Текст книги "Один в поле воин"

Алекс Орлов
Один в поле воин

Они поднялись до площадки, откуда Феликс провёл Головина в отсек с низким бетонным потолком. Пришлось пригибаться.

– Ну вот, Марк, здесь будет твоя позиция, – сказал Феликс, опускаясь на одно колено и ставя на пол патронные короба.

– Моя позиция?

– Да, твоя позиция. Давай пулемёт.

Приняв у Головина оружие, Феликс пристегнул к нему короб и щёлкнул кнопкой подачи. Пулемёт лязгнул затвором, и на его боковой панели загорелся зелёный огонёк.

– Всё, оружие готово к стрельбе. Предохранитель не нужен, первый выстрел случится после повторного нажатия на спусковой крючок.

– Но, сэр, я…

– Не мельтеши. Лучше слушай инструкции.

1

Грузовые биг-траки тянулись длинной чередой и, казалось, никогда не закончатся. Марк Головин очень нервничал, он ещё никогда не задерживался так надолго после административного часа, поэтому то и дело поглядывал на проводника, который выглядел совершенно невозмутимым и только пожёвывал свою запрещённую жвачку. Возможно, именно поэтому он и был так спокоен.

Марк в который раз подумал, что этот парень вызывает подозрение и глупо было довериться ему, а тем более согласиться на такую сумму. Эти деньги – сорок чаков хакеру и двадцать посреднику, слишком трудно давались Марку, чтобы вот так легко с ними расстаться.

«Надо отменить сделку, – подумал он, – вот сейчас досчитаю до трёх… Нет, лучше до десяти, и скажу – всё отменяется. Всё отменяется!»

– Давай, вперёд! Окно в пятнадцать секунд! – крикнул проводник и так толкнул Марка, что тот едва не упал, споткнувшись о высокий край бетонной полосы.

– Ну, где ты там?! – нетерпеливым тоном позвал проводник, оказавшийся очень проворным. И это очень удивило Марка, у него по физкультурной подготовке было восемьдесят процентов, а на такое в группе тянули лишь двое.

– Да бегу я, бегу! – отозвался он, сердясь на проводника. Точно ли тот знал, куда бежать, ведь нигде на бетонном желобе, разогретом от многочасовых верениц транспорта, не было видно ни дверей, ни каких-то ниш.

А вдруг он сумасшедший и сейчас из-за поворота выскочит очередной конвой и разотрёт их по горячему бетону?

Головин даже успел представить – сначала колыхание волны воздуха, потом яркий свет лазерных дистанциомеров из-за поворота и нарастающий рёв разгонявшихся в желобе биг-траков. Или они остановятся, заметив препятствие? Правда, для транспорта массой тонн в сорок, а то и все пятьдесят пять, человек чисто технически препятствием вовсе и не является. Так, небольшая помеха, вроде камешка в бампер.

Пока Головин предавался нездоровым фантазиям, проводник уже достиг противоположной стены, приложил к ней самодельный флэш-ключ, и от стены на пару сантиметров отскочил край эксплуатационной дверцы.

Проводник подцепил её руками, резко рванул на себя и позволил первым протиснуться в образовавшийся проём Головину, а сам, сморщившись от напряжения, просочился следом.

Дверь вернулась на магнитную «собачку», и стало совершенно темно, ведь здесь не было даже дежурных фонарей, которые снаружи освещали бетонный желоб.

И тотчас загудел бетон, завибрировали стены, и по трассе, скрипя грузоподъёмными шинами, пошли потоком биг-траки.

– Страшно? – спросил проводник в темноте, и Головин прямо почувствовал, как тот издевательски улыбается.

– Не дрейфь, кадет, мы почти на месте.

С этими словами проводник включил фонарик и пошёл по узкому коридору, стены которого были увешаны пучками кабелей, на которых местами сидели какие-то туннельные обитатели. Но не крысы. Крыс Головин проходил в школе, и они были другими.

Ужас от вида этих странных существ только усиливался пляшущим светом фонарика, который то и дело выхватывал их совершенно неожиданно.

Головин сутулился и старался смотреть только перед собой, на неясный силуэт проводника.

В конце концов, если тот не обращал на этих тварей внимания, значит, они были не опасны.

После пары поворотов, где пришлось тереться о провисшие кабельные пучки, проводник, наконец, остановился и сказал:

– Ну всё, дальше ты сам.

– Куда это сам?

– Да не дрейфь, я же сказал – пришли уже. Вон, видишь красная дверца?

Проводник посветил тусклым фонарем.

– Вроде вижу.

– Вроде на природе. Там надпись – «не входить – опасно».

– Что, реально опасно?

– Реально, если за провода хвататься и пытаться развинтить соединения на трубах.

– Какой дурак будет развинчивать трубы под давлением?

– Находятся и такие, адамиртовые прокладки на чёрном рынке хорошо котируются. Ну, хватит болтать, топай по адресу. Я буду ждать тебя здесь. Потом отдашь мне аванс, а как доставлю на нейтральную точку, отдашь вторую часть.

– Да, я помню.

– Ну, шуруй.

Головин ещё раз взглянул на проводника и кивнул. Тупик с красной дверью выглядел жутковато. А вдруг сейчас этот парень сбежит, бросив его здесь?

«Ты совсем, что ли, дурак, Головин?» – спросил он себя, сердясь за свою всю развивающуюся мнительность. Раньше до учёбы он таким не был.

На петлях двери были видны потёки смазки, значит, кто-то заботился о том, чтобы она не скрипела.

Головин потянул за холодную ручку и, заглянув внутрь, увидел ещё один тупичок, который освещался падающим из-за очередного поворота туннеля светом.

Сделав пару глубоких вдохов, он преодолел последние несколько метров и, выглянув из-за угла, увидел хакера, сидевшего за столом, заставленным разной аппаратурой без корпусов, со внутренностями наружу.

Именно так он себе и представлял убежище человека, бросившего вызов системе.

– Ты кто? – спросил хозяин этой пещеры, поднимаясь с офисного стула.

– Я клиент, – пожал плечами Головин. Хакер выглядел совсем не страшным, не то что проводник со своей криминальной улыбкой и жвачкой, стопудово наркотической.

– Понятно, что не страховой агент. Номер у тебя какой?

– Не знаю, меня сюда привели, – пожал плечами Головин.

– Ладно, что у тебя? – спросил хакер, садясь на место.

– Ботинки.

– Надеюсь, ты их не целиком сюда притащил?

– А надо было целиком разве? – забеспокоился Головин. Он знал, что функциональная схема и чип находятся в сублиматорах, то есть стельках обуви. Так зачем тащить всё целиком?

– Нет, конечно. Но одно чудо однажды мне так и притащило – целую пару. Но самое смешное – он перепутал и притащил не ту, которую собирался перепрограммировать. Ладно, давай ходики. А то у меня сегодня следом ещё двое прибудут. Услуга начинает приобретать популярность, а значит, через неделю я подниму цены.

Приняв от Головина пару стелек, упакованных в тонкий пластик, хакер взвесил их в руке, потом положил на платформу, как показалось Головину, похожую на весы, потому что там – на панельке, загорелись какие-то цифры.

«Зачем их взвешивать?» – подумал он, однако хакер выглядел человеком, который знает, что делает.

– Так-так, версия «бэ-цэ-ультрамарин-пятьдесят два-пятнадцать». А прошить её можно только на бу-бу-бу… Или на вот эту… Ага. Тебе какая предпочтительнее – ознакомительная продлённая или постоянка, но без дальнейших обновлений?

– А что дают обновления? Шнурки быстрее самозатягиваются? – уточнил Головин.

– Ага, щас. Могут только мелодии при затяжке поменяться, а вообще, программные обновления компании нужны, чтобы лучше контролировать клиентуру. Отказаться ты не можешь, тебя тогда в этой обувке никуда не пустят, а если поставишь ломанную версию, то через какое-то время может прилететь патч, и залепит твою нелегальщину, и снова потребует установку обновления.

– Прямо хоть босиком ходи… – вздохнул Головин.

– Ну, если тепло и никуда не нужно выбираться, ходи босым. Однако, когда надумаешь приобрести лицензионные шузы, компания накинет тебе штраф за те месяцы, когда ты не пользовался её услугами.

– Мне эту… Ознакомительную продлённую, – сделал выбор Головин, чтобы только заткнуть хакера, который своей информацией портил ему настроение.

Он и сам знал про все эти подлости обувных монополистов. И ни за что бы не решился на нелегальщину, но хотелось скопить денег на хороший мидивойс вместо старого диспикера, а траты на сопровождение ботинок оказались наиболее заметными и не обязательными, что ли. И вот он решился их сократить.

2

Через десять минут все манипуляции были закончены, и Головин передал хакеру сорок чаков. На выходе ещё десять пришлось отдать в качестве аванса за работу проводнику.

Тот сунул деньги в карман и зашагал к выходу, подсвечивая себе фонарём и вовсе не заботясь о том, видно ли Головину, куда идти, ведь под ногами валялся всякий мусор: от обрывков оболочек усиленных кабелей до больших кусков грубой штукатурки.

Головину пришлось прибавить ходу, чтобы не отставать.

Перед тем как выйти на желоб, пришлось посидеть ещё минут пятнадцать, ожидая, когда снаружи прекратится гул нескончаемых потоков автоматических мулов.

При этом проводник совсем не смотрел на часы, а только пялился куда-то в тёмный потолок и продолжал с остервенением жевать свою дрянь с какими-то особыми наполнителями, в этом Головин уже не сомневался.

– Внимание, готовность номер один. Здесь перерыв короткий – всего семь секунд. Поэтому шуруй за мной нога в ногу? Понимэ?

– Чего? – переспросил Головин.

– Того. Стартуем!

С этими словами проводник почти что вышиб узкую дверь, и Головин поспешил следом, ободрав ухо о шершавый край.

– Бегом! – добавил проводник, и Головин помчался что было сил, уже чувствуя, как дрожит под ногами бетонное покрытие от тяжёлой поступи очередного потока грузовых ботов.

Успели вовремя. А сзади завертелись вихри от выхлопных труб парогенераторов.

Головин перевёл дух. Он мог бегать и быстрее, и дольше, но здесь дыхание сбивал страх.

– Ну что, ты в порядке? – спросил проводник, оборачиваясь.

– Да, обошлось, – кивнул Головин.

– Давай скорым шагом, а то у меня сегодня ещё один маршрут остался. Нужно ковать бабло, пока есть такая возможность. Согласен, кадет?

Головин не ответил. Ему хотелось поскорее уже расстаться с этим человеком, отдав ему причитающиеся деньги.

Потянулись длинные грязные заборы, из-за которых виднелись бетонные корпуса давно заброшенных заводов. Пока что эти руины никто не трогал – на землю не было охотников, поскольку ходили слухи о проблемах с экологией в этой бывшей промышленной зоне. И Головин этим слухам верил, поскольку дистрофичные и небольшие корявые деревца, росшие вдоль извивающейся тропинки, говорили о том, что слухи эти имели под собой основу.

Проводник довёл Головина до самого хайтауна и, остановившись на углу, сказал:

– Давай остаток.

Головин передал десять чаков, и проводник растворился в тени высотного здания.

По улице пронеслась машина полиции, и Головин с запозданием прижался к стене. Засняли или нет? Доказывай потом, что вышел погулять.

Дисциплина в экономической зоне «Каса» была строгой, и в вечернее время следовало выходить лишь в том случае, если имеется чёткий план. Например – сходить на видеопанораму или посетить слэш-бар, чтобы накачаться водородным зельем выше бровей.

Иногда полиция могла остановить жителя зоны и поинтересоваться, куда он идёт и с какой целью. А потом проверить его показания, сравнив с записями многочисленных видеочипов, расставленных по всему городу.

Разумеется, за безобидный обман никто по суду не преследовал, однако все обманы заносились в учётную карточку жителя зоны «Каса», и после того, как набиралось определённое количество штрафных очков, человека из зоны просто выбрасывали. И всё. Никаких истязаний. Иди куда хочешь, садись на любой транспорт из транзитной зоны порта, живи на какие хочешь шиши. С работой за пределами зоны было трудно.

Головин поднялся на крыльцо хайтауна, коснулся ладонью идентификационной панели, и система, секунду подумав, откатила дверь в сторону, давая возможность пройти в тесный холл с выкрашенными синей краской стенами.

Пройдя к лифтам, Головин стал ждать, стараясь не дышать носом.

Он не переносил запах дезинфектора, которым удалялись следы лептонных загрязнений.

До того как попасть в зону «Каса», он о таких загрязнениях и не слыхивал, а тут пожалуйте – проблема, с которой борются.

Он поначалу считал это развлечениями местной зажравшейся публики, о лептонном загрязнении говорили очень часто, как о погоде. А потом однажды, придя после занятий в свою жилую ячейку, с удивлением обнаружил заметные изменения.

Стол другого цвета, не там полочка для плейсбуков, напольное покрытие в другой рисунок. Решив, что перепутал комнату, он вышел, вернулся к лифту и, повторив привычный путь, на этот раз оказался именно в том жилище, к которому привык, то есть дома. А когда поделился этим странным случаем с приятелем, с которым они делили жилой блок, тот объяснил, что это и есть эффект накопления лептонного загрязнения, когда идёшь да вдруг и попадаешь в какую-то параллельную реальность. Вроде ты и дома, и в то же время всё вокруг другое.

– Это как сны про детство, – пояснил Фредди, – у тебя бывают сны про детство?

Головин уже не помнил, что ответил тогда на странный вопрос.

– Привет, Марк, – послышалось рядом.

– Привет, Рекс. Откуда такой измученный?

– С фабрики. Сегодня была смена Симмонса, загонял нас, сволочь.

Головин понятливо кивнул. Одно время он тоже подрабатывал на этой фабрике, склеивая пластиковые формы для строительного наполнителя. Автоматизации никакой, только ручной труд.

Позже от подработок пришлось отказаться, ведь после изнуряющих смен приходилось отсыпаться по двое суток, а потом ещё догоняться всякими микстурами, поскольку мысли после дыхания гиперрастворителем, используемым на фабрике, постоянно путались.

А в обстановке этого самого лептонного загрязнения реальность совсем исчезала. Одним словом, больший эффект давала простая экономия средств.

Что-то Головин получал в качестве стипендии от землячества, какие-то деньги присылали родители.

Он перестал покупать палеогалеты и гранулы для еды быстрого приготовления, перейдя на спец-бады, пищевую целлюлозу и бинарные витамины с ферментами.

Из дорогого была только вода, так как всё, что он теперь потреблял, требовало ответственной ферментации, которая происходила в пищеварительной системе лишь при наличии чистой воды.

Лифт пришлось ждать минуты две, пока не прибыла узкая кабинка без внутренней отделки. Вечерами лифтовая система работала в режиме экономии, и из четырёх кабинок ездила всего одна.

– Через два дня у меня пересдача, а я как под балдой, – пожаловался ещё один знакомый – Фристон, живший на два этажа выше.

Он стоял у стенки кабины, прикрыв глаза.

– Что пересдаёшь?

– Четвёртую систему и её четверичные знаки, – едва слышно пролепетал Фристон, и из-за шума скоростного лифта Головин, скорее, понял, чем услышал сказанное.

– Я сдал со второго раза.

– Без химии?

– Почти. Первая часть с таблицами нормально зашла, а вот эти…

– Либестрации?

– Ага, они самые. Путаная тема. Пришлось закинуться на тридцать чаков.

– Говорят, эта химия приводит ко всяким там рассогласованиям…

Кабина качнулась и встала, индикатор показывал тридцать восьмой этаж.

Створки открылись, и Головин шагнул в лифтовой холл.

– На самом деле, всё в порядке, – сказал он, но Фристон его фразу не услышал, лязг расшатанных створок заглушил слова Головина.

Он, конечно, бодрился и врал. Ему уже не раз приходилось прибегать к чудо-таблеткам, позволяющим запоминать большое количество информации. Практически до запятой. А хитрые самообучающиеся экзаменационные терминалы быстро понимали, что слушают не знания, а химию, и резали кадетам баллы.

Приходилось применять компиляторы, которые искажали учебный материал так, чтобы он звучал «не по-книжному». Какое-то время экзаменационные терминалы на это велись, кадеты получали высокие баллы, но затем мудрый сервер замечал систему и снова усложнял правила игры.

Кадеты снова бежали к хакерам – своим или дорогим – сторонним, те опять писали новые программы прикрытия «химических знаний». И так всё по кругу.

Вот только с каждым кругом Головин чувствовал на себе последствия действий препаратов – мнительность, депрессивные провалы, ночные кошмары и даже вкусовые галлюцинации. Когда он принимал безвкусные таблетки пищевой целлюлозы, то иногда начинал чувствовать вкус синтетик-персика или синтетик-барбариса.

Когда-то в детстве у него была такая игрушка с волновым имитатором. Нужно было почувствовать вкус и сказать, к какой голографической культуре он относился.

«Это как сны из детства», – вспомнил он слова Фредди.

3

Выйдя из лифта, Головин почти столкнулся с Дугласом, парнем с «чердака». Так называли последний – сорок восьмой этаж – хайтауна.

– Привет, Дуг. Ты к нам?

– Кислород есть? – спросил Дуглас, тревожно сверкнув чёрными глазами.

– Тебе, что ли?

– Соседу.

– Сильно перебрал?

– Не то слово. Сдал два рубежа на чистой химии. Три дня не спал, ждал-ждал, когда вся дрянь выйдет. Но ничего не вышло, и он теперь просто лежит и смотрит в потолок, даже не моргает.

– У меня нет, но у Фредди вроде полбаллона где-то валялось. Только он в долг не даст.

– Деньги у меня имеются!.. – сказал Дуглас и, разжав кулак, продемонстрировал смятые силикаты на десять и двадцать чаков.

– Ну, пошли.

Они подошли к двери в блок, Головин коснулся панели, и механизм замка щёлкнул, но дверь не разблокировал.

– У нас та же хрень, – прокомментировал Дуглас. А Головину пришлось повторить процедуру ещё дважды, прежде чем замок всё же сработал.

– Подожди здесь, я сейчас вынесу.

Головин вошёл в блок и сразу заглянул к соседу.

– А, это ты, Марк. Я думаю – кто там скребётся… – произнёс Фредди и потянулся.

– Чего дрыхнешь? У тебя же вроде подработка.

– Выходной взял.

– А чего так? – спросил Марк, без спросу перекладывая вещи в шкафу Фредди.

– Эй, ты, может, у меня спросишь, чего забыл в моих шмотках? – спросил тот, приподнимаясь.

– Кислород у тебя где-то был…

– Тебе худо, что ли?

– Не мне. Дугласу нужно для его соседа.

– Там в самом углу смотри, в правом. Только в баллоне треть осталась, по счётчику тридцать два процента.

– Как раз толкну за пять чаков.

– Дуглас этот мне ещё пятерку должен был. Если это «Дуглас с чердака».

– Он самый.

Выйдя из блока, Головин протянул Дугласу баллон и сказал:

– Тридцать два процента. С тебя пятёрка.

– Держи десятку, я Фредди пятёрку был должен.

Головин получил деньги, и Дуглас с чердака ушёл приводить своего товарища в норму.

Кислородсодержащие спреи применялись для запуска устаревших моделей парогенераторных двигателей, однако в навигаторском училище придумали использовать их в качестве восстановительного средства.

Химические стимуляторы и просто химия «для удовольствия» приводили к замедлению метаболизма в организме, а несколько вдохов кислородсодержащего спрея давали обменным механизмам организма толчок, после чего он понемногу возвращался к нормальному функционированию.

– Твоя десятка, – сказал Головин, бросая деньги на узкий столик, заставленный коробками с пищевыми компонентами, учебными планшетами и составными частями от старых компьютеров, из которых Фредди смастерил нечто вроде экзаменационного терминала для тренировок сдачи учебных рубежных контролей без «химии».

Терминал работал, но всё же без химии пока не обходилось.

– Ну что, как твоя экспедиция? – спросил Фредди, спуская босые ноги на пластиковый пол.

– Вроде нормально, – пожал плечами Головин.

– Чего по выгоде? – уточнил Фредди, шевеля пальцами ног и внимательно следя за этим процессом.

– Лицензия стоит двести десять на полгода, я заплатил шестьдесят. Выгода налицо.

– Налицо, – согласился Фредди, – если неожиданного патча не будет.

Головин вздохнул.

– Что-то я никак в себя прийти не могу, кажется, будто у нас воды по колено, – продолжал сосед.

– Тёплой? – уточнил Головин.

– Ну да, – подтвердил Фредди, продолжая шевелить пальцами ног.

– Это «белая ромашка».

– Да я вроде реактиватор принял.

– Просто подожди, скоро отпустит.

Головин встал и отправился к себе. Он испытывал чувство голода, которое следовало утолить.

Зайдя в комнату, дождался, когда устаревший датчик с запозданием зажжёт освещение, снял куртку и бросил на стул.

Потом снял чужие ботинки. Следовало отнести их хозяину, у которого он брал их в аренду.

Можно было, конечно, сгонять к хакеру и в своих, но ходить без слипов было неприятно, да и шнуровка не срабатывала, а брать чужие слипы… Уж лучше сразу ботинки. Теперь за них следовало отдать половину банки пищевой целлюлозы.

Правда, она была просрочена, да и к тому же с отдушкой «берёзовый корень», а Головину нравился «каштан». Помимо прочего, «берёзовый корень» требовал большего количества таблеток с белково-ферментным составом, которые стоили значительно дороже целлюлозы.

Достав из холодильного шкафа бутылку с водой, Головин посмотрел её на свет, проверяя уровень по тайно оставленной отметке.

Одно время Фредди подтаскивал у него воду. Понемногу, но всё равно было неприятно, и хотя это было давно и больше не повторялось, Головин всё так же ставил отметки на бутылке. Так ему было спокойнее.

Потом он сел на узкую кровать и, сунув ноги в тапочки из синтетической соломки, протёр руки дезинфицирующей салфеткой, а после небольшой паузы на всякий случай протёр и лицо. Но лучше себя Головин не почувствовал.

– Достало всё, – выдохнул он и стал одну за другой глотать таблетки целлюлозы. Потом сделал два глотка воды, досчитал до двадцати и проглотил ещё три таблетки белково-ферментного комплекса.

Запил её ещё тремя глотками, поставил бутылку на стол и вытянулся на кровати, прикрыв глаза.

По инструкции следовало провести в покое хотя бы четверть часа, от этого зависело качество ферментации и общая усвояемость.

При этом таблетки были совершенно безвкусными, и смириться с этим поначалу было непросто, но позже – года за полтора после перехода на экономичное питание, Головин окончательно привык и, даже проходя на улице мимо кухни, какого-нибудь ресторанчика для толстосумов, не чувствовал никакого беспокойства, когда улавливал запахи, которые смутно помнил ещё с детства.

«Достало всё», – успел ещё раз подумать Головин и незаметно для себя погрузился в сон.

Так, в одежде, он проспал всю ночь, а наутро поднялся ещё до сигнала будильника, примерно в половине седьмого, и, потянувшись, сел, моргая и пытаясь вспомнить, почему он лёг спать не раздеваясь.

– Вроде ничего не принимал, – хрипло произнёс он и, почесавшись под майкой, стал раздеваться, рассчитывая сегодня проскочить в душ раньше Фредди, который обычно поспевал ещё раньше и тратил на себя большую часть лимита, поскольку кроме помывки заготавливал воду для питья – не меньше пяти литров.

Но, по сути, это была не вода, а лишь водосодержащая техническая жидкость, поэтому, чтобы получить необходимые ему пять литров воды питьевого качества, он набирал все семь этой смеси, которую затем перегонял на самодельном разделителе.

Головин пробовал эту воду. Без привычки пить её было трудно, хотя при повторной перегонке отвратительный привкус и покалывание языка исчезали. Однако перегонять второй раз Фредди ленился, да и установка его была не слишком экономичной и пожирала энергию, сдвигая лимиты в зону повышения стоимости.

К счастью для Головина, они с соседом имели различные аккаунты и платили каждый за свою энергию. А вот воду, увы, разделить не удавалось, чем Фредди и пользовался.

Пару раз Головин пытался поговорить с ним, убеждая, что техническая вода плохо влияет на здоровье, но что эти беседы для человека, который дважды в неделю закидывался препаратами.

Бывало он поутру пил техжидкость безо всякой перегонки.

Головин отправился в душ, и каково же было его удивление, когда на счётчике он увидел показатель в тридцать семь процентов, то есть ему оставалось меньше половины воды, и, значит, сосед ухитрился злоупотребить водой ещё ночью.

Но скандалить рано утром он не собирался, поэтому смиренно помылся едва тёплой водяной смесью, постоял полминуты под испарителем и, вернувшись в комнату, начал собираться.

На занятия следовало было поспеть к девяти, а до этого заскочить на склад, чтобы в бешеном темпе просмотреть накопившуюся за два дня документацию на предмет ошибок.

На всё это обычно затрачивалось от тридцати до сорока минут, и после этого Головина даже слегка покачивало, зато хозяин склада Ахмед давал за эту работу по тридцать чаков.

Деньги небольшие, но и этому Головин был рад, он приходил на склад дважды в неделю, в то время как другие за те же деньги работали впятеро больше. Вот хотя бы Фредди.