Текст книги "Экспедитор"

– С ним иди, он покажет, да…

– Куда иди?

– Недалеко тут. Я не торгую таким, у меня нет. Ахмед покажет, кто торгует, да…

– Хоп. Винтарь заверни мне, со всеми причиндалами. И вот этот вот. На обратном пути заберу.

Тут и в самом деле было недалеко, и торговали этим на железном ряду, что было уже нарушением. Впрочем, обходились правила легко – если торговать с образцов, то можно сказать, что это твое, для самообороны носишь. Кто проверит?

Железный ряд – это железо, ржавое и не очень, движки, кузова, даже станки. Люд самый разный – но что-то мне помнится, что, когда в Ижевске работал мотозавод, запчастями с него торговли одни кавказеры. Сейчас все то же самое, только пострашнее будет, потому что никаких тормозов ни у кого нет.

Пацан привел меня к какому-то дяде… чисто выбритый, лет пятьдесят, глазами можно масло резать. Кстати, я обратил внимание – почему-то чехи, в отличие от остальных, бороды не любят, бреются. Раньше были усы под Дудаева, но теперь и их нет.

– Салам алейкум.

– По-русски говори. Чего ищешь?

– Чего получше «калаша» и СВД, то и ищу.

– Получше «калаша» и СВД? Ну, сюда смотри…

– Куда?

– Сюда заходи, да…

Этот дядя торгует с постоянного места, у него тут не палатка, а настоящее место, с крышей. Торгует запчастями…

Я щелкаю по переговорнику – внимание, пригнувшись, прохожу под крышу.

– Такое пойдет, да?

Две винтовки. Одна – почти НК417, карабинного типа, складной приклад, но полноразмерный винтовочный ствол. Вторая и вовсе чудная – затвор ручной, но магазин… от G3, похоже, турецкий. Никогда не видел.

– Это что такое?

– Это? Это, дорогой, «Бора-12». Лучше не найдешь – патрон НАТО, глушитель, прицел. Питается из автоматного магазина, да.

Пацан, который стоит за спиной и нервирует меня этим, что-то говорит.

– Ахмед говорит, ты винтовку как раз такую купил. Купишь эту, у тебя будет все в одном – и винтовка, и снайперская винтовка. Магазин один, надо – перекинул. Патроны тоже одни, голова не болит. На тысячу метров такая пробивает, проверено. Глушитель, прицел – все заводское, родное, не Китай какой. Такие только у полка Шамиля есть…

Язык прикусил, но слово не воробей. Понятно, что там снизу, с юга, есть какие-то сохранившиеся боевые формирования – не банды, а именно боевые формирования. И понятно, что их кто-то серьезно снабжает.

Турция уцелела?

В Турции народа до хрена, особенно на побережьях, на курортах, там вряд ли что-то уцелело. А вот в горах… Турецкий Курдистан. Десять провинций, население бедное и озлобленное, на руках полно оружия – вооружен почти каждый. Партизан поддерживают все без исключения. С той стороны – Иракский Курдистан и Сирийский Курдистан. В Сирии идет война, в Ираке – Курдистан почти что независимое государство. И то же самое – горы, тропы, осыпи. Зомби там просто неоткуда взяться, не выживут они там.

Еще одно: в Турции странное оружейное законодательство, людям нельзя было иметь нарезное оружие – никакое, – но можно пистолеты. Пистолетов в Турции производилось море, самых разных, причем неплохого качества. А ведь это тоже сильно увеличивает шансы на выживание – пистолет не ружье, не автомат, его можно носить с собой, отреагировать на угрозу мгновенно. Зомби же – хватит и двадцать второго, не говоря о девяти миллиметрах.

Если Турция выжила, то, скорее всего все эти кавказцы торгуют не просто так – а от нее. И, значит, у нас рано или поздно будут проблемы.

Омрачаю? Да нет, скорее разумно предусмотрителен. Вы думаете, если большая часть населения земли вымерла, так и войн не будет? Ага, щаз… Нас сейчас примерно как в конце Средних веков, думаю. А тогда только так хлестались.

– А три-три-восемь нет?

– Вот этого нет. Но есть под патрон от ДШК. Двенадцать и семь. Извини, такого с собой не возим. Надо будет – привезем под заказ. А тебе для себя или торговать будешь?

– Да и так и так. Посидим, поговорим? Долго времени не займет. А винтай этот я у тебя куплю. Без базара.

Такого в техбиблиотеке нет точно.

Так как торговали люди разные, то и заведения на рынке были разные, и для русских, и для кавказцев, и для всех, с интернациональной кухней. Но я, извинившись, предложил пойти не в кавказское, сославшись на то, что у меня от кавказской кухни изжога и мне нельзя острое, так как почки болят. Сейчас болячка была распространенная, многие ночевали где попало, с отоплением были проблемы, потому мои слова были восприняты с пониманием.

Первое заведение у нас на пути оказалось украинское – кстати, когда оно открылось, раньше его не видели? Меню простое – борщ, вареники, горилка, – но больше ничего и не надо. Из магнитофона хлещет музычка.

 
Дихає ліс,
Пташка на гіллі
Пісню співає, що тішить мій слух…
Я довго ріс —
Йшов через цілі,
Що тіло гартують і зміцнюють дух…
Тиха роса
Зіб’ється з трав
Криком «вперед!», дружним тупотом ніг…
Я тут знайшов
Те, що шукав
Славу здобув і себе переміг!
Мій лицарський хрест —
Моя нагорода
За те, що не впав, за те, що не втік!
Мій лицарський хрест —
Яскрава пригода,
Що буде тривати в мені цілий вік!
Мій лицарський хрест!..
Плинуть роки,
Їх заметілі
Скроні мої пофарбують у сніг.
Я, завдяки
Шрамам на тілі,
В пам’ять свою закарбую усіх
Друзів моїх
Та ворогів —
Кого любив і кого вбивав…
Може чогось
Я не зумів,
Та не згубив, не продав, не програв…[7]7
  Тартак. Мой рыцарский крест.


[Закрыть]
 

Бандеровцы. Сейчас каждый – вообще каждый – пытается отыграться за то, за что не смог отыграться тогда, когда по улицам не ходили алчущие плоти мертвецы. Бред, конечно, полный.

Заказали борща, чечен уточнил – с говядиной, без свинины. Соблюдающий. За нами следили… но это плевать, пока они вряд ли что-то сделают. Просто надо иметь это в виду.

– Давно торгуешь? – спросил я, поливая сметаной густой, как довоенный, борщ.

– А чего интересуешься?

– Да просто всякое приходилось и слышать, и видеть. Ты историю про десять тысяч «Глоков» слыхал?

– Нет.

– На Нижегородском торге было – один пацан всем втирал, что якобы знает, где лежат десять тысяч «Глоков». Типа ФСБ сделало заказ, ОРСИС собрал эти «Глоки», но почти ничего отгрузить не успел, они так и лежат на складе в Подмосковье, надо только подобраться.

Чеченец взглянул с интересом.

– И что было?

– Люди поверили, вложились. С концами.

– Деньги? Или люди?

– И то и другое.

Чеченец кивнул.

– Вы, русские, только и думаете, как кинуть друг друга, да.

– А вы – нет?

– Мы кидаем чужих. Это другое.

– Так вот потому я тебя и спрашиваю, сколько ты торгуешь. Мне вовсе не улыбается, чтобы ты меня кинул, да?

Чечен понял, что я его завел в логическую ловушку – но было поздно.

– Кидка не будет, – осклабился он, – мне еще тут торговать. Я Иса Тепкоев, два года торгую. Если надо, предками поклянусь, могилой отца, у нас такие клятвы не нарушают. Можешь спросить. А ты кто такой есть?

– Саней, Алексом, Александром – как хочешь, так и зови. Я с Ижевска, до беды стволами торговал и сейчас торгую.

– «Калашами»?

– И ими тоже.

Чечен задумался.

– «Калаши» – это хорошо, да.

– Вы тоже не бедствуете.

Чеченец цокнул языком.

– Да как сказать. Турки – они хорошо, точные, но с ними обращаться надо уметь, а «калаш» – взял и застрочил, любой пацан раскидает. И патронов таких не сказать, что много, подкидывают, конечно…

Чечен снова прикусил язык.

– Сколько поставлять можешь?

– А ты куда повезешь?

– Ну, скажем, в Новгород.

– А право имеешь?

– Имею.

Чечен задумался.

– А спрос какой? – осторожно спросил он

– На автоматы – никакой, «калаши» рулят. Разве кто только для понтов возьмет. А вот хорошая снайперка за день-два уйдет. От цены зависит. У вас что – доллар?

– И доллар тоже. Патронами возьмем, да.

– Это извини – ограниченно.

Еще не хватало, чехов вооружать.

– А у вас там как? Я имею в виду, с зомбаками?

– Мы их дохлыми зовем. В Городе[8]8
  У чеченцев город один – Грозный. Если говорят просто «город» – это Грозный.


[Закрыть] совсем плохо было, но справились. А в горах чего будет? Там каждый дом – считай, крепость.

Чечен откинулся на стуле, улыбнулся.

– Помню, как-то раз едем по дороге, там кричат – мертвый, мертвый. Мы машину остановили, смотрим – у края поля лежит кто-то… поднимается и падает, поднимается и падает, да. Это у старика Шемшоева сердечный приступ был, он как раз на табачном поле был. Пасынки обрывал. Вот он скатился, умер, а Аллах до конца помереть не дает. А до нас тоже не доберется никак. Мы так смотрели, потом Иса Хайхароев говорит: чего человеку мучиться, давайте пристрелим, и Аллах с ним. А я ему – ты дурак, что ли? Он и в самом деле туповат, не дошло до него, что кровная месть будет. Сын у Шемшоева на базаре, из мужчин в доме только правнук. Ему пистолет дали, сказали – стреляй, если мужчина. Он выстрелил…

– То есть в горах зомби нет.

– Какой зомби, у нас знаешь какие поля есть? Чтобы скосить, надо, чтобы один человек косил, а второй его за веревку держит, иначе упадет. Ничего такого нет.

Как я и думал.

– Так что насчет поставок?

– Это я один не решаю. Переговорить надо.

– Когда? Я бы десять штук винтовок взял.

– Столько нету. Дорогой товар. Три продам.

– А у аварцев что?

– С ними воюем, – чеченец махнул рукой, – они наглые очень стали. Говорят, что мы не правоверные, что мы их землю взяли.

Придурки.

– Так когда ответ будет?

– Ты долго здесь?

– Как минимум день еще.

– Вот ответ и будет. Найдешь меня, а если меня не будет, спросишь отца Ахмеда, Абдаллу. Он меня найдет, я скажу…

Но я уже особо и не слушал – я присматривался и прислушивался. К тем пятерым, что зашли и заняли столик сразу за нами. Все они были вооружены, на четырех из пяти – одинаковое камуфло. И разговоры специфические…

– По сто пятьдесят. Зовсим сказився.

– Он монополию себе сделал. На нас нажирается.

– Ни, так не пойдет. Надо решать.

– Проводнику скажем, он пусть решает. Наше дило малое.

– А чо проводник, мы и сами…

– Рот закрой.

И тут у меня заработала рация – причем срочный вызов.

– Кабан, это Сом, тут проблема у нас.

Черт…

– На приеме.

– Пабло вляпался.

Этого не хватало.

– Где?

– Третий ряд от конца.

– Иду.

Поднялся с места, кивнул чеченцу.

– Прошу простить, дела срочные. Разговор не заканчиваю, и стволы те за мной, до завтра.

Чеченец кивнул.

Когда я дошел до названного места, произошедшее стало мне ясно во всей своей неприглядной красе.

Разводка классическая, даже не представляю, как на нее еще кто-то попадается. Выходишь ты, скажем, из трактира или из вагончика, которые тут местные авторитеты за офис держат – и картина маслом. Кто-то обижает женщину (обязательно красивую) или ребенка. У тебя срабатывают инстинкты, ты вмешиваешься – и тут начинается скандал, а женщина или ребенок вдруг меняют показания. И ты оказываешься кругом виноват, а вокруг тебя – моментально собирается толпа. И чтобы урегулировать вопрос, ты отдаешь деньги, которые у тебя есть, или даешь обещания, которые лучше не давать – прилюдно, только чтобы развязаться с этим. И – попал.

В данном случае – похоже, что баба. Дурак.

– Так, чо за дела!?

Поделюсь еще своим опытом поведения в данной ситуации – надо переть буром. Сущность торга – уголовная, особенно местного, многое – на словах. Закона никакого нет, кроме разве что воровских понятий да самого примитивного понимания, что сегодня – ты, а завтра – тебя. Оттого простое и древнее правило – кому люди поверят, тот и прав. А кому поверят? Кто ведет себя наглее и увереннее. У братвы это «духовитость» называется.

– Че за наезды!? Кто старший?

Есть и еще одно правило. Если у тебя обрез ручного пулемета с сорока пятью патронами в магазине – с тобой мало кто решится связываться. Особенно если ты не один, а с друзьями, вооруженными не хуже.

– Кто тут старший?!

– Ну я…

Цыган, что ли?

– Погоняют как?

– Веслом гонят, а ты…

– Не знаю такого. Бригадир где, кто тут вообще за базар отвечает!?

Сам прикидываю ситуацию. Вот эта гнида, которого Веслом погоняют, потом вон тот еще и телка. Ряд – на стыке, справа торгуют всяким железом, слева – одеждой. Соответственно, народа собралось на скандал немало. Пока полюбопыствовать, а далее…

Кто-то похлопал меня по плечу, справа. Собираются наши – это уже хорошо.

– Бригадир где, спрашиваю!

– А шо, без бригадира не порешаем, – Весло начинает наглеть, – твой пацанчик?

– А кто ты такой, чтобы с тобой решать, ты чо, в авторитете? Кто у тебя старший, кто за тебя подписку кинет?!

Заодно прикидываю – не похоже, чтобы Весло здесь многие знали и готовы были за него впрягаться, тупо потому что свой. Это хорошо. Залетный казачок.

– Так, расступились…

Появляются двое контролеров – это администрация рынка. Мордатые такие пацанчики, у одного пистоль на поясе, аж «Стечкин», у другого – помповое ружье.

– Че тут за дела? Ты кто, как погоняют?

– Меня Кабаном, а вот его – Ослом.

Ряд, который слышал предысторию, просто ложится. Это тоже надо уметь – в минуту напряжения разрядить обстановку уместной шуткой. Теперь, как бы все ни обернулось, многие будут на моей стороне – в том числе и потому, что я за словом в карман не лезу.

– Ага, и чо тут делается? Чо за зоопарк?

– Моего пацана по беспределу грузят. Здесь чо, честный торг или беспредел катит?

– Э, ты базар фильтруй немного, да? – говорит контролер, пока второй в упор смотрит на красного как рак, готового броситься Весло. – Беспределу тут места нет. Ты обоснуй, в чем тут беспредел.

– На пацана моего по беспределу накинулись, развести пытались, как лоха. Че за дела такие, я не в теме.

– Не было никакой разводки! – кричит Весло.

– Так, ша, тихо. По теме, – контролер поворачивается к Веслу, – у тебя какие предъявы и к кому есть?

– Вот к этому. Я с сестрой иду…

И тут происходит такое, что ломает весь план.

– Он мне не брат!

Прежде чем я успеваю сообразить, телка бросается на меня.

– Помогите. Он мне не брат, меня похитили, помогите, пожалуйста…

Я в ауте. Все, похоже, тоже. Контролеры приходят в себя первыми, один наступает на Весло.

– Ты кто такой, пацанчик? Тебе кто тут работать разрешил? Ты че, берега попутал? Хочешь на подвал – не вопрос, обеспечим.

– Да не, я свой, с четырки…

– Че… кто у тебя старший? Тебя старший сюда послал или ты сам пришел?

Я понимаю, что надо разойтись краями – пока не сняли и с него, и с нас.

– Так, предъявы к нам у кого-то есть? Тебя спрашиваю.

Цыган мотает кудлатой головой.

– Не… вопросов нет.

Попадись ты мне в чистом поле. Мразь…

– Тогда все, расход? Краями?

– Расход. Пошли…

Но телка крепко держится за Пашу…

– Так, че за тема. Она тебе не сестра, так? Ты опять мутки мутишь?

– Ну и вали своей дорогой.

Цыган смотрит на меня, и я понимаю, что при другом раскладе он бы тут меня без вопросов положил. Ну смотри, смотри. Шавки волкам не страшны.

Вышли за ворота, к машинам, отошли с тезкой и с Сомом покурить Точнее, я поговорить, а они покурить и послушать.

– Короче, пацаны, тут темы. Появились стволы в продаже в большом количестве, турецкие. И как бы не новоделы. Торгуют ими одни чехи. И внизу Волгоград тоже держат они. Причем глухо. Может, и можно где обойти, но я пока не знаю.

– Ипать мою дивизию… – выругался Сом. – Следующая остановка станция Зима. Чехи Сталинград взяли.

– Чего?

– Волгоград… – поясняет тезка. – Это ж Сталинград бывший. Да… дела.

Блин… точно ведь.

– Короче говоря, ниже не пройдешь. Сейчас с пацаном одним пили дольку малую, тот все конкретно обрисовал – беспредел лютый, на ходу штаны снимут. Соваться туда с двумя баржами товара – ну его на хрен…

– А если пару катеров подогнать, – рассуждает Сом, – да и вставить им по самые помидоры?

Ну… в общем, тоже вариант. У нас есть четыре конвойных корабля – это переделанные малые траулеры, впереди – пушка, двадцать три миллиметра, половинка от ЗУ-23–2, сзади два пулемета «Корд» и миномет 82 мм. У нижегородцев можно позаимствовать артиллерийские катера, там их два на ходу, на носу там трехдюймовка. Один точно дадут. И – как последний штрих – в Зеленодольске отстаивается один готовый и один в высокой степени готовности «Гепард» – там стомиллиметровка на носу, тридцать миллиметров зенитная скорострелка на корме и ракеты «Калибр». Есть и поменьше – называется «Каракурт», но тоже хватит за гланды всем заинтересованным лицам. Со всем этим – заявиться к чехам и силой пробить дорогу. Наверное, сможем. Проблема в другом – нам надо не только туда, но и обратно, и желательно не один раз. Второе: если чичи взорвут гидротехнические сооружения – обмелеет вся Волга. А они это сделают, если буром на них попереть – им пофиг. Так что – не, нельзя так.

– Не, не вариант. Попробуем пока в обход. И еще одна тема. Тут за соседним столом столовались хохлы. Разговоры реально мутные и борзые.

– Я их видел, – сказал Сом.

– И что скажешь?

– А чо тут сказать? Тут резать надо.

Люди к людям, красные к красным, гады к гадам, гребни к гребням. Так сказал бы Серый. А я скажу – за все приходится отвечать. По-любому. Хоть небо на землю падай. Когда вы в Одессе на горелых трупах танцевали – это многие запомнили. И не будет вам теперь жизни, граждане национально свидомые. Хоть и нет сейчас ни Украины, ни России, а есть непонятно что, но люди остались, и за косяки ваши при случае с вас спросить – святое.

– Погоди резать. И без хохлов голова кругом. Значит, первое: надо на хату сейчас встать. Второе: я договорился с одним дядей чеченской национальности. Он мне снайперку продаст, надо бы посмотреть, когда она сделана, тогда или сейчас. И третье: как только с чехом разберемся – надо баржи назад отправлять, а сами на колеса. Землей придется идти, ничего не поделаешь. Путь водой перекрыт.

– Понятно.

– Да ни хрена не понятно. Но будем разбираться. Так, пацаны, по машинам, и погнали. Квадрат нужен, встанем, дальше будем прикидывать.

– Хоп.

Только рассаживаемся – скандал. Телка эта, что с Пашей сюда приперлась, садится к нему в машину. А нам посторонние на хрен не нужны.

– Че за дела!

– Не трогай ее! Она с нами поедет. – Это уже Паша. Решил, что может решать, кто с нами поедет, а кто – нет.

Вот кого я больше всего ненавижу по жизни, так это дураков. А я дураком никогда не был и не буду.

– Паш. На минуточку.

Выходим из машины. За высоким забором с колючкой шумит рынок. Место, где нет ни добра, ни зла. А есть просто торг.

– Ты понимаешь, какой ты песдец творишь?

– Александр Вадимыч… а ей куда сейчас идти?

– На жалость не дави, я ее в пятом классе на жвачку сменял.

– Александр Вадимыч… я ее не брошу.

Мы смотрим друг другу в глаза… ему на пятнадцать лет меньше, чем мне. В его годы я был таким?

Нет, не был.

– Не бросишь, Паш, не бросишь…

Достаю бумажник, отсчитываю деньги.

– Бегом в торговый ряд. Поблизости который. Покупаешь ей одежду новую, всю до трусов, и все, что там нужно – мыльно-рыльные, и все прочее. Выбирай так, чтобы к неприятностям все было готово.

– Александр Вадимыч…

– Базара лишнего не надо, не заплачу. Будешь в обязоне. Поможешь, когда попрошу, понял?

– Без вопросов. Что скажете.

– Бегом давай. Сом, проводи его. И, Паш…

– Презервативы купить не забудь.

Паша срывается с места, вместо него подходит ВВ. Я не оборачиваюсь.

– Она остается.

– Шеф, понимаете…

– Это приказ. Вопросы?

– Да нет…

– С пацанами сам поговоришь. Пусть присматривают за ней, а то мало ли. Если что, доложите мне.

– Есть…

Зачем я это сделал? А не поняли? Телка эта… телка как телка, мне она ни шла, ни ехала. Мне Паша нужен. А нужен он мне для того, чтобы понять, что происходит в Камабарке и по каким-таким вопросам Забродин контачит с мутными москвичами. Если это просто левак – на него можно и глаза закрыть до времени. А если не просто – то надо действовать, пока все далеко не зашло. И кто нам поможет во всем разобраться, как не снабженец горадминистрации?

Я же говорил, что дураков не люблю.

На квадрат мы встали – там есть такое место, несколько многоэтажек стоят плотно – вот, несколько пацанов скинулись, ров прокопали, воду пустили, в пустых местах где контейнеры поставили, где автобусы на попа – вот тебе и получилось что-то вроде караван-сарая. Брали за постой прилично, но оно себя оправдывало.

Сразу начали готовиться к встрече с чичами – подняли беспилотник. Верить им нельзя, и надо быть ко всему готовыми.

Паша отдельно занимался своей красавицей, я ему не мешал. В конце концов, я и сам так же влип совсем недавно. В конце спросил:

– Может, ее с баржами наверх отправить?

– Она с нами хочет.

– А кого интересует, что она хочет?

– Она местная. Дороги знает.

– Точно?

– Проверим. И ты присматривай за ней.

С чехами договорились пересечься в районе Императорского моста. Место там интересное – высокая насыпь, с двух сторон тоже дорога, домики и сам мост, собственно. Снайперам – раздолье.

Мы подошли одновременно с чехами – они с того берега ехали, – и тут стало понятно, что их больше, чем мы рассчитывали.

Ладно. Как сказал тот чукча – где ж мы вас всех хоронить-то будем…

– Птаха – всем плюс.

– Двойка, плюс.

– Тройка, плюс.

– Если начнется – не отсекайте от моста, дайте уйти.

– Плюс.

Чехов опасно недооценивать, они за мирное время изрядно подучились – мы же их и научили. Но и переоценивать их тоже не стоит. Хладнокровия у них нет.

Выхожу из машины. Чехов навстречу идет четыре человека, двоих не знаю. Один особенно колоритен – бородка, как у Радуева, и черные очки. Косплейщики гребаные.

Подхожу ближе, примеряясь в случае чего прыгать вниз, под насыпь.

– Деньги со мной. Где товар?

Спокойствие. Это главное.

Чехи смотрят на меня. Потом один говорит:

– Э, я тебя знаю. Ты в Новгороде на площадке автозавода торговал.

– И что? В чем вопрос?

– Мы тебя не знаем, – тот, с бородкой, – а с кем не знаем, не работаем.

– А кто сказал, что я работать буду. Че за движения? Договора такого не было.

– Легче, – вступает в разговор Тепкоев, – деньги не только мои, тут несколько тейпов торгует. Все твое сейчас принесут.

– И поторопитесь.

Появляется пацан. Еще один. Несут длинные чехлы. В свете фар почему-то все кажется черным.

– Откройте, проверьте.

– Э, там все нормально, – бородатый.

– Деньги тоже без счета возьмешь? Не вопрос.

Тихий щелчок в наушнике.

– Зомбак слева, в домах. Сейчас отработаем.

Этого не хватало.

– Зомбаки слева в домах, сейчас снайпер будет работать. Не пугайтесь.

– Чего? Снайпер?!

Чехи хватаются за стволы, мы тоже. Начинает работать снайпер, он с глушаком, отсюда почти не слышно ничего.

– Стволы не надо лапать, – говорю укоризненно, – там вон, под насыпью, дохлые в домах, сейчас сюда выберутся и нас покусают, вам это надо?

– Где дохлые?!

– Там, – показываю.

В ответ чечены предпринимают психическую атаку – выстраиваются на насыпи и начинают шпарить из автоматов во все, что движется и не движется. Крики – вон побежал, вон там он. Глушаков у них нет, грохот стоит неимоверный, мертвого поднимет… хотя сейчас эти слова можно очень по-разному трактовать. В магазинах каждый второй трассер… откуда берут только. Они же стволы так сожгут.

Ну придурки… Мастера контактного боя, твою ж дивизию.

Внезапно понимаю, что Тепкоев смотрит на меня. Поймав мой взгляд, он кивает – отойдем.

Отошли. Тепкоев достал портсигар.

– Будешь?

– Нет, не курю.

Молчим. Никто не знает, как начать разговор.

– Сейчас со всего города дохляки сюда на стрельбу сбегутся, – говорю я.

– Оно так, – отвечает Тепкоев, – молодые еще. Кровь гуляет.

Говорим по-русски.

– Товар, значит, я тебе привез, без обмана, деньги передаешь. И дальше буду привозить. Но тебе, я так понимаю, не только товар нужен. Но и информация.

Тепкоев понижает голос.

– Соображай. И ни с кем меня не путай. Я во время второй войны за вас был, потом в ФСБ работал.

– И?

– И я понимаю, что, как бы дело ни пошло, лучше договариваться с русскими, а не с турками, не с афганцами, не с паками. Пока мы с русскими были – мы сами собой были, своим языком говорили, Аллаху молились.

– А как же выселение? – задаю провокационный вопрос я.

– А… сколько времени назад это было. И потом – если таки подумать, выселение не русские делали, Сталин делал. Сталин грузин, это такая нация, они всех правоверных ненавидят. А сейчас в Городе кого только нет, набежали всякие шайтаны, в комнатах молятся, молодежь против стариков, против народа настраивают. Разговоры идут… говорят, что, раз мы маджлисы делаем, устазов и святые места почитаем, никакие мы не мусульмане, а бидаатчики[9]9
  Маджлисы – собрания верующих в мечетях для решения текущих вопросов. Устазы – святые люди, шейхи, духовные учителя. Бидаатчики – те, кто вносит в ислам нововведения, что строго запрещено.


[Закрыть]. Все это они не взрослым мужчинам говорят, если бы говорили, их бы давно зарезали. Все это они нашим детям говорят… шакалы. Если так пойдет и дальше, в один день нас в постелях вырежут, астауперулла…

– Понятно. Много выжило?

– Много. В Афганистане много, в Пакистане там такое место есть – Зона племен. Там почти все. В Турции тоже, особенно армейские части, и в горах – как раз те места, что с Грузией граничат. Каспий полностью под ними. Дагестан под них лег – все, кто уцелели. До нас дошли. Говорят – Халифат, только вот нас не уважают. Недавно сам слышал на собрании – всем учить арабский надо. Зачем мне учить арабский, у меня свой язык есть!

«И русский», – подумал я, но ничего не сказал.

– Понятно.

– Еще. Голос у тебя есть, передай всем, кто хочет слушать. Тут у нас были ваши люди – до самого Сарычина доходили.

– Докуда?

– Сарычин. Не знаешь? Волгоград по-вашему. Был разговор – сначала про нефтяные качалки. Потом совсем нехороший разговор пошел.

– О чем?

– О том я скажу, когда ты мне ответ принесешь. Мне надо семью перевезти – примете? Они работать будут, мы все работать будем. Хоть кем.

Свежо предание. Хотя.

– Я сам не решаю.

– Передай тем, кто решает. У меня уже жизнь сделана. Я хочу, чтобы внуки росли среди людей…

Ну… в общем, понимаю.

– Что еще сказать?

– Скажи, что у дракона семь голов, но главная – жадность. Все, иди. Аллах с тобой, русский…

Бывшая Россия. Ульяновск – средняя полоса

Девятьсот тридцать восьмой день Катастрофы и далее

Ночью развернули станцию дальней связи, поднявшись на крышу и подняв небольшой воздушный шар, связались с Ижевском, потом с баржами и велели поворачивать назад. Они, скорее всего, в Новгород сразу уйдут и без меня. Странно… без меня в Новгороде ни одного торга не было… не по себе.

То, что мы таким странным образом закорешились с чичами, я передал отдельно, на станцию УФСБ и шифром. Шифр самый простой, страница из книги как ключ, но сейчас никто его не взломает – возможностей нет, да и не до того.

Теперь надо было уходить, и как можно быстрее.

Это было правильным решением – я это чувствовал. Слишком серьезный был вчера разговор на мосту, слишком многое могло произойти после него – вплоть до попытки уничтожения всей нашей группы. Способ избежать всего этого только один – выйти из-под удара, уйти прежде, чем этот удар нанесут. Я много чего понял в этой жизни за крайние три года, и одно из того, что я понял – между битвой и избеганием всегда надо выбирать избегание, до тех пор, пока это возможно. Нет, если зажали в угол, то надо драться, тут без вопросов. Но если есть возможность промолчать, договориться, избежать, чтобы тебя поставили перед выбором, избежать драки – надо это делать. Встрял, потерял технику, людей, товар – уже проиграл.

И потому я уйду, еще ночью, когда никто не ждет. Прежде чем кто-то успеет что-то предпринять, если попытается.

Ночью, полчетвертого – поднял всех по тревоге, наглотались кофе и в десять минут пятого были готовы к выезду. Моросил дождь… не слишком сильный, но нудный и непрестанный. Это хорошо, это смоет наши следы и затруднит поиски.

Вместо шлагбаума тут был старый автобус; увидев, что мы уходим, – удивились, но ничего не сказали, откатили. В конце концов, мы ничего не были должны, наоборот – наше оплаченное время постоя еще не закончилось. Надо ехать – и надо.

Из относительно упорядоченного мира Квадрата мы вырвались в пустой и страшный мир незачищенного города, мир почти без людей, без жизни. Над землей низко нависало небо, дождь усилился, и наши фары пробивали пелену дождя всего на несколько метров. Казалось, что мы плывем под водой.

Батя поставил магнитофон, хрипло запел Шевчук.

 
Когда идет дождь,
Когда в глаза свет
Проходящих мимо машин, и никого нет…
На дорожных столбах венки, как маяки
Прожитых лет.
Что ты в пути?
Третью жизнь за рулем,
Три века без сна,
Заливает наши сердца серым дождем,
И кажется все:
По нулям кислород и бензин,
И с кем-то она,
Но все-таки знай – ты не один…
 

Да, мы все-таки не одни в этом мире. У нас есть дом, куда вернуться, и есть цель. Как сделать наш дом еще более крепким, еще более защищенным. И это главное.

На выезде из города на нас из развалин напал монстр, напал тупо. Какая-то каракатица попыталась запрыгнуть на машину и выхватить пулеметчика. Первое ей сделать удалось, второе нет – клетка помешала, и два слоя сетки-рабицы, которые даже монстр порвать не смог. В упор ударили автоматы и короткий дробовик, и тварь слетела с машины, пулеметчик отделался испугом. Останавливаться и добивать не стали, потому что это не наш город, и если местные не хотят или не могут навести у себя порядок, то и мы не нанимались.

Утро – настоящее утро – мы встретили на полпути к Сызрани. Город, по моим данным, настолько блатной, что и словами не опишешь, но мы его обойдем. Если к тому будет возможность. Потом круто повернем на запад и пойдем в сторону Воронежа. Дальше – по обстоятельствам…

Рассказывать о том, что вокруг, смысла особого нет, сельская местность – она и есть сельская местность. При Катастрофе она почти вся выжила – но роль фундамента какого-то нового объединения людей для выживания в условиях беды она не сыграла. Наоборот – она стала большой проблемой для дальнейшей жизни. В Тольятти, Ульяновске, Сызрани до восьмидесяти процентов бычья, низшего звена банд, – это как раз выходцы из села, вставшие на путь бандитизма уже после Катастрофы. И то, что они творят – уму непостижимо.

Советская власть русскую деревню убила. И не спорьте со мной, я до шестнадцати лет каждое лето жил в деревне у родственников – знаю, о чем говорю. Сталинизм напрочь убил в человеке хозяина. То, что свистят, что, мол, при СССР хозяевами земли были крестьяне, а хозяевами фабрик рабочие, – это все гон, ни крестьяне, ни рабочие не могли осуществлять ни одной функции хозяев в отношении того, что якобы им принадлежало. И крестьяне, и рабочие были государственные рабы, а у крестьян даже не было паспортов, они обязаны были трудиться на земле за трудодни – палочки, на которые неизвестно, что получишь, может, что и ничего. Каждый колхоз обязан был сдавать государству норму (которую могли и повысить, если не хватало в целом по району, а у тебя еще оставалось) под страхом уголовной ответственности, а на трудодни – что осталось.

Все это произвело действие страшное, аукающееся нам и поныне. Хозяев не стало, их объявили кулаками и послали на смерть, в Сибирь, а где-то и просто убили. Выживание стало зависеть от того, какие у тебя отношения с районом, сколько на тебя разверстают поставок. Хороший председатель – это не тот, кто поднимает хозяйство, кто увеличивает удои и укосы, а тот, кто умеет договориться с районом и доказать, что хозяйство такое задание не осилит, надо бы поменьше. Понятное дело, не за так – за самогон, за поросенка. Крестьянин тоже никакого желания трудиться на земле не имел, если у него все и так отберут, а за попытку торговать будет тюрьма. Его задача – как можно быстрее, «на отвали» отработать барщину, потом заняться своими делами. У меня же все родичи из села, в город только мать перебралась, я знаю, о чем говорю. Собирали грибы, ягоды, дед плел корзинки и продавал. Тайком косили и сушили траву для коровы. Тем и выживали – не благодаря, а вопреки.