Текст книги "Босиком по стеклам"

Глава 3

Мердер

«Я выхожу замуж за Фейсала аль-Рахима.

Горячий, правда?»

Как ад, маленькая сучка, который я непременно тебе устрою в ближайшем будущем. Будет адски жарко и горячо. Гарантирую.

– На виллу? – интересуется водитель, как только я сажусь в тонированный внедорожник. Его присутствие немного разбавляет кипящий внутри гнев. Разбавляет, но не тушит. Внутри все клокочет от ярости, наливая мышцы свинцом.

– Нет, здесь постоим, – не сдержавшись, хамлю я.

– Как скажете, господин, – смиренно отзывается парень.

Сука, какие они тут все отмороженные. Я его на хер посылаю, а он чуть ли не кланяется с благодарной улыбкой. Господин, твою мать.

– Заводи корыто, – отвернувшись, смотрю в окно.

Напряженно стискиваю челюсти, ощущая, как одна за другой падают стены самообладания. Мозг перестает функционировать в привычном режиме, превращая меня в кровожадного монстра, жаждущего разорвать первого, кто попадется под руку. Парень за рулем – исключение. Его трогать нельзя. И раз я это еще осознаю, мои дела не так плохи.

Мехди, так зовут моего шофёра, одновременно является и телохранителем (в королевстве все еще полно узколобых идиотов, считающих мою компанию – обителью порока, так как там разрешено работать женщинам), и я знаю, что под строгим костюмом у него находится кобура с далеко не игрушечным оружием. Бодаться с парнем с пушкой – тупо, но, если у меня окончательно выбьет предохранители, случиться может что угодно. В такие моменты я не думаю, разум выключается, передавая управление животным инстинктам.

Через полчаса внедорожник въезжает в автоматически открывшиеся ворота. За это время я не остыл и из автомобиля выхожу злой, как адское полчище демонов. В висках раздражающе гудит боль, усиливая беснующуюся внутри ярость. Хочется взорвать к чертям эту долбаную страну с ее доисторическими традициями и законами, превратив в засыпанную руинами пустыню. Клянусь, ничто бы не дрогнуло. Анмар – не мой дом, я нахожусь на территории королевства не ради денег, возможностей и связей. Мои интересы всегда за пределами материального. Я делаю только то, что хочу сам, мне невозможно навязать должность, дружбу, любовь или чувство вины. Я эгоист до мозга костей, но об этом мало кто знает.

Амиран с высоты своего трона ошибочно считает, что привязал меня своей царственной благосклонностью и щедростью. Он забыл, что, когда мы только встретились, наша дружба строилась на абсолютно другом фундаменте. Власть портит людей, а неограниченная власть вызывает приступы эмоциональной слепоты. Я асоциален и независим от рамок, навязанных обществом. Я ничем не обязан королю Анмара, потому что за годы нашего сотрудничества расплатился с ним сполна. Я могу заработать миллионы в любой точке мира. Это не преувеличение. Это факт. Моя дружба полезна аль-Мактуму, и, как опытный стратег, он отдает отчет тому, что может случиться, если мы вдруг станем врагами. Я могу стать угрозой, худшей из всех, что были до меня.

Черт, мне нужно вытравить из себя концентрированную дозу бешенства как можно скорее. Когда я в таком состоянии, то сам для себя опасен, не говоря об окружающих. Не завидую тому, кто попадет в поле моего зрения.

– Привет, – Хана первой выпрыгивает из бассейна, завидев меня. Фокусирую взгляд на бесстыже торчащих сосках, опускаюсь ниже, к крошечной татуировке скорпиона чуть выше лобка. Она сказала, что посвятила ее мне. Сука. Своему следующему клиенту Хана скажет то же самое.

Дьявол, ее тоже трогать нельзя. Хана здесь на постоянной основе, и в ее услугах я действительно нуждаюсь.

– Присоединишься? – спрашивает бесстрашная блондинка. – Мона устроила коктейльную вечеринку. Не хватает только тебя, – направляясь ко мне, Хана радужно размахивает руками, отчего ее упругие силиконовые сиськи подпрыгивают и раскачиваются в разные стороны.

Из одежды на русалке только крошечные стринги, не прикрывающие практически ничего, кроме самой дырки, которую я трахаю с завидной регулярностью. Остальные полуголые нимфы продолжают плескаться в прозрачной воде, не подозревая о возвращении «господина». Последнее, это так, к слову. Никакой я им не господин. Все девочки находятся здесь по контракту, у каждой свой срок пребывания и цена. Хана стоит мне дороже всех, так как перечень ее обязанностей шире, чем у других, но это не делает ее какой-то особенной. Я просто знаю, как она выглядит, и помню ее имя, в отличие от имен и лиц периодически меняющихся фотомоделей и эскортниц, занимающих гостевые спальни моей виллы. Все, что творится за закрытыми дверями, происходит на добровольной проплаченной основе. Я получаю доступ ко всем отверстиям красавиц, а они делают вид, что дико счастливы оказаться на развратном мини курорте в центре патриархального арабского королевства. И если одна из них вдруг выбывает из строя раньше установленного срока, никого не волнует, как и причины, по которым случилась «поломка».

– Ты как-то слишком сильно напряжен, – мурлыкает Хана, прижимаясь ко мне мокрым телом и бесцеремонно сжимая член через джинсы. И хотя я сам не в настроении, безмозглый орган охотно реагирует, вставая по стойке смирно, но много долго и жестко потрахаться, чтобы выгнать всю дурь из головы, сегодня не получится. Мне нужно лекарство помощнее, пока я не сорвался и не натворил дел.

– Что случилось? – всмотревшись в мое искаженное напряжением лицо, девушка хмурится, отпуская мой окаменевший член.

– Не останавливайся, – хриплю я, криво улыбаясь, но сучку не обмануть. Она уловила признаки надвигающейся опасности.

– Тебе это не нужно, – качает головой Хана, свободная рука блондинки нащупывает мой пульс на запястье. Чернильные зрачки расширяются, взгляд становится озабоченным. – Мог позвонить, я бы подготовилась, – укоряет блондинка и тянет меня за руку. – Пошли в дом. Я обо всем позабочусь.

Через пару минут мы оказываемся в медицинском кабинете, оборудованном в левом крыле особняка. Кондиционер бесшумно пашет, исправно охлаждая воздух, я сижу на кушетке, глядя, как Хана проворно загоняет иглу с лекарством в мою вену. Она так и не оделась. Девственно белый халатик развратной медсестры висит нетронутым на крючке у входа.

– Хочешь поговорить о том, что чувствуешь, – выбросив использованный шприц в урну, она встает на колени, ее прохладные ладони покоятся на моих бедрах, внимательные глаза прицельно оценивают мое состояние.

– Мне лучше, – скинув женские руки, небрежно бросаю я.

Это почти правда. Я не ощущаю раздирающей потребности убивать и калечить, но мне по-прежнему дерьмово так, что хочется нажраться, а этого делать ни в коем случае нельзя, особенно под нейролептиками.

– Ты перестал со мной разговаривать. Это плохо, Коулман, – мягко произносит Хана, полные губы расплываются в ласковой улыбке. Конечно, бл*дь, кому нужны мозгодробильные беседы с похотливой докторшей, когда ее рот способен творить чудеса с моим членом. – Одних лекарств недостаточно. Тебе нужна терапия. Мне не нравится твое состояние, Коулман. Ты напряжен…

– Так может заткнешься и поможешь мне расслабиться? – дернув ремень, расстегиваю ширинку. – На него твоя целебная херня не действует, – ухмыляюсь, поймав ее растерянный взгляд. – Мозги вырубает, а хер стоит, – грубо смеюсь и, обхватив блондинистый затылок, притягиваю Хану к набухшей эрекции. – Исправь ситуацию, – отдаю короткий приказ. Она послушно высовывает язык и медленно облизывает багровую головку. – По-быстрому, – рявкаю я, забивая член в податливое горло.

Хана из кожи вон лезет, так старается, но ее безотказная покорность только сильнее злит. Гребаная шлюха, притворяющаяся докторшей. Все они – тупые продажные суки. Только и умеют сосать и раздвигать ноги. Похер – кому и перед кем. Главное – чтобы заплатили.

– Пошла, – кончив, я грубо отталкиваю ее в сторону. Хана падает на задницу, задыхаясь и захлебываясь моей спермой.

Спрыгнув с кушетки, застёгиваю ширинку и иду к раковине. Включив ледяную воду, долго мою руки, глядя на свое отражение. Сучка права. Лекарства перестают работать, и даже знаю причину долбаного сбоя. Белобрысая дочка шейха с бл*дскими глазами и наглой улыбкой. В голове только она. Как гребаный вирус, взломавший все исходные установки. Сжав левый кулак, я со всей силы бью в зеркало. Хана верещит за моей спиной, а я бью снова. И снова. Раздается треск, сыплются осколки. Кровь стекает по разбитым фалангам.

– Перестань, Мердер, – бледная Хана появляется из-за спины, перехватывает занесённый кулак, пытаясь удержать. Дура. Беги, пока не огребла.

– Скажи спасибо, что это не твое лицо, – рычу я, отшвыривая от себя настырную прилипалу, и продолжаю превращать зеркало в кровавое месиво.

Боли нет. Стопоры вырваны. Предохранители сгорели. В голове ни одной мысли, только разрывающая пульсация и ярость, вернувшаяся с утроенной силой, и гнев, который необходимо выплеснуть. Я вижу себя словно со стороны, сверху, равнодушно наблюдая за тем, как беснуется свихнувшийся парень. Ничего не чувствую. Пустота. Парадокс, но через пару минут я ни о чем этом не вспомню. Моему сознанию не нравится видеть меня таким, оно зачищает следы, стирая ненужные фрагменты. Идеально выверенный алгоритм, работающий без единого сбоя.

– Годы идут, а ты не меняешься, Коулман, – сквозь покрывший разум алый туман, я слышу смутно знакомый голос с насмешливыми нотками. Это не Хана, медленно доходит до меня. Ей хватило мозгов свалить. Я, кажется, слышал хлопок двери…

Оборачиваюсь, пытаясь сфокусировать взгляд на рискующей нарваться на неприятности девице, и это чертовски сложно сделать. Когда мой мозг превращается в кашу под действием нейролептиков, я и собственное имя не могу вспомнить.

– Ты знаешь, что по тебе психушка плачет, да? – смертница подходит ближе и, протянув руку, обхватывает мое запястье и какое-то время рассматривает разбитые пальцы на левой руке. – Что наколешь сюда, Кол? – спрашивает безликая гостья. – Скоро на твоем теле не останется ни одного чистого куска кожи.

– Ты кто? – хриплю я, часто моргая.

– Фея крестная, – смеется девица.

Мне сложно определить, смелая она или глупая, но ей однозначно повезло, что зеркало приняло на себя основной удар. Я выпустил пар и временно не представляю опасности.

– Мы договаривались, что ты встретишь меня в аэропорту, – упрекает гостья.

– Вероника, – сдвинув брови, бормочу я, выхватив наконец из стелящегося тумана лицо черноволосой девушки с раскосыми зелеными глазами. – Гарсия, – вспоминаю ее фамилию.

– Так и знала, что ты меня снова кинешь, – обречённо вздыхает она.

– Я забыл. Были дела.

– Кто бы сомневался, – Ника Гарсия снова смеется и, отпустив мою руку, подходит к раковине и закрывает воду, а потом разворачивается ко мне всем корпусом и смотрит в глаза.

– Привет, что ли, – ее голос звучит мягко, и так же ощущаются непрошенные объятия, в которые меня заключают не спросив разрешения. – Я так рада тебя видеть, Кол, хотя не такой встречи ожидала, – шепчет брюнетка, прижимаясь щекой к моему плечу.

– У тебя новая нога, – бормочу я, снова начиная соображать и анализировать происходящее.

– Ага, – отзывается Ника. – Я попозже похвастаюсь своим мега крутым протезом и заодно отблагодарю тебя за него, – с ослепительной улыбкой обещает она. – А сейчас давай позовем голую докторшу и попросим привести твою руку в порядок.

– Как Израиль? Долетела нормально? – интересуюсь я, сделав глоток травяного чая, заваренного любительницей коктейлей Моной. Разобравшись с моими травмами, мы расположились на закрытой террасе с панорамным видом на огромный музыкальный фонтан со светодиодной подсветкой.

– Чуть не вышла замуж за одного нудного еврея, – поднырнув под мою руку, Гарсия тесно жмется ко мне, перекидывая свои ноги через мои колени. Она выпросила у Моны «секс на пляже» и периодически посасывает его через трубочку. – Вовремя одумалась, а полет прошел отлично. Представляешь, Йосеф купил мне билет в первом классе, хотя он жуткий жмот. Видимо дико жаждал, чтобы я поскорее свалила из его жизни.

– Он идиот, – со смешком отзываюсь я. Она не верит, трясет головой и, задрав юбку, демонстрирует оригинальный декорированный драгоценными камнями платиновый протез, установленный чуть ниже колена.

– Классный, да? – постучав по протезу, хвастается Вероника. – Качество просто потрясающее. Чувствую себя девчонкой из будущего. Хочешь потрогать?

– Мне нравится, – киваю я, погладив часть искусственной ноги. – Тебя не портит.

– Шутишь, что ли? Меня портила инвалидная коляска, а сейчас я настоящая богиня, – непринужденно смеется девушка. – Спасибо, – ее губы касаются моей небритой щеки. – Я знаю, что ты ввалил кучу денег в клинику.

Я морщусь, как всегда, раздражаясь, когда речь заходит о деньгах. На самом деле Гарсия бы не взяла у меня ни доллара. Поэтому пришлось искать другие варианты. Так мне и подвернулся перспективный проект талантливого протезиста, обладающего оригинальным видением того, как могут выглядеть обычные протезы. В итоге Вероника Гарсия стала не только первым пациентом высокотехнологичной клиники, отказавшейся от реалистичного протеза ампутированной в подростковом возрасте правой ноги, но и первой альтернативной успешной моделью, сумевшей изменить отношение многих к инвалидности. Она – пример того, как если очень сильно этого захотеть, слабость можно превратить в индивидуальность и добиться успеха и признания. Вероника Гарсия смогла. Ее лицо украшает рекламные билборды по всему миру, она не стесняясь позирует в бикини для фотоссесий модных журналов, ее смелостью и красотой восхищаются миллионы поклонников. И она – единственная женщина, которую я трахаю абсолютно бесплатно и считаю хорошим другом.

– Ерунда, Никки. Результат того стоит, – прерываю поток благодарных поцелуев. – К тому же, я должен…

– Не ты, а твой папаша, гореть ему в аду, – перебивает Вероника. – Вернусь в Бруклин и станцую на его могиле.

– Я бы присоединился, но пока не планирую возвращаться в Штаты, – отзываюсь, не испытывая ни малейшего раздражения от нелицеприятных слов в адрес моего горе-отца.

Когда Нике было всего десять, Даррен Мердер сбил ее прямо на тротуаре. Наверное, не стоит говорить о том, что ублюдок сел за руль обдолбанный вусмерть и тупо не заметил бегущую в магазин соседскую девочку. Даррен сел в тюрьму, а Ника осталась инвалидом на попечении мамаши-наркоманки, сбагрившей больного ребенка в приют. Я знаю, что таких историй миллион, и они давно никого не трогают. Особенно таких, как я, обладающих низким эмоциональным порогом. Жалеть, сопереживать, заботиться о людях – это не про меня. В большинстве своем человеческая раса представляется мне кучкующимися в стадные сборища безмозглыми паразитами. Я бы тоже благополучно забил на то, что произошло, так как арест отца стал лучшим событием за четырнадцать лет, прожитых в одной квартире с моральным уродом, но вышло иначе.

Я хорошо знал Веронику до аварии, мы росли в соседних квартирах в семьях с низкой социальной ответственностью, как это теперь принято называть. Она была полноватой латиноамериканкой, а я тощим ботаном-очкариком, и нас обоих изводили придурки с улицы. Наверное, это и стало сближающим фактором. Ника – единственный человек, с которым я нормально общался в тот период. В трущобах не особо жалуют заикающихся вундеркиндов, и когда в пятнадцать лет я оказался в престижном университете, то наивно полагал, что в обществе отпрысков успешных родителей меня наконец оценят по достоинству. Но чуда не случилось. Я остался изгоем, пока Амиран аль-Мактум не обратил на меня свое царственное внимание. Те, кто не видели в жизни ничего кроме дерьма, как никто другой умеют ценить хорошее отношение. Но всему есть предел. Я не долгосрочная инвестиция короля Анмара и пахал на него не для того, чтобы он, как и десятки ублюдков до него, ткнул меня носом в грязь, указав мое настоящее место.

– Еще бы, – понимающе фыркает Гарсия. – Ты тут неплохо устроился. В своей стихии. Толпа шлюх, роскошь, бурная деятельность, и моги набекрень. Кто так постарался?

– Ты о чем?

– О мозгах. Меня не на*бешь, Кол. Я тебя таким давно не видела.

– Надо чаще встречаться, – уклоняюсь от ответа. – У меня пожизненный диагноз. Это временная поломка. Скоро буду в норме.

– Ага, рассказывай, – запрокинув голову, она скептически смотрит мне в лицо, а я – на фонтан, в который ныряют перебравшие коктейлей русалки. – Здесь всегда так шумно? Не устаешь?

– Неа. Сама сказала: я в своей стихии.

– Аль-Мактум – самый лояльный правитель арабского мира, – протягивает Ника.

– Он мудак, возомнивший себя королем мира, – раздраженно огрызаюсь.

– И как зовут эту драную кошку, что между вами пробежала?

– Анджелина Саадат, – отвечаю я. Не вижу смысла увиливать. Между мной и Вероникой никогда не возникало недопонимания.

– И что с ней не так? – сдвинув брови, Ника игриво проводит ладонью по моему торсу.

– Все так, – хмуро отзываюсь, и проворные пальчики Никки застывают на ремне моих джинсов. Кажется, она по-настоящему заинтересовалась личностью «драной кошки». – Энджи – младшая сестра жены Аль-Мактума. Королевская кровь, знаешь ли, а я сын наркомана-уголовника и проститутки, еще в придачу с психическим расстройством и дерьмовыми генами.

– Его можно понять, – пожимает плечами Ника. – И что дальше? Ты любишь ее, или у тебя гонор включился. Украсть, так миллион, трахать, так королеву. Это все комплексы из херового детства, – как всегда прямолинейно заявляет Гарсия. – Понимаешь? Хочешь доказать всему миру, что ты чего-то стоишь? Так это не так делается.

– Да пошла ты, Ник, – вспылив, бросаю я. – Говоришь, как мой психотерапевт.

– Это тот, что огромными сиськами? – проницательно ухмыляется Гарсия. – Я серьёзно, Кол. Ты же гребанный гений, правая рука короля, успешен, богат, своя копания, любая женщина по свистку. Не искушай судьбу. Ты же не жениться собрался?

Вопрос повисает в воздухе, мышцы каменеют, а внутри становится настолько мерзко, что к горлу подкатывает тошнота, которую я запиваю мятным чаем.

– Мда, не думала, что доживу до этого дня, – по-своему истолковав затянувшееся молчание, бормочет Вероника. Испытывающий взгляд шарит по моему лицу в поиске ответов. Она даже отстраняется, чтобы не упустить ни одной эмоции. – Что ты собираешься делать?

– Еще не решил, – неопределённо отвечаю я и на этот раз осознанно лукавлю. – Иди лучше сюда и покажи, как сильно ты ненавидишь своего жадного Йосефа.

– Я не трахаться к тебе приехала, – оскорблённо восклицает Никки, оседлав мои колени. Ее слова и действия не состыкуются, как и у большинства женщин.

– Ну, мы вроде как уже поговорили, теперь можно перейти к следующему этапу, – смеюсь я, задирая ее юбку до талии. Приподняв бедра, бесцеремонно толкаюсь натянувшей джинсы эрекцией в прикрытую кружевом промежность. – Хочу посмотреть, как ты прыгаешь на своей бриллиантовой ноге.

– Ладно, уговорил, – вздохнув, Никки тянется за поцелуем, просовывая руку в задний карман моих джинсов и непроизвольно потираясь о внушительный бугор, недвусмысленно упирающийся между ее ног. – Надеюсь, это не весь запас, – комментирует девушка, достав пакетик с презервативом.

– Неа, даже не надейся, – тряхнув головой, указываю взглядом на засыпанный горой контрацептивов и тюбиков со смазкой туалетный столик.

Глава 4

Анджелина

Процесс моего побега на «Саботаж» давно отработан до автоматизма. Тем не менее каждый раз, когда я собираюсь на вечеринку в пустыню, в венах закипает обжигающий адреналин. Удары сердца становятся настолько частыми, что грудная клетка ноет от боли и томительного предвкушения.

Без Коулмана я бы никогда не решилась на регулярные побеги. Вечеринки в пустыне, которые ее участники коротко называют «Саботаж», существовали в Анмаре давно, просто в разных формах, под разными названиями и с новыми организаторами. Пару лет назад, в одной из наших первых переписок, Коул предложил мне встретиться именно там, а на мои возражения и откровенный протест ответил: «Я все организую так, что никто и никогда не узнает. Или ты не доверяешь мне?»

И я доверилась. А разве у семнадцатилетней влюбленной дурочки был выбор? Мне казалось, лучше умереть, чем довольствоваться лишь короткими встречами и многозначительными переглядками в королевском саду, что случались довольно редко.

А потом мои побеги встали на регулярный поток. С помощью специальной удаленной системы Мердер отключает камеры в нужное время, отвлекает внимание охраны резиденции Саадат фальшивыми вбросами о реальной опасности. Я убегаю до ближайшей точки, где меня встречает один из водителей Коулмана и в целости и сохранности доставляет в эпицентр Махруса.

«Саботаж» – это не просто тусовка, где дети «золотых семей» Анмара могут скинуть свои национальные наряды и оторваться на всю катушку. Это про свободу. Это про жизнь без навязанных ограничений. Про то, чтобы быть собой… Мы устали от лицемерия старшего поколения, устали от борьбы между внутренними потребностями и традициями религии, поэтому создали свой потерянный рай.

И если завтра нас расстреляют за все грехи, то сегодня мы нагрешим по полной – девиз каждого, кто является постоянным резидентом закрытых вечеринок.

Примерно через час огромный внедорожник останавливается, замыкая круг из подобных ему. «Саботаж» всегда проходит в центре этого забора из джипов, создающих иллюзию безопасности и того, что свет нашей тусовки не прорвется до ближайшей дороги. Не позаботься о нашей безопасности сам Коулман, нас бы давно могли обнаружить с вертолета. За столько лет работы на Амирана он знает все о маскировке «грязных пятен» и манипуляциях, способных скрыть неприглядную правду от самого правителя, а значит и от всех остальных, включая службу безопасности во главе с вездесущим Каттаном.

Всем им далеко до гениального разума Коулмана Мердера, и я не сомневаюсь в том, что он никогда не ошибается.

Как только я проникаю в круг из джипов, скидываю с себя паранджу, небрежно бросая ее в общую кучу. Делая глубокий вдох, развожу руки в разные стороны, не в силах надышаться свободой. Чистый и незаменимый кайф.

Мои губы непроизвольно раздвигаются в удовлетворенной улыбке, когда взгляд радует тот факт, что вечеринка уже в самом разгаре. Здесь есть все атрибуты настоящего разнузданного сборища: алкоголь, сигареты, импровизированный бар, диджейский пульт, громкая музыка и безбашенные танцы в откровенной одежде. Парней это не касается, конечно, а вот девочки явно пользуются случаем и демонстрируют свои открытые топы, которые обычно могут носить лишь в своей комнате. Собственно говоря, мой собственный выбор сегодня упал на теннисную короткую юбку и кроп-топ с завязками на груди.

Единственное табу и правило – наркотики исключены. Как никак, мы за здоровый образ жизни. А еще… секс. За слишком откровенные поцелуи, граничащие с интимной близостью – дисквалификация. Очевидно, это сделано для того, чтобы последствием «Саботажа» не стали случайные дети.

– Если бы отец видел тебя сейчас, он убил бы на этом месте и закопал в песках Махруса, – зловещий шепот заставляет мое сердце екнуть. Женские прохладные руки бесцеремонно накрывают глаза.

– Айна, ты меня напугала! – резко разворачиваясь и рассекретив подругу, бросаюсь к ней на шею. – Как будто твой бы погладил тебя по голове, – не без иронии добавляю я, вспоминая, что отец Айны занимает довольно высокий пост в АРС и славится типичной военной строгостью.

– Ладно, не будем о них, наших стариков здесь не существует, – заявляет Айна, поправляя волосы цвета молочного шоколада. У нее яркая и знойная внешность восточной красавицы, акцентированная яркими синим глазами, в которых круглосуточно пляшут коварные замыслы и жажда разрушить устарелые правила. Потянув меня к бару, она передает мне большой стаканчик джина с соком. – Время для грязных шалостей. Все, что произошло на «Саботаже»…, – она поднимает тост.

– Останется здесь, – заканчиваю за нее я, залпом выпивая половину горьковато-сладкого напитка. Горячая жидкость бодрит все горло и тут же ударяет в голову.

– А о каких грязных шалостях речь? – быстрым взором я окидываю всех присутствующих, в надежде наткнуться на Коулмана. Было бы здорово, если бы он передумал и заглянул сюда. И пусть «Саботаж» ничего не меняет между нами, и мы всегда держим привычно «дружескую» дистанцию, но каждый наш разговор в реальности для меня на вес золота.

– Хочу познакомиться с ним, – Айна кивает в сторону молодого мужчины, которого трудно не заметить. Мы вместе с ним ходим на лекции по информатике, поэтому я хорошо знаю этого кадра. Хотя… слухи о Мике и его громкая репутация говорят за него все, что необходимо: он – не лучший вариант для моей подруги и разобьёт ей сердце, если она когда-нибудь с ним свяжется.

– С Микдамом? – продолжаю стрелять глазами в мужчину, окруженного толпой спортивных парней и девчонок в коротких шортах. К слову, он постоянно пытается ко мне подкатить в социальной сети, но я стабильно его отшиваю.

– Даааа! – с влюблённым восторгом тянет подруга. – Он сделал мне комплимент на прошлой вечеринке. Думала, хочет познакомиться… но устала ждать от него первых реальных шагов.

– Не стоит проявлять инициативу с бабником, – предостерегаю я. Диагноз написан на его самодовольном выражении лица с преобладающими нарциссическими чертами.

– Думаешь? – сваливается с розовых небес подруга. – Но так хочется… Ты видела эти мышцы? А его идеальный профиль? – она облизывается, а я думаю только о том, что видела и трогала мышцы получше.

– Я свое мнение выразила, решение принимать тебе, – усмехаюсь, допивая свой ядрёный напиток.

Хватаясь за второй, отдаюсь танцу, попадая в ритм бедрами. Обожаю двигаться так, словно никто в мире сейчас не видит меня. Периодически ко мне подходят друзья и знакомые, и мы вместе проваливаемся в непозволительные в обычных условиях шутки, растворяясь в смехе, свободе, истинной жизни. Попутно я продолжаю высматривать Коула. Мрачнею, осознавая, что он таки занят сегодня ночью. От мысли, что его член сейчас занят чьей-то доступной киской, меня начинает тошнить.

Ну почему мир так несправедлив? Он может спать с кем угодно, принадлежать кому-угодно, пусть даже на одну ночь… любой, только не мне. А я не могу даже провоцировать его ревность, нет у восточной женщины подобных козырей. Разве что отправлять фотографии своего жениха, для которого я пока сама вне зоны доступа. А мне бы так хотелось, чтобы у Мердера челюсть сводило от одной мысли, что я тоже могу быть занята чем-то подобным и грязным ночью.

Когда Айна убегает в туалет, оставляя меня совершенно одну, мне вдруг становится по-настоящему тоскливо. Даже «Саботаж» не помогает расслабиться, все мои мысли вновь и вновь уходят к тому, что мое будущее с Фейсалом предрешено.

Да и делать мне здесь нечего без Коула, если честно. И я устала от навязчивого внимания парней, для которых каждая пустынная вечеринка – это возможность получить доступ к телу наследницы центральной провинции.

– Детка, ты отлично двигаешься, – отплясывая под очередной трек Бьенсе, я вдруг чувствую сильные руки на своей талии.

– Отстань, Микдам, – разворачиваюсь и взмахиваю волосами, ударив парня густой копной по лицу. – Не забывай, к кому прикасаешься, – угрожаю смазливому красавчику указательным пальцем.

– Да брось, я же знаю, что ты плохая девочка, мечтающая отдать свою невинность тому, кому она захочет. А не тому, кому прикажет папочка, – выдает Мик, вновь касаясь меня, прижимая к себе и беспардонно распуская руки.

Толкаю нахала в грудь, ощущая неприятный осадок от его сальных слов и прикосновений. Чувствую, быстро я от него не отделаюсь…

Как только Микдам вновь делает пару шагов по направлению ко мне, музыка на вечеринке резко прерывается. Вряд ли причина в том, что колонки отрубились случайно. Взволнованный гомон переходит в громкий шум двигателя и обращает на себя внимание всех присутствующих. В следующую секунду прямо в центр «Саботажа» врывается черный тонированный G-Wagen. У меня едва сердце в груди не замирает от страха. Это машина отца…

Как она прорвалась сюда? Какой умник образовал дыру в кольце и не дал нам выиграть время? Все эти вопросы разом исчезают из моей головы, как только из машины выскакивают двое огромных мужчин в черном и грубо хватают меня за плечи. Отчаянно кричу и пытаюсь вырваться, дрыгаю ногами, пока они закидывают меня на заднее сиденье. Словно мешок с мусором.

Водитель газует с места мгновенно, как только я оказываюсь в машине.

Несколько минут я ничего не соображаю от ужаса, стальными кольцами сковавшем мое тело. Я на сто процентов уверена, что это люди отца. И задавать им вопросы и вырываться – делать себе только хуже. Нервная мелкая дрожь бьет меня раз за разом, оставляя наедине с пугающими мыслями и похоронным маршем.

Вдруг джип резко останавливается, вдоволь накатавшись по пустынным валунам. Меня все еще тошнит от мыслей о Мердере и резкой езде по песчаным горкам, но я сдерживаюсь изо всех сил.

Задняя дверь открывается с резким хлопком.

– Свободны, – знакомый голос отдает вышибалам неоспоримый приказ.

В поверхность кожи словно тысяча ледяных игл вонзается. Глубоко, медленно, мучительно. Каждая клеточка тела сотрясается в нервном танце. Разъяренный мужчина хватает меня за ворот топа, словно нашкодившего котенка, и рывком переносит на переднее кресло автомобиля.

Коулман, мать его, молча обходит машину спереди, пока в моей душе закипает гнев, несовместимый с его чертовой жизнью.

Я убью его, задушу голыми руками.

– Ты совсем сдурел? – вскрикиваю я, как только Мердер занимает место водителя. – Ты что наделал? Зачем? Я чуть не умерла от страха, подумала, что это Гелик отца! – действительно, в темноте мне было не до разглядывания номеров. – А если кто-то на «Саботаже» подумает, что меня украли, и рассекретит всех нас?

– Прекрати! – четко бросает Коулман. Мердер из тех людей, которым не нужно кричать или повторять дважды, чтобы быть понятым и услышанным. Желваки на его скулах подрагивают, мышцы бугрятся под черной футболкой. В глазах отражается ярость, направленная в мою сторону, которую я совершенно не заслужила. В такие моменты его серо-зеленые глаза превращаются в потемневшее серебро, в котором мелькает самое темное мое отражение. – Ты слишком боишься последствий.

– А ты не боишься? Ты посадил в свою машину дочь шейха! – возражаю я, взмахивая руками.

– Я одного боюсь, – Мердер берет меня за скулы, с силой сжимая их. Ненависть к Коулману сменяется легким томлением внизу живота, всегда возникающим из ниоткуда, стоит ему лишь прикоснуться ко мне. Чувствую себя маленькой и беспомощной рядом с ним, несмотря на то, что бодаюсь изо всех сил.