Текст книги "168 часов до Парижа"

– Какой Чкалов?

– Знаменитый лётчик, – ответил маэстро, раскатывая постель с колючим шерстяным одеялом.

– И чем он таким отличился?

– Беспосадочным перелётом «Москва – Северный полюс – Ванкувер».

– Чушь, я бы знал.

– Во, в том то и дело, что не знаете. В том-то и дело? И меня это очень беспокоит.

– Вас всё-таки поймали. Рад.

– А я нет. Уверен, что скоро пожалеете.

– Угрожаете?

– Ни в коем случае, тоже радуюсь встрече. Докладывайте, что здесь делаете? Только не обманывайте, я не верю в совпадения. Могу опять пнуть, но уже значительно выше и больнее.

– Порфирий Францевич спланировал побег, чтобы предотвратить покушение на царя.

– Как же вы так сразу? – удивился Ленар внезапной откровенности.

– Ну, знаете ли, наслышан о ваших подвигах! Не хочу попадать в список жертв. К тому же это не мой выбор.

– Разумно. Когда?

– Ночью, как только взойдёт луна.

– Романтично… Сразу чувствуется, человек со вкусом.

– Пошловато, не находите? А где ваша отважная спутница?

– Надеюсь, что утонула в Финском заливе.

– Почему такое отношение к даме?

– У Порфирия нахватались вредных привычек? Эк, как он прошёлся по вашей натуре: нормально разговаривать не хотите, всё с вопросом?

– Можете не отвечать. Ну так что, бежим? – Зигмунд опустил ноги на пол, изображая максимальную готовность к действиям.

– Обязательно. Так вы за русского царя или изжога замучила?

– Как себя чувствуете? – перебил Зигмунд.

– Замечательно и обратите внимание изжоги нет.

– Как у вас всё просто. Словно с другой планеты.

– Вот-вот, и я о чём. Перейди на другую сторону и не придётся содой лечиться.

– Это вы о Порфирии? Я, может быть, патриот!

– Ага, а я кайзеровский шпион. Мне уже выбрали амплуа. – «Что-то затянулась пикировка, – подумал Ленар. – Тем не менее побег – единственно возможный способ покинуть форт. А ловко это с ботиночками получилось! Не планировал, а вот вам скунс в гостиную. Знатно! Так-с, и что итоги? Получается – Фима враг! Впрочем, как и предполагал. Всё-таки надо было сдаться там на дороге и удовлетворить женщину, но кто мог подумать, что дамочка окажется настолько беспощадной. Стоп, стоп, стоп, а ведь они решили ещё в Петрограде сделать меня зайцем-паровозом. Вот селёдки гавайские! Тогда вдвойне ВРАГ! Могла предупредить, или это был извинительный жест от идейной дамы. Нет, не может быть дружбы между мужчиной и женщиной! Одни падежи и только. Втемяшилась в голову эта революция, ведь полнейшее безобразие. И что теперь делать с Парижем? Ага, планируют доставить туда со всем удовольствием, чтобы я указал на этот самый бомбардировщик. Так, пожалуйста, спрашивать надо. Вдруг пациент готов к пересадке мозга. Нельзя, нельзя, господа, придумывать за других ошибки жизни. Поверьте, они сами прекрасно справятся. Например, возвели в ранг террориста, а не подумали, что враг царя торопится убраться из сумасшедшего дома на мангровые болота, в свою единоличную жизнь. Нет, решительно и обязательно сделают мордобой для порядка».

Но маэстро крепко ошибся насчёт обычных побоев, его ждал особый приём. Двое матросов береговой охраны завели в комнату для допросов и приковали ноги и руки к массивной табуретке.

Порфирий с непроницаемым видом набивал табаком папиросу в машинке от фабрики «А. Яунземъ». В гнетущей тишине раздавался торопливый бег секундной стрелки в часах Breguet, лежащих на столе. Придирчиво осмотрев своё творение, сыщик чиркнул необычно яркой спичкой из бертолетовой соли и с удовольствием прикурил. Тщательно смахнув со стола крошки табака, положил опросный лист, утвердил бронзовую чернильницу в виде глобуса с гербом России на крышке и протёр небольшой суконкой стальное перо за номером «86». Ему хотелось максимально растянуть удовольствие от допроса необычного субчика. Впрочем, какого там субчика, бери выше, гениального диверсанта, изготовившегося на убийство самого Императора! М-да-с, такие ковриги-торты-пролётки:

– Настоящее имя, пожалуйста, назовите. Ленар, я как полагаю, шпионская кличка? – вкрадчивым голосом, заставляющим напрягать слух, спросил Порфирий Францевич.

– Ничуть, Ленар 13-й так и есть, – бойко ответил маэстро, с максимальным состраданием глядя в зрачки сыщика.

– Однако. Упорствовать собрались?

– Я сама искренность. Можете проверить на полиграфе.

– Это что такое? – Порфирий приподнял одну бровь.

– Детектор лжи. И-и сомневаться не придётся в показаниях. Всё как духу изложу. – Кандалы неприятно лязгнули о дубовые ножки табурета, когда узник попробовал пошевелить ногами.

– Есть сведения, что вы опасный английский шпион, милостивый государь, – Порфирий и слыхом не слыхивал о подобной штуковине: «детектор лжи». «Впрочем, там у них за границами, тем более в Англиях, и не такое могут сделать для преступников. А ведь не помешала бы и России подобная машинка. По старинке всё работаем, кулаками выбиваем правду», – с сожалением подумал следователь.

– Всё понял: полиграфа нет, пытать начнёте.

– Это почему?

– От скудоумия и дикости, – ответил со злостью маэстро, чувствуя себя крайне неудобно с прикованными к центру табуретки кистями рук.

– Дерзите. А напрасно. У меня работают потомственные мастера, виртуозы своего дела.

– Не сомневаюсь. А вдруг я мазохист?

– И мазохисты признаются во всём под пыткой. Из благодарности.

– Философию Леца читали?

– Не имел удовольствия. Интересен?

– Ещё не понял, но с вашей помощью, уверен, что проникнусь.

– Здесь на берегу обнаружили весьма интересную особу женского пола.

У Ленара ёкнуло в груди: «Неужели Фима спаслась. Чудо Холодного Космоса! Определённо, родственная душа. Это ведь надо, из такой катавасии выбраться».

– Не ранена особа?

– Вполне, вполне недурственно себя чувствует.

– Фу ты. Свинцовую гирю с души сняли. Невинное создание могло погибнуть в ледяных волнах. И что говорит?

– Экий вы прыткий. Прямо торпеда! Рассказывайте, кто ещё участвует в покушении?

Маэстро, конечно, было всё равно на всех этих бомбистов-максималистов, но он почувствовал некий дискомфорт, когда представил себя в роли телеграфиста. Что-то вздорное стрельнуло в темечко. Всем будет наплевать на его убеждения, а вот что делать с гордостью – это вопрос. Нравственность, это совокупность всяческих рефлексий, сплетённых из наказаний и подарков. Самолюбие, напротив, имеет совсем иную природу, более практическую. Без самоуважения человек начинает принимать неверные решения, становиться рабом обстоятельств, в которых всегда винит посторонних. А это верный путь к обезьяне с бананом.

– Дайте поговорить с Фимой.

– Это зачем?

– Кстати, можно перед пытками самостоятельно набить себе папироску. Очень хочется попробовать.

– Что за прихоти такие, то девицу вам подавай, то табак, ещё немного и вина потребуете.

– А есть? – нагло поинтересовался маэстро.

– Милейший, в глаз, пожалуйста, для разминки, – попросил Порфирий фельдфебеля, который не преминул исполнить приказ.

Мозги ударились о затылок и вернулись на место, бетонный пол устремился навстречу. Заботливые руки палача удержали от падения набок. Ленару на миг показалось, что он спит, что всё это дурной кошмар, который с минуты на минуту закончиться. Нужно только как следует, очень сильно захотеть вернуться в действительность. Стучаться головой о кулаки ему совсем не понравилось.

– Всё понял: с вином погорячился. Согласен на девушку с папиросой, и можете ни в чём себя не ограничивать. Спрашивайте со всей полицейской мощью!

Порфирий в задумчивости покрутил на столе машинку «А. Яунземъ».

– Хорошо-с, пригласите девицу, – неожиданно распорядился.

Ввели Серафиму, одетую в белую матросскую робу и шерстяное одеяло, из которого торчали скомканные мокрые волосы. Вид она имела совсем трагический.

– Ах, что вы наделали, господин Ленар! Всё, всё, всё разрушили. Я уверена, что гибель субмарины это ваших рук дело, – начала, громко шмыгая, обвинять на интеркоме.

– Это каким образом? Всю дорогу просидел в карцере. При всём желании я не волшебник, – ответил на чистом русском без малейшего акцента.

– Да?! – Серафима на секунду замолчала, собирая воздух для гневной тирады. – Оказывается, вы притворялись, что ничего не понимаете, лгун! Я доверилась совсем бесчестному человеку и авантюристу. Теперь пусть беспощадный гнев товарищей обрушится на вас. Вы подвели организацию, такой замечательный план сорвали!

– Подождите, а кто привёз меня в казематы? В чём дело? Я арестован и чувствую, что навечно. Нечего в меня фантиками бросать. У самой руки по локоть в конфитюре. Порфирий Францевич, ну хоть вы объясните надуманность подобных обвинений. Это ведь полнейший бред, абсурд в женских панталонах!

– Так, курить будете или нет? – поинтересовался сыщик с недовольным лицом.

– Как же не буду. Не дождётесь! Давайте проклятый фимиам. Заработал, – маэстро потрогал деформированный глаз освобождённой рукой и ойкнул от боли. – Фимочка, у меня вопрос: этично ли рассказать всё, всё, что знаю? А знаю я, как внезапно выяснилось, совсем ничего. До сих пор не понимаю, зачем меня надо было запирать в карцере на субмарине? – проталкивая табак при помощи рычага внутрь гильзы, спросил возмущённую террористку на русском языке.

Порфирий с любопытством наблюдал за пикировкой. То, что он половину не понимал, ничуть не смущало. Сейчас важно было определить степень взаимного доверия подследственных, насколько они дорожат своими отношениями.

– Вы слишком ценный товарищ для организации. Я бы посоветовала молчать изо всех сил, – ответила Фима на интеркоме.

– Бьют членовредительно! Видите, окуляр испортили.

– И что с того? За угнетённый народ можно и потерпеть! Он не в пример вам страдает под гнётом капиталистов!

– Что-то образ пламенного Данко не воодушевляет. Люди, знаете ли весьма неблагодарные создания. Ты им кусок сердца, а они норовят ещё и печень отгрызть! – Ленар наконец справился с непослушной машинкой и прикурил от зажигалки фельдфебеля. Вдохнув ароматный дым, тут же закашлялся. Изображая, что ругается, спросил Фиму на интеркоме: – Отправь локацию? Кхе, Кхе.

– При чём здесь моя мама! – возмутилась Фима и продолжила на интеркоме: – Придумаю что-нибудь. – Перешла на русский. – Товарищи отомстят за предательство. Пощады не будет!

– Так, стоп. Это что за блатной язык? Замолчите немедленно, – остановил диалог Порфирий, заподозрив неладное. – Увести барышню. – Когда закрылась кованная дверь каземата, приступил к Ленару: – Итак, начинайте говорить. Все прихоти исполнены. Обманщик из вас никакой. О чём договаривались с подельницей? Что за локация такая?

– Стерва, ведь сдала, не моргнув глазом. Обещал убить её мать, когда выйду.

– Ну, допустим, что напрасно на неё наговариваете. Вдруг барышня здесь совсем ни при чём?

– Это как? Быть не может?

– Может. – Порфирий в задумчивости прошёлся по камере, бросая время от времени изучающие взгляды на подследственного. – Вам не приходило в голову, что могли сдать свои?

«Что?! Какие такие свои? Гектор? Ферапонт? Бывшая жена? – в мгновенье ока пронеслось в голове маэстро. – Ну, нет, не может быть. Хотя… Чёрт его знает, что сейчас происходит на мангровых болотах. Какая нечисть могла завесить, пока хозяин в отъезде?»

Увидев замешательство и истолковав его совсем по-своему, Порфирий решил усилить давление:

– Да, да, свои. Представьте себе: Андреева по наивности подчинилась иноземной воле. Бедное, доверчивое создание! Подумайте, всем будет только лучше, когда вы согласитесь на работать на Россию. Это ведь какие перспективы могут открыться! Войну можно остановить!

«Оно, конечно, и так. Но чтобы обычный арн вмешался в земные дела. А оно мне в какие ботинки? Могут и на урановые шахты определись лет на двести за самодеятельность. Нет, пусть земляне сами в свои городки плюхаются, я ещё от прежних не остыл», – решил мысленно Ленар.

– С домашними без вас разберусь. Только доставьте в Париж, а там я быстро радио сочиню. И ещё посмотрим у кого больше власти. У меня хорошие связи.

– Чувствую, мы с вами сработаемся. – Порфирий с довольным видом начал писать в опросный лист показания шпиона. – Вы в каком звании?

– И не собираюсь с вами договариваться. Бить начали. Это зачем?

– Ну как же? Сами только что просились в Париж, обещали связаться с правительством? – не обращая внимания на жалобы, упрекнул Порфирий.

«Вот что он себе в голову взял? Чтобы Платон I соизволил о чём-то разговаривать с местными царьками, для этого Центральная Канцелярия есть! Чушь несусветная! Эти позвоночные слишком большого мнения о своих мозгах. Жертвы космических ящериц. Стыдно за внешнее сходство», – подумал маэстро. Задрав подбородок, попробовал урезонить самонадеянного человека:

– Вы хоть поняли, что сейчас сказали?

– Нет, нет, что вы. Даже и не предлагаю свою скромную персону. Здесь должны министры договариваться. Я всего лишь статский советник. А здесь чиновник первого класса требуется, это уж точно!

Ленару стало жалко вполне самостоятельного человека, который пытается так неуклюже изображать чинопочитание вовсе ему несвойственное.

– Ну если поскрипеть мозгами, то я мог бы позвонить кой-кому. Но совсем не вижу повода. В чём нужда? Война? Ой, подумаешь! Одной больше, одной меньше. Всё в руках Центральной Канцелярии. Тут не поспоришь.

– Принято говорить: небесной канцелярии. Заметно, что иностранец, – снисходительно улыбаясь, поправил следователь.

– Да как не назови. Всё равно не в нашей власти.

– Однако, вы фаталист. Но ближе к делу. Будет жестоко подвергать Андрееву мучениям, пыткам наконец, – неожиданно повернул допрос Порфирий.

При слове пытки Ленар вспомнил, кого напоминал следователь – Нарву. Вот точно, один в один, тот же поворот головы и шевелюра. Можно сказать, фантасмагория? Не поспоришь: где сыщик, и где бордель в поясе астероидов? Однако… Тут же решил проверить свою догадку:

– Счастлив быть знакомым с отцом невероятной женщины, женщины во всех смыслах! Ваша дочь неизменно всех восхищает экзотической красотой. Непостижимая пытка находиться с ней рядом и вести себя прилично.

– Понятия не имею, о ком вы, – реагировал сыщик, его глаза приобрели металлический отблеск.

– Мне известно это чувство. У самого наследник ищет сермяжную правду. Позор на картины предков. Скажите, у вас жена тоже с кренделем вместо головы?

– Напротив, в меру разумна. И нет у меня никаких дочерей! Что вы мне зубы заговариваете? Смотрите, сами напросились! – с этими словами Порфирий, раскрасневшийся от избытка давления в кровеносной системе, исчез за дверью. Вскоре по тюремному коридору прокатился душераздирающий женский крик и дребезг железного предмета.

– Ну-с, будете упорствовать? Или я продолжу! – вытирая руки носовым платком в мелкий горошек, спросил следователь, вернувшись в камеру.

– В чём? – Ленар сделал невинное выражение. – Готов доставить к самолёту, когда скажете. Разве я отказывался?

– Фу ты, наконец-то! Экий вы упорный человек. Это достойно уважения! Хорошо держитесь!

– Нужда в значительной сумме.

– Британский флаг хотите продать? Очень даже отлично-с! О чём речь?

– Самолёт уникальной конструкции требуется выкупить.

– Тот самый бомбомёт?

– Угу. Не хочу быть должником. Боевики мстительные, как скунсы.

– Придётся договор сделать. Отчётность, знаете ли.

– И что публика проглатывает устриц прям так или с лимончиком подаёте для кислинки? – съязвил маэстро на дешёвый приём завербовать и сразу предупредил: – Бить больше не советую, итак фотографию испортили. Кто мне довериться при таком фасаде. Один синяк ещё ничего, а много уже не объяснишь. Испортите лицо, и самолёт отбомбится без меня.

Порфирий решил ослабить хватку, тем более что арестант сделал первый шаг по тонкому льду навстречу нравственному перерождению. Надобно, чтобы он привык к ощущению треморы, чтобы измотанного ожиданием узника познакомить с самыми низменными уголками собственной души. Познакомить, а затем лишить мук совести пред обществом, равнодушного к страданиям заключённого, оставшегося один на один с государственной машиной.

– А давайте чаю? Сюда присылают с оказией исключительного качества плиточный чай из Индонезии. Загадочная страна доложу я вам. Вы не находите?

– Не вижу ничего замечательного: болота и вредные насекомые в массовом количестве. Вы что, действительно причинили боль красивой женщине? И зачем?

– Всё-таки с вами трудно, – с удовольствием раскалывая щипцами кусковой сахар, упрекнул Порфирий. – В вашем положении надобно о себе думать и, глядишь, поможете барышне. А иначе ничего у нас с вами не свариться, никакой каши, поверьте!

Считая, что нащупал слабое место у противника, Порфирий не спешил теребить ещё свежую рану, чтобы будущий предатель не взбунтовался и не сломал хрупкий мостик начавшегося доверия между насильником и жертвой.

«Конечно, Серафиму жалко. Но в конце концов, это не я втянул её в опасную игру с правительством. Сама всё придумала, и если теперь ей сделали больно, то уж я тут, точно, ни при чём. И с какой стати этот самый сыщик начал разговор об Индокитае? Неужели ему что-то известно? Это нехорошо, это совсем нехорошо. Дурная слава мне вовсе ни к чему. Арн водит знакомство со смертными! Фу, фуй, какая гадость! Чего доброго, клиенты здороваться перестанут. Шарахаться начнут, как от прокажённого. Достаточно того, что приютил Ферапонта. И все знают, чем это кончилось! Теперь это», – подумал Ленар, перед тем как сообщить сыщику стоимость аэроплана.

– 200 тысяч придётся изготовить ассигнациями.

– Вы утопили деньги, взятые у Фонарного перекрёстка! Однако!

– И не думал. Вообще, что вы себе такое намечтали? Каким образом я бы смог? Других дел нет что ли?

– Я вот что думаю, покушение на особу императора, это только прикрытие. На самом деле вы должны подорвать боеспособность Балтийского флота. Но, чёрт возьми, каким образом вам это удалось?

– Сам удивился. Чик и всё, подводный гигант на дне Финского залива. Вы что с ума сошли? Я вообще турист с Альфа Центавры. Нужны мне ваши ржавые бочки?

– Фельдфебель, по почкам, пожалуйста. – Низ живота у маэстро взорвался острой болью, начало тошнить.

– Сейчас допрыгаетесь. Весь форт разнесу к чёртовой матери вместе с кошками. Даже не сомневайтесь! – пригрозил маэстро следователю.

– Вот вы и раскрылись. Называйте фамилии сообщников, где они прячутся. Перестаньте отпираться, уже нет смысла.

«Скажите, пожалуйста, что делать с этим садистом? Женщин бьёт, мой организм начал крушить? Придётся пойти на крайние меры, иначе улицы Парижа не увидят брутальных флотских ботинок».

– Можно ещё папироску?

– Голубчик, так не пойдёт. Со здоровьем не шутят. Я начинаю за вас беспокоиться. Держите. – Порфирий раскрыл портсигар с готовыми папиросами. – А знаете, пойду-ка я лучше побеседую с Серафимой. Полагаю, что она осознала своё положение.

– Садист, дай огоньку, – попросил маэстро фельдфебеля, когда ушёл Порфирий. – Какой яркий огонь, держи прямо. – Ему требовалось завладеть вниманием тюремщика на несколько секунд, чтобы подвернуть магнетизму. – Смотри, как шипит фитиль. Сейчас лично тебе назову фамилии заговорщиков. – Маэстро выпустил в потолок сиреневое облако, чтобы отвлечь полицейского. Тем временем подчинил своей воле мозжечок, отвечающий за чувство самосохранения. – Итак, слушай внимательно: раз – ты достаёшь ключи, два – открываешь замки на кандалах, три – ведёшь к барышне.

Сам по себе животный магнетизм безотказно действует только на эмоционально возбудимых людей. Или же, и здесь самое интересное – это чувство вины. Отъявленные негодяи, рано или поздно начинают его испытывать. Оно запрятано глубоко в подсознании, в фундаменте личности, когда ребёнок жил с мамой и папой, слушал сказки о злодеях и героях, это важно. Конечно, бывают исключения, но где их не бывает, они лишь подтверждают правило.

Глава 11 Побег из Кронштадта

За решёткой из толстых прутьев равномерно хлюпали волны, дрались скандальные чайки из-за плавающей кверху брюхом рыбы. Доносились звуки спасательных работ у затонувшей субмарины. Серафима попросила у охраны воды. Способ как сообщить, где её держат, успела придумать самый идиотский, когда Порфирий вошёл, с криком «Сатрап!» бросила эмалированную кружку. Только благодаря хорошей реакции сыщику удалось парировать женскую ярость. Мгновенно оценив выгоды, тут же воспользоваться ситуацией, чтобы оказать давление на Ленара, не знающего причину крика.

Порфирий прекрасно понимал, что никакой служебный долг не отменяет обычного сострадания к заблудившемуся в житейских бурях человеку. Часто сталкиваясь с изнанкой жизни, давно перестал искать правду там, где ей не назначили места с самого начала. Только Господь имеет право судить. Но работа требовала исполнять букву закона для порядка в отечестве. И потом, ему до чёртиков нравилось всякие там детективы, которыми бредил с детства под влиянием историй Эмиля Габорио.

Громкое дело с катастрофами и смертями невинных людей представлялось сыщику вершиной карьеры. Кроме того, появился верный шанс открыть одну давнюю тайну, мучавшую его сердце. В голове роем проносились самые фантастические пингвины. Теперь от того, как он построит допрос, зависели ответы на многие вещи. Порфирию вовсе не хотелось спешить, но что поделаешь, министр требовал немедленных результатов: жизнь государя находилась в смертельной опасности.

– Итак, Андреева, научитесь себя вести подобающим образом, иначе вынужден буду заковать, и уже никакие истерики не помогут, – потребовал Порфирий, располагаясь за грубым дощатым столом в центре камеры.

– Сатрап! – с максимальной ненавистью, на которую только хватило актёрского запала, бросила Серафима из колючего одеяла и громко шмыгнула носом. – У вас платочек найдётся? Мой влажный, – уже обычным голосом попросила следователя.

– Инфлюэнция может развиться, – предупредил следователь, трогая еле тёплую чугунную батарею у стены. – Прикажу сделать вам горячего чаю. Только чур, больше не бросаться кружками. Эк как раззадорились. Не хватает ещё, чтобы слегли от волнений.

– Уж постарайтесь. – Серафима деликатно пофырчала в предоставленный платок и робко улыбнулась: – Что теперь со мной будет?

– Повесят, здесь ссылкой и не пахнет. Покушение, так-с! Здесь только смертная казнь в назидание другим.

– И пусть, я готова, как Александр Ульянов, отдать жизнь за счастье трудового народа! – актриса картинно отбросила назад густые волосы. Без английской кепки, выстриженная чёлка делала её похожей на Жанну дАрк. Она ещё в самолёте придумала себе такой образ, только иностранец почему-то назвал драной кошкой. Серафима уже тогда заподозрила в нём кайзеровского шпиона, неспособного к высоким чувствам.

– Так он сам никогда не работал? Помещик из Кокушкино ваш Ульянов!

– И что с того? Ульянов золотую медаль продал.

– Это зачем?

– Бомбу купил для царя. Вот.

– У поляка Пилсудского? Молодец, здесь не поспоришь – героический поступок!

– Вы, вы, сатрап! Вот вы кто! – обиделась актриса за своего кумира.

– Повторяетесь. Итак, в Париже стоит новенький аэроплан, а деньги на его покупку утонули. Думаю, товарищам бомбистам это может сильно не понравится.

– Это уже не вам судить! – воскликнула Серафима, увидев фуражку Ленара, торчащую из-за спины фельдфебеля.

– В чём дело, – обернулся сыщик, услышав шаги. – Фельдфебель, – начал и осёкся, заметив отсутствующий взгляд подчинённого.

– Андрееву освободите, – приказал маэстро, показывая любимый стилет, найденный в портфеле следователя вместе с фуражкой. – И быстрее или в глаз алаверды сделаю.

Серафима мстительно бросив:

– Сатрап, – встала рядом с освободителем.

Маэстро приковал следователя к табурету с помощью надзирателя. Порфирий в изумлении смотрел на подчинённого, беспрекословно исполняющего приказы шпиона:

– Сообщник? – спросил, приподняв бровь.

– Проникся идеями Леца, зря не читали. Результат – потеря авторитета у подчинённых. Так, а вот и нормальный телефон, – обрадовался маэстро, пододвигая тяжёлый аппарат из чёрного карбонита.

– Фима, помните номер моего поместья?

– Нет.

– Чёрт, как на родину звонить, так обязательно номер нужно помнить! Тогда звоните Савенкову, пусть выручает.

– Вы с ума сошли. Что он может сделать? Здесь же крепость!

– И-эх, нельзя никому ничего поручить! Вызывайте, – заставил взять актрису трубку.

– Фельдфебель, быстренько приведите сюда заключённого Зигмунда Левоневского.

Серафима набрала только ей известную комбинацию цифр на крутящемся диске аналогового телефона.

– Савенков, скоростной катер найдёте? – без предисловий потребовал маэстро у вождя боевиков. – Зачем? Нужен для побега из Кронштадта. Охрана? Не беспокойтесь, нейтрализую. Как? Да вам какое дело? Жду катер и немедленно.

Гипнотизёр из Ленара был слабенький, более того, сеансы требовали невероятно много психической энергии, которую он никогда не тренировал в силу импульсивной натуры и глубокого убеждения, что не его это дело в чужие мозги нырять. На занятиях в гимназии с трудом мог подчинить себе только учеников из младших классов. Но в замкнутом пространстве комнаты для допросов любой становится богом. Фельдфебель начал приводить по одному матросов для участия в сеансе магнетизма. Вскоре гарнизон форта покорился воле необычного иностранца. Мотивированные бойцы заняли боевые посты в ожидании приказов нового коменданта.

С платформы 12-дюймового орудия Гюстава Канэ открывался вид на раненую подлодку, торчащую из волн, рядом сновали лёгкие пароходы, ведущие спасательные работы. Вдалеке дымил линейный броненосец, поддерживавший огонь в топках на случай появления неприятеля. Ленар направил бинокль на горизонт и заложил ладонь за отворот сюртука, полученного назад у Зигмунда в обмен на лётную куртку.

– Вам отсюда не сбежать! – выкрикнул Порфирий снизу, преодолевая завывание ветра в бастионных укреплениях.

– А это что? Кажется, ваша идея? – Ленар показал на геликоптер, стоящий на плоской крыше из металлических плит, стянутых большими гранёными заклёпками.

– Тогда придётся оставить Андрееву. В аппарате только два места.

– Вот что я думаю, а не сделать ли вас комендантом форта. Обещаю, куда бы ни пошли, весь гарнизон следом начнёт топать. Как вам такая перспектива? Да, и оборонять будут до последнего матроса, как верные самураи горячо любимого сёгуна. Красота!

Порфирий Францевич представил себе эту картину и его передёрнуло.

– Вы сумасшедший!

– Нет, турист с Альфа Центавры. Скажите тоже. За двести лет кто-нибудь бы предупредил об опасном отклонении. У нас с этим строго. Чуть что и мигом отправляют на Венеру. Империи дефективные не нужны.

Порфирий решил за лучшее не возражать, чтобы не сердить опасного безумца. У него сейчас была одна-единственная мысль – нейтрализовать шпиона, даже если для этого возникнет нужда пожертвовать собственной жизнью.

«Это ведь не шутки! – подумал он. – Главный фарватер залива полностью под контролем 12-дюймовых орудий. И виноват в этом он, Порфирий Кошко! Но кто знал, что придётся столкнуться с таким необычайно сильным противником? Кто знал, что этот Ленар обладает фантастическими возможностями по воздействию на других людей? Что он там говорил про сдачу летательного аппарата? Готов указать место, но сообщников не назовёт. Что это такое? Игра в благородство. Но ведь любому понятно, что полиция обязательно арестует всех причастных к покушению на государя! Нельзя быть предателем чуть-чуть. Впрочем, что можно спрашивать с иностранца. Альфа Центавра какая-то. Зубы заговаривает молодчик, а сам в это время форт с тысячным гарнизоном без единого выстрела захватил! Господи, это ведь надо, так опростоволоситься! Сам пустил внутрь цитадели неприятеля!»

Вообще, Ленар с уважением относился к фанатикам, готовых ночевать на работе ради только им ведомых удовольствий. И угораздило Порфирия встать на пути в Париж? Или взять этого Зигмунда, как ни крути, именно встреча с маэстро кардинальным образом изменила его жизнь, и, вполне возможно, что совсем навсегда. Летал бы сейчас где-нибудь над Арктикой или Антарктидой, однако, стоит у 12-дюймового орудия и вовсе не понимает, что здесь делает полярный лётчик?

– Зигмунд, управляли подобным аппаратом? – Ленар показал на геликоптер, раскинувший длинные гибкие лопасти над круглой площадкой из ребристых чугунных плит, заменявшей крышу одной из башен.

– Прослушал доклад изобретателя о работе автомата перекоса винта. Думаю, ничего сложного. У него отличная подъёмная сила, – слукавил пилот, летевший на нём от самой Москвы и теперь желавший блеснуть мастерством перед иностранцем.

– Так, ясно, не летали, но справитесь, замечательно! Невероятная самоуверенность. Вы вообще на что-то годитесь, кроме как породой хвастаться?

– Ну до сих пор никто не жаловался на породу, за исключением безродных.

– Ага, скажите экипажу «Максима Горького». Идёмте, попробуем на практике этот перекос винта.

– Так мы летим?

– Ещё как, и с перекосом, заметьте.

– Господин Ленар, а вы меня тоже, случайно, не загипнотизировали?

– Вы ведь польский дворянин, кажется?

– Да, а что?

– Бессилен к несчастию. Здесь католик нужен или протестант.

– Не понимаю, а в чём разница?

– Мне святости не хватает. Согласен, что недостаток, но, как говорится, где родился, там и могилка с берёзкой.

– Окончательно запутали. Но ответом я доволен.

– Вот скажите, пожалуйста, почему мне постоянно хочется дать вам в глаз? Ведь вроде бы не за что, а кулак сам сжимается.

– Постарайтесь держать при себе свои дикие инстинкты. Мне неприятно чувствовать исходящую от вас угрозу.

– Зигмунд, всё-таки вы неисправимы! Одной фразой превращаете человека в потомственного садиста! Идёмте уже запускать аппарат.

Иногда микроскопические желания одного иностранца превращают вполне себе здравомыслящих людей в послушных исполнителей чужой воли. Конечно, обстоятельства так повернулись, но тысяча бойцов, сидящих у орудий в ожидание атаки со стороны соотечественников, это уже слишком. Совсем не хотел Ленар подобных сценариев, однако, вот вам билет на чужое купе. Вера в институты власти – страшнейшее заблуждение человечества. Чем проще было позволить туристу бежать из страны, однако вознамерились арестовать и пытать, глаз испортили!

Целая неделя, чтобы добраться до Парижа. Казалось, времени более чем достаточно, однако при такой топографии Ленар он уже и не знал, каким циркулем бить сантиметры. Ещё тогда на просёлочной дороге под Армавиром, при первых лучах солнца у маэстро родилось подозрение, что напрасно это он вздумал прыгать на месте с горячим чайником. Впрочем, сделанного уже не воротишь, и не исправишь.

«Если бы не жизненный опыт, выстраданный во время гастролей по чужим планетам, то, конечно, запустил бы мотор геликоптера и лети себе на здоровье в свои Парижи. Но, во-первых, ещё ничего такого страшного не произошло, за исключением: сломанной ноги, гематомы под глазом и отбитых почек. При феноменальной регенерации, это совсем незначительный ущерб, хотя крайне – болезненный, во-вторых, раз так получилось, то надо получить максимум удовольствий от процесса, и, наконец, в-третьих, бог любит троицу, впрочем, о чём это я, сейчас я за него, по крайней мере, для этих людей, итак, номер три – хотел праздника, распишись, что называется!» – успокоил себя Ленар.