Электронная библиотека » Александр Афанасьев » » онлайн чтение - страница 6


  • Текст добавлен: 4 ноября 2013, 15:40


Автор книги: Александр Афанасьев


Жанр: Сказки, Детские книги


Возрастные ограничения: +16

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 6 (всего у книги 31 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

Шрифт:
- 100% +

Баба-яга и Заморышек

Жил-был старик да старуха; детей у них не было. Уж чего они ни делали, как ни молились богу, а старуха все не рожала. Раз пошел старик в лес за грибами; попадается ему дорогою старый дед.

– Я знаю, – говорит, – что у тебя на мыслях; ты все об детях думаешь. Поди-ка по деревне, собери с каждого двора по яичку и посади на те яйца клушку; что будет, сам увидишь!

Старик воротился в деревню; в ихней деревне был сорок один двор; вот он обошел все дворы, собрал с каждого по яичку и посадил клушку на сорок одно яйцо.

Прошло две недели, смотрит старик, смотрит и старуха, – а из тех яичек народились мальчики; сорок крепких, здоровеньких, а один не удался – хил да слаб! Стал старик давать мальчикам имена; всем дал, а последнему недостало имени.

– Ну, – говорит, – будь же ты Заморышек!

Растут у старика со старухою детки, растут не по дням, а по часам; выросли и стали работа́ть, отцу с матерью помогать: сорок мо́лодцев в поле возятся, а Заморышек дома управляется. Пришло время сенокосное; братья траву косили, стога ставили, поработали с неделю и вернулись на деревню; поели, что бог послал, и легли спать. Старик смотрит и говорит:

– Молодо-зелено! Едят много, спят крепко, а дела, поди, ничего не сделали!

– А ты прежде посмотри, батюшка! – отзывается Заморышек.

Старик снарядился и поехал в луга; глянул – сорок стогов сметано.

– Ай да молодцы ребята! Сколько за одну неделю накосили и в стога сметали.

На другой день старик опять собрался в луга, захотелось на свое добро полюбоваться; приехал – а одного стога как не бывало! Воротился домой и говорит:

– Ах, детки! Ведь один стог-то пропал.

– Ничего, батюшка! – отвечает Заморышек. – Мы этого вора поймаем; дай-ка мне сто рублев, а уж я дело сделаю.

Взял у отца сто рублев и пошел к кузнецу:

– Можешь ли сковать мне такую цепь, чтоб хватило с ног до головы обвить человека?

– Отчего не сковать!

– Смотри же, делай покрепче; коли цепь выдержит – сто рублев плачу, а коли лопнет – пропал твой труд!

Кузнец сковал железную цепь; Заморышек обвил ее вокруг себя, потянул – она и лопнула. Кузнец вдвое крепче сделал; ну, та годилась. Заморышек взял эту цепь, заплатил сто рублев и пошел сено караулить; сел под стог и дожидается.

Вот в самую полуночь поднялась погода, всколыхалось море, и выходит из морской глубины чудная кобылица, подбежала к первому стогу и принялась пожирать сено. Заморышек подскочил, обротал ее железной цепью и сел верхом. Стала его кобылица мыкать, по долам, по горам носить; нет, не в силах седока сбить! Остановилась она и говорит ему:

– Ну, добрый мо́лодец, когда сумел ты усидеть на мне, то возьми-владей моими жеребятами.

Подбежала кобылица к синю морю и громко заржала; тут сине море всколыхалося, и вышли на́ берег сорок один жеребец; конь коня лучше! Весь свет изойди, нигде таких не найдешь!

Утром слышит старик на дворе ржанье, топот; что такое? А это его сынок Заморышек целый табун пригнал.

– Здорово, – говорит, – братцы! Теперь у всех у нас по коню есть; поедемте невест себе искать.

– Поедем!

Отец с матерью благословили их, и поехали братья в путь-дорогу далекую.

Долго они ездили по белому свету, да где столько невест найти? Порознь жениться не хочется, чтоб никому обидно не было; а какая мать похвалится, что у ней как раз сорок одна дочь народилась?

Заехали мо́лодцы за тридевять земель; смотрят: на крутой горе стоят белокаменные палаты, высокой стеной обведены, у ворот железные столбы поставлены. Сосчитали – сорок один столб. Вот они привязали к тем столбам своих богатырских коней и идут на двор. Встречает их баба-яга:

– Ах вы, незваные-непрошеные! Как вы смели лошадей без спросу привязывать?

– Ну, старая, чего кричишь? Ты прежде напой-накорми, в баню своди, да после про вести и спрашивай.

Баба-яга накормила их, напоила, в баню сводила и стала спрашивать:

– Что, добрые молодцы, дела пытаете иль от дела лытаете?

– Дела пытаем, бабушка!

– Чего ж вам надобно?

– Да невест ищем.

– У меня есть дочери, – говорит баба-яга, бросилась в высокие терема и вывела сорок одну де́вицу.

Тут они сосватались, начали пить, гулять, свадьбы справлять. Вечером пошел Заморышек на своего коня посмотреть. Увидел его добрый конь и промолвил человеческим голосом:

– Смотри, хозяин! Как ляжете вы спать с молодыми женами, нарядите их в свои платья, а на себя наденьте женины; не то все пропадем!

Заморышек сказал это братьям; нарядили они молодых жен в свои платья, а сами оделись в женины и легли спать. Все заснули, только Заморышек глаз не смыкает. В самую полночь закричала баба-яга зычным голосом:

– Эй вы, слуги мои верные! Рубите незваным гостям буйны головы.

Прибежали слуги верные и отрубили буйны головы дочерям бабы-яги. Заморышек разбудил своих братьев и рассказал все, что было; взяли они отрубленные головы, воткнули на железные спицы кругом стены, потом оседлали коней и поехали наскоро.

Поутру встала баба-яга, глянула в окошечко – кругом стены торчат на спицах дочерние головы; страшно она озлобилась, приказала подать свой огненный щит, поскакала в погоню и начала палить щитом на все четыре стороны. Куда мо́лодцам спрятаться? Впереди сине море, позади баба-яга – и жжет и палит! Помирать бы всем, да Заморышек догадлив был: не забыл он захватить у бабы-яги платочек, махнул тем платочком перед собою – и вдруг перекинулся мост через все сине море; переехали добрые молодцы на другую сторону. Заморышек махнул платочком в иную сторону – мост исчез, баба-яга воротилась назад, а братья домой поехали.

Терешечка

Худое житье было старику со старухою! Век они прожили, а детей не нажили; смолоду еще перебивались так-сяк; состарились оба, напиться подать некому, и тужат и плачут. Вот сделали они колодочку, завернули ее в пеленочку, положили в люлечку, стали качать да прибаюкивать – и вместо колодочки стал рость в пеленочках сынок Терешечка, настоящая ягодка!

Мальчик рос-подрастал, в разум приходил. Отец ему сделал челночок. Терешечка поехал рыбу ловить; а мать ему и молочко и творожок стала носить. Придет, бывало, на берег и зовет:

– Терешечка, мой сыночек! Плыви, плыви к бережочку; я, мать, пришла, молока принесла.

Терешечка далеко услышит ее голосок, подъедет к бережку, высыпет рыбку, напьется-наестся и опять поедет ловить.

Один раз мать говорила ему:

– Сыночек, милочка! Будь осторожен, тебя караулит ведьма Чувилиха; не попадись ей в когти.

Сказала и пошла. А Чувилиха пришла к бережку и зовет страшным голосом:

– Терешечка, мой сыночек! Плыви, плыви к бережочку; я, мать, пришла, молока принесла.

А Терешечка распознал и говорит:

– Дальше, дальше, мой челночок! Это не родимой матушки голосок, а злой ведьмы Чувилихи.

Чувилиха услышала, побежала, доку сыскала и добыла себе голосок, как у Терешечкиной матери.

Пришла мать, стала звать сына тоненьким голоском:

– Терешечка, мой сыночек, плыви, плыви к бережочку.

Терешечка услышал и говорит:

– Ближе, ближе, мой челночок! Это родимой матушки голосок.

Мать его накормила, напоила и опять за рыбкой пустила.

Пришла ведьма Чувилиха, запела выученным голоском, точь-в-точь родимая матушка. Терешечка обознался, подъехал; она его схватила, да в куль, и помчала.

Примчала в избушку на курьих ножках, велела дочери его сжарить; а сама, поднявши лытки, пошла опять на раздобытки.

Терешечка был мужичок не дурачок, в обиду девке не дался, вместо себя посадил ее жариться в печь, а сам взобрался на высокий дуб.

Прибежала Чувилиха, вскочила в избу, напилась-наелась, вышла на двор, катается-валяется и приговаривает:

– Покатаюсь я, поваляюсь я, Терешечкиного мяса наевшись!

А он ей с дуба кричит:

– Покатайся, поваляйся, ведьма, своей дочери мяса наевшись!

Услышала она, подняла голову, раскинула глаза на все стороны – нет никого! Опять затянула:

– Покатаюсь я, поваляюсь я, Терешечкиного мяса наевшись!

А он отвечает:

– Покатайся, поваляйся, ведьма, своей дочери мяса наевшись!

Испугалась она, глянула и увидела его на высоком дубу. Вскочила, бросилась к кузнецу:

– Кузнец, кузнец! Скуй мне топорок.

Сковал кузнец топорок и говорит:

– Не руби же ты острием, а руби обухом.

Послушалась, стучала-стучала, рубила-рубила, ничего не сделала. Припала к дереву, впилась в него зубами, дерево затрещало.

По небу летят гуси-лебеди; Терешечка видит беду, видит гусей-лебедей, взмолился им, стал их упрашивать:

– Гуси-лебеди, возьмите меня, посадите меня на крылышки, донесите меня к отцу, к матери; там вас накормят-напоят.

А гуси-лебеди отвечают:

– Ка-га! Вон летит другое стадо, поголоднее нас, оно тебя возьмет, донесет.

А ведьма грызет, только щепки летят, а дуб трещит да шатается.

Летит другое стадо. Терешечка опять кричит:

– Гуси-лебеди! Возьмите меня, посадите меня на крылышки, донесите меня к отцу, к матери; там вас накормят-напоят.

– Ка-га! – отвечают гуси. – За нами летит защипанный гусенёк, он тебя возьмет, донесет.

Гусенёк не летит, а дерево трещит да шатается. Ведьма погрызет-погрызет, взглянет на Терешечку – оближется и опять примется за дело; вот-вот к ней свалится!

По счастью, летит защипанный гусенёк, крылышками машет, а Терешечка-то его просит, ублажает:

– Гусь-лебедь ты мой, возьми меня, посади меня на крылышки, донеси меня к отцу, к матери; там тебя накормят-напоят и чистой водицей обмоют.

Сжалился защипанный гусенёк, подставил Терешечке крылышки, встрепенулся и полетел вместе с ним.

Подлетели к окошечку родимого батюшки, сели на травке. А старушка напекла блинов, созвала гостей, поминает Терешечку и говорит:

– Это тебе, гостёк, это тебе, старичок, а это мне блинок!

А Терешечка под окном отзывается:

– А мне?

– Погляди-ка, старичок, кто там просит блинок?

Старик вышел, увидел Терешечку, обхватил его, привел к матери – пошло обниманье!

А защипанного гусенька откормили, отпоили, на волю пустили, и стал он с тех пор широко крыльями махать, впереди всех летать да Терешечку вспоминать.

Гуси-лебеди

Жили старичок со старушкою; у них была дочка да сынок маленький.

– Дочка, дочка! – говорила мать. – Мы пойдем на работу, принесем тебе булочку, сошьем платьице, купим платочек; будь умна, береги братца, не ходи со двора.

Старшие ушли, а дочка забыла, что ей приказывали; посадила братца на травке под окошком, а сама побежала на улицу, заигралась, загулялась. Налетели гуси-лебеди, подхватили мальчика, унесли на крылышках.

Пришла девочка, глядь – братца нету! Ахнула, кинулась туда-сюда – нету! Кликала, заливалась слезами, причитывала, что худо будет от отца и матери, – братец не откликнулся! Выбежала в чистое поле; метнулись вдалеке гуси-лебеди и пропали за темным лесом.

Гуси-лебеди давно себе дурную славу нажили, много шкодили и маленьких детей крадывали; девочка угадала, что они унесли ее братца, бросилась их догонять. Бежала, бежала, стоит печка.

– Печка, печка, скажи, куда гуси полетели?

– Съешь моего ржаного пирожка, – скажу.

– О, у моего батюшки пшеничные не едятся!

Печь не сказала.

Побежала дальше, стоит яблонь.

– Яблонь, яблонь, скажи, куда гуси полетели?

– Съешь моего лесного яблока, – скажу.

– О, у моего батюшки и садовые не едятся!

Побежала дальше, стоит молочная речка, кисельные берега.

– Молочная речка, кисельные берега, куда гуси полетели?

– Съешь моего простого киселика с молоком, – скажу.

– О, у моего батюшки и сливочки не едятся!

И долго бы ей бегать по полям да бродить по лесу, да, к счастью, попался еж; хотела она его толкнуть, побоялась наколоться и спрашивает:

– Ежик, ежик, не видал ли, куда гуси полетели?

– Вон туда-то! – указал.

Побежала – стоит избушка на курьих ножках, стоит-поворачивается. В избушке сидит баба-яга, морда жилиная, нога глиняная; сидит и братец на лавочке, играет золотыми яблочками. Увидела его сестра, подкралась, схватила и унесла; а гуси за нею в погоню летят; нагонят злодеи, куда деваться? Бежит молочная речка, кисельные берега.

– Речка-матушка, спрячь меня!

– Съешь моего киселика!

Нечего делать, съела. Речка ее посадила под бережок, гуси пролетели. Вышла она, сказала: «Спасибо!» – и опять бежит с братцем; а гуси воротились, летят навстречу. Что делать? Беда! Стоит яблонь.

– Яблонь, яблонь-матушка, спрячь меня!

– Съешь мое лесное яблочко!

Поскорей съела. Яблонь ее заслонила веточками, прикрыла листиками; гуси пролетели. Вышла и опять бежит с братцем, а гуси увидели – да за ней; совсем налетают, уж крыльями бьют, того и гляди – из рук вырвут! К счастью, на дороге печка.

– Сударыня печка, спрячь меня!

– Съешь моего ржаного пирожка!

Девушка поскорей пирожок в рот, а сама в печь, села в устьецо. Гуси полетали-полетали, покричали-покричали и ни с чем улетели.

А она прибежала домой, да хорошо еще, что успела прибежать, а тут и отец и мать пришли.

Правда и кривда

Однажды спорила Кривда с Правдою: чем лучше жить – кривдой или правдой? Кривда говорила: лучше жить кривдою, а Правда утверждала: лучше жить правдою. Спорили, спорили, никто не переспорит. Говорит Кривда:

– Пойдем к писарю, он нас рассудит!

– Пойдем, – отвечает Правда.

Вот пришли к писарю.

– Реши наш спор, – говорит Кривда, – чем лучше жить – кривдою али правдою?

Писарь спросил:

– О чем вы бьетеся?

– О ста рублях.

– Ну ты, Правда, проспорила; в наше время лучше жить кривдою.

Правда вынула из кармана сто рублей и отдала Кривде, а сама все стоит на своем, что лучше жить правдою.

– Пойдем к судье, как он решит? – говорит Кривда. – Коли по-твоему – я тебе плачу тысячу рублей, а коли по-моему – ты мне должна оба глаза отдать.

– Хорошо, пойдем.

Пришли они к судье, стали спрашивать: чем лучше жить?

Судья сказал то же самое:

– В наше время лучше жить кривдою.

– Подавай-ка свои глаза! – говорит Кривда Правде; выколола у ней глаза и ушла куда знала.

Осталась Правда безглазая, пала лицом наземь и поползла ощупью. Доползла до болота и легла в траве. В самую полночь собралась туда неверная сила. На́большой стал всех спрашивать: кто и что сделал? Кто говорит – я душу загубил; кто говорит – я того-то на грех смустил; а Кривда, в свой черед, похваляется:

– Я у Правды сто рублей выспорила да глаза выколола!

– Что глаза! – говорит на́большой. – Стоит потереть тутошней травкою – глаза опять будут!

Правда лежит да слушает.

Вдруг крикнули петухи, и неверная сила разом пропала. Правда нарвала травки и давай тереть глаза; потерла один, потерла другой – и стала видеть по-прежнему; захватила с собой этой травки и пошла в путь-дорогу.

В это время у одного царя ослепла дочь, и сделал он клич: кто вылечит царевну, за того отдаст ее замуж. Правда приложила ей к очам травку, потерла и вылечила; царь обрадовался, женил Правду на своей дочери и взял к себе в дом...

Королевич и его дядька

Был мужик, у него было три сына: два умных, третий дурак.

Вот хорошо, за́чал мужик горох сеять, и повадился к нему на горох незнамо кто. Видит отец, что все побито, повалено, потоптано, и стал говорить своим детям:

– Дети мои любезные! Надобно караулить, кто такой горох у нас топчет?

Сейчас большой брат пошел караулить. Приходит полуночное время, ударил его сон – горох потоптан, а он ничего не видал.

Опосля досталось караулить середнему брату – и середний ничего не видал.

– Сем-ка я пойду, – говорит дурак, – уж я не прогляжу!

– Хорошо ты поешь! Каково станется? – отвечают ему братья.

И таки пошел дурак караулить, взял с собой воз лык да фунт табаку. Как стал его сон ударять, он стал табаку больше нюхать.

Приезжает на горох Никанор-богатырь, пускает своего коня, а сам лег богатырским сном спать – лег и заснул. Сейчас это дурак взял и зачал его сонного лыками путлять. Упутлял его лыками и пришел к отцу.

– Ну, – говорит, – поймал я вора!

Отец приходит, смотрит:

– Как же ты, дурак, мог этакую силу повалить?

Вот донесли царю, что пои́ман этакий богатырь. Царь сейчас посылает:

– Кем он пои́ман?

Докладам ему, что пои́ман таким-то дураком. Тут cейчас царь приказывает:

– Приведите мне дурака!

Привели; царь спрашивает:

– Как же это, дурак, как бы его сюда перевезть?

Он ему говорит:

– А вот как надобно править: надобно двенадцать лошадей, да шестьдесят человек народу, да чугунные дроги – тогда можно положить Никанора-богатыря на дроги и привезть сюда.

Привезли богатыря к царю.

– Как же, дурак, – спрашивает царь, – куды же его посадить и чем закрепить, чтоб не ушел?

Дурак говорит:

– На двадцать аршин вели земли выкопать, той землей завали чугунные стены да накати накатники; крепко будет!

Завалили чугунные стены, накатили накатники, посадили туда Никанора-богатыря и поставили над ним полк солдат караульных. Дурак зацепил крюком, перервал лыки и развязал богатыря. Царь дурака наградил, домой отпустил.

Раз как-то гуляли царские дети по́ саду и пущали золотые стрелы, и попала стрела меньшого брата, Ивана-царевича, в окошечко Никанора-богатыря.

– Ах, Никанор-богатырь, отдай мою стрелку.

– Помоги мне, – говорит Никанор-богатырь, – прикажи хоть одну накатинку скатить – так отдам твою стрелку; пожалуй, еще три своих подарю!

Иван-царевич понатужился и сам снял одну накатину; Никанор-богатырь отдал ему золотую стрелку и говорит:

– Ну, Иван-царевич, будешь ты лакеем, пастухом и поваром, и опять будешь Иваном-царевичем.

Сейчас разломал Никанор-богатырь свою темницу, вылез оттуда и весь полк побил. Царь пришел, увидал и ужаснулся:

– Кем богатырь выпущен?

Тут валялись избитые, израненные: у того солдата рука оторвана, у того нога изломана; говорят они царю:

– Так и так, Иван-царевич выпустил.

Осердился царь, послал собирать с разных земель королей и принцев. Собрались короли и принцы; угостил их царь и стал с ними думать-гадать.

– Что мне, – говорит, – с сыном, Иваном-царевичем, делать? Ведь царских детей не казнят, не вешают.

Присоветовали ему: дать царевичу одного слугу, и пускай идет, куда сам знает!

Пошел Иван-царевич от своего отца; шел ни много, ни мало, и захотелось ему пить. Приходит к колодезю, глянул – далече вода, не достанешь, напиться нечем. Говорит он слуге своему:

– Ах, Ванька, как же быть?

– Ну, Иван-царевич, – говорит Ванька, – держи меня за ноги, я напьюся, а там и тебя напою; а то не достанешь – далече вода.

Сейчас это Ванька начал пить, напился, а там стал царевича держать. Иван-царевич напился:

– Ну, Ванька, вытаскивай меня!

Он ему отвечает:

– Нет же! Будь ты Ванька, а я буду Иван-царевич.

– Что ты, дурак, пустое болтаешь!

– Сам болтаешь! Коли не хочешь, утоплю в колодезе!

– Нет же! Лучше не топи; будь ты Иван-царевич, а я буду Ванька.

На том и поладили; приходят в большой град столичный, прямо в палаты царские; названый царевич идет впереди, кресты кладет не по-писаному, поклоны ведет не по-ученому, а настоящий царевич позади выступает, кресты кладет по-писаному, поклоны ведет по-ученому. Царь принимает их с охотою.

– Живите у меня, – говорит.

Сейчас Ванька-названник начал наговаривать:

– Ах, какой лакей у меня! Как хорошо скотину стережет! Если лошадей погонит, то у всякой лошади сделаются хвост золотой, грива золотая, по бокам часты звезды; а коров погонит, у всякой коровы сделаются рога золотые, хвост золотой, по бокам часты звезды.

Дал ему царь лошадей стеречь. Погнал Иван-царевич табун в чистое поле; все лошади от него разбежалися. Он сел и заплакал горько.

– Эх, Никанор-богатырь, что ты сделал надо мной! Как мне теперь быть?

Откуда не́ взялся – является перед ним Никанор-богатырь.

– Что, – говорит, – тебе надобно, Иван-царевич?

Тот рассказал ему про свое горе.

– Ничего! Поедем-ка с тобой, соберем всех лошадей да погоним к моей меньшой сестре. Меньшая сестра все поделает, что тебе царь приказал.

Пригнали табун к меньшой сестре; она и впрямь все поделала, накормила-напоила гостей и домой проводила. Гонит Иван-царевич лошадей к царскому дворцу: у всякой лошади грива золота́, хвост золотой, по бокам звезды. Названник Ванька под окном сидит.

– Ах, каналья, сделал-таки, сделал! Хитер, – говорит, – мудер!

Ну, теперича приказывает ему царь коров гнать:

– Чтоб было то же сделано, а если не сделаешь – я тебя на воротах расстреляю!

Иван-царевич горько заплакал и погнал коров; целый день стерег.

– Ах, друг Никанор, явись передо мной!

Никанор-богатырь является; погнали к его середней сестре; она всем коровам поделала рожки золотые, хвосты золотые, по бокам – звезды; накормила гостей, напоила и домой проводила.

Гонит Иван-царевич коров, а Ванька-названник под окном сидит.

– Ах, – говорит, – хотел погубить, да нет: и это сделал!

Царь увидал:

– Вот так пастух! Вишь, каких лошадей да коров поставил – любо-дорого посмотреть!

Говорит ему Ванька:

– Он мне и кушанье хорошо готовит!

Царь сейчас отправил его в поварскую; пошел Иван-царевич к поварам под начало, а сам горько плачет.

– Господи! Я ничего не умею; это все на меня напраслину наговаривают.

Вот задумал царь отдать свою дочь за названника; а тут и пишет к нему трехглавый змей: «Если ты не отдашь своей дочери за меня, то я всю твою силу порублю и тебя самого в полон возьму».

Говорит царь своему нареченному зятю:

– Что же мне делать?

Ванька отвечает:

– Батенька, выставим силу; может быть, и наша возьмет!

Выставили силу, стали воевать. А Иван-царевич просится у поваров:

– Пустите меня, дяденьки, посмотреть сражение; я сроду не видал.

Те говорят:

– Ступай, посмотри!

Сейчас приходит он на чистое поле и говорит:

– Друг Никанор, явись передо мной.

Никанор-богатырь перед ним является.

– Что угодно тебе, Иван-царевич, то и буду делать.

Он спрашивает:

– Как же нам разогнать все это сражение, побить неприятелей? Сослужи-ка мне эту службу.

– Это службишка, а не служба!

Поехал Никанор-богатырь и разогнал силу неприятельскую, всех побил, порубал.

– Ну, теперь надо свадьбу играть! – говорит царь.

Вдруг пишет шестиглавый змей: «Если ты не отдашь своей дочери за меня, то всю силу твою порублю и тебя самого в полон возьму!»

– Ах, как же нам быть? – спрашивает царь.

Говорит Ванька:

– Нечего делать – надо силу выставлять; может быть, нам бог помогнёт!

Выставили против силы змеиной свою армию. Стал Иван-царевич проситься у поваров:

– Дяденьки, отпустите меня посмотреть.

– Ступай, да скорей назад приходи.

Он пошел на чистое поле:

– Ах, друг Никанор, явись передо мной!

Никанор-богатырь является:

– Что тебе угодно, все для тебя буду делать.

– Как бы нам порубить эту силу?

Отвечает Никанор-богатырь:

– Поеду и потружусь для тебя!

Пустился на рать-силу змеиную и побил ее всю дочиста.

– Ну, – говорит царь, – теперь нам можно и свадьбу играть: никакой помехи не будет!

Взялись за свадьбу, а тут двенадцатиглавый змей пишет: «Если не отдашь за меня своей дочери, то всю твою силу побью, тебя самого в полон возьму, а царство твое головней выжгу!» Надобно опять выставлять армию. «Если станет змей побивать, – думает царь, – в ту же минуту отдам ему дочь добром, чтоб только царства не тронул».

Иван-царевич просится у поваров:

– Дяденьки, отпустите меня посмотреть.

– Ступай, да скорей назад приходи!

Вот приходит он на чистое поле, свистнул-гаркнул своим громким голосом:

– Друг Никанор, явись передо мной!

Никанор-богатырь является:

– Ну, брат Иван-царевич, вот когда служба-то нам пришла! Садись и ты на коня, и поедем: я впереди – на двенадцатиглавого змея, а ты позади – на всех его богатырей.

А у того змея было двенадцать подручных богатырей. Сел Иван-царевич на коня и вслед за Никанором-богатырем поехал на неприятеля; стали биться, рубиться, изводить силу змеиную.

На том бою ранили Ивана-царевича в руку; он повернул коня и прямо наехал на царскую карету. Царевна сняла с себя шаль, разорвала пополам и половинкой завязала ему руку. Иван-царевич опять ударил на змея и побил все его войско; после приехал в свое место, лег спать и заснул крепким, богатырским сном.

Во дворце свадьба готовится; хватились его повара́:

– Куда, – говорят, – делся наш молодой повар?

Побежали искать и нашли сонного; стали будить – никак не разбудят, стали толкать – никак не растолкают. Один повар взял колотушку:

– Сейчас пришибу его, пускай пропадает!

Ударил его раз, другой; Иван-царевич проснулся.

– Ах, братцы, я проспал! – И просит: – Дяденьки, не сказывайте, что я так долго спал.

Те говорят:

– Пойдем, дурак, скорее, чтобы нас за тебя не ругали!

Привели его в поварскую и заставили кастрюли чистить. Иван-царевич засучил рукава и принялся за работу. Увидала царевна у него половинку своей шали:

– Покажи-ка, Ванька! Где ты этот платок взял?

Тут он и признался:

– Не тот, – говорит, – названник – царевич, а я! – и рассказал ей все, как было.

Сейчас взяла царевна его за руку, повела к отцу:

– Вот мой нареченный жених, а не тот лакей!

Царь стал у него спрашивать:

– Как у вас дело было?

– Так и так, – говорит.

Царь перевенчал свою дочь за Ивана-царевича, а названника расказнил.

И я там был, мед-вино пил, по усам текло, во рту не было; подали белужины – остался не ужинавши.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 | Следующая
  • 4.2 Оценок: 5

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации