Текст книги "Экспедитор"

Почему нет грузовых?

Расскажу-ка я вам, господа хорошие, как нынче идет торг.

Для начала – никто на базаре товаром не торгует. Базар, или торг, как его называют (в Нижнем так и написано – Нижегородский торг), – это своего рода выставка, торгуют там только если пожрать или мелочевкой всякой. Торг идет по образцам. Сам товар хранится в другом месте и чаще всего на воде, потому что дураков нет. Купил – тебе называют место и время, подгоняешь машину – тебе погрузят, что купил, и рассчитаешься. Рассчитываться на базарах – тоже дураков нет, потому что денег всеми признанных нет и торг чаще всего идет на бартер. То есть с торговых барж сгружают одно и грузят другое. Опять-таки – не на базаре же это делать, когда весь товар на складах или на воде.

Торг ведут всегда местные. Мы – имеем дело только с оптовиками, по крайней мере, по нашему товару. Потому что если я, скажем, куплю место и буду торговать патронами на розницу – рано или поздно меня замочат. Потому что я не даю жить местным и перебиваю им торг – понятно, что я как оптовик с прямой связью с заводом могу цену намного ниже поставить. Вот за это и замочат.

Кроме того, у местных своя валюта и свои расклады по бартеру, которые мы не знаем и знать не можем – денег-то нормальных нет. Местные асы завязывают в бартерные схемы десятки поставщиков, меняя одно на другое, тут же на третье и на четвертое. Это как в девяностые, только на руинах цивилизации. С нами они рассчитываются товаром или, по договоренности, золотом. Идут также рубли, доллары и евро – они ничем не обеспечены, принимаются просто потому, что как-то надо рассчитываться.

Короче, поняли суть, да?

Разобрали личные вещи, снарядились (например, вставлять плиты в плитоносцы на корабле не только глупо, но и опасно – начнешь тонуть, так и пойдешь на дно вместе с плитами). Плиты – в плитник, магазины – в автомат и в разгрузку, шлем на голову. Обязательно комбез поверх – либо танковый негорючий, либо как у меня, полицейского спецназа, либо роба сварщика – чтобы зомби не прокусил. На воде такое только маньяк наденет – в нем тело не дышит и чесаться начинаешь страшно.

– Построились.

Как в армии – хотя какая сейчас армия. Мы скорее рыцари. Идущие крестовым походом на дикий мир. Уникальная порода – рыцари-торговцы. А что? Востребовано временем.

– Лишнего говорить не буду. Всё все знают. Идти домой к вашим и рассказывать о том, как родной человек погиб, я не хочу. Потому – осторожность, последовательность, внимательность. Руки-ноги никуда не суем, по сторонам смотрим, друг друга страхуем. С нами сегодня салага, его страхуем вдвойне. Хоп?

– Хоп!

– По машинам!

Откуда к нам прицепилось это «хоп»? От афганцев, кажется.

– Паша, ты ко мне…

Моя машина – вторая. В первой нельзя, потому что первая первой и в засаду попадет, а командира надо сохранить любой ценой. Это не я придумал, это армия. Зато на головной и вооружение мощнее – там вместо мощного, но медлительного «Корда» стоит спарка из ПКТ. При попадании в засаду важно заплевать противника пулями, сорвать атаку – и три ПКТ на носу справятся с этим как нельзя лучше…

Машины все одинаковые: каркас, а поверх еще и сетка. Против тварей. Хоть и стало их намного меньше, но все равно они еще есть, и с тварью можно столкнуться буквально на каждом шагу. Потому сетка-рабица – стратегический товар. Ею обмотаны все машины, которые ходят в здешних краях.

Выбираемся на трассу. Здесь уже запустение, потому видно, как разрослась зелень. Еще немного – и на месте полей зашумят леса, а развалины домов будут только напоминанием о некогда существовавшей здесь цивилизации. Еще неизвестно, удастся ли нам выжить: работы над вакциной и лекарством идут как минимум второй год, но о результатах пока ничего не слышно.

– Борт – второй, я первый. Тут на дороге валяется… лиса дохлая или собака.

– Проконтролируй. Тихо.

В голове всегда есть бесшумка – на такие случаи.

– Чисто, двигаемся…

Выбираемся на дорогу. Тут же, на краю поля, стоит трактор, ад целый. И не какой импорт, а Т-150. Харьковский.

– Колонна, стоп.

Выходить, проверять не буду, но сфотографирую и отмечу на карте. При случае заберем – колхоз с руками оторвет, он же простой, как мычание. Фотографирую на телефон, сеть уже накрылась, но в нем есть и много других полезных функций.

– Колонна, ход.

Вышли на мост. Он, понятное дело, контролировался.

Две бээмдэшки, на одной из них флаг ВДВ – но это сейчас не значит ничего совершенно. Почему? А потому что солдаты – они из общества, им по-иному взяться неоткуда, у нас такая же армия, какое и общество. И когда рушится все – закон, порядок, сама жизнь, то люди начинают тупо выживать, не заморачиваясь условностями. А условностями становятся подчиненность, присяга и долг.

Я смотрел на пост через пятидесятикратную трубу Казанского оптико-механического, которую раньше использовал на тренировках. Пост устроен не совсем грамотно, скорее разгильдяйно, если быть честными до конца. Все вокруг затянуто проволокой, в некоторых местах в ней запутались мертвяки, свежие и не очень. Из блоков построены казармы для личного состава на обеих сторонах моста, бээмдэшки тоже обложены блоками. Чуть в стороне – транспорт для личного состава, дорогие джипы, есть даже «Мерседес-600». Где их нынешние владельцы – это вопрос большой. В трубу вижу троих, все со штатным оружием, вон у одного, вижу, «Валдай»[6]6
  Коллиматор, вологодского производства. До «Эотек» не дотягивает, к сожалению.


[Закрыть] стоит – значит, им уже поменяли до Катастрофы штатное. Либо я чего-то не вижу, либо наблюдение не ведется. Интересно, есть ли экипаж в БМД – скорее всего, нет. Потому что жарко. Вон, дебил разделся – я такого не позволяю, ни себе, ни людям. Лучше ужариться и потом вонять, как бомжу, чем тебя в самый неподходящий момент укусят.

Понятно, что машина наша была в гордом одиночестве, а конвой стоял чуть позади. Перед тем как выходить на мост, мы пустили беспилотник да все и посмотрели. А вы думаете, я так и сунусь под 2А42? Ага, щаз…

– Птаха – всем номерам плюс.

– Двойка, плюс.

– Глаза – плюс.

– Тройка, плюс.

– Саня…

– Плюс… Позицию занял.

Саня возглавляет снайперскую группу, в ней две СВДМ с глушителями, один «Егерь-54», тоже с глушаком, одна ОСВ-96, которые мы на торге берем за неплохие деньги, и один ПКМ с глушителем и оптикой.

– Принято, мы выдвигаемся, смотреть по сторонам. Саня, как обычно.

– Принял. Плюс.

– Всем смотреть по сторонам, тут, кажется, не чистили ни хрена. Саня, тебя касается в первую очередь.

– Плюс.

Эти раздолбаи на обмен даже не чухают. Их, может, убивать сейчас начнут – а они эфир не контролируют. Вояки.

– Флаг вешаем, и пошли.

Флаг – белый. Приглашение поговорить.

Когда наш джип появился на дороге, только тогда вояки чухнули. Мы перед тем, как идти, приоткрыли двери, если что, из машины выскочить – секунда, а там снайперы работать начнут. Скорость – десять километров в час, так и ползли.

Когда мы подкатили к блокам – поставлены по-чеченски, елочкой – вышел десантник, по пояс голый, разгруз прямо на голое тело. Махнул автоматом, показывая, куда встать.

– Здоровеньки булы, – поздоровался я.

«Десантник» мрачно глянул на меня. Взгляд задержался на разгрузке и на пистолете в кайдексовской кобуре.

– Здоровее видали. И даже е… Надо чо?

– Пальцы на меня не расширяй, военный, – спокойно парировал я, – и за ствол не хватайся, снайпера не беси. Старшего по званию пригласи, перетрем.

Десантник ушел в астрал, прикидывая, действительно ли я столь опасен или так, понты гну. Наконец он решил, что связываться и грудь свою голую под пули подставлять не стоит, и поднес ко рту переговорник.

– Товарищ капитан, тут какие-то… вас требуют. Ага, есть.

Я пощелкал по своему микрофону, давая сигнал.

– Глаза – всем. Движуха на той стороне, белый «Крузер». Два рыла, «калаши». Еще движение. Три рыла, «калаши». Садятся в бээмдешку. «Крузер» пошел, идет на мост. Идет на мост. Зашел на мост. Два рыла внутри.

Беспилотник контролировал ситуацию.

Десант интересен сам по себе. Вон у него наколка, которую он пытался свести. Скорпион, хвостом вверх. В армии такая татуировка означает участника боевых действий из элитных частей. На зоне значение этой татуировки совсем другое – наркоман, продолжаю колоться. По понятиям быть наркоманом стремно, наркоман может быть лишь рядовым бойцом, и то на него смотрят с недоверием. Оно и понятно – за дозу всех сдаст.

Получается, уголовка тут верх берет. Видите, как много выводов можно сделать из простого тату.

Подкатил «Крузер», вышел офицер, форма без знаков различия, «калаш» с подствольником, десантный тельник. Из машины вылез еще один долбень, у него АКС-74У. Десантники, вашу мать. Водила должен все время оставаться за рулем, начнется чего – до машины не добежишь, не успеешь…

Придурки.

– Саня, офицера держу. Второй за машиной, плохо видно.

Это уже мне – если что, валить я буду не офицера, а того, что с ментовским «калашом». Об офицере позаботятся.

Я выбрался из машины.

– Желаю здравия.

Офицер смотрел на меня, не зная, как реагировать. По докатастрофным меркам мое снаряжение однозначно относилось к антитеррористическому спецназу.

– Кто, откуда?

– С Ижевска. Идем в Ульяновск, на торг.

– Там вас ждут?

– Нет.

– Сколько вас?

– Четыре машины.

– А тут одна.

Я ничего не ответил.

Офицер уже понимал, что дело стремное. Но что делать, не знал.

А я ему помогу.

– У нас намерения мирные, мы торговать идем. Сколько стоит за проезд – оплатим, хоть патронами, хоть деньгами. Хоть водярой – все есть.

Офицер почесал небритый подбородок.

– Досмотреть бы надо.

– Зачем? Нам скрывать нечего, хочешь посмотреть машину – посмотри.

Офицер подошел ближе. Посмотрел на снарягу бойцов, на пулеметы.

– Чо-то вы на торговцев не похожи, – заключил он.

– Торговля – дело стремное. Нынче.

Офицер думал, не зная, как поступить.

– «Корд» где взяли? У нас с крупняками нельзя.

Спорим – только что придумал.

– Нам его девать по-любасу некуда. Доплатим.

Молчание.

– Сколько надо доплатим.

Офицер с интересом посмотрел на «Корд».

– Круто ездите, – заключил он.

Придурок – это он еще «УАЗ»-буханку не досмотрел. У нас там противотранспортная носимая пушка сложена – это на случай, если придется с БТР или БМП противника дело иметь. Довольно примитивное орудие, сделанное по мотивам Сирийской войны, но на более высоком, заводском уровне. У нас ведь на заводе производились ГШ-301, скорострельные авиационные пушки, соответственно, оснастка для производства стволов этого калибра, как и заготовки для них, были. Берете ствол, к нему приделываете дульный тормоз – компенсатор, затворную группу с обычным болтовым затвором, приклад – и все это сажаете на пулеметный станок. Получается пушка, которой БТР развалить – плевое дело.

– Нормально, у нас там жесть полная, – соврал я. – Сколько за проезд?

– Четыре, говоришь?

– Четыре.

За проезд оплатили патронами, обошлось в двести пятьдесят. Офицеру оставили пузырь казенки и глушак на его АКС-74, надеваемый взамен штатного ДТК. Мелочь, стоит недорого, а человеку приятно.

Переправлялись по одной машине. Мало ли.

Бывшая Россия. Ульяновск

Девятьсот тридцать шестой и седьмой дни Катастрофы

Дальше ни постов, ни тем не было до самого Ульяновска, там пост был на самом выезде из города, стояли там менты с бандитами. Как трогательно. Отдали «Лось» с глушаком заместо местной валюты – в обмен прошли на торг. Нормально.

Основной торг в Ульяновске был на центральном рынке – на дамбе, как говорили, он типа на самом берегу был. Рынок смахивал на наш Восточный – там главное здание раньше аэровокзалом было, а торговали на бывшем летном поле. Тут рынок больше был, однозначно. Беспредела особого нет – но все контролируют бандиты и менты, и торг по понятиям. Надо учитывать.

Как рынок выглядел? Ну да как все рынки сейчас, или торги, как их называют. Вышки, на них стрелки – по периметру, но работу свою делают плохо, филонят – то курят, то еще чего. Везде колючка – три-четыре метра, где два ряда, где три. Как на зоне. Стоянка для машин огорожена отдельно, и тут же на ней торг. Причем как самими машинами, так и из багажников. Это мародеры. Как и везде, у мародеров и блатных что-то вроде вооруженного перемирия. Мародеры почти нигде не пошли под блатных и их понятия, но почти нигде и не объединились, чтобы вышвырнуть блатных и установить понятия свои. Блатные, в свою очередь, почти нигде не справились с мародерами, потому что это все равно, что бегать с тапком за тараканами по квартире – не набегаешься. Так что блатные позволяли жить и торговать мародерам, но за границей официального рынка, а мародеры в ответ и бандитам кое-что притаскивали под заказ. Но за торг не платили, это по мародерке западло считалось.

Я тут знал кое-кого. Серый, он же Серега, в свое время жрачкой торговал, поднялся. Бывший бандит, но умный. После Катастрофы как-то выжил и снова собрал бригаду. Возможно, выжил потому, что я его в свое время напряг купить пару приличных нарезных стволов. Серый не относился ни к одной из крупных самарских и тольяттинских группировок, и занимался он по бандитским меркам делом непрестижным – продуктами питания. Но сейчас он на них и поднялся – оставил себе свой склад, прихапал пару других и начал торговать. А бригада пресекла попытки блатных поставить ему крышу.

Связей с ижевскими он не только не скрывал, но и бравировал ими. Это чтобы дать понять всем остальным, что у него приличный источник оружейных поставок.

Короче: встали мы на площадке, там таксофоны стояли – помните, это что такое? Ага, общественный телефон, они сейчас опять возрождаются. Я позвонил Серому в офис, и он обрадовался и обещал человечка подослать. А мы пока остались стоять под заинтересованными, а то и недружелюбными взглядами мародеров. По их меркам, одеты и экипированы мы были вызывающе…

Наконец появился наш проводник – лысый, в спортивках. Девяностые форева.

– Вы с Ижевска?

– Мы.

– Ага, Серый в конторе ждет.

Я перекинулся парой слов с остальными и пошел следом.

За вход на рынок платили кто чем, но меня по уважухе пустили бесплатно – я сказал, что торговать не буду, провожатый подтвердил – башлять не за что. Мы пошли по рынку, который тоже был как из девяностых. Только стволов до хрена, ментов нет и еще одно – у каждой серьезной группировки тут открыта была контора. Крупнейшие открывали небольшую забегаловку, где все члены группировки еще и питались бесплатно и из общего котла. Кто помельче, обходился вагончиком или бытовкой. У Серого были две бытовки, одна рядом с другой, в одной и поспать и пожрать можно было, но кафе Серый не открывал, как он мне объяснил – там, где общепит, там сто пудов проблемы будут. Оно так – от стола-то никому не откажешь. Пришли, слово за слово, зацепились и… понеслась душа в рай.

Зашли в вагончик. Теперь там Серый себе кабинет отдельно отгородил, а в приемной, помимо быков охраны, сидела еще и деваха… ничего, кстати, аппетитная. Кстати, замечаю одну вещь – тощие мужики любят женщин в теле, и наоборот. Серега – тощий, как глист, его, наверное, и прозвали бы Глистом, если бы не в авторитете был – и секретарша у него, наоборот… есть за что подержаться. Я, наоборот, – толстоват малость, потому мне худенькие нравятся.

– Вечер в хату.

– О, Саня… японский бог… ты как снег на голову. Жизнь ворам, смерти мусорскому, хода воровскому.

Обнялись.

– Лен, чаю нам. Тебе как обычно?

– Ага.

Серый, никого не стесняясь, хлопнул секретаршу по мягкому месту и отправил варить чай. Дверь закрылась.

– Нормально, – сказал я, – жена не возражает?

Серый расхохотался.

– Пусть попробует. У нас тут, сам понимаешь, теперь патриархат. Вон Лось, смотрящий наш по рынку, – у него вообще три, с путяги выбрал. Будущие поварихи – они ему и жрать готовят, и… Сочные. Он только откинулся, наверстывает упущенное. Бабам голоса давать не надо, верно?

– Ты где такую взял-то?

– Да тут проблем нет с этим. С деревни – там все равно жизни нет, пашешь как лошадь. А чего – такую же надо? Спроворим.

– Не, я мимо.

– Скажите, пожалуйста… ты все еще с этой…

– Да.

– И чо-как у вас?

– Норм, – пожал я плечами.

Серый откуда-то узнал об обстоятельствах появления Элины. Но не трепался, хотя относился скептически. По бандитским меркам, это мезальянс. Пацан не может иметь в постоянках шлюху. Хотя Элина не шлюха, но раз продавали или в карты играли – шлюха. Серый об этом при людях не говорит, чтобы не уронить мой авторитет.

– Я, когда ехал, видел трупаки свежие. Что, не можете собраться и город зачистить?

– А зачем?

Вопрос на миллион долларов – я так это называю.

– Тут на Жигулях недавно сходняк местный был, перетерли за то, за это, время, сам понимаешь, какое. Такой вопрос поднимался – типа объединиться и почистить все. Но Жук – помнишь Жука, кстати?

Я кивнул.

– Тольяттинский.

– Он самый.

– Так вот, Жук сказал – а чо, пацаны, нам с того, что все зомбаки умрут. Пока есть зомбаки – все колхозники наши, отстегивают без вопросов, боятся. Не будет зомбаков – будут борзеть, рано или поздно откажутся башлять за крышу, придется разбираться. Короче, пацаны репу почесали и решили, что тема.

Логика есть. Я, кажется, уже упоминал, что блатных не люблю. Нет, с отдельными блатными у меня все норм, с тем же Серым мы в деснах. А вот как класс я их не люблю. Терпеть ненавижу, короче.

– У тебя как?

– Да все норм. Контора крутится, лавеха мутится. Жрать-то людям всегда надо, так? Щас вот заводик запускаю.

– Какой?

– Сыр. Плетенки, колбасный. Сам понимаешь, хороший сыр – дело нужное, он и без холодильника будет храниться. Плетенку копченую – сунул в рот, сосешь понемногу, и сыт. У тебя-то как?

– Да норм все. Работаю, депутатствую.

– Все на дядю? Сань, ты же деловой пацан.

– Так вот – на дядю. Я хочу тебе тему одну рассказать, а ты послушай.

– Ну?

Принесли чай.

– Только никому.

– Могила.

– Так вот, сначала скажи – кто сейчас в Волгограде. И в Ростове. Оттуда надо кое-что забрать. И туда доставить. Сделаю – буду уже не на дядю.

Серега откинулся на спинку стула.

– Э… круто берешь.

– А что?

– Да там… сразу не скажешь.

– Все так плохо?

– Хуже некуда. Волгоград под Кавказ лег.

– Весь?

– Весь, с концами. Там даже русских нет, кто жив остался – до нас дернули. Движения там конкретно нездоровые, рожи стремные.

– Точно Кавказ?

– Сто пудов.

Вообще, кстати, тема интересная.

Вы видели, как ходит мертвяк, особенно если он только что обратился? Он даже по лестнице и то с трудом поднимается. Координации нет никакой.

А теперь представьте себе, что будет с обратившимся в горах. В том же Дагестане, например, где улицы порой такие, что приходится по ним на карачках подниматься. Где каменные осыпи и ручьи. Я не говорю про Афганистан. Про Грузию. Про весь горный Кавказ.

А я вам скажу, что будет. Ничего не будет. Мертвяк в таких условиях ничего не сможет, он или упадет в пропасть, или не сможет передвигаться. И если у нас на равнине они опасны, то там – нет.

Конечно, кого-то покусают – не без этого. Но многие выживут. Достанут заныканные стволы.

И начнут осваивать этот мир.

Все поняли? Вот эти и выжили. Сначала сами выжили. Потом начали выживать нас.

– Ну а Ростов?

– Ростов – по слухам, я тебе конкретно не скажу. Вроде там наши. Вояки, казаки и эти… ДНР. Но связи с ними нет.

– Пройти-то можно?

– Смотря как.

– С грузом.

Серый захохотал.

– Ты что, смеешься? Там и без груза-то – разуют, разденут, угонят в рабство. Они же беспределы конченые, бесы. Мы с ними стрелу забивали, они говорят – мы ваш закон в рот е… Мы говорим – а у вас какой закон? Они говорят – все просто: правоверный правоверному – брат, неверный правоверному – раб. Ты не знаешь, что тут вскрылось, когда вся эта муть пошла. Еще до нее в некоторых зонах джамааты были, на закон срали, перед кумом дыбали на цирлах, жили сучьей жизнью. А когда началось – так некоторые зоны оказались зелеными всплошную, от кума и до последнего петуха, взялись за оружие… такой бешбармак был. Некоторые туда и ушли… правоверные.

Да… чем дальше, тем чудесатее. Я еще до войны… ну, до всего этого задавался вопросом – зачем человека сажают в тюрьму. Ну, чтобы он исправился, так? А джамаатовский – его можно исправить в принципе? Нет, нельзя. Так зачем же мы хоббитов в тюрьмы сажали, чтобы они там проповеди вели или как?

– А шлюзы кто контролирует?

– Тоже они.

Во б…

– К вам они ходят?

– Бывает. У нас с ними что-то вроде вооруженного перемирия. Они понимают, что здесь переть буром чревато в принципе… люди не поймут. А так… торгуют.

– Чем?

– Да всяким. Вещи, жрачка. Кстати, стволы.

– Какие? Наши?

– Не. Не «калаши». Там потом сам увидишь.

– Они и сейчас торгуют?

– Да, только с ними тереть бесполезно, если ты об этом.

– Хоть посмотрю.

– Это пожалуйста.

Я сменил тему.

– Насчет торга в Нижнем ничего не слыхать?

– А что должно быть?

– Да люди жаловались, что новгородские не только свой кусок хавают, но и на чужой претендуют. И московские с ними.

– Это кто так говорит?

– Ну, говорят… – неопределенно сказал я.

Серый прикинул.

– Знаешь, – наконец сказал он, – я такого не слышал, но ничуть не удивлюсь, если так и есть. Москвичей могила исправит… они всю дорогу на чужой кусок смотрят. И началось все откуда… с Москвы. Вот и прикидывай… муде к бороде.

– Ну… вспомнила бабка, как девкой была.

– Так, только кто-то же это сделал. И какие-то цели он при этом имел, да? А то, что москвичи и нижегородцы в близких – это не секрет, там половина областей центра торгует и отоваривается. Хочешь сказать, на вас смотрят?

– Я этого не говорил.

– А я не слышал, – сказал Серый серьезно, – но если, к примеру, такое будет… скажем – то мы готовы с вами базарить. Потому что не дураки, понимаем – сегодня вас нагнут, а завтра – нас. А нам снова под Москву уже не в кайф. Понятно, что не бесплатно будет, но… ты понял.

– Понял.

– Хорошо, что понял. Брать что-то будешь?

– В самом конце зайду, чтобы с собой не таскать и чтобы не сыздили.

– Заходи.

Гладко было на бумаге, но забыли про овраги. А по ним ходить…

Получается, что разгружаться надо здесь и здесь же – грузить наш товар. А это хреново. И, похоже, придется груз пока обратно отправлять, так как с ним не пройдешь. А это – разгружать, выгружать – хреново. Деньги опять же.

Ай, лавэ, лавэ, лавэ, ай, лавэ…

Надо железку разведать.

Вышел с вагончика, вдохнул: гарь, мясо, людское жилье – хорошо…

Решил сходить, глянуть, чем торгуют. Может, и прикупить чего по случаю. У нас ИжГТУ – это, кстати, эвакуированный в войну МВТУ имени Баумана – собирает так называемую техническую библиотеку. По разным вещам, но главное – по оружию. Так что мы, где бываем, все необычное скупаем и везем к себе. Для науки. Рано или поздно пригодится, а что можем освоить – то осваиваем. Зачем? А зачем вообще человек живет на свете? Кто хочет, может дальше мародеркой жить, как червяк в трупе по жизни. А нам это не жизнь.

Короче, проверил, все ли карманы как следует застегнуты – ход воровской тут поставлен, карманная тяга только та, – и пошел смотреть, кто и чем торгует…

Торг моментально скатился в те же самые девяностые, плюсом с оттенком беды. Например, рабов в открытую не продавали, но все знали, к кому обратиться, если нужно. Торговали примитивной жратвой, торговали всем, чем можно, из дома, и своим, и мародеркой. Торговали средствами против зомбаков – топорики, молотки на длиннющих ручках, шпаги (шпагой нормально, кстати, получается, ткнул – и ваши не пляшут). Торговали одеждой, много торговали инструментом и всякими запчастями – машины сейчас под ноль разбирали и пускали на запчасти. В открытую торговали оружием. Кто-то торговал, но много было и тех, кто просто сидел на кортах или в столовках на дешевых пластиковых стульях и чего-то ждал. Это блатные. Они тут за любой движняк, кроме голодовки.

Про оружие расскажу подробнее, потому что это наши конкуренты.

Когда все началось – все, понятное дело, кинулись за оружием, потому что из опасного баловства, как его видели раньше, оно стало предметом первой необходимости. Все просто: есть ствол – жив, нет – не жив. Оружия оказалось меньше, чем кто-либо предполагал. Склады мобрезерва солидно почистили еще при Сердюкове, идиоты пускали в печь царские «мосинки» с орлом, которые можно в США как исторические раритеты продавать. К счастью, это быстро остановили. Часть начали огражданивать, часть переделывать в СХП – под холостой патрон. Мы потом на этом, кстати, сильно поднялись – скупали и в боевое переделывали, или под заказ. Система нипель, блин. Потом – огромное количество оружия ушло на Донбасс и в Сирию. АКМ, РПК уже практически не было, только то, что на руках. Были АК-74, их, вроде, тоже под огражданку готовили, но не успели. Автоматы, кстати, классные, у меня один такой дома, тогда за три рекламации по качеству в квартал снимали начальника цеха. Плюс – у нас в Ижевске было несколько составов с семьдесят четвертыми – мы выполняли госзаказ на доведение их до стандарта М3/М4. Планки везде, приклад новый, прицел придается в комплекте – «Валдай». Спецвариант – там с глушителем АТГ шел и с пятидиапазонным лазером. Были РПД, были ПКМ. Но в общем и целом оружия было сильно меньше, чем на то рассчитывали.

Понятно, что начали переделывать – глушак, например, стал обязательной принадлежностью, так как звук выстрелов поднимает всех зомбей в окрестностях. У нас на новгородском торге глушаки всегда уходят все до одного, сколько ни привези – особенно ТВГ, на СВД и «Тигры». Но все-таки оружия почти сразу стало не хватать для всех желающих. Нет, СКС можно без проблем найти. Но что-то серьезное…

Поэтому началось производство. В первую очередь пистолетов – их на руках не было почти ни у кого, а нужен он был теперь всем. В Сарапуле у нас до сих пор делают дрянные, но дешевые шестизарядники. В Кирове запустили упрощенный вариант «Гюрзы» под обычный парабеллум. Массово переделали все газюки и травматы. У нас в Ижевске, например, освоили еще до всего этого «Кольт-1911», сейчас он просто шел в боевом варианте и под девятый, и под сорок пятый. Но все равно не хватало.

Так что – начали торговать, кто чем, кто самоделками, а кто и берет откуда-то. Вот этот, например, откуда такой набор пистолей взял? Явно новая поставка. «Беретты», «Чезеты».

Продавец – смуглый, коренастый – меня заметил.

– Салам алейкум, дорогой. Чего ищешь, чего не терял?

– Пистолет хочу глянуть.

– Так у тебя, вон, и свой есть.

– Мой – это мой, а речь за твои.

– Ну смотри, за просмотр бабла не берем.

Взял в руки… это не «Беретта», это турецкий «Явуз-16». Короткий вариант, у «Беретты-92» был короткий вариант, неудачный, с магазином на тринадцать патронов – он и близко не стоял рядом с популярностью полноразмерного пистолета. А вот турки сделали короткий вариант, но с полным магазином на пятнадцать.

– Откуда дровишки?

– Тебе какая разница, дорогой? Вот товар, хочешь – покупай.

– Такой товар на пакистанской границе делали. Ствол из водопроводной трубы, пятьдесят выстрелов – и каюк.

Продавец замахал руками.

– Аллах с тобой, какой Пакистан. Грузия собиралась на них перевооружать всю армию, да не успела. Мы склад вывезли.

– Сам с Тбилиси?

– Нет, с Батуми. Так что, берешь?

Думаю, недорого, а механизм тут интересный, от «Вальтера П38». Спишем…

– Сколько?

– Это от того, чем платить будешь.

– И рубли, и доллары есть…

Пистолет с запасным магазином сую в админку, она почти пустая у меня – лохов нет, меня один раз уже так обнесли. Иду дальше.

Еще одна тема. Автоматов-то довольно много, карабинов тоже, а вот таких вещей, как пистолет-пулемет или снайперская винтовка – в обрез. Зачем они? «Кедр» с глушителем можно носить почти как обычный пистолет, – но в случае чего у тебя тридцать патронов и автоматический огонь. Витязь с глушаком – стандартное орудие труда чистильщика, один стрелок несет на себе минимум шестнадцать снаряженных магазинов – попробуйте шестнадцать магазинов к автомату на себе весь день потаскать. Несколько снайперских винтовок с глушителями позволяют чистить города от зомби практически не рискуя. Как? Элементарно. Занимаешь господствующую высоту – это не так сложно сделать, особенно если в составе истребительного отряда есть пожарная лестница. Выставляешь несколько снайперов. Берется обычный дешевый квадрокоптер – на таких в зоны чай и сигареты доставляли. Крепится примитивный проигрыватель с динамиком – там записаны выстрелы и крики. Все это запускается. Врубается на полную громкость. Зомбаки это слышат и вываливают на улицу – но не понимают, откуда звук, и начинают метаться. Снайперы начинают работать, не торопясь, планомерно. Закончили в одном месте – квадрик перемещаем на другую позицию. Под ноль зачистить не удается, но восемьдесят-девяносто процентов снижения популяции это дает. Дальше, когда группа зачистки идет – одиночные попадаются… например, дверь была заперта, выйти не смог. Но массовых атак уже не бывает никогда…

Опа…

А вот это я бы сказал даже – опачки.

Откуда есть пошли на прилавке американские М4, причем с болгарскими гранатометами, я знаю – от грузин. А вот откуда пошли G3 и НК33…

Это, похоже, Турция. Армейские… они там как раз перевооружались, когда все началось. Точно Турция, вон – прозрачные пластиковые магазины. Они, помнится, появились перед самой Катастрофой в магазинах по несмешным ценам.

А вон МР5 и моя мечта детства – МР5К. Тоже прозрачный магазин и ствол с пламегасителем. И МР5SD у них даже есть…

У нас, кстати, это все тоже есть. Даже вариант SD сделали уже после Катастрофы – по требованиям трудящихся. Армии же все на фиг не надо было, у них «Винторез», «Вал». Теперь все это на фиг никому не надо – патронов нет, а если и есть, то ломят за них… А бесшумный «Витязь» – он и легкий, и компактный, и выстрел тише мелкашки, и магазин на сорок к нему есть, и патрон стоит копейки, по нынешним меркам.

Но все равно интересно – а тут кто перевооружался? И продавец – нохча. Точно, нохча.

– Салам алейкум.

– Ва алейкум салам.

Смотрит подозрительно. Несмотря на жару, в черной куртке, скорее всего, под ней ствол. Рядом еще один, такой же, но моложе. Лет пятнадцать. Смотрит волком.

– Что интересует?

– Ну, скажем, вот это вот.

– Патрон НАТО, точность повыше, чем у «калаша», да.

– А прицел на нее?

– «Крон» отдельно есть.

– Новая?

– Совсем новая, да…

Точно нохча, у них в языке все предложения заканчиваются утвердительным или отрицательным междометием. Они это в русский переносят.

– Как снайперская может работать?

– Да, к ней и глушитель есть.

– Самодел?

– Мастер делал, да…

– Ну, скажем, беру. А поновее что?

Краем глаза смотрю – справа еще один нарисовался. Думает, у меня прикрытия нет? Напрасно думает.

Нохча переговорил со своим подручным на своем языке, гортанном и отрывистом. Потом показал на пацана: