Текст книги "Прутский Декамерон"

– Знаешь что, давай-ка ты сваливай отсюда по-хорошему, – сказал я лейтенанту. – А я все улажу.

– Да я его… – дернулся было тот, – на куски порву, он меня сукой ментовской назвал.

Я усмехнулся.

– Эх ты, ему позволено так говорить, это же сын Иван Иваныча, твоего босса. А начальственных детей надо знать в личность.

Лицо лейтенанта побелело, на нем, даже при свете луны было заметно, не осталось и кровинки.

– А что же теперь будет-то… е… твою мать, вот угораздило.

– Немедленно уходи и понадейся на меня, я все устрою, – повторил я и хлопнув милиционера по спине, вышел из кустов и направился к ресторану. Набрав 02 на телефоне-автомате, что висит в фойе, я сказал дежурному, что в кустах у ресторана лежит избитый сын начальника милиции и, не назвавшись, положил трубку. Хотя отец Игоря Иван Иванович находился совсем рядом, в ресторане, с ним я говорить о случившемся не собирался, и вы, наверное, догадываетесь, почему.

Пока я звонил, рядом послышались громкие голоса: министр торговли как раз делал по ресторану обход; с двух сторон его поддерживали под руки наш первый секретарь и директор торга, который каким-то образом уже успел избавиться от хмурого и завистливого завотделом ЦК.

– Что-то я не видел таких люстр в моем хозяйстве, – сказал министр торговли, задирая голову вверх и указывая на огромную люстру, висящую над лестницей, ведущей в зал.

– А это наш бармен своими руками изготовил, – гордо сказал Владимир Викторович оглядевшись по сторонам и указывая на меня пальцем, и мне осталось только поклониться, не мог же я в эту минуту им начать объяснять, что люстру сделал вовсе не я, а мой напарник Саша – мастер «золотые руки».

– А из чего сделал? – спросил министр, вслух продолжая удивляться, какой красивой и солидной вышла самодельная люстра.

– Собрали и сварили из шести настенных бра, – подойдя ближе, бойко пояснил я. – Не знали, куда их прицепить и вот…

– Неплохо, очень неплохо получилось, – похвалил министр, – талантливые у вас тут ребята, как я погляжу, все умеют. – И обращаясь ко мне, хитро спросил: – Вот все у вас хорошо, как я понял, все замечательно, а девушки у вас есть? – И сразу добавил: – для развлечений, я имею в виду. Блондинки там, рыженькие или брюнетки, ну ты понимаешь о чем я.

– Понимаю, а как же, – не сморгнув, ответил я. – Имеются, конечно. Вам с какой пропиской, подойдет с местной или же обязательно со столичной, кишиневской?

Министр, мужик совсем еще не старый, при последних моих словах смутился, вспомнив, наверное, что в Кишиневе у него семья – жена и дети, поэтому вздохнул и махнув рукой стал подниматься по ступеням.

– Пойдемте наверх, – обратился он к своим попутчикам, – мы еще именинницу не поздравляли, а то некрасиво получается – мы вроде как бы тоже приглашены. – И в окружении сопровождающих лиц он продолжил свой путь; позади всех водитель министра, пыхтя от натуги, волок в большом картонном ящике подарок.

Как очень скоро выяснилось, Сашке Чумакову вместе с его мамой не удалось превратить день рождения в обручение, а при благоприятном развитии ситуации, в свадьбу. Родители именинницы твердо отвергли их поползновения после первых же намеков на наследство, к тому же Тамара Васильевна, как оказалось, почему-то считала, что не Сашка, а я встречаюсь с ее дочерью Еленой. Не знаю каким образом моя личность вообще бралась ею в расчет: по всем раскладам – будь у Ленки женихов количеством даже под сотню – я был бы в их обойме, безусловно, последним номером, ведь по финансовым своим возможностям я «стремился к нулю».

Главный оформитель ресторана Володя Толстолобик станцевал с Марией Ивановной несколько танцев подряд, не обращая внимания на ее мужа и не подозревая о том, что они с партнершей выглядят со стороны несколько забавно, – Володя был на голову ниже своей воздыхательницы. Затем, видимо всерьез огорчившись тем, что такая шикарная женщина принадлежит не ему, а кому-то другому, Володя направился к столу и в короткий период времени – в каких-нибудь полчаса – вылакал 7(семь) полных фужеров водки, а ведь буквально накануне хвастал всем что «завязал» – бросил пить. Запив водку тремя фужерами шампанского, он ни с кем не прощаясь вышел на улицу, сел в свой знаменитый на всю Молдавию «запорожец» и укатил к себе в Кишинев.

Он оказался первой «потерей» среди гостей, вскоре следом за ним по домам потянулись другие; ну а бар, пока меня не было на месте, жил своей обособленной жизнью: партийные начальники среднего звена, ввиду отсутствия главных начальников, «расползшихся» по ресторану, очень скоро дошли до предела: они на спор выпивали 700-граммовый наполненный водкой фужер штучного чешского стекла ручной работы, – каждый из которых был произведением искусства, – затем с размаху шлепали им об бетонный пол, в короткое время разбив мне около полутора десятков фужеров из 24, имевшихся в наличии. Остановились они лишь тогда, когда я демонстративно убрал со стойки все оставшиеся фужеры.

Мой напарник Саша и его мама, расстроенные неудачей, в самый разгар празднества, где-то около полуночи, заглянули ко мне в бар; Сашка, рассеянно посмотрев сквозь меня, небрежно кивнул на прощание и, взяв маму под руку, отправился домой.

Следом за ними заскочили разрумянившиеся, разгоряченные танцами и шампанским Оля и Ленка-именинница. Девчонки громко и весело разговаривали; Ленка, подойдя и взявшись руками за борта моего пиджака, притянула меня к себе и звучно поцеловала в губы, после чего девушки по секрету признались мне, что хотят сбежать в город, так как им здесь, среди взрослых, скучно. Я заговорщицки подмигнув им, сказал что если их хватятся и начнут разыскивать, я сообщу маме именинницы где они, после чего девицы, взявшись за руки, выпорхнули из бара и исчезли в ночи.

К этому времени мои гости – «стойкие» коммунисты были уже совсем никакие: их опытные водители по одному обманом и уговорами выводили «слуг народа» на улицу, усаживали в машины и увозили кого по домам, а кого в гостиницу райкома партии. «Большой босс» – завотделом ЦК, перед уходом подошел ко мне, и я весь напрягся. «Ну, что этот товарищ на этот раз придумает?», – неприязненно подумал я. Предчувствие меня не обмануло: он таки придумал.

– На вот, возьми, – поковырявшись в кармане он швырнул на стойку две смятых рублевых бумажки. – Чтобы опять потом не было разговоров, что я на банкете ел-пил бесплатно. – Он звучно гыкнул. – Претензий ко мне нет?

– Боже сохрани, – ответил я, подняв руки вверх.

– То-то же.

Было уже около четырех утра, когда даже самые стойкие клиенты, наконец, разошлись, и официантки, уже падавшие к этому времени с ног от усталости, смогли перевести дух. В баре еще оставалась Виктория – невысокая, черноволосая, постриженная под «гарсон» девушка, ее постоянно улыбающиеся глазки, узкие как у японки, от которых, признаюсь, я был просто в восторге, к этому часу превратились в щелочки.

– Вика, – остановил я девушку, совершающую очередной «рейд» с подносом грязной посуды. – Ты не хотела бы искупаться в душе после такой работы?

– Искупаться? Где? Здесь, в ресторане? – откликнулась она. – Я бы с удовольствием, только у меня нет с собой полотенца.

– Так у меня есть, – сказал я, доставая пакет из своей сумки. – Оно большое, рассчитано на двоих.

– Так ты мне и спинку собираешься потереть? – спросила она кокетливо, принимая пакет из моих рук, и я, не имея сил ответить, лишь кивнул ей. Я проводил девушку до душевой, настроил горячую воду, извинился, быстренько вернулся в бар, молниеносно постелил в одной из кабинок матрас, который вот уже несколько месяцев как получил «прописку» в баре, и вновь бегом отправился назад.

Немного стесняясь, мы действительно потерли друг другу спинку, а после купания вернулись в бар. Ресторан, опустевший наконец после долгого и бурного празднества, казался теперь совершенно вымершим. На мое робкое предложение провести остаток ночи вдвоем, Виктория доверчиво потянулась ко мне своими маленькими ручками и почти упала в мои объятия.

Так начался наш с ней «роман», затянувшийся на два года, и прервавшийся окончательно лишь с ее отъездом в Кишинев.

Разбудили нас до обидного рано, в восемь утра, и мне пришлось, поцеловав Вику на прощание, выпроводить ее потихоньку за дверь, потому что, как сообщил мне дежурный по райкому партии, я срочно должен был выехать в село Старые Криганы за свежей рыбой, а заодно и за поваром, проживавшем в том же селе и обалденно варившем уху. Уха требовалась начальственным желудкам на опохмелку, поскольку, как вы сами понимаете, самое главное в любой пьянке – грамотно опохмелиться.

Райкомовская «волга» быстро домчала нас до места, и вскоре я увидел цепь искусственных каналов и озер, принадлежавших местному рыбхозу, в которых выращивалась рыба самых разнообразных видов. Бывший капитан НКВД-МГБ-КГБ Сергеев, теперь пенсионер, но в то же время стойкий и неподкупный страж на складах рыбхоза, был предупрежден о нашем приезде, поэтому безропотно выделил требуемое количество дефицитной рыбы (естественно, бесплатно), и даже помог погрузить две полные корзины в общепитовский мотороллер. Машина тем временем доставила из дома поднятого из постели повара и мы отправились в обратный путь.

Часа через полтора у себя в баре я хлебал ложкой из кастрюльки средних размеров необычайно вкусную наваристую уху, и с ручкой в руке подсчитывал финансовые потери.

Всего начальственными лицами вчера было выпито «горячительных» напитков на сумму 650 рублей, и это только по бару, не считая поданных со складов и кухни блюд и закусок. Вместе с тем, что было украдено вчера утром электриками, устанавливающими в моем складе сигнализацию (я, по простоте душевной, оставил их там на 20 минут без присмотра), это составило 650+350 =1000. Тысяча рублей недостачи в кассе – хорошенькое начало! Ах да, я чуть было не забыл, два рубля ведь мне вчера заплатили, начальник ЦКовский внес, так что итоговая циферка уже не круглая, всего 998 р. в убытке.

Если бы сейчас в баре взять да провести ревизию, нас с Сашей Чумаковым по ее результатам и по итогам всего лишь одного дня работы вполне можно было судить и посадить, и получили бы мы ни много, ни мало от 3 до 7 лет лишения свободы с конфискацией имущества. Здорово, а?! Бежать что ли, пока не поздно, с этой работы, мелькнула у меня шальная мысль.

Нет, поздно. Теперь будем биться до конца.

Июль 1980

Коктейль «Серенада».

Апельсиновый сироп 20 мл.

Ванильный сироп 20 мл.

Гранатовый сок 100 мл.

Газированная вода 100 мл.

Ломтики апельсина.

Смешиваем ингредиенты, украшаем ломтиками апельсина.

Новелла третья. Капитанская дочка

Приснилась мне юность отпетая,

приятели – мусор эпохи,

и юная дева, одетая

в одни лишь любовные вздохи.

И.Губерман

Душно. Не спится. Я приподнялся в постели и осторожно перевернулся на другой бок; диван противно скрипнул, однако дыхание моей супруги, спящей рядом, оставалось по-прежнему тихим и ровным. Я осторожно сполз с дивана, и в этот самый момент в прихожей негромко забренчал телефон, прозвенел один раз и на втором звонке оборвался. Я сморщился словно от зубной боли, но жена и на этот раз не шелохнулась. И только выйдя на кухню и выпив кружку воды я вспомнил!.. Ведь это был не простой, а кодовый звонок! Один – плюс. Это означало, что я срочно нужен своему товарищу Кондрату, то есть мне надлежит в течение десяти ближайших минут быть на улице. А на часах без двадцати минут двенадцать.

Я снял со стула висевшие на нем брюки и рубашку, на цыпочках вышел в коридор и, не включая света, стал одеваться, недоумевая, зачем я мог своему товарищу в такое позднее время понадобился. Заметив на тумбочке рядом с телефоном пачку «Мальборо», я сунул ее в карман, следом спички, вышел за дверь, и тихо затворив ее за собой, запер на ключ.

Спускаюсь вниз, огибаю дом и останавливаюсь у бетонной автобусной остановки, которая располагается позади моей четырехэтажки. Пустынное в этот час шоссе тянется передо мной, окаймленное с двух сторон небольшими деревьями. Темные силуэты зданий выделялись на фоне еще более темного неба. В ожидании проходит несколько томительных минут, затем я замечаю свет фар идущей от центра города машины, они на добрую сотню метров впереди себя освещает шоссе, вырывая из темноты дома и деревья. Я ступаю на дорогу и призывно машу рукой. Машина начинает тормозить, съезжает на обочину, ее слегка заносит на придорожной пыли, наконец она останавливается, фары гаснут, и тишина, окружавшая меня еще несколько мгновений назад, взрывается громкими голосами. Ну, конечно же, это наши!

Передо мной гастрольная машина нашей компании – желтый раздолбанный «жигуль», за рулем которого восседает ее хозяин Игорь, по кличке Жердь, рядом с ним Кондрат, оба – мои лучшие друзья.

– Не удивился, что я так поздно позвонил? – спрашивает меня Кондрат, выбираясь со своего места рядом с водителем – из-за высокого роста у него это получается не слишком быстро.

– Вот он, наш дружбан Савва, – громко кричит Игорь, перебивая товарища, – бедняга, ожидая нас, уже просто изнемог со скуки.

Опередив Кондрата, Игорь подходит первым и довольно чувствительно хлопает меня по плечу – сразу видно, что он сегодня крепко выпил. Мы пожимаем друг другу руки, смеемся, спрашиваем как самочувствие. На заднем сиденье располагаются три незнакомые мне девушки, их лица пятнами мелькают в проеме открытого окна. Судя по переливистому смеху и громким восклицаниям, они тоже немало выпили. Кондрат берет меня за руку, отводит в сторону и шепчет:

– Нам предстоит одно срочное дельце, и для этого мне понадобился ты. Сейчас поедем на озеро, там вплотную займешься моей бывшей подругой Маринкой. Помнишь, я тебе говорил, что решил от нее избавиться?

– Ага, – киваю я что-то такое припоминая, – говорил. Ты еще сказал, что она твоя подруга чуть ли не с детских лет.

– Именно так, – соглашается Кондрат и шутливо кривится. – Настолько застарелая зазноба, что я уже устал и от нее и ее дурацких претензий. Ну, поехали. По машинам, друзья мои, – командует он, зачем-то поглядев на часы.

Мы залезаем внутрь, ребята – по своим местам, я назад – к девушкам; они теснятся, уступая мне место, я усаживаюсь поудобнее, и сразу же ближайшую из них перетягиваю к себе на колени – так свободнее сидеть остальным и мне гораздо приятнее.

Игорь трогает с места и переполненная машина, управляемая нетрезвым водителем, противно визжа на виражах шинами, мчится по ночным улицам.

Кондрат, полуобернувшись назад, знакомит меня с девушками: Саша, Люся и Марина, назвав последнее имя, он легко щипает меня за локоть. В темноте я девушек практически не различаю – вижу лишь славные девчачьи личики и все. И лишь пару раз подпрыгнув на ухабах, и вспомнив слова Кондрата, сказанные им пять минут назад, я начинаю соображать о чем собственно речь.

Одна из девушек – Марина, по кличке «Капитанская дочка» – была Кондрату совсем еще недавно близкой и неразлучной подругой, и хотя жениться им по возрасту еще как бы рановато – обоим всего по 17, – друзья и даже родители считали их женихом и невестой, настолько они были дружны и близки между собой. Но совсем недавно что-то надломилось в их отношениях и, как это нередко бывает, моментально разладилось, и теперь Кондрат решил поднадоевшую ему подругу спихнуть товарищу, в данном случае мне, с конкретной целью – избавиться от нее.

Лучший способ провести подобное мероприятие – это устроить приличную гулянку с друзьями и подругами, и затем, даже если товарищу не удастся соблазнить твою девушку, все равно есть повод для «сцен ревности» со словами укора: «А помнишь, ты с ним обнималась… сидела у него на коленях… целовалась… он тебя трогал за задницу…» и так далее – претензии можно продолжать до бесконечности.

Метод, согласен, нечистоплотный, но зато, согласитесь, может оказаться весьма действенным.

Кличку «Капитанская дочка» Маринка, как рассказывал мне когда-то Кондрат, получила из-за своего отца и носила чуть ли не с самого детства. Отец ее, офицер, служил на расположенной вблизи города радиолокаторной станции, но, несмотря на солидную армейскую выслугу, вот уже больше десяти лет оставался капитаном безо всякой, как все уже понимали, надежды на повышение.

Машина, подпрыгнув на очередной кочке, прервала ход моих мыслей, и я с беспокойством бросил взгляд на водителя.

Игорь умудряется на ходу, просунув руку между сидений, щипать девушек за коленки – визг и громкий пьяный хохот разносится из нашей машины далеко по городу, и, отражаясь от домов, возвращается дробным эхом. Я пытаюсь разглядеть лицо девушки, которую зовут Маринка. Моя будущая «жертва» очень весела, она даже не предполагает, бедненькая, какая «угроза» в моем лице нависла над ней.

Впрочем, веселы были и обе ее подруги – вся честная компания, оказывается, с самого обеда и до сих пор, вплоть до приезда ко мне, пила на квартире у Кондрата вино, закончив которое, перешла на коньяк. А закусывали, за неимением чего-либо более существенного, яблоками.

В верхней части улицы Танкистов, – в нашем городе есть и такая – около столовой № 6 мы притормаживаем, и 01-ая «старушка», поскрипывая всеми своими больными, склерозными железками, поворачивает направо, на грунтовую дорогу, спускается по ней к пресному озеру, катится по дамбе, затем сворачивает налево и въезжая на пляж, останавливается.

Все, мы на месте. С тех пор, как горисполком с целью искоренения в городе разврата, принялся за уничтожение двух прекрасных парков, расположенных в центре города, и, надо сказать, достаточно преуспел в этом деле, молодежная ночная жизнь сместилась сюда, к озеру, которое находилось все же несколько в стороне от города, хотя всего-навсего в двадцати минутах ходьбы от центра. Теперь по ночам здесь можно было встретить любителей поплавать, купающихся в озере почти круглосуточно; множество гуляющих и целующихся под луной пар; а в местах, чуть удаленных от пляжа, всегда можно было услышать вздохи-ахи и был риск споткнуться об чьи-то ноги, торчащие из-за кустиков.

Странно, но сегодня, когда мы вышли из машины и огляделись, несмотря на достаточно теплую ночь купающихся в озере мы не обнаружили, и даже влюбленных парочек поблизости не было; нас приветствовал лишь хор сверчков, чуть дальше, из высоких, более чем в рост человека камышей, ему вторило нестройное кваканье лягушек.

Игорь, явно не удовлетворенный этими звуками, вставил кассету в магнитофон, и мы тут же устроили вокруг машины то ли хоровод, то ли танец африканских аборигенов под музыку «Роллинг стоунз», ревущую из автомобильных динамиков.

Для того, чтобы гармонично вписаться в общий ритм, я опрокинул в себя полстакана коньяка, любезно поданного мне Кондратом – чуть вяжущая благодатная жидкость приятно щекотнула горло, пролилась внутрь, обожгла внутренности и весело побежала по жилам, взбадривая организм. Укусив теплое яблоко, услужливо протянутое Маринкиной рукой, я вдруг явственно ощутил себя участником известного библейского сюжета – искушение: я был Адамом, вкусившим яблоко; Маринка (а она была очень даже неплоха в образе Евы) – тоже откусывает от яблока; на роль змея-искусителя подходит Кондрат (вот только я не был уверен в том, что змей Адаму когда-либо наливал коньяк).

Вспомнив о своем задании, я хватаю Маринку за руку, и мы продолжаем танец уже вместе с ней словно старые знакомые, хотя до сегодняшнего дня я этой девушки и в глаза не видел.

Внезапно окончилась кассета, но накал всеобщего веселья был настолько высок, что мы продолжаем беситься и отделываем головокружительные па в воздухе и кувыркаемся в песке.

Игорь, самый «мелкий» мужичек в нашей компании, от избытка эмоций хватает на руки самую полненькую из девушек – Сашеньку, и несет ее к воде. Все хохочут, и теперь уже Маринка тянет меня за руку с криком: «Бежим купаться».

Кондрат, самый степенный из нас и рассудительный, усердно жестикулируя что-то в это время объясняет Люсе, а «моя» Маринка кричит: «Дикий пляж, давайте устроим дикий пляж», после чего, ни на кого не обращая внимания, начинает раздеваться. Мне вроде как бы тоже стесняться нечего, но плавки я снимаю лишь тогда, когда Маринка остается в чем мать родила.

(А ведь линия библейского сюжета – эй-эй! – продолжается).

Мы с дикими воплями несемся к воде, серебристая лунная дорожка бросается нам навстречу, мы, не разжимая рук, шлепаемся в теплую, как парное молоко воду, разбивая эту дорожку вдребезги на множество отдельных светлячков. Игорь, не дожидаясь пока Сашенька разденется, затягивает ее в воду прямо в одежде, а мы с Маринкой отгребаем в сторону, в десяти шагах нас уже практически не видно. Необычайное чувство восторга и свободы охватывает меня и я заключаю Маринку в объятия – ее прохладное, гладкое тело приятно скользит в моих руках, она откидывает голову и, черпая ладошками воду брызгает ею во все стороны, заливаясь при этом хохотом. Потом внезапно замолкает и, обхватив меня за шею руками, забрасывает бедра мне на пояс. Я лихорадочно ищу, куда вставить мое уже напряженное «естество», нахожу, проталкиваю в узкую щелочку, Маринка, помогая мне, откидывается назад, и наши тела сливаются.

Пытаясь управлять движениями, она вертит бедрами, отчего тут же выпадает из моих объятий и плюхается головой в воду, тут же смыкающуюся над ее лицом. Я со смехом вытягиваю партнершу из воды, Маринка отфыркивается, мы, естественно, теряем контакт, и приходится начинать все с начала. Мы хохочем, будто это веселая игра, однако обмануть никого не удается: Игорь и Сашенька, заметив наши «водные упражнения», ничуть не стесняясь, направляются к нам. Игорь на ходу пытается повалить Сашеньку на мелководье, но та без труда стряхивает его с себя.

Нам с Маринкой приходится выбираться из воды на сушу. Прижавшись головой к моему плечу, она шепчет: «Савва, я хочу тебя по-настоящему, слышишь?» – «Слышу», – дрожащим и охрипшим от возбуждения голосом отвечаю я. Держась за руки и не оборачиваясь, мы направляемся к небольшому лесочку, темнеющему в сотне шагов от нас; Игорь с Сашенькой, судя по голосам за нашей спиной, вновь увязались следом, хорошо хоть Кондрата с его партнершей не видно.

Слишком углубляться в лесочек не имеет смысла, и мы, оторвавшись от преследующей нас пары шагов на пятнадцать, валимся в траву. Маринка со стоном потягивается, затем, схватив меня за руку, опрокидывает на себя; мы оба горим желанием, и я, раздвинув ей коленки, захожу в «боевую» позицию.

Однако что-то в этой позе показалось мне некомфортным: как бы я Маринкины ноги не задирал, вожделенная щелочка все ускользала куда-то вниз и тогда я одним движением, обхватив девушку за талию, перевернул и поставил ее на колени. Ну, конечно же! Теперь все было чудесно, щелочка сразу же нашлась и раскрылась мне навстречу – просто по физиологическим своим параметрам Маринка оказалась выраженной «сиповкой» – ее Дундочка, (так в нашем городе принято называть женский половой орган), природой устроена совсем близко к попе, – такое расположение органов встречается, судя по моему скромному опыту, сравнительно редко.

Или что-то особенное было в природе и в атмосфере в эту ночь, или же меня попросту обуяло любовное сумасшествие, но я, кончив, не мог остановиться и продолжил движения, как бы закрепляя достигнутый успех. Отдавшись ощущениям, я ничего не замечал вокруг, и только руки мои продолжали крепко держаться за Маринкины ягодицы.

– Савва, Савва! – вдруг, словно издалека, услышал я ее испуганный голос. – Что это?

Я с трудом выхожу из транса, не теряя при этом контакта с партнершей, наши тела продолжают трепетать, когда я вдруг услышал в кустах, буквально в нескольких шагах от нас, громкий шорох, затем треск ломаемых веток. Я уже, было, открыл рот, чтобы наорать на Игоря с Кондратом, предполагая, что это они нас дразнят, как вдруг послышались новые звуки: «Тхру, тхру…», – этот звук неразрывно сплетался с предыдущими.

«Дикие кабаны!» – мелькнула у меня в голове тревожная догадка. Не говоря ни слова, я прижал Маринку к земле, а сам стал напряженно всматриваться в окружающую нас темноту. Звуки повторились, теперь уже ближе, и наконец в неверном лунном свете, пробивавшемся сквозь ветви деревьев и кустарник, я увидел целую семью диких свиней, находившихся буквально в пяти-шести шагах от нас. Я, даже не успев испугаться, одним движением поднял Маринку на ноги и шепнул: «Лезь на дерево». Она тут же ловко вскарабкалась по гладкому стволу и прилепилась к нижней развилке дерева, находившейся чуть выше моего роста. Я встал за ствол дерева, продолжая наблюдать за кабанами, которые, фыркая и причмокивая, вскапывали рылами землю вокруг кустов, и в это мгновение услышал у себя за спиной дикий визг, от которого меня в миг прошиб холодный пот. В ужасе я обернулся, решив, что кабаны нас окружают, и увидел… Игоря с Кондратом, несущихся прямо на меня и размахивающих палками – это именно они, мои друзья-товарищи, производили эти ужасные звуки. Не в силах произнести ни слова я, вновь вспомнив о кабанах, оглянулся – и по топоту и треску сучьев понял, что дикие свиньи, испугавшись шума, производимого моими товарищами, бросились наутек.

Еще секунда, и мое тело, независимо от моего желания, начинает сотрясать смех; обнаженные, в одних трусах, Игорь и Кондрат останавливаются рядом и, осознав, наконец, что лишь минуту назад все мы действительно были в опасности, и что теперь она миновала – кабанов уже не видно, – начинают хохотать вместе со мной. Затем Игорь поднимает голову и замечает на дереве Маринку.

– Ага! – кричит он возбужденно, подпрыгивая и безуспешно пытаясь ущипнуть девушку за голое тело, – мы тут подвергаемся смертельному риску, ведь запросто могли погибнуть от клыков диких животных, а ей, видите ли, на дереве захотелось потрахаться. Слезай немедленно, развратница.

Мы продолжаем безудержно ржать, тычем друг в друга пальцами и вновь покатываемся от хохота. Маринка что-то бормочет сверху, затем пытается слезть с дерева, но у нее ничего не выходит: она повисла держась обеими руками за ветку, ноги не достают до земли самую малость, я поддерживаю ее за бедра и шепчу: «прыгай же, отпускай руки», но она не чувствуя высоты, боится, и продолжает висеть не разжимая рук.

– Прыгай скорее, Маринка, – кричит Игорь, – один кабан по случаю здесь задержался. Мы решили принести тебя ему в жертву, пусть он тебя трахнет.

– Закрой рот, Жердь, – ору я на своего товарища, – а то она будет висеть здесь до самого утра.

Несколькими минутами позже, вчетвером, целые и невредимые, мы выходим из леска и направляемся к машине.

Сашенька и Люся, уже успев привести себя в порядок и одеться, ожидают нас и курят. Маринка вдруг останавливается на полпути, всхлипывает, и, протягивая ко мне в мольбе руки, с жалким выражением на лице шепчет:

– Такое впервые в моей жизни, Савва… Вначале все было так чудесно, а потом этот жестокий облом… – Ее голос дрожит. – Полюби меня. Прошу тебя. Прямо здесь и сейчас, плевать на них всех. Трахни меня по-настоящему. А то я никогда в жизни больше не смогу, не захочу мужчину. – Марина почти плачет.

Я беру ее за руку, мы возвращаемся на несколько десятков шагов назад и подходим к низенькой скамейке, одной из тех, что разбросаны по всей территории пляжа. Игорь и Кондрат деликатно покидают нас. Маринка поворачивается ко мне спиной, наклоняется, выпячивая попку вверх, и упирается руками в скамейку…

Со второй минуты примерно она опять начинает всхлипывать, я, приостанавливаясь, спрашиваю: «Что случилось?», но Маринка шепчет:

– Продолжай, я всегда плачу, когда мне хорошо…

Минут через пятнадцать, когда мы, нисколько не стесняясь своей наготы, в обнимку подходим к машине, Кондрат швыряет нам наши с Маринкой вещи и, не удержавшись, выпаливает:

– Ну вы, бля, и даете! – Затем отворачивается и чуть сутулясь уходит прочь.

Мы с Маринкой удивленно смотрим друг на друга, затем, ни слова не говоря, начинаем одеваться.

Это потом уже, позже, после того как мы развезли девушек по домам и остались с Кондратом вдвоем на пустынной улице рядом с моим домом, он ломающимся голосом спросил:

– Она плакала, когда ты ее…?

– Да, – ответил я.

– Извини, брат Савва, – сказал Кондрат и тяжело вздохнул. – Не сдержался. Я хотел, конечно, чтобы ты ее… трахнул. – Голос его дрогнул. – Но вот уж не думал, что это у вас получится так… легко и быстро.

Часы показывали начало третьего, когда я, бесшумно раздевшись, юркнул в постель и тут же услышал сонный голос жены:

– Ты чего шляешься среди ночи?

– Да покурить выходил, – ответил я и вдруг вспомнил, что за прошедшие три неполных часа так ни разу и не закурил.

Август 1980 г.

«Очарование».

Сок черной смородины 0,5 литра.

Молоко 0,5 литра.

Яйцо 1 штука.

Сахар, лед.

Яйцо растираем с сахаром добела, доливаем молоко, сок, лед.