Текст книги "Непобедимый разум. Наука о том, как противостоять трудностям и невзгодам"

Можно ли стать более счастливым?

В теории заданного значения счастья предполагается, что наш субъективный уровень благополучия определяется прежде всего наследственностью и чертами характера, сформировавшимися в ранние годы. Он почти не меняется в течение жизни{13}13
  Lyyken D., Tellegen A. Happiness Is a Stochastic Phenomenon // Psychology Science, 1996. Vol. 7. P. 186–189.


[Закрыть]. Я сказал Стиву, что уровень счастья может временно меняться в связи с жизненными событиями, но почти всегда возвращается к базовому, когда мы привыкаем к их последствиям{14}14
  Diener E., Lucas R., Scollon C. Beyond the Hedonic Treadmill: Revising the Adaptation Theory of Well-Being // American Psychologist, 2006. Vol. 61. P. 305–314.


[Закрыть].

– Сколько времени это обычно занимает? – спросил он, вытирая глаза.

– Сложно сказать, – ответил я. – У всех по-разному.

Он вздохнул и тряхнул головой.

– Я просто не понимаю. У меня более чем достаточно денег, отличный дом, две машины и яхта, которую я просто обожаю. Все отлично в браке и никаких проблем с ребенком. Здоровье тоже хорошее, – он выглядел совершенно обескураженным.

Я кивнул. Все больше исследований подтверждает, что привыкнуть можно даже к успешной карьере, деньгам и браку. Именно поэтому ничто из упомянутого Стивом не помогает преодолеть кризис{15}15
  Lucas R. et al. Reexamining Adaptation and the Set Point Model of Happiness: Reactions to Change in Marital Status // Journal of Personality and Social Psychology, 2004. Vol. 84. P. 527–539.


[Закрыть]. Все это уже давно не приносит ему счастья и не может защитить от значительных потерь.

А потеря Стива была очень серьезной. Многие исследования подтверждают теорию заданного значения, но другие показывают, что некоторые события – например, неожиданная смерть ребенка или повторяющиеся увольнения – способны снизить уровень счастья{16}16
  Headey B. The Set-Point Theory of Well-Being Has Serious Flaws: On the Eve of a Scientific Revolution? // Social Indicators Research, 2010. Vol. 97. P. 7–21.


[Закрыть]. Почти любой поймет, почему смерть ребенка лишает родителя радости надолго. Однако с увольнениями ситуация несколько сложнее: исследования показали, что чрезмерная сосредоточенность на материальном, например на карьерном росте, обычно приводит к небольшому снижению уровня счастья{17}17
  Headey B. The Set-Point Theory of Well-Being Has Serious Flaws: On the Eve of a Scientific Revolution? // Social Indicators Research, 2010. Vol. 97. P. 7–21.


[Закрыть]. Почему же тогда нас так пугает, когда мы несколько раз подряд остаемся без работы?

Разумеется, деньги – не единственная причина для работы. И это хорошо знают большинство миллионеров и миллиардеров, которые начинают трудиться с раннего утра. Мы работаем и для того, чтобы создать ценность. Если верить Цунэсабуро Макигучи, японскому педагогу начала XX века, основателю и президенту «Сока Гаккай», создание ценности для других – ключ к достижению личного счастья. Возможно, мы более заинтересованы в мирских удовольствиях вроде романтической любви, секса, еды или чтения. Однако результаты исследований все чаще показывают, что качество или количество ценности, создаваемой для других, серьезнее всего влияет на наше состояние счастья{18}18
  Vella-Broderick D., Park N., Peterson C. Three Ways to Be Happy: Pleasure, Engagement, and Meaning – Findings from Australian and U.S. Samples // Social Indicators Research, 2009. Vol. 90. P. 165–179.


[Закрыть].

Недавние исследования показывают, что теория заданного значения нуждается в модификации (мы больше влияем на уровень своего счастья в долгосрочной перспективе, чем принято считать), и это нужно именно потому, что Макигучи прав. Мы действительно можем стать счастливее, помогая другим. Согласно одному исследованию, в котором изучались данные немецкого опроса SOEP[6]6
  G-SOEP (German Socio-Economic Panel) – многолетнее исследование примерно 11 тысяч семей в Германии (1984–2012). Изучались состав семьи, трудоустройство, занятия, заработок, здоровье и показатели удовлетворенности. Официальный сайт (информация дана на английском языке): www.eui.eu/Research/Library/ResearchGuides/Economics/Statistics/DataPortal/GSOEP.aspx. Прим. ред.


[Закрыть] (представляющего результаты одного из самых давних и масштабных наблюдений за уровнем счастья в мире), сильнее всего с удовлетворенностью жизнью в долгосрочной перспективе коррелировал альтруизм{19}19
  Headey B. The Set-Point Theory of Well-Being Has Serious Flaws: On the Eve of a Scientific Revolution? // Social Indicators Research, 2010. Vol. 97. P. 7–21.


[Закрыть].

Согласно другому исследованию, альтруизм не просто коррелирует с уровнем счастья; он вызывает счастье – по крайней мере в краткосрочной перспективе. Психолог Соня Любомирски попросила студентов совершать по пять добрых дел в неделю на выбор на протяжении шести недель, и те сообщили о значительном повышении уровня счастья в сравнении с контрольной группой, которая ничего не делала{20}20
  Lyubomirsky S., Sheldon K., Schkade D. Pursuing Happiness: The Architecture of Sustainable Change // Review of General Psychology, 2005. Vol. 9. P. 111–131.


[Закрыть].

Почему же создание ценности для других повышает заданный уровень счастья, а карьерный рост, деньги и брак – нет? В разговоре со Стивом я предположил: это может быть связано с тем, что чем больше ценности мы создаем для других, тем более ценными считаем самих себя. Иными словами, помощь другим повышает нашу самооценку{21}21
  Switzer G. The Effect of a School-Based Helper Program on Adolescent Self-Image, Attitudes, and Behavior // Journal of Early Adolescence, 1995. Vol. 15. P. 429–455.


[Закрыть].

– Я всегда знал, что работа важна для моей самооценки, – сказал Стив. – Но я просто не задумывался об этом глубоко.

– Стоит рассмотреть и другую возможность, – сказал я. – Если создание ценности повышает уровень счастья в долгосрочной перспективе, потому что улучшает самооценку, то же должны делать успехи в карьере и богатство. Но нет. Возможно, создание ценности для других увеличивает уровень счастья не потому, что повышает самооценку, а потому, что усиливает ощущение цели{22}22
  Sappington A. A., Bryant J., Oden C. An Experimental Investigation of Viktor Frankl’s Theory of Meaningfulness in Life // International Forum for Logotherapy, 1990. Vol. 13. P. 125–130.


[Закрыть].

Если наша самооценка определяет ценность, которую мы приписываем себе (насколько мы себе нравимся), то ощущение цели определяет уровень воспринимаемой ценности нашей жизни (насколько важной мы ее считаем). Известно, что адекватная самооценка – необходимое условие для счастья, но завышенная не обусловливает повышение уровня счастья (возможно, из-за того, что любой уровень любви к себе выше нормы почти гарантированно приводит к нарциссизму). А чем сильнее ощущение цели, тем более мы счастливы{23}23
  Robak R., Griffin P. Purpose in Life: What Is Its Relationship to Happiness, Depression, and Grieving? // North American Journal of Psychology, 2000. Vol. 2. P. 113–120.


[Закрыть].

– А когда мы теряем ощущение цели – способность создавать ценность с помощью самых важных действий, – подытожил я, – то нам крайне сложно не стать несчастными.

Стив кивнул. По его словам, он мог думать только о потере любимой работы. Он не знал, что делать дальше и кем себя считать. Будучи партнером в компании, работавшей на рынке прямых инвестиций, он отвечал за выкуп компаний, находившихся в сложной ситуации, реорганизацию и управление их деятельностью или прибыльную перепродажу. Но когда в 2008 году грянул экономический кризис, финансирование за счет прямых инвестиций иссякло, а банки не только отказывались давать новые кредиты, но и начали отзывать уже выданные. Стало практически невозможно найти хорошие объекты для инвестиций, которые позволили бы обеспечить инвесторам нужную прибыль. Портфель компании начал постепенно сокращаться, поскольку она была вынуждена отдавать инвесторам все больше денег. В итоге она закрылась. В возрасте 56 лет Стив остался безработным – впервые в жизни.

– Мне кажется, что я просто тону, – сказал он под конец, еще раз глубоко вздохнув.

– Вы постоянно вздыхаете, – отметил я.

– Да, это еще одна проблема, – ответил он. – Иногда кажется, что мне не хватает воздуха, – и он снова глубоко вздохнул.

С помощью стандартного набора вопросов о том, что усугубляет или облегчает его одышку, я выяснил, что проблема не связана ни с болезнью легких, ни с болезнью сердца. Я мог бы провести исследование легких или сделать эхокардиограмму, однако чувствовал, что в этом нет необходимости. Я послушал сердце и легкие, пальпировал живот, после чего уселся на место.

Затем я сделал паузу, чтобы собраться с мыслями.

– Обычно я называю такой вид одышки воздушным голодом.

– Да! – энергично согласился Стив. – Именно это я и чувствую.

Я кивнул.

– Думаю, в вашем случае проблема вызвана беспокойством.

Я предположил, что метафорическое для него превратилось в буквальное: его мозг превращал образ «тонущего» в физическое ощущение удушья.

– Думаю, что именно это вызывает у вас бессонницу и потерю аппетита. Возможно, для вас неважны деньги. Но, очевидно, вам важно понимать, кто вы. Я думаю, что такое же беспокойство испытал бы любой человек, потерявший ощущение цели и не понимающий, как его вернуть.

Взгляд Стива забегал, как будто он ушел в себя.

– Звучит… вполне правдоподобно…

– Главное, Стив, что вы можете вернуть это ощущение, – сказал я. – Вам нужно просто найти что-то еще, что кажется вам важным.

Стив пожал плечами.

– Я не знаю, чем еще мог бы заняться.

– Что ж, – сказал я деловито, – именно это вам теперь и надо выяснить.

– Пока что я даже не могу понять, как заснуть, – угрюмо ответил он.

Я кивнул.

– Беспокойство – обоюдоострый меч. В небольших дозах оно мотивирует, а в больших – парализует. Поэтому для начала научитесь контролировать его. Не нужно его устранять, достаточно снизить уровень, чтобы оно вас мотивировало. Думаю, нам помогут лекарства, по крайней мере в первое время. Вы должны успокоиться настолько, чтобы вновь обрести способность ясно мыслить, и понять, что хотите делать дальше. И если вы сможете обрести новое ощущение цели, думаю, велик шанс решить проблему беспокойства.

Стив молча сидел, погрузившись в размышления. Затем, едва заметно пожав плечами, он согласился.

– Я назначу вам лекарство, – сказал я, потянувшись за бланком рецепта. Я договорился со Стивом, что позвоню ему через две недели, чтобы узнать, как идут дела. И если проблема с беспокойством к тому времени не решится, можно увеличить дозу.

– Подумайте, что вам больше всего нравилось в предыдущей работе, – сказал я на прощание. – Что было самым значимым и приятным? Подумайте о чем-то еще, что приводит вас в похожее состояние.

Когда я перезвонил ему две недели спустя, он сказал, что чувствует себя еще хуже. «Я сломал себе голову, пытаясь понять, чем еще хотел бы заняться», – сообщил он. Стиву казалось, что мне удалось нащупать корень его проблемы, однако две недели попыток подтвердили: он не может понять себя. Беспокойство усилилось. Он плохо спал и потерял аппетит.

Я сказал, что мне очень жаль это слышать, но это меня не удивляет. Я размышлял над своим советом и понял, что не до конца прояснил контекст. Я предложил ему поискать новую стратегию создания ценности. Однако ему нужно было прежде всего определиться с миссией.

Определение личной миссии

Слово «миссия» происходит от латинского mittere («отправлять») и впервые было использовано в 1598 году испанскими иезуитами для описания отправки членов ордена за границу. Позже, в начале XX века, вооруженные силы начали использовать этот термин для описания отправки самолетов на боевые операции. А к концу XX века компании начали создавать миссии для описания цели своего существования.

– Да, у нас тоже была миссия, – кивнул Стив на второй встрече.

– И вы знаете, что миссия компании считается ее самой масштабной целью, определяющей причину ее существования.

– Разумеется.

– Лично мне кажется, что люди ничем не отличаются от компаний. Наша цель – или функция – в том, чтобы стать счастливыми.

– Наша функция в том, чтобы стать счастливыми? – неуверенно повторил Стив.

Я кивнул.

– Не знаю, – сказал он, нахмурившись. – Я, конечно, хочу быть счастливым, как и все, но это… звучит несколько… эгоистично.

– Ничего эгоистичного, – возразил я, покачав головой. – Может, вы и не более достойны счастья, чем другие, но и не менее. Похоже, во многом наше счастье зависит от нашего вклада в счастье других. И желание быть счастливым предполагает, что вы хотите счастья и другим. Как вы думаете, почему нас просят в случае разгерметизации салона самолета сначала надеть кислородную маску на себя и только потом помогать другим? Мы можем заботиться об окружающих только тогда, когда позаботимся о себе. Да, мы можем дарить счастье другим, когда сами несчастны. Но это куда лучше получается, когда мы счастливы.

Исследования показывают, что наш уровень счастья влияет на счастье не только людей, близких нам по духу, но и тех, кто физически недалеко от нас{24}24
  Fowler J., Christakis N. Dynamic Spread of Happiness in a Large Social Network: Longitudinal Analysis over 20 Years in the Framingham Heart Study // British Medical Journal, 2008. Vol. 337. P. 2338–2347.


[Закрыть]. Еще интереснее то, что наше счастье может влиять на счастье других, отделенных от нас тремя уровнями отношений (не только друзей наших друзей, но и их друзей){25}25
  Fowler J., Christakis N. Dynamic Spread of Happiness in a Large Social Network: Longitudinal Analysis over 20 Years in the Framingham Heart Study // British Medical Journal, 2008. Vol. 337. P. 2338–2347.


[Закрыть]. Судя по всему, эмоции заразны ничуть не меньше инфекционных заболеваний.

Лицо Стива стало задумчивым.

– Даже если моя функция в том, чтобы стать счастливым, – сказал он, – то как знание этого поможет мне понять, что делать дальше?

– Перестаньте думать о том, что хотите делать дальше. Начните рассматривать каждый следующий шаг как способ достижения, как стратегию.

– Стратегию того, как стать счастливым?

– Стратегию выполнения миссии, которая сделает вас счастливым.

Я сказал, что Стиву нужно наметить максимально общую ценность, которую ему было бы интересно создать, а затем выявить конечную цель, на которую должны быть направлены все стратегии создания ценности (например работа). «Это должно быть нечто, определяющее основную причину, по которой вы хотите действовать».

Нитирэн-буддизм утверждает, что функция всех людей одинакова: стать счастливыми. А миссия каждого индивидуальна: ценность, которой человек решает посвятить жизнь, зависит от личных предпочтений. Таким образом, миссия – не то, чем нас наделяет внешняя сила или высшее существо. Это то, что мы поручаем себе.

– Определив свою миссию, – сказал я, – мы можем превратить интересные для нас действия по созданию ценности в стратегии, благодаря которым можем ее достичь.

Например, создание скульптур может стать стратегией, позволяющей сделать мир красивее. А преподавание – стратегия, побуждающая детей к великим свершениям.

Разумеется, Стиву было не обязательно определять для себя миссию. Удовольствия от жизни могут и так оставаться удовольствиями. Он мог бы воспринимать свою работу, хобби и другие занятия по-прежнему. Он мог считать это простыми наслаждениями или необходимым злом, способом достижения другой цели (например зарабатывания денег). Но если бы он принял миссию – например, стать своего рода бодхисатвой (в буддизме – человек, посвящающий себя счастью других), – то смог бы получать не только больше удовлетворения, но и (если верить недавним исследованиям) нечто важное, чего не дает радость от обычных приятных занятий, чего не удается достичь большинству людей, не имеющих ощущения цели. Речь о росте личностной силы.

– А почему миссия даст мне силу? – спросил Стив.

Я сказал: прежде всего потому, что стратегии часто оказываются провальными. Компании остаются банкротами. Скульптуры не находят покупателя. Учителя теряют работу. Но миссия выживает всегда. Когда наша любимая стратегия проваливается, нам может быть грустно. Но если мы привержены миссии, то со временем сможем собраться, отряхнуться от пыли и найти другую стратегию, которая понравится нам ничуть не меньше. Не скажу, что восстановиться после утраты стратегии, которая нам нравится, легко. Возможно, она позволяла нам делать то, для чего мы идеально подходили (например, выкуп компаний, находящихся в сложном положении, и наведение в них порядка) или что могли создать только мы (например, прекрасная скульптура, потрясающая книга или запоминающаяся песня). Но уникальность ценности, создаваемой в рамках конкретной стратегии, связана скорее не с ощущением цели, а с удовлетворением нашего эго. А это хоть и приятно, но чаще всего не приводит к повышению уровня счастья в долгосрочной перспективе.

– Поэтому, – сказал я, – если скульптор думает не только о творчестве, но и о том, как сделать мир красивее, ему проще справиться с препятствиями вроде невозможности продать скульптуру или случайного ее разрушения. Даже утрата способности заниматься скульптурой (например в результате заболевания) может стать преодолимым препятствием.

– Это как? – скептически спросил Стив.

– Создание букетов? – предложил я. – Веб-дизайн? Не знаю. Просто хочу сказать, что скульптура – не единственный способ сделать мир прекраснее.

Работа, которую мы считаем важной, а не просто приятной, повышает нашу способность справляться с напряжением. Уход за пациентами со смертельными заболеваниями считается в здравоохранении чуть ли не самой нервной работой, но у людей, которые ею занимаются, чуть ли не самый низкий уровень выгорания{26}26
  Vachon M. Staff Stress in Hospice/Palliative Care: a Review // Palliative Medicine, 1995. Vol. 9. P. 91–122.


[Закрыть]. Почему? В исследовании медсестер, оказывавших паллиативную помощь, выяснилось, что они очень часто испытывали вдохновляющее ощущение цели – облегчить жизнь смертельно больных{27}27
  Ablett J., Jones R. S. P. Resilience and Well-Being in Palliative Care Staff: a Qualitative Study of Hospice Nurses’ Experience of Work // Psycho-Oncology, 2007. Vol. 16. 733–740.


[Закрыть].

Возможно, еще более примечательно то, что ощущение цели повышает нашу способность выносить физическую боль. В своем исследовании психолог Филип Зимбардо наносил удары электрическим током группе студентов, чтобы выявить их порог восприимчивости к боли. Затем он предложил некоторым из них (экспериментальной группе) продолжить, то есть получить еще несколько ударов током, сообщив, что это будет иметь огромное значение для науки. Другой же группе (контрольной) он не дал выбора, а также ничего не сказал о научном значении работы. Сравнив результаты этого этапа эксперимента, он обнаружил не только то, что экспериментальная группа сообщила о меньшем уровне боли, но и то, что физиологическая реакция на нее (по результатам измерения гальванического сопротивления кожи) оказалась значительно слабее{28}28
  Zimbardo P. et al. Control of Pain Motivation by Cognitive Dissonance // Science, 1966. Vol. 151. P. 217–219.


[Закрыть].

Формулировка и принятие миссии способны усилить наше ощущение самоценности{29}29
  Switzer G. The Effect of a School-Based Helper Program on Adolescent Self-Image, Attitudes, and Behavior // The Journal of Early Adolescence, 1995. Vol. 15. P. 429–455.


[Закрыть], замещая наш образ как одного из миллиардов людей другим, героическим. Вооружившись верой в важность нашей миссии для других, мы найдем в себе силы бороться даже тогда, когда другие (не имеющие никакой цели, кроме удовлетворения собственных желаний) сдаются{30}30
  Gray K. Moral Transformation: Good and Evil Turn the Weak into the Mighty // Social Psychology and Personality Science, 2010. Vol. 1. P. 253–258.


[Закрыть]. Внутренняя сила, поддерживающая миссию, бывает так огромна, что порой мы даже готовы рискнуть собственной жизнью: например, пожертвовать почку или первым броситься на тушение пожара.

Принятие миссии также помогает нам не испытывать скуки при выполнении повседневных дел. Повышение воспринимаемого уровня жизни (снижение уровня скуки) значительно улучшает настроение{31}31
  Fahlman S. et al. Does a Lack of Life Meaning Cause Boredom? Results from Psychometric, Longitudinal, and Experimental Analyses // Journal of Social and Clinical Psychology, 2009. Vol. 28. P. 307–340.


[Закрыть]. Не исключено, что именно это объясняет, почему даже самая скромная миссия – например, стимулирование других к успеху – помогает повысить интерес даже к занудным действиям.

Именно поэтому, как сказал Мартин Лютер Кинг, «даже если человек подметает улицы, он должен делать это так, как рисовал Микеланджело, как сочинял Бетховен, как писал Шекспир. Он должен подметать улицы так хорошо, чтобы все хозяева небес и земли остановились и сказали: „Здесь жил великий подметальщик улиц, который отлично проделал свою работу”».

Выражая в миссии конкретную ценность, которую мы хотим создать, мы можем улучшить свою способность к определению границ. Когда нас просят выполнить задачу или помочь, а мы предпочли бы отказаться, наличие четкой миссии поможет сопротивляться потребности делать благо другим и выбрать то, что лучше для нас.

Миссия дает решимость, силы и смелость, необходимые для преодоления препятствий, которые могут свести с ума. Как ярко продемонстрировал Виктор Франкл, способность создавать ценность даже в самых ужасающих условиях часто помогает нам их пережить. В момент обретения смысла страдание перестает быть страданием. В сущности, Франкл заявлял, что смог выжить в тяжелых условиях только за счет того, что решил превратить свое заключение в нацистском концлагере в способ улучшить мир благодаря пониманию важности и смысла происходящего.

Если мы уже счастливы и успешны, то вряд ли будем страдать из-за отсутствия миссии. По крайней мере, пока не подойдем к концу жизни и не увидим, что, хотя какие-то ее моменты и были приятными, события просто следовали одно за другим, без четкой траектории или цели, без кульминации или достижения долгожданных результатов, и чувство неудовлетворенности конечным результатом нашей жизни не овладеет нами. Но если мы можем сопоставить свою миссию не только с особенными событиями, но и с обычными, то обнаружим, что она стала организующим принципом. Когда мы принимаем решения с оглядкой на нее, то все, что прежде казалось нам последовательностью отдельных элементов, превращается в части единого целого, придающего вес даже вроде бы непоследовательным действиям (вечерника на день рождения супруга, визит к заболевшему другу или даже ситуация, когда мы пропускаем вперед другую машину в пробке). Иными словами, миссия помогает почувствовать, что наша жизнь важна в каждый момент.

Кроме того, она помогает нам не сломаться в случае серьезной потери, легче переносить стресс, повысить чувство собственной ценности, обуздать склонность сдаваться, получать больше удовольствия от повседневных дел, легче говорить «нет», защититься от отчаяния и придать больше важности событиям нашей жизни. На мой взгляд, мало что может дать такую же стойкость.

Стив внимательно посмотрел на меня.

– Хотите верьте, хотите нет, но для меня эту роль играла работа в секторе прямых инвестиций…

– …пока ее у вас не отняли, – заметил я.

На это он ничего не ответил.

– Вот что, – сказал я. – Не буду утверждать, что работа в секторе прямых инвестиций, создание скульптур или преподавание неважны или не стоит к ним слишком привязываться. Но если это все, к чему мы привязаны, то у нас нет никаких эффективных способов защититься от страданий.

Я предположил, что Стив просто шел по накатанному пути: ждал, что обретет полноту жизни в выполнении конкретной стратегии, работе в секторе прямых инвестиций, а не четко определенной миссии. Он был скорее привязан к тому, что делал, чем к тому, почему он это делал.

– Но я знаю почему, – заявил он. – Я любил это.

– И именно поэтому, – сказал я, – потеряв то, что вы любили, вы и пришли ко мне.