Книга: А только что небо было голубое. Тексты об искусстве - Флориан Иллиес

P.S. Зато теперь очень жду перевод "Patrons and Painters" Хаскелла. Жаль, даже сплетен о начале работы над ним пока не слышала.

Я тоже, увы, не знаток. Потому мне были не слишком близки дифирамбы автора искусствоведам, художникам и литераторам. Ценность книги для меня – главным образом энциклопедическая. Я узнал много новых имен, открыл для себя несколько замечательных художников и пару поэтов. Читать эту книгу можно только с гуглом, иначе бессмысленно. Потому небольшая по объему книга многократно разбухает, обрастает иллюстрациями и стихотворными текстами, становится живой и яркой, какой ее и задумывал автор.

Нужно понимать, что книга – не единое целенаправленно созданное произведение. Это сборник статей, эссе, выступлений Иллиеса. Потому тексты различаются по тематике, пафосу, стилю, информативности. Единое, что их объединяет – налет восторга, автор рассказывает о том, что его удивляет, восхищает и радует. Если территориально речь идет преимущественно о фигурах немецкого искусства, то временные рамки очень широкие. Автор берет от Жана Поля (1763-1825) до Энди Уорхола, рассказывает об известных сейчас, известных когда-то и малоизвестных деятелях культуры.

Лишь небольшая часть статей не связана с конкретными людьми, они рассказывают о каких-либо явлениях, событиях или местах. Мне наиболее интересной показалось эссе про облака, в ней дается комментарий к факту, что художники 19 века очень любили изображать облака. Также есть подобные работы про Везувий и местечко в Олевано (Италия).

Книга неплохо написана, содержит много ярких цитат и авторские афоризмы. Может быть, эти тексты сами по себе не станут чем-то очень интересным, но они могут подарить немало новых открытий. В качестве культурного ликбеза – рекомендую.

Ладно философы, они работают с мыслью, которая традиционно отделена от эмоций, но искусство — оно же не для «ума холодных наблюдений», а как раз наоборот. Но искусствоведы почему-то так боятся чувств, что уходят в глухую теорию, а потом с удивлением смотрят на тех, кто подобно Мейер-Грефе, слишком много себе позволяет. Ведь, замечает автор,

Немцы — чемпионы по игре с неподвижным мячом.

Другой искусствовед, Фридлендер, попирает стремление строго систематизировать живопись по стилям и направлениям. Путаница и необъективность — это естественные явления, а наше восприятие предметов искусства зависит от времени и обстоятельств, считал он. А ещё, как и Мейер-Грефе, избегал мудрёной терминологии.

Современность всегда слепа на один глаз. Причём на тот, который смотрит назад. Потому что только в ретроспективе можно разглядеть красные нити и жирные линии. Только когда дом построен, становится понятно, что послужило фундаментом,

- формулирует Иллиес. Скажу честно, сам Иллиес пишет хоть не академично, но суховато, однако в отличие от многих других теоретиков он не считает эмоции запретными, а наоборот восхищается, если искусствовед в состоянии не только анализировать, но и чувствовать, а также признавать живые процессы, происходящие в искусстве. Сухость изложения разбавляют редкие профессиональные шутки типа

Даже Фауста можно превратить в Мефистофеля, если перемолоть его на настоящем немецком семинаре.

Ну а дальше — дальше больше. Это и Берлин глазами Шефлера, и музы любвеобильного поэта Готфрида Бенна, это модернизм в оценке Кесслера, и забытый роман писателя Мартина Вальзера, и влияние одного художника ready-made на другого (Дюшан-Базелиц), и «Мекка» немецких художников — итальянская коммуна Олевано (внезапно — побратим Волгограда), и национальные исторические травмы, из-за которых Германия предпочла забыть мастеров XIX века, вулкан Везувий как объект живописи и инсталляций, низкорослый художник Менцель, забиравшийся чуть ли не на шкаф, чтобы написать свои картины, и ранний модернист Карус, и мастер живописи Иоганн Лисс, и воздушный романтизм Шильбаха, и «напряжённый покой» белых картин Раймунда Гирке, и обезличенная сериальность работ Петера Рёра, и отзеркаливание Йоханнеса Грюцке, и экспрессионизм господина-оформителя Гюнтера Фрутрунка, и провокации Кристофа Шлингензифа. Автор отдельно останавливается на своём любимом времени. Что-то экзистенциальное и «буревестническое» есть в его интересе к 1913 году. Он вспоминает Рихарда Демеля, которого обошёл вниманием в книге «Лето целого века». Приносит извинения: не разглядел, исправляюсь, вот поэт, вот жена (не слишком верная), вот признание современников. Затем чередой идут писатели и поэты: Готфрид Бенн, Георг Тракль, Людвиг Бёрне, Жан Поль, Теодор Фонтане. На мой взгляд, книга узконаправленная: для немецких читателей, специалистов в области немецкого искусства и убеждённых германофилов. К сожалению, в области немецкой культуры наш среднестатистический кругозор довольно узок, а расширить его при помощи этой книги — задача со многими неизвестными. И если картины художников ещё можно посмотреть в Google, то некоторых писателей даже в оригинале в свободном доступе не найдёшь, уже не говоря о переводе. Переводчик, конечно, сделал, что мог (сноски), но вот бы куда энергию Уоллеса с его многостраничными комментариями к «Бесконечной шутке»... а не туда.