Текст книги "Фридайвер в жизнь. Миллиард счастливых вдохов"

Вышел я как-то раз в поле погулять. В вотсапное. Карантин всё-таки. Я за безопасность и соблюдение постановлений.

В общем, вышел в свободу. Зелёного воздуха да кислорода в лёгкие набрать. Синими галочками улыбнуться цветочкам-ромашкам. Серые галки невнимательным игнором разогнать. Звонким пингом в тёплый ветер вслушаться. В свежий аромат скошенного стога сена сообщений глазами всмотреться. Жёлтым смайликом солнцу в облака подмигнуть. К аватаркам внимательно приглядеться мельком.

А вотсапное поле зудит-трещит звуками электронных цикад. Барабанит по перепонкам шумом деревьев на кромке леса. Хлорофиллом листьев шелестит пигментно-нежным. Магниевы комплексы по тетрапирролам разбросав. Закат раскинув красными крыльями горизонта. А кудрявые облака снежно-белым завиваются ввысь нежными кружевами.

И тут подмигнула мне стройная лантана, вечнозелёный кустарник. Солнечный и переменчивый цветок. Живёт где-то рядом. То ли в Венесуэле, то ли в Индии или Средней Азии. Иногда в Средиземноморье, где море и пляжи. По-разному жизнь носит.

Моргнула мгновением. На тысячную долю секунды. Веками анютиных глазок. Эпохами. Адам и Ева пошептались на ушко, надкусив яблоко. Первобытное общество тащило добычу и дам в пещеры. Древний мир на три с половиной тысячи лет застыл, до-нашей и нашей эрами. Луций Лициний Красс закрыл риторические школы цензурой. Средние века доспехами скрипнули на секунду. Новое время на пятьсот лет замерло. Новейшее с 1918 года гармонично накатило волнами эго революций и войн.

Ураган шёлковой шалью завернулся. Океаны на небо упали. Я аж фары от удивления включил. Но я же человек. Общительный. Взглянул в ярко-жёлтые глазки в тёпло-оранжевом ситце, сказал: «Здравствуйте, как поживаете?» Большим пальцем по гладкому экрану айфона лёгкие приветом месседжи тапнул. Долго общались. С начала карантина и до самого его непонятно-когда завершения.

А куда в итоге завернула свои капризные повороты история? Это отдельный этап эволюции. Неизведанный. Может, и раскроется. Она же как роза. Иногда шипы, иногда лепестки. По настроению.

Так о чём это я? Привычно, ни о чём. Возможно, про созерцание. Может, про красивые и хрупкие женские линии. Они же где-то рядом.

Не исключено, что про новую реальность, в которой мы живём. На какое-то время. Но живём.

Carpe diem.

Есть у меня знакомая художница. Зовут Наталия. Хорошее имя. Означает «рождённая в Рождество». Тёплое, как густой снег вперемешку с кудрявыми облаками в конце декабря, когда из окна смотришь возле камина.

Художница, хорошо известная в узких кругах. Прислала на вотсап новую работу посмотреть. Глубоко кисть в смысл погрузила. Метров на сорок пять в океане. А я попытался быстро набросать, хотя бы на двадцать пять, что увидел. Все имена, географически-космические факты – точны. Из открытых источников.

Это же картина планеты.

В карантине.

Планета окрасилась в чёрно-белые цвета. Взглянула профилем в небо. Глаз – как океан, раскинувшийся зеркалом на сто шестьдесят миллионов квадратных километров.

Тихий.

Громыхающий воем сирен скорой помощи, как извержение вулкана Кракатау, звуковая волна которого четыре раза обогнула земной шар во всех направлениях (есть мнение, Эдвард Мунк написал «Крик» под впечатлением этого события в 1883 году. – Прим. редко, но читающего автора). Переполненный слезами родственников и друзей ушедших. Девятым валом сомнений в будущее. В чёрном зрачке белый солнца загар и пляжей нежность прошлого отражением.

Складки сомнений плавные и лёгкие.

Как катастрофический сдвиг, который географические полюса Земли может сдвинуть с линейной скоростью три тысячи пятьсот километров в час. С крупномасштабными бедствиями, поднятием морского дна, землетрясениями и извержениями вулканов. Теоретически. Столкновением миров прошлого и грядущего натянутые Иммануилом Великовским в 1950 году в его интерпретации исторических источников.

Морда планеты – в тонкой маске.

Надолго своей тяжестью. Сморщенной от мельчайших вирусных штаммов, стучащих в карму Земли яростными тремя тысячами метров в секунду бременем двух тысяч тонн метеоритов в год. Крупнейший штамм, как шестидесятитонный Гоба, накрыл Северную Америку Аризонским кратером. Крупнейший углистый метеорит Альенде закрыл солнце тенью Южной. Хоть и самый изученный, но возрастом не дотянул немного до наших дней своим паспортом в 4567 миллиардов лет (факт!). Lucania и Narni упали в Италии с двухминутной разницей. Один – в 56-м году нашей эры, второй – в 921-м. Тунгусский метеорит накрыл штаммами Россию – всеми пятьюдесятью мегатоннами взрыва китайской заразы.

Но уши – как Эверест и Чогори, самые высокие в мире. Мире надежды в снежные облака на горных лыжах. Жизни здесь и сейчас в редкие, как капли дождя на такой высоте, встречи с друзьями. Стремления в будущее ветром, обдувающим пики тёплыми и дружескими приветами. Горячим, как пар с раскалённых камней в русской бане. Глубоким, как взгляд кашалота, когда перед ним в океане плаваешь без акваланга (есть такие смелые и яркие). Который может шестнадцать метров кальмара слизнуть вздохом.

Нос – как кнопка вызова официанта, когда голодным взглядом забредёшь в закрытый на карантин ресторан (чё, какой ресторан?). Как купол научной лаборатории, в которой учёные головы колдуют доброй аурой в пипетках над вакциной от вируса. Как шар футбольного мяча или бильярда, под дружеское пиво залетающий в сетку. Как космическая орбита, которая впервые выпученными невозможными звёздами спутник увидела.

Планета смотрит вверх. Не воет, а, сложив в напряжении складки лба усилиями врачей «Коммунарки» и всех больниц мира, думает, делает, бьётся бульдожьей хваткой в штаммы коронавируса.

Солнце выйдет. Чёрно-белый и мрачный станет снова яркой палитрой пляжей и бирюзы.

И автор – сразу туда, в хорошей компании.

Где полные лёгкие и щебет.

Как-то раз одна известная ведущая, чьё имя нельзя произносить вслух, но всё про здоровье знающая, заявила во всеуслышание, что коронавирус – «чудо чудесное». Сказала негромко, чтобы никому не было слышно, – на видео со всероссийским охватом. Жаль, не в глаза родственникам ушедших от ковида. В общем, залезла Великая Стёбуэсса, назовём её так, в анналы истории через первый смыслоиспускательный канал. Ковырнула синекдоху народного внимания пальцем. Оглянулась добрыми диоптриями глаз. Улыбкой зелёные стены подъездов в Улан-Удэ и Урюпинске натянула. А в анналах – темно. Чернильно-пыльно. Мышами пахнет. Летучими. Это ж, говорит, что за аромат такой? Чудо-чудесный? Прям как дома себя почувствовала. Как-то многовато неароматных людей на планете стало. Должны все одинаково пахнуть. Мышами таблетированными, плесенью сдобренными, спиртом спрыснутыми.

Анналы истории раздвинули биологическую массу мозга Великой Стёбуэссы. И так слегка подивились. Уважаемая, а что у вас тут? У всех нейроны. Под восемьдесят пять миллиардов. А у вас – масса. Непонятной консистенции. И очки везде почему-то разбросаны. С добрыми глазами. Водой по киселю плавают. А сверху – нефтемасляные пятна с водомерками. С паучьими лапками, чёрной вдове на зависть. Анналы истории, никогда такого не видев, отправили с уважением и искренним имейл Чарльзу Дарвину. Тот отвлёкся слегка пингом биологического пангенезиса и подумал, цинично-научно так, с жёстко-эмпирической многотомной формулировкой: «Оба-на! А моя книга „Происхождение видов“ неполна. Рано я её в ноябре 1859 года опубликовал. Надо было в ХЗ-2.0.2.0-й заглянуть. Это же новая ветка эволюции. От амёбы – сразу в мозг, на человеческий похожий». Потом вгляделся микроскопом с увеличением в один миллион раз. А там вместо нейронов – необычные амёбы! С выделениями через первоканальную сократительную вакуоль! С длинным геномом! В котором должно быть шестьсот девяносто миллиардов нуклеотидов! А тут – всего один или два, и то непонятно что. Подумали, посовещались. И назвали: уникомблдиотиды!

Это же открытие!!!

Даже Туманность Андромеды прослезилась от счастья широким форматом на колени «Пленников железной звезды». Фильм такой есть. (Т9, конечно, улыбчиво подсказал, как правильно. Но знакомый майор предупредил заранее. Пока я даже подумал, чтобы подумать, что пора уже нормально сказать. Но к звёздам на погонах и при исполнении я всегда с уважением. С пониманием их нелёгкой бдящей бздящих работы.)

Почесал так Чарльз бороду микроскопом. «Да-а-а. Уникальнейший вид! Нужно срочно в формалин и в Кунсткамеру! И ЦИКом триллионы уникомблдиотиды подсчитать! Это ж дело наигосударственнейшей важности!» Тут опять мигалки синими отблесками. Привезли её в «Коммунарку» на исследование. А там – очередь из скорой помощи. Машины тоже устали. Каждый день возят десятки людей в «Коммунарку». Тоже возмутились. «Тут вам не Скотный двор! Везите её в звезду (Т9 опять соблазнял, но не поддался я даже царицам, устоявший. – Прим. не всегда устаивающего автора) созвездия Кассиопеи!»

Кассиопея такая слегка подивилась: а зачем мне новый вид? Это ж с юристами согласовывать, на комитетах утверждать, рабочие группы беспокоить, комиссии собирать. Везите, говорит, её в Кунсткамеру. Там ей самое место.

И отвезли. Формалином залили. Для туристов. Когда смогут приехать. Но это не конец истории. Уникомблдиотиды, они же живучие. Прикинулись мёртвыми. Но в очках же. И в маске.

История в пикселах

Шёл не по-китайски счастливый 1777 год. На свет появился Александр I Павлович. Всё как положено большим царям: протектор Мальтийского ордена, великий князь Финляндский, царь Польский. Три паспорта. Дети за границей (тут грустная и запутанная история). Ничего нового не придумал, что на Лубянке объективкой могло бы портрет Феликса удивить.

Известен либерально-военными реформами (тоже мне, насмешил Сердюкова), взлохмаченной слезами фразой «Батюшка умер, всё будет как при бабушке» и модными мундирами (прозвучало как приговор Первому каналу) со скромной, в один ряд, – Брежневу на смех – орденской колонкой. В общем, любил новую одежду – если перевести на бутиковское наречие, из порядка ста инстаслов состоящего.

Как-то закашлялся Александр, подозрительно так. Температуру французов в 1812-м поднял до 1838 парижскими вотсап-текстами[17]17
  «Парижский текст» – неординарное восприятие столицы Франции русскими путешественниками в 1838 году.


[Закрыть]. Посмотрел в чёрно-белое небо. Русско-шведскую войну унюхать не смог. Напрягся сразу Венским конгрессом[18]18
  Венский конгресс – общеевропейская конференция 1814–1815-х годов, в результате работы которой была выработана система договоров для восстановления феодально-абсолютистских монархий и были определены новые границы Европы.


[Закрыть]. Сделал ПЦР-тест, трое суток не давал Нарышкиной спать на нервах, даже жене Луизе-Марии забыв лошадиной сбруей брякнуть на бал.

Дрожащими Пиренеями открыл свиток с результатами. Диагноз: парадомания. Выдохнул турками. «Пронесло». Но на всякий случай надел маску и на костюмированный бал к моравским братьям и квакерам поехал.

XVIII век упал крестьянам в корзинку и плодородную землю трёхдневной барщиной. Благой указ. Позволил крестьянам пахать бесплатно на акционеров (юристами зачёркнуто)… барина только три дня в неделю. Те такие счастливо перекрестились, воспряли духом и худой кобылкой, «Скотный двор» Оруэлла добрым словом вспомнили, что не дай бог. Да только читать не умели.

А в указе сим чернилом по белому свитку было написано в конце мелким юридическим дисклеймером: «Характер указа рекомендательный». Как значительная часть российского законодательства. Вроде терабайт обязательных к исполнению шрифтов, а как работает – хз. Ну, не об этом тут. ГК, УК и прочие К свято чтим. Вернёмся к главной исторической линии.

Пётр I открыл как-то случайно окно интернет-магазина в Европу. Хотел свежего воздуха глотнуть в форточку, а получилось по слегка нетрезвости голубой поток по дну Балтийского моря проложить. Заказал мискликом пера. Видала история и не такое. А что делать, жмакнул «купить» – оплачивай. Нелегко заказ дался.

С 1700 по 1721-й бился со шведскими логистами. Те никак не могли доставить. Не можем, говорят. Вы же кровью по земле в Смутное время Столбовский договор в 1617 году подписали? Подписали. Пунктом таким-то выхода в Балтийское море лишились? Лишились. Вот и фигачьте из порта Архангельска через тёплое Белое море поездом, туда чайки тоже залетают по дурости. Чем в договоре вам там не сказочное Бали?

Пётр I ухмыльнулся так неболого свежепахнущим смолой флотом и чугунным S-300, туркам улыбнулся натужно, за три года прутиком криво подписанным Прутским договором в 1711-м. Азов на свободу разменял (ну, у нас-то за свободу и не такое отдавали. Техническим переулком подтверждено).

И ажно кулаком по столу, кожаной туфлей на заметку Хрущёву ништяковым договором хрясь! (Речь про Ништадтский договор 1721 года, если кто вдруг не перечитывал историю давеча.) И – открыл окно!

Пришлось трафиком пожертвовать ернишно. Тот за перепись 1710 года как-то припал процентов на двадцать. Да налоги едва поднять, как мы любим, в три с половиной раза. Но стройка – важнее!

Послал он шведов сургучным возвратным имейлом и ушёл в Каспийский поход.

Море, солнце, щебет.

Я б тоже махнул туда, на юга. Совесть «Аэрофлота» не позволяет.

Последний внук Екатерины II появился плачущим смайликом на ретине, как и все нормальные младенцы, фотом в вотсапе всем близким. Но не как все: он вышел в мир 6 июля в 1796 году (особенно порадовала фраза чихнувших пыльными страницами историков – «последним при её жизни». Я даже задумался о вечном и фильмы о зомби пересмотрел. – Прим. как обычно улыбающегося макпромом автора.)

Нарекли его «небывалым в нашем царственном доме» (поклон простому русскому парню Корфу за ненормативно-пафосный пост в инсте. Лайкнул не думая)… в общем, нарекли его Николаем I. Впервые в Романовской династии, как вы уже догадались. Не Александром (а что, отличное имя. – Прим. автора с неизвестным именем), не Петром Питеру в печень, которому и далее пить. В общем, греческий словарь перечитав, подобрали слова «победа» и «народ» со слезами на глазах мая 1945-го.

Воспитывал Николая I обрусевший экспат Ламздорф из Росинки. Павел I указом на камеру айфона, не понимая современную молодёжь, нацарапал в айпаде пером: «Только не делайте из моих сыновей таких повес, как немецкие принцы» (ха, это он ещё с нами в нормальных местах не тусил. – Прим. автора с ностальгией. Хотя немцы и правда могут, знакомо).

Запад тестировал характер и стёбоустойчивость. Королева Виктория в цифровом 1844-м твитнула на зависть Трампу: «Ум его не обработан, воспитание его было небрежно» (эх, МИДа и ССО на них нет).

Серьёзное испытание всплыло очередным ненужным окном в экране диагональю 1823 на планету. Когда Костя отрёкся от престола (не, ну нормальный вообще? Всё понимаю, морганатический брак и прочие сексуальные изыски, бывает. Тем более с хоть и польской графиней, но с фамилией Грудзинская).

Крымской войной 1853 года Николай I запомнился и ушёл в другую вселенную с Жуковским[19]19
  В. А. Жуковский подготовил по просьбе Николая I программу обучения Александра II. Беседовали неоднократно. Под коньяк (скорее всего).


[Закрыть] под хороший коньяк интеллектуально беседовать. Крымнашим по-нашему на газетном наречии. Деспотизмом пыльно наречённый. Декабристами снегом и кровью сдобренный. В народ сходивший, но во дворец вернувшийся.

А я всё равно с уважением. А что б вы на его месте? Постом в инсте легко умничать, сам знаю.

Запостил как-то Островский в 1860-м в местном бумажном блоге пером айпада стиснутые, не по-девичьи глубокие, но тайные мысли. Лучами закатов тёмное царство холмов инстаграма раздвинул. Бритым пейзажам пляжей интеллектом погрозил через облака. Холмы посмотрели красивыми глазами презрительно: неформатно излагаете, уважаемый.

А Островский всё бился чернильницей об экран. Даже закомментил как-то, мол, «больно трудно мне здесь без привычки-то! Все на меня как-то дико смотрят, точно я здесь лишний, точно мешаю им. Обычаев я здешних не знаю».

Посидела Катерина в карантине, почитала для себя неожиданно более двух строчек. На третью неделю звонит подруге по вотсапу: «Ах, Варя, грех у меня на уме! Сколько я, бедная, плакала, чего уж я над собой не делала! Не уйти мне от этого греха. Никуда не уйти».

И – лайкнула смелым смайликом самый длинный пост Островского в самое сердечко!

Варя и барыня с двумя лакеями подивились так равнодушно и дальше фотки листнули. А барыня в личку Катерине хлёстким прутиком бессмысленно ткнула: «Вот красота-то куда ведёт. Вот, вот, в самый омут!»

Ещё Прокофьич бородой пузо погладил, пену пивную в глоток опрокинул и вдогонку диким логичным ором через репост в гладко-фотное пространство двинул: «Баклуши ты, что ль, бить сюда приехал! Дармоед!»

Плюнул Александр Николаевич на всё это и ушёл в новом мессенджере под названием «Смутное время» с Костомаровым чатиться.

Сергею Довлатову посвящается

Кавычки не ставлю, когда небом высеченные искры из его произведений использую ниже, а то глаза будут спотыкаться. Да и впрямую я их не цитирую, а стёбносюррирую.

Кто угадает все его произведения или хотя б журналы, что его шаржами шептали в неширокую аудиторию советских чтителей, – космический зачёт.

Собрались как-то в 1976-м все критики и редакторы СССР на юностью вечной Неве и решили по космо-зум-конференц-связи вызвать Довлатова на интервью. Цель совещания была простая и приятная – провести дружеский чат, понять Автора, исключить его из Союза журналистов СССР и умов читателей.

А Сергей был слегка занят. Интеллектом теребил умные глаза, шершавыми страницами услаждал любознательные пальцы, строгими буквами щекотал лукавые подтексты.

Тут Донатовича пингануло. Прочитал он сабж имейла и ссылку из зоны далёкого прошлого, миллиардами просмотров его вселенской страницы в оперативную память планеты загруженную. Поскольку, по его представлению, он когда-то много пил и казался общительным, взял он маленький, но ёмкий, ослепительного благородства айфон и ответил апперцепцией.

В общем, попрощался с иностранкой, с которой в тот момент смайликами по вотсапу шептался, взял чемодан и – загрузился в космо-зум. И тут началось. Критики обблевали весь районный партактив. Немарксистским эфиопом только не называли. Плебейской прозой плевали. Погонными километрами порожняк гнали. Литературную мораль всмятку с особой жестокостью пренебрегали. Обыденными, как сырость, слюнесловами брызгали. Школьными ходками в подсознание в экран чихали.

А у Сергея ж на лице улыбка космическим гранитом высечена. Он даже мимику не напрягал. Ремесло у него было такое – видеть разницу между жизнью и мёртвой личностью клоунского наречия.

Улыбнул, как обычно, планету солоаурой и одну только фразу произнёс: «Самое большое несчастье моей жизни – гибель Анны Карениной».

Не пошёл на компромисс. И – уехал в заповедник на рыбалку.

Для облегчения и так нелёгкой жизни сетевого читателя поясню: речь идёт о четырёхкратной мести княгини Ольги древлянам после убийства её мужа Игоря в 945 году. Но вы это и так знали.

Дальше мрачно даже Хичкоку. Ситхи нервно зудят красным лазером в третьем эпизоде звёздной саги. А что, так можно было? Четырежды джедаев порезать?

Так историю российскую надо читать. И женщину лучше не злить – без шоппинга и цветопозитива может без башни города оставить. Нажмётся кнопка, а там невозврат. Как с нижним бельём. А за мужика вообще фотки из инстаграма выцарапает.

Так вот. Сидят как-то раз в подинставшей Несолони древляне. Пеной хмельной в ус не думают. Сходки листают. Фейсами солнцем под буками загорают. Занимаются обыденным ершнокоммерсным делом. Грабят, убивают, насилуют. Пиво норм.

Киевский князь Игорь затвитнул к ним за данью. Деньги-то не пахнут. Раз, другой сундуком кликнул. А древляне ж парни резкие на ответные комменты. Особенно когда их ДДОСом в казну долбят. Растянули князя между деревьев – и на пикселы.

Ольга расстроилась слегка, хотя и замужем была. Закусила удила лошадь из упряжки княгини. Сначала на имейлом лодке плывущей тех листателей в яме закопала. Потом баньку электронной мовью затопила. Грит, измывшеся, придите ко мне. Улыбнулась так ласково. И прикурила.

В третий раз умные древляне заманились только бухлом и фуршетом (не, ну а чё, на халяву и я б пошёл). Сели, уипили, закусили как положено, ещё раз в магазин аджайлом сбегали – и так несколько итераций. Тут-то их и замочили конечностью алгоритма в эпплояблочках.

В четвёртый раз всё-таки догадались: что-то не так. Сели у себя в офисе – не-е-е, не поедем боле в гости на переговоры. Лучше вы к нам. Ольга хоть и княгиня, а не дюже гордая. Пришла в 946-м. И не одна, а с кузнецом. И не с одним.

Попросила малость – голубей да воробьёв. Древляне трояна своим скудным файрволом не словили. Кому нужны птицы? Ну, может, Ольга китайскую кухню любит? Отдали по три голубя да по три воробья с каждого кабинета. А княгиня – спам-рассылку голубями да воробьями в обратку. С огоньком. И весь жёсткий диск им спалила.

Да-а-а, Ольгу б джедаям в помощь.