Текст книги "Кусочек счастья"

Кусочек счастья
Алекс Бломквист

© Алекс Бломквист, 2015

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава I
Райский уголок

2014 год

Без четверти одиннадцать, а я еще не тороплюсь вставать, мирно потягиваясь в постели и думая о грядущем дне. Впрочем, о чем я!? День, как день, такой же, как и предыдущий день, и как все остальные дни августа, ничем не примечательные и не к чему не обязывающие. Хотя нет, сегодня необходимо сделать вылазку на «большую землю» за продуктами, которых у нас на острове не было за отсутствием продуктового магазина. Не то чтобы прогулка в магазин утомительная, если учитывать мой возраст и мою любовь к прогулкам на лодке, просто ты зависишь от необходимости периодически выбираться «в цивилизацию», которую ой как не любишь. Собравшись с мыслями, я наконец оторвался от кровати и пошел умываться, как на пороге столкнулся с племянником Михой, которого совсем не ожидал увидеть у себя в гостях, но, потом вспомнил, что он приехал еще вчера и в очередной раз убедился, что моя память совсем ни к черту. Вслед за этим мою еще не просветленную голову посетила, уже не в первый раз, мысль, что надо бы как нибудь собраться и сходить к врачу, вдруг, что даст для улучшения памяти…

– Дед, а дед, ты чего так долго спишь? – спросил Миха, хитро улыбаясь, прищуриваясь правым глазом, словно передразнивая меня.

– Я уже успел воды принести с колонки, полить грядки и поставить самовар, который вот только что вскипятился. В ответ я лишь улыбнулся, зная задорный характер племянника, несколько напоминавшего меня в молодости в те самые годы, когда будучи студентом одного из вузов Казанлыка, я ощущал в себе всю полноту жизни и был настолько уверен в своих силах, что мог перевернуть горы. Помимо того, что Миха задорный мальчишка, никогда не унывающий не при каких обстоятельствах, он еще и довольно эрудированный человек, знающий многое, несмотря на свой возраст. Не знаю, возможно, гены хорошие, возможно природная любознательность, не берусь сказать, но в целом человек довольно перспективный, если конечно не ошибется с выбором профессии. Почему зову его Михой? Все довольно просто, Миха – сокращенно от Михаила, как – то удобно обращаться именно так, а не иначе, хотя, глядишь, в будущем все может и измениться. То же самое могу сказать и о его обращении ко мне, как к Деду, хотя таковым и не являюсь, приходясь ему дядей, но по возрасту, а мне не полных пятьдесят лет, я гожусь ему почти в дедушки. Да и потом, обращение «дядя Вова» или «дядя Владимир» мне как – то претило.

– Не то чтобы долго сплю, просто размышлял, что мне предстоит сегодня сделать за день, ответил я, проходя мимо племянника в направлении умывальника своего дачного домика, в котором по обык-

новению проживал летние месяцы.

– Ха! Ну, Дед ты выдал! Размышлял на досуге, что мне делать, – иронично выдал Миха, наливая мне чай.

– К чему ирония? Я правду говорю, я действительно размышлял… ну

да ладно, не важно… – ответил я, приготавливаясь к чаепитию, которое невозможно было сравнить ни с чем, поскольку чай у меня был отменный: все, что было в моем саду, а это малина, смородина, виктория, яблоки, все это шло в чай, от которого трудно было оторваться.

– Дед, садись за стол, расскажу интересную новость! – сказал Миха, подтаскивая мне стул, что было весьма и весьма приятно, поскольку одна только мысль, что ты кому – то в этом мире нужен и о тебе есть кому позаботиться, если что, согревала душу. Наливая чай, Миха сообщил, что нынче вечером в поселке у пристани собирается вся поселковая молодежь. На повестке дня вопрос о том, что делать, когда в поселок нагрянут строители и судебные приставы. Дело в том, что Миха имел в виду недавние события в соседнем садоводческом обществе «Трудовик», в котором бульдозеристы сравняли с землей все дачные домики, и владельцы которых ничего не смогли сделать. Судебные приставы, прибывшие вместе с рабочими, представили дачникам документ, что их собственность вне закона, поскольку располагается в опасной близости от магистрального газопровода. Любопытно, что власти обеспокоились этим опасным соседством только сейчас, а не раньше, когда дачники активно застраивались и обживались на протяжении нескольких десятилетий. По причине того, что в непосредственной близости от нашего поселка никакого газового трубопровода не было, то я поспешил успокоить племянника, что их волнения напрасны – властям до нашего островного поселка никакого дела нет.

Поселок наш располагается на небольшом острове, на Волге, в двадцати километрах от Ивановска, одного из многочисленных провинциальных городков нашей страны. Неизвестно, кто первым поселился на острове, об этом история, увы, умалчивает. Известно только, что остров изначально был совершенно диким и не приспособленным не то чтобы к временному проживанию, но и к обычному отдыху на пляже, которого и в помине не было. Вся береговая линия острова была покрыта кустарниками, кишевшими стаями мошек и комаров, которых по мере продвижения вглубь острова становилось только больше. Только со временем, когда на острове обоснуются первые поселенцы, береговая линия местами будет очищена от кустарников и вслед за этим появятся пляжные участки и лодочная пристань, а также масса отдыхающих, прибывавших на остров с помощью местных перевозчиков только для того, чтобы ощутить ногами мягкость здешнего речного песка, не идущего ни в какое сравнение с речным песком городских пляжей Ивановска. За какие – то несколько лет на «большой земле», которой первые поселенцы острова называли противоположный от острова берег суши, появятся дачные поселки, пионерские лагеря, спортивные базы и асфальтная дорога, как прямое олицетворение цивилизации, щупальца которой добрались и до этого райского уголка. Одним словом, наш остров положил начало освоению большого участка береговой линии Волги, чем мы, островитяне, искренне гордились. И вот, в один прекрасный день мы узнаем, что дачные домики в соседнем садовом обществе «Трудовик» вне закона, что они снесены, и что дачники остались без ничего. Им даже не дали времени забрать ценные вещи, строители снесли дома вместе со всем скарбом. Эти события вызвали у нас, островитян, некоторую обеспокоенность. Как это часто бывает, нашлись паникеры, от общения с которыми только портилось настроение и в голову лезли разные нехорошие мысли. Были и такие, которые продолжали думать, что судьба «Трудовика» минует их островной поселок. Среди них был и я, считавший себя здравомыслящим человеком и не имевшим привычку впадать в панику при каждом удобном случае. Ведь нас на протяжении многих десятилетий в упор не замечали, а власть в лице участкового интересовалась делами островитян лишь изредка. Я даже не помню каких – либо серьезных происшествий на острове, о которых бы говорили все. Не было такого! Если и были какие – то события вроде семейных разборок, то, скорее всего они происходили за плотными дверями или за пределами острова. Островитяне считали, что их остров, у которого даже и названия не было, просто «остров», особенный, и что здесь живут особенные люди, а не просто дачники. Было свое общее собрание, на котором верховодил староста, самый уважаемый на острове человек не только по возрасту, но и по суждениям, в помощниках у которого были другие уважаемые люди «островного сообщества», так называемые старейшины или старожилы. На собраниях, проводившихся по вечерам у костра, обычно у пристани, с которой и началась жизнь поселка, решались все вопросы, касавшиеся жизни островитян, как – то помощь в хозяйстве или вынесение общественного порицания по отношению к островитянину, чей образ жизни не соответствовал тому размеренному распорядку, который был заведен на острове с незапамятных времен. Например, порицание в виде коллективного отказа от общения на месяц могли вынести только за то, что после десяти вечера в доме слишком громко играла музыка. Главным же на острове была репутация, которую островитяне зарабатывали годами, а могли потерять за один день, ну вот, например, если не дай бог, пройдешь мимо какой – нибудь бабки и не поздороваешься, то это уже могло стань основанием для вынесения общественного порицания.

– Дед, что можешь посоветовать нам? – спросил Миха с таким выражением лица, глядя на которое, мало кто мог бы остаться безучастным, если учесть, что Миха все свое свободное время проводил на даче, с которой у него были связаны самые лучшие воспоминания. Я, конечно, мог бы рассказать ему про то, что наш поселок это наше все, что остров просто безупречен по своей красоте и расположению, и что необходимо бороться за свои права и все такое в этом духе, но, не стал всего этого говорить, он и без меня все прекрасно понимал.

– Миха, здесь только два варианта – если у нас возникнет ситуация, подобная с соседями, то здесь либо стоит подчиниться распоряжению властей, поскольку против закона не попрешь, либо сопротивляться, но как это делать, ума не приложу. Наверное, писать заявление в прокуратуру всех уровней и в прочие властные структуры с просьбой предотвратить снос поселка, или же выйти и остановить бульдозеры, не давая им сносить наши дома, я про это где – то уже слышал.

– Это как? – спросил Миха, не понимая, что я подразумеваю под словами «выйти и остановить бульдозеры».

– Ну, выйти и встать перед бульдозерами, не дать им сносить дома. Если потребуется, то и лечь под бульдозеры, если иного выхода не будет. Это ведь государственная система, против которой невозможно идти в одиночку, необходима сплоченность в действиях, и, конечно же, решительность, без этого никак. Ну, вот что мы в настоящий момент имеем? По сути, ничего! На руках у большинства дачников бумажки, из которых следует, что они являются хозяевами дач, и кроме подписи продавца и покупателя дачи в этой бумажке больше ничего нет. Уже не говоря о стариках, у которых даже этих бумажек нет. Говоря все это, я ловил себя на мысли, что возвращаюсь к жизни, полной интереса и борьбы, которую некогда проживал с моей любимой супругой, и которая ушла в прошлое вместе с ее смертью. Впрочем, и эта жизнь, которую я вел на даче, где пропадал все летние месяцы, чертовски привлекательна: встаешь, когда хочешь, занимаешься чем хочешь, главное придумать новое занятие, чтобы окончательно не облениться, а признаки лени уже были на лицо, когда после пяти минут чтения ты засыпаешь, не обращая внимание ни на жужжание мух и комаров, ни на то, чтобы ответить соседу по даче, стоящему возле калитки и в очередной раз о чем – то спрашивающим. Просто нет никакого желания вставать и покидать беседку, только чтобы поболтать, а иначе разговор с соседом и не назвать.

– Дед, как – то искал футбольный мяч и натолкнулся на вот это, – сказал Миха, показывая на кипу перевязанных писем, не имевших ни адресата, ни указания имени, кому они адресовались.

– Миха! Я ведь говорил, не надо лазить по чердаку! Не люблю когда вещи лежат не в том порядке, в каком должны лежать… – ответил я с раздражением в голосе, хотя был и не прав, но что поделать, если я чересчур щепетильно отношусь к порядку. Что же до моего раздражения, то его причиной стали письма в руках Михи, которые я на протяжении нескольких лет писал своей супруге, которой уже не было в живых…

– Миха, брось письма в печку, и, извини за мою вспыльчивость, – сказал я с извиняющим тоном в голосе. – Просто не люблю, когда однажды заведенный мной порядок нарушается. Хотя, как нибудь надо прибраться на чердаке, выбросить все не нужное, давно об этом думал, да вот как – то руки не доходили, да и ты можешь пригодиться – продолжил я, как бы извиняясь перед племянником, при этом поймав себя на мысли, что говоря про необходимость сжечь письма, я немного погорячился, но ничего не стал говорить по этому поводу. Если сказал, точка, и, прочь воспоминания!

– Дед, скажи, а как там у тебя продвигается стройка? – спросил Миха, упоминая про строительство дома в одном из жилищных комплексов города Казанлык, в котором годом ранее я купил однокомнатную квартиру, продав сталинку из – за простого желания жить в нормальных условиях, когда не будет постоянных перебоев с электричеством и не надо будет постоянно заниматься косметическим ремонтом, который уже порядком поднадоел. Но это были не главные причины, просто квартира навевала воспоминания о супруге, чье присутствие ощущалось в каждом предмете, а временами возникало ощущение ее физического присутствия. Бывают такие моменты, когда сидя на диване и смотря телевизор, ты внезапно вздрагиваешь, ощущая на себе чей – то взгляд, поворачиваешь голову, никого, но от этого ощущение не пропадает, а только усиливается. Понимая разумом, что никого в квартире нет, тем не менее, встаешь и проверяешь кухню и ванную комнату, желая удостовериться, что никого в квартире нет и что ты не сходишь с ума. И, в очередной раз никого, но присутствие постороннего ощущается…

– Да вроде никак, подняли один дом, еще два дома строят, и все, другие два дома вообще отсутствуют. Был вот недавно на стройке, встретил одну дольщицу, имя у нее интересное, Амелия, сказала, что все плохо, что застройщик постоянно обманывает и что дольщики бунтуют. Посоветовала создать анкету в социальной сети «ВКонтакте», найти группу дольщиков ЖК «МПЧС», чтобы быть в курсе событий, – ответил я Михе, пребывая в не очень хорошем расположении духа от мысли об увиденном и услышанном двумя неделями назад…

Глава II
Нежданная новость

2015 год

Прошел год с известия о сносе домов садового общества «Трудовик», когда в один прекрасный летний день пришла новость, что региональные власти планируют придать нашему острову статус природоохранной зоны. Это решение ничего хорошего не сулило, если учесть аналогичные примеры в других регионах. После перевода земли в статус природоохранной зоны, все постройки на этой земле сносились, причем в некоторых местах настолько варварским способом, что порой можно было удивляться, насколько наша власть цинична. Не предупреждая дачников о планируемой акции, представители власти загоняли на территорию поселка или садового общества технику и полностью зачищали территорию, не обращая внимания на слезы и просьбы вынести из дома хоть что нибудь. Нечто похожее случилось и с членами садового общества «Трудовик», которым также не дали вынести имущество. Насчет новости о возможности перевода нашего острова в статус природоохранной зоны, то эта новость пришла к нам с «большой земли», когда пьяный участковый случайно проболтался о планах власти, в свою очередь услышав эту новость от своего начальника. Поскольку участкового у нас на острове не особо жаловали, прежде всего за его излишнее любопытство, то говорил он с какой – то издевкой в голосе, видимо, памятуя все колкости островитян в свой адрес. Многие островитяне видели в нем лишь представителя власти, которая в его лице пыталась обозначить свое присутствие на острове, показать, что она, власть, незримо присутствует в жизни островитян. Вместе с тем, новость вызвала серьезное беспокойство среди островитян, и если год назад, когда от известия о сносе садового общества «Трудовик» уже было тревожно, то сейчас это было нечто сродни панике. То там, то здесь дачники обсуждали новость, делились своими опасениями, но дальше разговоров не шли. Удивляла реакция старосты и членов совета старейшин, в чьих руках находилось управление поселковыми делами. Несмотря на все слухи, просачивающиеся на остров, что в скором будущем остров станет природоохранной зоной, староста, а вслед за ним и старейшины, продолжали упорно считать, что все эти слухи таковыми и являются. Что не надо паниковать, что все будет хорошо, а в качестве главного аргумента высказывалось мнение, что на острове ни разу не видели ни одного чиновника, и что властям наш остров вообще не нужен. Странная аргументация, хотя, помнится, я сам год назад мыслил в подобном направлении. Вместе с тем, среди островитян было и другое мнение, выражавшееся в необходимости обращения к властям, в прокуратуру, еще куда нибудь, только бы прояснить вопрос с нашим островом. Обращения эти ни к чему не привели, городские и региональные власти отписались, что в их планах ничего подобного, что описывалось в запросах дачников, нет, а в прокуратуре и вовсе отвечали, что подобные обращения не по адресу. Были обращения и в вышестоящие органы власти, и тоже безрезультатно. В итоге, все свелось к тому, что новость, принесенная на остров участковым, лишь неудачная шутка, от чего отношение к участковому из ироничного плавно перешло в пренебрежительное. Никто не любит, когда в их размеренную, устоявшуюся годами жизнь, вносят разлад и беспокойство.

Так прошло несколько дней, затем недель, и вот наступило пятнадцатое августа 2015 года, тот самый день, когда я принял участие во второй акции по перекрытию дороги у Кабмина, а буквально через два часа я узнал от Михи, что региональными властями было принято решение о переводе нашего острова в статус природоохранной зоны. То, что муссировалось на протяжении нескольких последних недель, свершилось. Власть, к которым все это время обращались дачники, с самого начала уже знала, что судьба нашего острова предрешена. В постановлении говорилось, что в рамках программы по улучшению экосистемы региона, власти приняли единственное правильное решение, это придать всем островным территориям, прилегающим к Ивановску, статус природоохранной зоны. Помимо нашего острова этот статус получили и другие острова, находящиеся в двадцатипятикилометровой зоне от Ивановска. В связи с этим вспомнился давнишний спор между двумя старожилами, состоявшийся на одном из собраний островитян, речь в котором шла о возможности переноса поселка на соседний остров. Тот, который выступал за подобную идею, обосновывал необходимость переезда тем, что островитяне будут далеки от цивилизации, и потому избегут ее тлетворного влияния, с каждым днем наступающей на остров и размывающей привычный для островитян общественный уклад. Для понимания взглядов этого старожилы необходимо сказать, что он был потомком донского казака, участника знаменитого булавинского восстания, в свое время покинувшего страну по политическим мотивам и позднее ставшего старообрядцем, в мировоззрении которого уживались неприятие царизма и официальной церкви. Это мировоззрение усвоили все его потомки, включая и этого самого старожилы, выступающего за перенос поселка на соседний остров. Касательно мнения другого старожилы, то он настаивал на необходимости оставаться на прежнем месте, аргументируя это тем, что переезд на новое место ровным счетом ничего не даст, поскольку соседний остров находится лишь в семи километрах от их острова, и к тому же на некотором отдалении от берега, что затрудняло бы сообщение с берегом. Как знать, если бы предложение первого из старожил было принято, то возможно сейчас островитяне не находились перед перспективой потери своих дачных домиков. Примечательно, что этот спор между двумя старожилами был не первым и не последним, а их споры были некоей изюминкой на собраниях островитян, которые потом долго обсуждали идеи, высказываемые старожилами на собраниях. Иногда возникало ощущение, что спорят старожилы чисто из спортивного интереса, чтобы развеяться, чтобы окончательно не закиснуть в череде медленно протекающих друг за другом летних дней. Часто видел картину, как на пляже сначала появляется один из старожил, а за ним и другой, как будто сидевший в кустах в ожидании прихода оппонента. На пляже вся та картина, наблюдавшаяся на собраниях, снова повторялась, за тем лишь отличием, что если на собраниях у пристани оба спорщика сидели перед костром друг против друга, и было очень интересно наблюдать за эмоциями на их лицах в бликах костра, то на пляже они сидели рядом, на стульях, глядя на реку и мимо проплывающие пароходы. В своих спорах они могли говорить о чем угодно, о политике, о современной эстраде, о рыбалке, о женщинах, но в основном говорили о религии, о ее значении в жизни человека, о ее отношении к государству. Если первый, будучи потомком казака – старообрядца, все темы сводил к религии и божественному промыслу, то второй, слушая все это, всегда приходил в неистовство, говоря об однобокости и шаблонности мышления оппонента. И, тем не менее, несмотря на всю несхожесть характеров двух стариков, их объединяла дружба, в которой они ни разу друг другу не признались…

– Привет! Ну как тебе последняя акция? – услышал я в трубку взволнованный голос Рашида.

– Какая именно? – ответил я с явным интересом в голосе, поскольку любое интересное событие, касавшееся нашего жилищного комплекса вызывало у меня неподдельный интерес, в особенности в последние две недели, которые я вынужденно отсутствовал, находясь на даче.

– Ты разве не в курсе? – спросил Рашид с недоумением в голосе.

– Не, не в курсе, ты ведь знаешь, что я на даче, уже как две недели. Я разве не говорил? – ответил я, напомнив Рашиду о недавнем разговоре.

– Ах да, вспомнил, просто забыл, у нас такое здесь творится! – ответил Рашид, – мы двадцать девятого августа снова вышли на перекрытие дороги, но нас сразу же закрыли! Не дали и десяти минут походить, как сразу же налетели менты и в приказном порядке потребовали прекратить нарушать общественный порядок, ну мы конечно отказались, ну и все, закрыли нафиг всех. А еще наши активисты выступили в одной программе на «Телеэфире 24», а арбитражка приняла решение о трех миллиардах, ну там по иску Федбанка к нашему застройщику, вот такие пироги, – добавил он.

– А сколько человек закрыли? – спросил я, недоумевая, что ранее две аналогичные акции прошли без проблем.

– Да там какую – то статью шьют, ну че – то вроде нарушения общественного порядка, да ниче такого не делали, ходили туда – сюда, ну как во время двух последних акций, – продолжал с волнением в голосе Рашид.

– Ну это рано или поздно должно было случиться, ведь кому понравиться, когда под твоими окнами люди протестуют, да еще в такой нахальной форме, как перекрытие дороги, – ответил я, вспомнив о первой акции, во время которой в воздухе висело ощущение тревоги, что вот – вот акцию пресекут и начнутся задержания, для чего уже на изготовке имелся грузовик со взводом бойцов ОМОНа, а сотрудники полиции сновали между участниками акции и пытались выяснить, кто же организатор всего этого.

– Так почему же до этого не закрывали и почему раньше этого не делали? – не унимался Рашид, спрашивая меня так, как будто я знал ответы на все его вопросы.

– Ну, вероятно всего власть не знала, что делать и как реагировать на действия дольщиков, ведь раньше такого вроде не было в Казанлыке, – ответил я, перебирая в памяти все известные акции протеста вообще, и акции протеста со стороны дольщиков в частности.

– Ну это понятно, что власть растерялась, не понятно, почему сейчас решили, вот этого я не понимаю, ну хоть убей – сказал Рашид, который наконец – то успокоился и говорил уже с расстановкой, спокойно и рассудительно.

– Ну что я могу сказать, возможно, власть играла в демократию, мол, смотрите, какие мы демократичные, позволяем народу выражать мнение и ничего за это не делаем, а потом попытались заболтать проблему с нашим комплексом, что, мол, все под контролем и все такое в этом духе, ну ты в курсе всего! Да и потом, ведь подобные акции, которые уже стали входить в моду, могли повредить имиджу города, позиционирующего себя в качестве одного из центров культуры и спорта нашей страны. Я на месте властей издал бы издал указ об установке светофоров на пешеходных переходах у Кабмина и Госсовета, а для полноты картины можно установить светофоры и в прочих местах Казанлыка, где имеются нерегулируемые пешеходные переходы, дабы раз и навсегда лишить дольщиков возможности перекрывать дороги, – ответил я, улыбнувшись своей же мысли, – как буду в городе, обязательно прочитаю все сообщения, у нас на острове тоже не все в порядке, – добавил я, внутренне негодуя на островитян, часть которых уже смирилась с мыслью о возможной потере своих дач, а другая часть, вроде не согласная сдаваться, но дальше разговоров не шла и ничего конкретного не предлагала. Были и такие, которые уже выставили дачи на продажу, узнав о решении властей придать нашему острову статус природоохранной зоны.

– Че опять произошло? Вроде там у вас все как – то устаканилось, или я не прав? – спросил Рашид, памятуя наш разговор о слухах вокруг решения властей о придаче нашему острову статуса природоохранной зоны.

– Помнишь тот разговор о природоохранной зоне? Так вот, все слухи оказались правдой, и теперь есть реальная угроза потерять дачу, – ответил я более спокойным тоном.

– И ничего нельзя сделать? Ну, там собраться, обмозговать, написа-

ть куда следует – спросил Рашид.

– Похоже, ничего. Письма в органы власти писали, чтобы разъяснили ситуацию с нашим островом, и в прокуратуру писали, везде отписки, что мол, не в курсе какого – то постановления о природоохранной зоне, а на деле оказалось, что они уже давно за нас все решили, – ответил я с ноткой пессимизма в голосе.

– А что же старейшины, вроде так ваши аксакалы зовутся? – спросил с иронией в голосе Рашид, много раз слышавший от меня разговоры об общественном укладе островитян, и не особо верившим в саму возможность подобного уклада.

– А что старейшины, они ведь старики, у них кроме морального авторитета ничего нет, а с моралью на государство не попрешь, оно пройдется по тебе бульдозером, и не поймет, по ком проехался, – ответил я.

– Ну что могу сказать, сочувствую… – ответил Рашид, после чего мы несколько дней не общались, будучи занятыми своими делами. Все последующие дни я и еще несколько дачников занимались тем, что теребили островитян, названивая им на предмет совместного выступления против сноса домов, если дело дойдет до этого. Правда, уже изначально эта затея была провальной, поскольку лето практически закончилось и многие покидали дачи, уезжая в город на учебу и работу, среди них был и я, а на острове оставались одни старики…