Текст книги "Ноль часов по московскому времени. Новелла III"

Чаю спокойно попить, расслабить голову… Леша с водой явился.

– Дим! А Аллу в любом случае теперь можно отбросить. В восемь ее еще не могло быть дома. Если они правду говорят, был кто-то еще, если сами преступники – тем более не она.

– Стоп! – поймал это скользкое.

– Что опять?

– Ерундой мы с тобой занимаемся – в абстракции забрались.

– В смысле?

– Правду они говорят. Ну, посуди: два умных человека разрабатывают такой вот план и не обеспечивают себя правдоподобным алиби? Хуже того, один совершает нелепый маршбросок в Киев, другой даже с женой заранее не договорился. И в то же время, они обдумали и провернули такой хитрый фортель с девчонкой. Ну, не сочетается.

Алексей хочет что-то сказать, но мешает звонок телефона.

Он опять показывает, что это меня.

Голос показался знакомым…

– Спасибо, Георгий, вас тоже поздравляю с Новым годом.

Леша нарочито поднимает вверх брови.

А я слышу вопрос – можно ли сообщить некоторую информацию по телефону или надо обязательно приезжать к нам на Петровку?

Добавляет, что она не касается третьих лиц.

Отвечаю – да, можно.

Дальше следует такая история.

Конечно, он сделал глупость, не сказав об этом сразу, но напрягли мои слова о пропаже портсигара Фаберже. Он собирает кое-что из Фаберже, а именно – каменные фигурки зверей, ему достались несколько еще от деда. Фигурок таких было много и, в том числе, много подделок, которые тоже представляют некоторый интерес. Регулярно он дает газетные объявления о покупке любых миниатюрных каменных фигурок, а люди связываются с ним по указанному домашнему телефону. Вот, за сутки до того события, то есть предыдущим вечером, ему позвонили по объявлению – хотят продать две фигурки, и по предварительному описанию они очень подходили под стиль Фаберже. Звонившая сообщила – у нее такие же три первые цифры телефона, значит, живут где-то поблизости, и сама сказала, что может подъехать к нему между половиной и восемью вечера.

Я уже догадался:

– И человек не появился.

– Нет.

– И потом не звонил.

– Совершенно верно.

– Вы можете представить номера газет с вашими объявлениями?

– Есть последний, и старых несколько есть.

– Завезите завтра, оставьте в пакете с моей фамилией на проходной.

– Могу сегодня.

– Не обязательно. Голос звонившей какого, примерно, возраста?

– Молодой совсем. Назвалась Галиной.

– А кто на фирме, и вообще из знакомых, знает о вашем коллекционировании?

– Ну, я никогда эту тему не озвучивал. Визажист, которого я рекомендовал Алле, тоже Фаберже коллекционирует – мы с ним и познакомились на этой почве. Он мог Алле обмолвится, она мужу…

– И про объявления он знал?

– Да, и сам тоже давал. Хотя по более широкому спектру изделий.

На какой-то момент я отключился, потому что стала складываться новая совсем комбинация.

На другом конце напомнили о себе покашливанием.

– Да-да, спасибо за информацию.

– Позвольте вопрос – есть шансы найти похищенные деньги?

Я с неожиданной для себя уверенностью ответил «есть».

Словно кто-то за меня произнес.

…

Алексей отнесся к новому сообщению скептически:

– Тут одно другому не мешает, а, наоборот, помогает. Как раз хорошее прикрытие было у человека с этими объявлениями, даже не исключено, толкнуло к преступному замыслу – очень удобно потом сослаться на такую историю. – Он вдруг застыл от какого-то внутреннего удивления… – Слу-шай!

– Я весь.

– А если всего одно слово заменить? Вместо «знакомый» поставить «приятель»?

– Прости, не врубился.

– Я про визажиста. И если вообще это одна компания – Алла, Георгий и визажист?

– А какая здесь каждому из них выгода?

– Деньги. Этим двоим – деньги. А ей свобода и капиталы мужа. Вот некоторой их частью она и могла пожертвовать. Сколько ей лет – сорок пять? Вспоминаем народную мудрость: «Баба ягодка опять». А какая она из себя – мы видели. И очень я сомневаюсь, что она жила тихой семейной жизнью. К тому же, супруг – выпивоха, и блокировал ее мечту жить заграницей.

Красивая выходила картинка… и, на первый взгляд, вполне вероятная.

Но только на первый.

– Знаешь, старик, какая у меня возникла аналогия?

– Какая?

– Может быть, не самая подходящая, но вроде того, что у футбольной команды лишний вдруг игрок оказался, и прямо в нужный момент перед воротами.

– Что-то я не рублю твою аналогию.

– Предположение, что Алла и Георгий пошли на убийство, – уже очень крутое. А тут еще на это страшное дело соглашается третий, причем вполне преуспевающий человек. Как-то он здесь не клеится.

– Ха, а зачем раскрывать ему все намерения? Просто могли сказать – хотят увести кое-что у богатого мужа, а ему за это вещь Фаберже, или деньги, или и то и другое. А про смерть визажист мог вообще не узнать. Или, допустим, узнал, догадался – в чем он участвовал, ну и что, сиди теперь и молчи.

Предположение без фактов – что с ним делать?

И не клеится здесь визажист, чисто психологически не клеится.

Нет.

Плохо еще, что Лешка оборвал зародившуюся у меня цепочку, пошедшую совсем в другом направлении.

А она стала формироваться методом исключения… восстанавливать надо теперь.

И «клей»… вот опять побежала цепочка.

Клей на кнопках, паста от шариковой ручки – да-да-да, есть цепочка.

Алексей укрепляет свою гипотезу рассуждением об упадке нравов, о легкости, с которой люди сейчас идут на убийство… мне фигня эта совсем не нужна…

Не надо спрашивать у него телефон – он записан и у меня, хотя надежда, что человек в половине одиннадцатого еще дома, не очень большая.

А главное, я уверен почти, что знаю звено финальное, которое – «клей».

Но только – обязательно нужно заполнить в цепи промежуток.

– Леш, звякни визажисту, пусть опишет ту самую девицу.

– Если она реально была.

– Ну всё равно, послушаем что скажет.

…

Сейчас вводить Алексея в курс дела – только себе мешать.

И пока он разговаривает, я придумываю правильный ход.

Леша, коротко очень переговорив, положил трубку.

– Ну что он?

– Яркая девица с кавказской примесью, волосы пышные твердые – интересные для работы, лет двадцати с небольшим, что-нибудь.

– Н-да. Знаешь, знобит меня слегка и носоглотка раздражена. Схожу в аптеку.

– А в наш медпункт?

– Лучше импортный аспирин куплю, растворимый. А ты пока свяжись с экспертами – что там у них с анализом на метил, когда результаты будут?

И отваливаю в кабинет Михалыча делать нужные звонки.

Возвращаюсь минут через сорок.

Лешка с возмущением сообщает, что гады-эксперты еще не приступали – у них, видите ли, не закончена более важная работа.

Еще ему пришла одна идейка, вслед той основной…

– Подожди, у меня тоже, пока гулял, кое-что образовалось, а по дороге зашел в кабинет Михалыча и три интересных звонка сделал.

– Кому?

– Сперва про другое. Когда я на отпечатки через монокуляр смотрел, они видны просто отлично, рельефно даже видны. И это благодаря клейкому слою. Твое предположение – клей от испачканного пальца – не годится, так как слой есть на всех кнопках, то есть и на тех, которые палец не нажимал.

– Нанесли для определения кнопок шифра?

– Молодец, в корень зришь.

– Блин… но тогда моя гипотеза отъезжает. Ну, а дальше?

– Дальше: кто мог заблаговременно нанести клейкий слой – тонкий, и нанести его аккуратно, чтобы почти не чувствовался? Только двое, Алла и сын, согласен?

– Дима, магнитофон!

– Я и позвонил их приятелю с телевидения. Во-первых, взял у него телефоны того третьего, помнишь?

– Который главный, кто мог помочь?

– Да. Но еще спросил: как к нему обратился звонивший – он же только обратился и передал девушке трубку. Человек вспомнил, тот начал словами «Привет старик…», потом – что есть проблема, про нее подруга лучше расскажет.

– Ну, дальше!

– Достал по рабочему телефону этого третьего-главного.

– Не звонили они ему, да?

– В тот вечер и не могли дозвониться – он был в гостях. Но не позвонили в следующие дни – вот что главное! То есть у них, чтобы отметиться, было два или больше вариантов звонков с одним и тем же магнитофонным началом.

Лешка произнес непубличное и сокрушенно добавил:

– А я, идиот, с этой своей гипотезой!

– Не переживай, ты ей меня подтолкнул.

– Как?

– Не клеился к этой истории визажист, «клеиться», «клей» – ну и побежала у меня вся цепочка. Странная штука – мозг. Я в следующей жизни в психологи пойду.

– Эх, а я… как Остап Бендер, в управдомы…

Собрался снова утешить, но Лешка продумал дальше:

– Дим, кнопки… цифры он знал, но комбинаций-то из них до хрена!

– А вот и не до хрена. Хотя мыслишь ты опять совершенно правильно – и преступник должен был заранее так подумать.

– Ну и?

– И позвонил я своему однокласснику, который в аспирантуре сейчас в МГУ на мехмате. Всего этих комбинаций, Лёша, сто двадцать четыре. Даже если набирать пять комбинаций в минуту, управиться можно за полчаса. Но если отбросить комбинации, где какая-то цифра повторяется два или более раз, таких комбинаций всего двадцать четыре.

– Погоди, у нас ведь тот самый случай?

– Именно.

– Повезло же ему!

– Только нам с тобой повезло не очень. Как доказывать всё это будем?

Скоро мы, впрочем, пришли к естественной мысли, что даже при наличии доказательств ходу дела против сына своей приятельницы Моков безусловно не даст.

– И даже, Лёш, излагать ему эту версию нельзя. Получится, мы в угол его загоняем.

– А может, наоборот, лучше, если он ее этой Алле озвучит и та угомонится?

– Не лучше. Ну, представь, что тебе подчиненные вдруг такую отвратную информацию преподносят. Как ты отреагируешь?.. Как минимум запишешь их в дураки.

– Выходит тогда, это мы загнаны в угол – и сами себя загнали. Что делать?.. Дим, а Чернышевский чего говорил?

– Чего-чего… говорил, со старшими товарищами посоветоваться надо.

– Во, с Аркадий Николаевичем!

Вообще-то я имел в виду отца и брата, и Лешка поймал мое удивление:

– Дим, он неформал, понимаешь?

– Ну и что?

– Не знаю, но носом чую. И чем мы рискуем?

Вечером, вернувшись в контору, я скажу Алексею, что у него гениальный нюх.

Но еще не вечер.

За окном только намечаются ранние сумерки, я сижу в кабинете Аркадия и досказываю нашу историю.

Меня радует интерес этого умного, опытного человека, а интерес проявился почти в самом начале.

И как дело дошло до девчонки, он позвонил кому-то из «своих», чтобы пробили ее по базе там, на Лубянке.

Вот, я договариваю последние слова, а глаза напротив превращаются в веселые щелочки.

– Эх, Дмитрий, взял бы вас прямо завтра своим заместителем! И Алексею бы хорошее место нашел.

Я отшучиваюсь.

Спрашиваю – как он оценивает это дело.

– Не скажу, что на все сто процентов, но на девяносто – оно в наших руках.

Удивлен, конечно, и жду разъяснений.

Нам приносят сваренный кофе, с ароматными струйками пара от поверхности чашек.

И пока я накладываю сахар в свою, Аркадий отвечает на звонок телефона…

Кладет трубку, чем-то очень довольный.

– А теперь, могу смело сказать, не на девяносто, а на все сто процентов. И по рюмочке, Дмитрий, по такому случаю – обязательно!

…

Девица не числилась в нашей базе данных, но в базе Лубянки она «состояла».

Двадцать два года, в неполные восемнадцать приехала сюда из Белоруссии вслед за старшей сестрой, которая уже занималась проституцией в Хаммер-центре на Пресне. Место, в то советское время, было закрытое, назначалось для зарубежных офисов и гостиничного проживания иностранцев. Валюта там просто гуляла, ей расплачивались (в том числе официально) в магазинах, барах и ресторанах, а закрытое было в том смысле, что без постоянного или разового пропуска туда не войдешь. Заведение находилось полностью под контролем КГБ и проститутки, разумеется, тоже. «Барышни» спокойно занимались главной своей работой, однако с обязанностью выполнять иногда услуги для главной конторы страны: могли использоваться для компромата семейных «западников» с целью последующей вербовки, случалось что-то и посерьезней, о чем, впрочем, не в моей компетенции говорить.

– Теперь она снимает однокомнатную квартиру и занимается, судя по всему, тем же самым. А дальше, Дмитрий, всё элементарно: вопрос только в сумме, за которую она сдаст этого парня – одного из своих клиентов, всего лишь.

«Сумма… а кто будет платить, – завертелось у меня в голове, – не мать же преступника? Про что тогда речь?»

Но прозвучало не менее странное:

– Думаю, за пятьдесят тысяч баксов она сломается сразу. Возможно, что и за меньшие деньги, но я бы не стал экономить.

Слово «экономить» совсем расстроило, и даже мелькнула мысль об умственном во мне непорядке.

А мой добрый хозяин продолжал в том же духе:

– Шестьсот тысяч компаньону вернем за вычетом десяти процентов – ниже сейчас не бывает, кто-то и пятнадцать бы вычел. – И ожидая в моем лице подтверждения, добавил: – А с мамашей за минусом тех шестисот тысяч на фифти-фифти, брыкаться особо не будет. …Вы, что, сомневаетесь, Дмитрий?

Я изобразил небольшое раздумье, чтобы мысль дошла до конца…

И не вполне еще уверенный, что вся дошла, покивал головой.

– Теперь, что касается вашей доли…

Тут я уже въехал вполне.

И вспомнив сразу скандал от отца и брата и свое им честное слово – «впредь никогда ничего», замолотил что-то про «дальше меня нет», «главное – отказ вдовы от ее претензий», однако закончил все-таки про обещание «своим» – никаких левых денег.

Как ни странно, именно этот аргумент подействовал, и Аркадий перестал смотреть на меня с удивлением.

Через два дня Моков сообщил, что расследование наше прекращено по заявлению, бывшей уже, потерпевшей.

А еще через неделю отмечали дома у нас по-старому Новый год.

Брат уже пришел вместе с женой, ждали нескольких еще гостей. Но открыв на звонок дверь, я увидел двух молодых людей, которые, назвавшись курьерами, вручили мне с какими-то бумагами пакет, где-то я расписался и услышал: «ключи в пакете».

– Какие ключи?

– У подъезда, вы посмотрите.

Оба заспешили вниз по лестнице.

Брат, стоявший за спиной, забрал из моих рук пакет и пошел в комнату, вытаскивая содержимое.

По работе мне ничего такого присылать не могли.

Я двинулся следом.

– Что там?

Брат вдруг присвистнул, еще посмотрел… и показал на балкон:

– Пошли, поглядим. Это документы на твою машину.

– Какую машину?

…

Внизу, у тротуара, стоял шикарный темно-синий Вольво.

Я бросился в объяснения.

И через несколько минут брат с отцом пришли в веселое настроение.

– Как же ты, сын, на такой дорогой тачке на работу ездить будешь?

– Понимаешь, Димка, что начальство подумает?

– Что крупную взятку взял.

– Не это главное, главное – с ними не поделился.

– Как же быть, продавать мне ее?

Брат, подумав, с тяжким вздохом, махнул рукой:

– Ладно уж, выручу. Возьму себе, а ты на мою пятерку сядешь. – И сердечно глядя добавил: – Не благодари, не чужие ведь.

* * *

Эх, позабыл совсем.

Нет, не удалось по крови обнаружить метиловый спирт.

Но сказали, лейкоцитная формула отчетливо деформирована – зараза какая-то точно была.