Текст книги "Сталин. Цена успеха, феномен пропаганды"

Приложение 4
Документы

ПИСЬМО К СЪЕЗДУ

(«Завещание Ленина»)

Я советовал бы очень предпринять на этом съезде ряд перемен в нашем политическом строе.

Мне хочется поделиться с вами теми соображениями, которые я считаю наиболее важными.

В первую голову я ставлю увеличение числа членов ЦК до нескольких десятков или даже до сотни. Мне думается, что нашему Центральному Комитету грозили бы большие опасности на случай, если бы течение событий не было бы вполне благоприятно для нас (а на это мы рассчитывать не можем), – если бы мы не предприняли такой реформы.

Затем, я думаю предложить вниманию съезда придать законодательный характер на известных условиях решениям Госплана, идя в этом отношении навстречу тов. Троцкому, до известной степени и на известных условиях.

Что касается до первого пункта, то есть до увеличения числа членов ЦК, то я думаю, что такая вещь нужна и для поднятия авторитета ЦК, и для серьезной работы по улучшению нашего аппарата, и для предотвращения того, чтобы конфликты небольших частей ЦК могли получить слишком непомерное значение для всех судеб партии…

Я думаю, что основным в вопросе устойчивости с этой точки зрения являются такие члены ЦК, как Сталин и Троцкий. Отношения между ними, по-моему, составляют большую половину опасности того раскола, который мог бы быть избегнут и избежанию которого, по моему мнению, должно служить, между прочим, увеличение числа членов ЦК до 50, до 100 человек.

Тов. Сталин, сделавшись генсеком, сосредоточил в своих руках необъятную власть, и я не уверен, сумеет ли он всегда достаточно осторожно пользоваться этой властью. С другой стороны, тов. Троцкий, как доказала уже его борьба против ЦК в связи с вопросом о НКПС, отличается не только выдающимися способностями. Лично он, пожалуй, самый способный человек в настоящем ЦК, но и чрезмерно хвастающий самоуверенностью и чрезмерным увлечением чисто административной стороной дела.

Эти два качества двух выдающихся вождей современного ЦК способны ненароком привести к расколу, и если наша партия не примет мер к тому, чтобы этому помешать, то раскол может наступить неожиданно.

. .

Сталин слишком груб, и этот недостаток, вполне терпимый в среде и в общениях между нами, коммунистами, становится нетерпимым в должности генсека. Поэтому я предлагаю товарищам обдумать способ перемещения Сталина с этого места и назначить на это место другого человека, который во всех других отношениях отличается от тов. Сталина только одним перевесом, именно, более терпим, более лоялен, более вежлив и более внимателен к товарищам, меньше капризности и т. д. Это обстоятельство может показаться ничтожной мелочью. Но я думаю, что с точки зрения предохранения от раскола и с точки зрения написанного мною выше о взаимоотношении Сталина и Троцкого, это не мелочь, или это такая мелочь, которая может получить решающее значение.

И. В СТАЛИН – В. И. ЛЕНИНУ

7 марта 1923 г.

т. Ленин!

Недель пять назад я имел беседу с тов. Н. Конст., которую я считаю не только Вашей женой, но и моим старым партийным товарищем, и сказал ей (по телефону) прибл. следующее: «врачи запретили давать Ильичу полит. информацию, считая такой режим важнейшим средством вылечить его. Между тем, Вы, Н. К., оказывается, нарушаете этот режим. Нельзя играть жизнью Ильича» и пр.

Я не считаю, чтобы в этих словах можно было усмотреть что– либо грубое или непозволительное, предприн. «против» Вас, ибо никаких других целей, кроме цели быстрейшего В. выздоровления, я не преследовал. Более того, я считал своим долгом смотреть за тем, чтобы режим проводился.

Мои объяснения с Н. К. подтвердили, что ничего, кроме пустых недоразум., не было тут, да и не могло быть.

Впрочем, если Вы считаете, что для сохранения «отношений» я должен «взять назад» сказанные выше слова, я их могу взять назад, отказываясь, однако, понять, в чем тут дело, где моя «вина» и чего собственно от меня хотят.

И. Сталин. 7.III.23 г.

Заявление Марии Ильиничны Ульяновой в Президиум

Объединенного Пленума ЦК и ЦКК РКП (б) от 26 июля 1926 года

Оппозиционное меньшинство ЦК ведет за последнее время систематические нападки на т. Сталина, не останавливаясь даже перед утверждением о якобы разрыве

Ленина со Сталиным в последние месяцы жизни В. И. В целях восстановления истины я считаю своей обязанностью сообщить товарищам в кратких словах об отношении Ленина к Сталину за период болезни В. И. (Я не буду касаться здесь времени, предшествующего его болезни, относительно которого у меня есть ряд доказательств проявления самого трогательного отношения В. И. к Сталину, о чем члены ЦК знают не менее меня), когда я была неотлучно при нем и выполняла ряд его поручений. В. И. очень ценил Сталина. Показательно, что весной 1922 г., когда с В. И. случился первый удар, а также во время второго удара в декабре 1922 г. В. И. вызывал к себе Сталина и обращался к нему с самыми интимными поручениями, поручениями такого рода, что с ними можно обратиться лишь к человеку, которому особенно доверяешь, которого знаешь как истинного революционера, как близкого товарища. И при этом Ильич подчеркивал, что хочет говорить именно со Сталиным, а не с кем-либо иным. Вообще за весь период его болезни, пока он имел возможность общаться с товарищами, он чаще всего вызывал к себе т. Сталина, а в самые тяжелые моменты болезни вообще не вызывал никого из членов ЦК, кроме Сталина.

Был один инцидент между Лениным и Сталиным, о котором т. Зиновьев упомянул в своей речи и который имел место незадолго до потери Ильичем речи (март 1923 г.), но он носил чисто личный характер и никакого отношения к политике не имел. Это т. Зиновьев хорошо знает, и ссылаться на него было совершенно напрасно. Произошел этот инцидент благодаря тому, что Сталин, которому по требованию врачей было поручено Пленумом ЦК следить за тем, чтобы Ильичу в этот тяжёлый период его болезни не сообщали политических новостей, чтобы не взволновать его и не ухудшить его положения, отчитал его семейных за передачу такого рода новостей. Ильич, который случайно узнал об этом, – а такого рода режим оберегания его вообще всегда волновал, – в свою очередь отчитал Сталина. Т. Сталин извинился, и этим инцидент был исчерпан. Нечего и говорить, что если бы Ильич не был в то время, как я указала, в очень тяжелом состоянии, он иначе реагировал бы на этот инцидент. Документы по поводу этого инцидента имеются, и я могу по первому требованию ЦК предъявить их.

Я утверждаю таким образом, что все толки оппозиции об отношении В. И. к Сталину совершенно не соответствуют действительности. Отношения эти были и остались самыми близкими и товарищескими.

М. Ульянова 26 июля 1926 г.

Разгром оппозиции

7 июня 1927 года на железнодорожном вокзале Варшавы русский эмигрант Борис Коверда застрелил советского полпреда в Польше Петра Войкова, одного из организаторов и участников расстрела свергнутого императора Николая II и его семьи. Сам Коверда, еще находясь в России – в Самаре, – стал свидетелем «красного террора» и гибели родных и знакомых.

Крестовый поход против СССР

12 мая 1927 года в лондонском помещении советской торговой делегации «Аркоса» (ул. Мургет, 49) – русско-английского акционерного торгового общества, по личному распоряжению министра внутренних дел Англии полиция произвела обыск (в том числе – личный, служащих), в ходе которого изъяла ряд документов, почту и шифры советского торгового агента. Спустя несколько часов поверенный в делах СССР в Лондоне обратился к министру иностранных дел Англии Остину Чемберлену (лауреату Нобелевской премии мира 1925 года «за свою роль в локарнских переговорах», с ним также связан лозунг «Наш ответ Чемберлену») с нотой протеста.

Через пять дней последовала нота НКИД правительству Великобритании в связи с налетом английской полиции на советско-английское АО «Аркос», в которой говорилось: «Желает ли английское правительство дальнейшего сохранения и развития англо-советских отношений или оно намерено и впредь этому противодействовать?»

23 мая 1927 года в английской газете «Манчестер Гардиан» была напечатана статья о том, что «Письмо Зиновьева», сыгравшее большую роль в победе английских консерваторов на выборах в октябре 1924 года, было изготовлено в Берлине.

На следующий день в палате общин британского парламента обсуждался вопрос об обыске в «Аркосе», доклад о котором сделал премьер-министр С. Болдуин, заявивший после окончания дебатов, что британское правительство аннулирует торговое соглашение с СССР, требует отзыва советской торговой делегации из Лондона и отзывает британского посла из Москвы.

26 мая 1927 года была отправлена директива ОГПУ пограничным округам: «В связи с разрывом англо-советских отношений необходимо учесть оживление диверсионной и террористической деятельности, инспирируемой англичанами. В Москве уже сейчас нами установлена террористическая группа, связанная с одним из сотрудников английской миссии. Возможны также и попытки провоцирования столкновений на границе…»

Английское правительство выпустило «Белую книгу», в состав которой включены 17 документов, свидетельствующих о подрывной деятельности СССР против Великобритании, среди которых были и документы, захваченные при налете на посольство СССР в Пекине.

27 мая 1927 года министр иностранных дел Англии О. Чемберлен вручил поверенному в делах СССР ноту английского правительства, где утверждалось, что обыск в помещениях англо-советского акционерного общества «Аркос», произведенный английской полицией 12.05.1927, «доказал, что из дома № 49 по улице Мургет направлялись и осуществлялись как военный шпионаж, так и разрушительная деятельность на всей территории Британской империи».

На основании доказательств в совершении этих действий правительство Великобритании заявило о разрыве дипломатических отношений с Советским Союзом и предложило всему персоналу советского посольства покинуть пределы Англии в 10-дневный срок.

В преддверии войны Сталин хотел, чтобы была нейтрализована и английская агентура на нашей территории. 23 июня 1927 г. в ответе на письмо В. Р. Менжинского об арестах английских агентов он указывал, что, по его мнению, агенты Лондона сидят глубже, чем кажется, и явки у них все же сохраняются. Он предлагал поэтому использовать повальные аресты с целью разрушения английских шпионских связей для вербовки «новых сотрудников из арестованных по ведомству Артузова и для развития системы добровольчества среди молодежи в пользу ОГПУ и его органов». Сталин предполагал «дать один-два показательных процесса по суду по линии английского шпионажа, дабы иметь официальный материал для использования в Англии и Европе». По мнению Сталина, публикации о шпионаже приобретут особое звучание, если их обставить умело, а авторами статей выдвинуть известных юристов, адвокатов, профессоров, которые обратят особое внимание на шпионаж в военведе, авиации и флоте.

О. Мозохин. Сталин и органы государственной безопасности

На следующий день последовала нота НКИД английскому правительству: «Для всего мира совершенно ясно, что основной причиной разрыва являются поражение политики консервативного правительства в Китае и попытка прикрыть это поражение диверсией в сторону Советского Союза, а ближайшим поводом – желание британского правительства отвлечь общественное внимание от безуспешного бессмысленного полицейского налета на “Аркос” и торговую делегацию».

30 мая 1927 года была отправлена телеграмма Главного управления погранохраны и войск ОГПУ пограничным округам об усилении охраны государственной границы СССР в связи с разрывом англо-советских отношений. В ней подчеркивалось, что «не исключена возможность усиления, при субсидировании и поощрении англичан, диверсионной работы в нашей пограничной полосе на европейских границах, роста и оживления басмаческих и бандитских выступлений на советско-афганской, советско-персидской границах и на нашей границе с Западным Китаем».

1 июля 1927 года появилось обращение ЦК ВКП(б) ко всем парторганизациям, рабочим и крестьянам в связи с угрозой военной опасности.

Расстрелять и исключить

В Советском Союзе убийство Войкова послужило для Сталина поводом потребовать от ОГПУ начала массовых репрессий. Советский вождь отдыхал в Сочи и прямо с курорта послал в столицу распоряжение: «Надо теперь же расстрелять пять или десять монархистов. Надо отдать ОГПУ директиву о полной ликвидации

(монархистов и белогвардейцев) всеми мерами. Убийство Войкова дает основание…»

Сразу были расстреляны двадцать человек, а в течение июня на «бывших» по всей стране начались гонения. Арестовывали не только дворян, но и священников, представителей старой интеллигенции.

1927 год в целом выдался очень сложным для Советского Союза. Провалилась советская политика в Китае. Как рассказано выше – разорвала дипломатические отношения с СССР Англия, прошли антисоветские акции в ряде европейских стран. В воздухе запахло новой войной, а троцкисты стали обвинять Сталина в том, что из-за организованного им отхода от «мировой революции» СССР будет обречен на гибель, так как коварный империализм все равно не допустит построения в одной стране социализма. Троцкий заявил, что партия «переродилась», и поэтому защищать сталинское руководство нельзя.

В 1925 году зиновьевский клан ничего не имел против бу-харинской позиции. Понадобилось его удаление от власти в 1926 году, чтобы он сделал вольт-фас и стал защищать рецепты Троцкого о сверхиндустриализации и нажиме на деревню. А Сталин, не особенно углубляясь в идеи, больше подчинял все своим комбинациям. В 1926 году, выбросив Зиновьева и Каменева, он поддержал против них позицию Бухарина. И до конца 1927 года, громя зиновьевско-троцкист-ский блок, он занимает эту позицию. Но в конце 1927 года он решает отделаться от старых членов Политбюро – Бухарина, Рыкова и Томского. И тогда он без всякого смущения берет всю политику Зиновьева и Троцкого, которую он все время осуждал и громил.

Борис Бажанов, помощник Сталина

Но воспользовавшись в том числе и убийством Войкова, Сталин также добился исключения из ЦК Троцкого и Зиновьева. 23 октября завершился Пленум ЦК ВКП(б), на котором обсуждался так называемый вопрос об оппозиции. За полтора месяца до того Троцкий и его единомышленники отправили в ЦК свою «Платформу 13», а точнее – «Проект платформы большевиков-ленинцев (оппозиция) к XV съезду ВКП(б)» с подзаголовком «Кризис партии, пути его преодоления». Главной целью Троцкого было отстранение от власти Сталина. Ради этого он требовал публикации указанного «Проекта», а после отказа текст был размножен нелегально.

На Пленуме Троцкий и Зиновьев категорично выступали против Сталина, который ответил, что считает для себя честью, «что оппозиция направляет всю свою ненависть» против него.

На ноябрьском пленуме ЦК 1927 года, на котором Сталин предложил в конце концов исключить Троцкого из партии, Троцкий взял слово и, между прочим, сказал, обращаясь к группе Сталина (передаю смысл): «Вы – группа бездарных бюрократов. Если станет вопрос о судьбе советской страны, если произойдет война, вы будете совершенно бессильны организовать оборону страны и добиться победы. Тогда когда враг будет в 100 километрах от Москвы, мы сделаем то, что сделал в свое время Клемансо, – мы свергнем бездарное правительство; но с той разницей, что Клемансо удовлетворился взятием власти, а мы, кроме того, расстреляем эту тупую банду ничтожных бюрократов, предавших революцию. Да, мы это сделаем. Вы тоже хотели бы расстрелять нас, но вы не смеете. А мы посмеем, так как это будет совершенно необходимым условием победы».

Борис Бажанов, помощник Сталина

В результате Пленум принял решение вывести Троцкого и Зиновьева из состава ЦК за подпольную фракционную деятельность. «Троцкого и Зиновьева вывели из ЦК. Но они только озлобились и 7 ноября, в 10-ю годовщину революции, наметили устроить альтернативные демонстрации, – пишут Валерий Шамбаров и Елена Чавчавадзе в книге «Лев Троцкий. Тайны мировой революции». – Троцкист И. Павлов писал, что в этот день “оппозиционные лозунги вывешивались на стенах домов, где жили оппозиционеры. На углу Воздвиженки и Моховой красовались портреты Троцкого, Каменева и Зиновьева. С крыши сталинисты пытались сорвать их баграми. Активную оборону своих портретов вели оригиналы. Вооружившись половой щеткой с длинным черенком, Троцкий энергично отбивал атаки”. Да, это выглядело символично. Еще недавно всемогущий Троцкий со шваброй в руках – и защищал он собственный портрет!»

По другой версии портрет Троцкого, вывешенный действительно на углу вышеназванных улиц, защищал с помощью швабры не сам Лев Давидович, а его верный сторонник и один из тех, кто подписал упомянутую «Платформу 13» – Муралов.

Тот самый Николай Муралов, про которого в 1917 году пели частушку: «Нам не надо генералов, есть у нас солдат Муралов». Он был солдатом 215-го пехотного полка царской армии, а потом стал командующим Московским военным округом. Упомянут в поэме Маяковского «Владимир Ильич Ленин» в эпизоде похорон вождя:

 
Но вот
   издалека,
оттуда,
из алого,
в мороз,
в караул умолкнувший наш,
чей-то голос – как будто
Муралова —
  «Шагом марш».
 

Муралов командовал и самым первым парадом Красной армии 1 мая 1918 года на Ходынском поле. Более того, он занимает важное место в сложившейся мифологии точек невозврата. «Муралов был одним из тех, кто предлагал сместить Сталина со своих постов. И даже расстрелять его, – пишет Сергей Коломнин в статье «Солдат революции, так и не ставший маршалом» (Журнал для спецназа «Братишка», № 3, 2009). – Когда в 1923 г. во время болезни В. И. Ленина ставший генсеком И. Сталин начал активно прибирать бразды правления в партии и армии в свои руки, командующий Московским военным округом пришел к Троцкому и предложил ему силой убрать с поста “чудесного грузина”, пока тот не наломал дров. И поставить к стенке. Занимавший в военной иерархии республики далеко не последнее место, Муралов одним своим распоряжением мог привести в действие мощную военную машину. А его авторитет в войсках округа обеспечил бы выполнение любого приказа». Но Троцкий отказался…

Седьмого ноября, в день десятилетия Октябрьской революции, московские и ленинградские троцкисты вышли на улицы. Оружием служили им листовки, швабры и луженые глотки. В Москве с балкона гостиницы выступали Смилга и Преображенский. Муралов из окна Дома Советов шваброй отбивал попытку какого-то поборника «генеральной линии партии» поддеть крючком на проволоке и втащить в окно первого этажа полотнище с наклеенными на нем портретами Троцкого и Зиновьева. Раздавались крики:

«Да здравствуют мировые вожди – Зиновьев и Троцкий!», «Ура Троцкому!»

Наталья Громова. Узел. Поэты. Дружбы. Разрывы. Из литературного быта конца 20-х–30-х годов

Дом Советов – под номером 4 из других таких же обиталищ советских деятелей – был гостиницей, а на первом этаже размещалась приемная Калинина.

23 ноября Сталин выступил на ХVI Московской губернской партконференции с речью «Партия и оппозиция». В первой же фразе он сообщил о намерении подвести итог «борьбе между партией и оппозицией», которая развернулась «как внутри партии, так и – это надо сказать прямо – вне партии». После этого Сталин перешел к цифрам – «за партию, за ее ЦК высказалось 572 тысячи с лишним товарищей; за оппозицию – 3 тысячи с лишним». Озвучив это соотношение, он обрушился на троцкистскую оппозицию с упреками: мол, обещали, что за них будет 99 процентов, а на деле вышло строго наоборот, и незачем было превращать партию в дискуссионный клуб. Сталин назвал итоги дискуссии между ЦК и оппозицией сокрушительным провалом последней и предположил, что на ближайшем съезде не будет ни одного делегата от оппозиции.

– За что ж тебя исключили, Гаврюша?

– Да понимаешь как. Было занятие политкружка. Тема – Октябрь в Москве. А я ведь – мураловский солдат, артиллерист, две раны получил. Я лично наводил орудия на юнкеров, что были у Никитских ворот. Мне говорит преподаватель на занятии: «Кто командовал войсками советской власти в Москве в момент переворота?» Я говорю – Муралов,

Николай Иванович. Я хорошо его знал, лично. Как я скажу иначе? Что я скажу?

– Это был провокационный вопрос, Гавриил Тимофеевич. Ведь ты знал, что Муралов объявлен врагом народа?

– Да ведь как иначе скажешь? Я ведь это не из политграмоты знаю. В ту же ночь меня и арестовали.

Варлам Шаламов. Первый чекист

В декабре 1927 года Николай Муралов как делегат XV съезда партии продолжал отстаивать мнение оппозиции. Стенограмма свидетельствует: «…Муралов. Войны закончились, мы перешли к мирному строительству, но перед нами стояли и стоят величайшие задачи строительства социалистического государства, диктатуры пролетариата (шум) – первый случай за все время существования человечества. (Голос с места: “А вы подрываете это строительство!”)… Когда происходит однобокая дискуссия, то истина, конечно, выясняется очень трудно или скорее всего затемняется. (Голоса: “Затемнение у вас!”)… По отношению к тем, которые не соглашались с политикой, с направлением политики нашего Центрального Комитета, были приняты такие меры, которые не слыханы в нашей партии. Ежели кто-нибудь из оппозиции говорил о том, что рабочим нужно увеличить заработную плату, кричали: это – демагогия (шум), ежели говорили о том, что в деревне происходит дифференциация, что растет кулак, что бедняк в забросе, кричали: это – демагогия. (Голоса: “Это ложь, долой!”, “Он снова излагает платформу!”, “Идите поработайте в деревне!” Шум.)».

Договорить Муралову не дали. Впоследствии он был осужден по делу «Параллельного антисоветского троцкистского центра» и расстрелян. А тогда Сталин в своем выступлении съязвил, как запечатлено в стенограмме съезда: «О речах тт. Евдокимова и Муралова я не имею сказать что-либо по существу, так как они не дают для этого материала. О них можно было бы сказать лишь одно: да простит им аллах прегрешения их, ибо они сами не ведают, о чем болтают…»

В год 10-летия революции новости внутрипартийной борьбы не были внутрипартийным делом. Недаром в книге Натальи Громовой «Узел. Поэты. Дружбы. Разрывы», посвященной в основном литераторам, их стихам, романам во всех смыслах и прочим приключениям, эта тема всплывает регулярно. «В этом же году Троцкий на заседании исполкома Коминтерна заявил: “…опаснейшей из всех опасностей является партийный режим!” Троцкисты уже тогда называли Сталина “диктатором” и “лидером фашистов”, что явствует из речи Рыкова на Х съезде Коммунистической партии Украины 20 ноября 1927 года. Зиновьев закончил речь обращением к Сталину и к тем, кто за него распинался: “Если сказать в двух словах, то весь «текущий момент» нашей внутрипартийной борьбы сводится к следующему: вам придется либо дать нам говорить в партии, либо арестовать нас всех. Другого выбора нет”. Известно, что Сталин выбрал последнее».

И вот уже вся Москва взбудоражена слухами об аресте Троцкого. Громова пишет: «Девятого января 1928 года Петр Никанорович Зайцев заносит в дневник последнюю политическую новость, встревожившую Москву: в субботу 7-го арестован у себя на квартире Л. Д. Троцкий. К нему пришли Янсон с группой сотрудников ГПУ. Троцкому предложили одеться в доху и увезли… Четырнадцатого января он снова фиксирует: “Троцкий ссылается в Верный (Алма-Ату). Высылают Радека; Смилга в Нарым”».