышно встать, подойти, а главное – зачем?

Они теперь стояли нос к носу, и лицо у старухи было напряженное, но при этом лукавое.

– Вы лучше присядьте, – пролепетала Катя.

Старуха с животным проворством вернулась на свое место.

– Давай чай, – велела она. – Торт прямо комом встал!

Катя вытаращила глаза, увидев, что торт съеден полностью. Когда она успела?!

Мария Васильевна вырвала чашку из ее дрожащих рук, снова одним глотком опрокинула в себя содержимое. С грохотом поставив чашку на стол, распахнула рот, обнажив зубы.

– Как думаешь, стоит их почистить?

Катя не успела ответить, как старуха вынула вставную челюсть и прошамкала:

– Ты почисти, уважь старуху. – Сероватый язык то и дело высовывался изо рта. – А я тебя за это не укушу! Так и быть!

И снова – смех.

Кате захотелось сбежать из этого дома. Но если она так поступит, то подведет Лидию. Та разозлится, нажалуется на Катю, понизит ей рейтинг в агентстве. Нет, нельзя уходить. Кого она испугалась? Слабой больной старухи, которая одной ногой в могиле? Катя же медик, будущий врач!

Стараясь держать себя в руках, Катя промыла вставную челюсть (все время казалось, что искусственные зубы вцепятся ей в пальцы), подала ее Марии Васильевне, которая все это время сидела смирно, уставившись в окно.

– Правильно ты рассудила, – проговорила она, вставляя зубы на место, – нельзя тебе меня оставлять. Ты должна переночевать со мной, иначе как? – Старуха помолчала немного. – Хорошо, думаешь, в черную ночь идти?

Вроде про то, что на остановку в темноте не пойдешь, сказала, а вроде…

«Хватит дергаться!»

– Десятый час, вам пора ложиться, – решительно сказала Катя.

– Пора ложиться. А не хочется! – пропела старуха, и опять это прозвучало двусмысленно.

Спустя некоторое время Катя устроила свою подопечную в кровати, дала необходимые лекарства, поправила одеяло. Та выносила все смиренно, без возражений, была послушна и покорна. Вспышка активности, видимо, угасла, и Катя почти успокоилась.

Вышла из комнаты, погасив свет, постелила себе на диване, как обычно, и отправилась в ванную снять косметику, принять душ.

Когда сушила волосы полотенцем, смотрела на себя в зеркало, думая, не перекраситься ли в блондинку, услышала за дверью шум. Будто кошка скребется, царапается, просит впустить. Только нет у хозяйки никакой кошки.

Катя замерла: что делать? Одернула футболку, в которой обычно спала, поправила пояс халата. Выходить не хотелось: здесь светло, спокойно и…

И никакой Марии Васильевны.

Но Катя же взрослый, ответственный человек! Воображение мигом нарисовало старушку, сраженную приступом, упавшую на пол, пытающуюся ползти, с трудом добравшуюся до ванной и молящую свою сиделку о помощи, пока эта самая сиделка дрожит как заяц, боясь не пойми чего.

Девушка решительно распахнула дверь. Никого в коридоре не было, но она готова была поклясться, что увидела тень, метнувшуюся в комнату. Неужели Мария Васильевна? Очень уж быстро для ослабленного болезнью человека… Показалось, наверное.

Катя прошла через большую комнату, приоткрыла дверь, заглянула в спальню. Старушка лежала в кровати, отвернувшись к стене. Кажется, спала. Катя тихонько притворила дверь и, повернувшись, чтобы уйти, обнаружила на полу носовой платок. Мария Васильевна любила кружевные платочки: маленькие, изящные, они были во всех карманах ее халатов и домашних платьев.

Недавно ничего тут не было, никакого платка! Выходит, больная все-таки вставала, подходила к двери ванной, а потом прошмыгнула к себе? Представив себе старуху, скребущуюся по-кошачьи в дверь, Катя содрогнулась.