Текст книги "Огонь с небес"

– Клифт одолжи, дядя… – проникновенно попросил Аскер, подойдя вплотную. Узбек трясущимися руками начал расстегивать пуговицы халата…

– Да не трясись ты так. Не страшный я. В Афгане – только бородатых мочил, а ты – вон какой, бача…

Узбек от такого юмора едва в обморок не грохнулся. И есть от чего – скверный юмор. А может, от вида пистолета с длинным изогнутым магазином…

Точно так же белым халатом обзавелся и Араб, а я – снял свой с вешалки на входе. Дворянское и мореманское воспитание грабить не позволяет. Пусть немного в рукавах коротко – но, надеюсь, не заметят…

К кухне был пристрой с большими холодильниками, работающими на полную мощность, там было холодно, как бывает холодно в афганских горах ночью, после жаркого летнего дня. Идущий первым Араб толкнул дверь, присмотрелся. Нюх у него – нам обоим фору даст. Он на Востоке с рождения, казак…

– Чисто.

Интересно, знают они, что нас было трое, или нет? Интересно, полицейские перекроют Туркестон или нет? Твою мать, это центр города, чуть дальше – русский драмтеатр, памятник и сквер генерала Кауфмана, по левую руку – дворец наместника. Здесь же полно сил безопасности… должно быть.

Глаз зацепился за что-то… сразу и не понял что. А когда дошло – как ледяной водой из проруби окатило…

Среди нервничающего, суетящегося народа – двое. Молодой парень, одетый как местный, но лицо слишком светлое… на подбородке светлое! Катит коляску. Рядом с ним семенит дама, одетая как местная соблюдающая[11]11
  То есть соблюдающая законы шариата.


[Закрыть]: то есть светлое платье до земли и светлый платок, закрывающий волосы.

Перед ними коляска. Они идут на нас так, как будто только что и не было перестрелки. И ребенка везут грудного!

И до них метров тридцать. Я встретился глазами с глазами женщины – черными, озлобленными – и она поняла, что я все понял…

– Контакт на двенадцать!

Парень с силой толкнул вперед коляску, вырывая из-под полога «АКС-76».

Наше оружие было в сумке – не идти же с оружием по парку. Мы не успевали, но Аскер в этот раз переиграл всех нас. Я даже не успел понять, не успел различить отдельные выстрелы – они прогремели одним непрерывным грохочущим звуком. Ликвидаторов, идущих нам навстречу, буквально снесло тяжелыми пистолетными пулями.

Шум в голове от грохота выстрелов. Легкая ошеломленность – она всегда бывает, через сколько бы перестрелок не прошел. Стоящий на колене Аскер с пистолетом. Лежащая навзничь женщина, белая ткань платья, окутавшего ее ноги. Медленно катящаяся коляска…

– Ходу!

Да, надо валить… Так, чтобы пятки дымились…

Люди – как пришли в себя после секундного оцепенения – закричали, бросились врассыпную. И полицейские у нас за спиной – сообразили…

Но мы уже бежим. Чертов халат путается, ждешь, что того и гляди упадешь. Но бежишь. Сердце бухает в груди, и про сердечный приступ не хочется даже думать – но бежишь. Только бы добежать…

Справа – книжный магазин Глазунова, известный по всему Туркестану, и мальцевский универмаг. Вперед – проспект Туркестон. Интересно – его успели перекрыть или нет?

Направо!

Перескакивая через кованую, по пояс, ограду парка, мы оказываемся в цивилизованном мире. Мальцевский универмаг – четырехэтажное, старинной архитектуры, здание, где нас может поджидать еще один террорист.

А вот – и благословенный таксомотор. Невозмутимый молодой узбек, жующий жвачку, лупоглазый «Фиат».

– Гони к вокзалу.

Алексашка – пятидесятирублевая купюра с портретом Александра Четвертого – заставляет узбека забыть о глупостях. Это примерно пятьдесят счетчиков, столько он еще никогда не зарабатывал…

Выруливает на Туркестон. Мимо с воем проносятся полицейские машины… спохватились. Уже на повороте – видим в потоке высокий, бронированный «АМО» в черной раскраске, а вот и жандармерия прибыла, антитеррористический взвод подняли. Идет со стороны проспекта Кауфмана, значит – от Нукусских казарм.

Ловите конский топот…

– Не гони так, бача… – говорю я, пытаясь контролировать дыхание, – полтинник ты уже заработал.

«АМО» проскакивает мимо.

Железнодорожный вокзал. Людское месиво, здесь и местные, спешащие на электропоезд, и купцы, покупающие билет на скоростной. Здесь полно видеокамер, отрабатывающих толпу, но я знаю, как защититься от опознания. Да и в розыск нас не объявили… если только заранее не кинули…

– Рахмат, бача…

– Эфенди… – Таксист улыбается… – Я просто ехал к вокзалу, чтобы посадить богатого русского господина, правильно…

Понятливый народ. В Афганистане бы так.

Я наугад достаю еще купюру.

– Ты прав, бача. Очень прав. Так все и было…

– Господа, свежий выпуск «Звезды»! Стася Валевская в Ташкенте!

Не знаю, кто такая Стася Валевская. Отстал от жизни. Наверное, актриса какая-нибудь польская, красивая. Или певица. Да это и неважно. А важно то, что газета закрывает лицо и сильно затрудняет опознание. По менее чем сорока процентам изображения лица – надежное опознание невозможно…

– Дай газетку, бача…

– Извольте, господин хороший, двадцать копеечек всего. Пожалуйте, господин хороший. Еще кому, господа!? Стася Валевская в Ташкенте!

«Звезду Востока» – местную желтоватую газетенку – покупают и мои спутники. Вот уж не ожидал в них поклонника таланта Стаси Валевской…

– Кто такая Стася Валевская? – спрашиваю вполголоса.

– Стася Валевская? – возмущенно переспрашивает Аскер, – как можно не знать? Молодое дарование, актриса синематографа, в двадцать четыре года – Золотой Ангел в Одессе[12]12
  В Одессе был имперский синематографический фестиваль, не уступающий Голливуду, и производство синематографических лент более чем по сотне в год. Такого, как у нас – когда Голливуд властвует над миром, – здесь и не подумали бы допустить. Имперский синематограф – важная часть воспитательного процесса в Империи, создания каркаса народа.


[Закрыть] – «Уйти и не вернуться», «Выхода нет». Сейчас вот в «Бремени Империи» снялась…

– Впечатляет… – оценил я, – кстати, ты молоток. Пират настоящий. Я и сообразить не успел, старый…

– Да чего там… Я из секунды давно уж вышел[13]13
  Выйти из секунды – делаешь первый выстрел в цель меньше чем за секунду после подачи сигнала, – причем в это время входит и выхватывание пистолета из кобуры. Для справки – недавно молодое американское дарование из IPSC сделало двенадцать выстрелов с двумя перезарядками меньше чем за четыре секунды, что зафиксировано на видео. У нас, к сожалению, сотрудники полиции не могут и первый выстрел за четыре секунды сделать.


[Закрыть]. Если бы вы не предупредили…

– Моя школа… – ревниво заметил Араб.

– Ладно нам, татарам.

Мы протиснулись в кондиционированную прохладу вокзала. На входе были жандармы, был и металлоискатель. Не работающий…

– Позвольте… – Араб технично забрал у меня сумку, удалился в сторону камер хранения. Наверняка запас там чего на черный день – сумку с минимумом денег, документов, лекарств, чистым сотовым. Он в городе не первый день и должен был позаботиться об этом.

Мы отошли к автоматам, купили по большому стакану холодной, приторно-сладкой газировки…

– Местные совсем обнаглели… – констатировал Аскер.

– Отсюда ты доберешься до своей базы? – спросил я.

– Конечно. Электричкой полчаса. Там переждем пару дней и…

– Ждать некогда. Окажешь мне услугу?

Глаза Аскера вдруг стали очень серьезными.

– Не вопрос.

– Знаешь, что такое «Дворец слез»?

– Конечно, кто не знает.

– Там мои жена и сын живут. И дочь… теперь тоже моя. Вытащишь, и в долгу у тебя буду уже я, понял? Только готовься к худшему.

Аскер бросил салют, как скаут.

– Всегда готовы!

– Да ты не азардуй, не азардуй. Просто останься в живых и их вытащи. Я попробую достать вертолет, но если не получится – эвакуируйся на машинах. Самое главное – отправить их с территории Туркестана. В Верный… куда угодно.

– Есть.

Подошел Араб. В руке у него была сумка, но другая.

– Связь есть?

– А как же? – Он вытащил два поцарапанных, явно подержанных спутниковых телефона «Парус» – защищенная.

Один я отдал Аскеру.

– Держи, солдат. И готовься к неприятностям. Да, еще…

На одном из листов «Звезды Востока» я набросал примерную карту и ориентиры с расстояниями до них.

– Черный ход в периметр. Доходит?

– Да.

– Вот и отлично. Меньше шума, меньше пыли. Действуй.

Аскер пошел к билетным кассам. Араб вжикнул молнией, я коротко глянул.

– Живем… Да, Александр! Александр!

Аскер – его давно не звали по имени, на войне все зовут друг друга по кличкам – недоуменно обернулся на свое имя. Вернулся…

– Помнишь, о чем мы говорили в моем кабинете в Арке?

– Да, – насторожился он.

– Номер один – Саид Алим-бек, ротмистр гвардии, наследник Бухарский. Номер два – полковник Панкратов, оперативная группа Генерального штаба по Афганистану. Извини, но они оба уже вне игры…

Аскер внимательно слушал.

– Но есть и номера три и четыре. Они где-то здесь. Сделаешь то, о чем прошу, потом – начнем охоту и на них. Иди…

Аскер молча кивнул головой. Пошел к билетным кассам.

– Чем дальше, тем жить веселее, – сформулировал Араб, – нам-то куда?

Я глянул на табло. Первым отходил скорый, на Самарканд, «Афросиаб» называется. В отличие от самолета – в него без рамки металлоискателя пускают.

– К познанью Вечности вершим мы странствие благое, в священный город Самарканд дорогой Золотой. Надеюсь, билеты еще есть…

04 марта 2017 года. Санкт-Петербург, Российская Империя. Дворцовая площадь. Штаб Петербургского военного округа

Полковников – продукт нового времени. Это – тип тех офицеров, которые делали революцию ради карьеры, летели, как бабочки на огонь, и сгорали в ней без остатка <…> 34-летний полковник становится главнокомандующим важнейшего в политическом отношении округа с почти 200 000-ною армиею. Тут начинается метание между Керенским и Советом и верность постольку-поскольку. Полковник помогает большевикам создать движение против правительства, но потом ведет юнкеров против большевиков. Много детской крови взял на себя он…

П.Н. Краснов о Г.П. Полковникове, предпоследнем командующем Петроградским военным округом, сначала ведшем переговоры с большевиками, а потом ими же и расстрелянном.

Штабом восстания назначили штаб Петербургского военного округа, находившийся на Дворцовой площади в красивом четырехэтажном, классической архитектуры, здании. Здание Генерального штаба отвергли потому, что там у заговорщиков не было даже примерного перевеса, многие на словах сочувствовали и ругали власть – но твердой поддержки не было. В штабе Петербургского военного округа поддержка у заговорщиков была – твердая, с перевесом…

Мятеж начался с утра, когда главноначальник[14]14
  В русской армии разделялось понятие «командующий» и «главноначальник». Главноначальник – больше менеджер, чем офицер, он должен обеспечивать нормальное функционирование армии в мирное время, ее снабжение, проведение учений, пополнение техникой и личным составом, бороться с воровством и коррупцией. Командующий – именно военный офицер, призванный вести армию в бой. Все командующие находились при своих округах, но были приписаны к Генеральному штабу, все они являлись офицерами именно Генерального штаба, а не армии.


[Закрыть] Петербургского военного округа, генерал-полковник Олег Васильевич Романов (не из Августейшей семьи, просто однофамилец, к чему сами Высочайшие особы относились с юмором и нередко приглашали генерала за свой стол), прибыл на службу. «Руссо-Балт» подкатил к главному входу в здание штаба, часовые привычно взяли на караул, и генерал-полковник привычно взял толстенную папку из машины и привычно кивнул им вместо отдания чести. Он и в самом деле был больше управляющим поместьем, чем офицером, и, привычно идя на службу, думал о том, как, не вылезая за рамки отпущенных на этот год ассигнований, позволить себе закупить новые тренажеры с виртуальной реальностью, которые ему показывали вчера. Можно, конечно, перебросить деньги из статей, отпущенных на боевую учебу – но эти статьи защищенные, их трогать нельзя. Разве что с Высочайшего соизволения, но и во дворец идти по таким мелочам – право же, неловко.

Так он прошел в свой кабинет, скромно обставленный, как кабинет бюрократа, – и увидел двоих: командира одной из частей гвардии, графа Шубова, и начальника военной контрразведки округа, генерал-майора Латыпова. То есть Петрова и Котова. Точнее наоборот – Котова и Петрова. Первый – как раз и был тем, кому удалось-таки заманить в ловушку сверхосторожного Ахметова – но об этом тогда никто не знал.

– Господа…

– Срочное дело, господин генерал-полковник. По квартирмейстерской части.

Квартирмейстеры – так раньше называлась разведка, это слово использовали по сей день. Генерал-полковник не обратил внимания на тот факт, что в присутствии – кроме этих двоих офицеров – больше никого не было. Что было удивительно – кабинет главноначальника осаждали с утра до ночи. Олег Васильевич даже порадовался: будет время спокойно разобрать документы.

– Десяти минут вам хватит, господа?

– О, вполне, господин генерал-лейтенант…

– Извольте…

Они прошли в кабинет. Закрыли за собой дверь.

– Что опять произошло? – спросил Олег Васильевич, садясь за свой стол.

– Извольте…

Шубов положил бумагу на стол. Генерал Романов надел очки, вчитался…

– Это что? – спросил он.

Офицеры молчали.

– Я спрашиваю, что это? – Романов отшвырнул от себя бумагу. – Вы что, пьяны?

– Отнюдь, сударь. Это то, что нужно подписать. Ради блага России.

Генерал Романов багровел на глазах.

– Вы… вон! Вон!

– Не нервничайте так, – сказал Латыпов, – просто сдайте командование.

Это был приказ о переводе войск округа на военное положение. Этим же приказом назначался командующий – граф Шубов.

– Вы… вы безумцы! Это же мятеж! Зачем вам это?

– Ну, полагаю, ваше положение несколько не то, чтобы задавать такие вопросы. Учитывая, сколько денег вы были должны и каким образом вы не только погасили свои долги, но и подзаработали, советничая в Кабуле. И это не мятеж, а восстановление законной власти в лице Его Императорского Величества, Императора Павла Второго, – скучным тоном пояснил Шубов. – Настало время прервать незаконную узурпацию власти в стране и призвать…

Да… увы, и Олег Васильевич Романов был замешан в преступные действия тех, кто создал сеть в Кабуле… Человек слаб: двоим дочерям надо учиться в хорошем университете, жена требует новых нарядов, а банк – ежемесячных погашений. После Кабула все эти проблемы были решены. Вот только денежная нечистоплотность – это одно, а вооруженный мятеж против законной власти, измена присяге – совсем другое.

– Вон! – сказал Романов. – Вон!

Офицеры переглянулись. Латыпов достал пистолет с глушителем. Ни одного офицера при входе в здание не обыскивали, а тем более – генерала.

– Последний шанс. Подписывайте. Это ваш шанс – если не выступить с нами, то остаться в стороне, клянусь честью, тогда мы вас не тронем.

– Пошли вон, негодяи! Убийцы!

Латыпов нажал на спуск, прервав фразу на полуслове и отрезая все пути – себе и остальным. Теперь они пролили кровь и отступить уже не могли.

Из большой офицерской сумки граф Шубов достал еще один экземпляр приказа. Достав из письменного прибора перо и листок бумаги, потренировался и вывел подпись, похожую на подпись генерала Романова. Передал перо Латыпову – но тот отказался, достал свое. Красивым почерком написал: «Контрассигновал генерал-майор Латыпов». Такие приказы были недействительны без контрассигнования…

Затем убийцы принялись спешно наводить порядок в кабинете. Они хорошо понимали – не все так тверды в своем намерении, как они, и некоторые могут впасть в истерику, если увидят мозги предыдущего начальника на стенах. Но граф Шубов в отрочестве тайно почитывал Троцкого, Бакунина, Ленина и знал, что революция питается кровью…

И чем больше крови – тем лучше. Некуда отступать.

Тезоименитство Царское Село. Тот же день

Этот день был днем особенным – днем тезоименитства Ее Высочества, принцессы Ксении, Регента престола и принцессы Правящего дома. На самом деле заговорщики хотели выступить, когда Ее Высочества в Царском Селе не будет, а вот Павел, будущий Император, которому до двадцати одного года осталось совсем немного, – будет. В это было сложно поверить – но очень немногие заговорщики знали план до конца – что делать, если Павел откажется воспринять престол из таких рук? Но граф Шубов и некоторые другие заговорщики знали – добить Августейшую семью и установить в стране Директорию, то есть военную диктатуру.

С двадцати восьми лет – почему-то этот возраст Ее Высочество Ксения Александровна восприняла, как наступление старости, – день тезоименитства она праздновала очень скромно, говорили еще – камерно. За пределами Царского Села не производилось никаких торжеств, в самом Царском Селе каждый его обитатель получал подарок и чек на крупную сумму, собирались только самые близкие Ее Высочеству люди. В этот раз тезоименитство обещало быть скромнее, чем обычно: Ее Высочество надела траур по невинно убиенному графу Толстому. Все знали о ее морганатическом браке и другого просто не поняли бы – а Ксения Александровна всегда внимательно прислушивалась к общественному мнению. И хотя поступала далеко не всегда в соответствии с ним, во внимание брала всегда. Полагаю, если бы в стране существовала представительная демократия и проходили бы выборы, как в бедных САСШ, – ей рано или поздно удалось бы избраться. Даже несмотря на предубеждение против женщин.

О том, что Царское Село уже отключено от всех видов связи, Ксения еще не знала, ей было просто не до этого. Не знала она – и никто другой не знал, – что план заговорщиков выполнен не до конца. Нечего было и думать, чтобы подкупить или переманить на свою сторону Собственный, Его Величества, Конвой или Гвардейский Флотский Экипаж. Не было и денег на подкупы – почти не было…

Торт с единственной свечкой был уже разрезан, в то время как над Царским Селом появились вертолеты: два десантных вертолета «Сикорского» в сопровождении вертолета типа «В80» – ударного вертолета, базирующегося на тяжелых десантных судах и предназначенного для оказания огневой поддержки высадившемуся на берег десанту. Двенадцать управляемых ракет, два блока неуправляемых и тридцатимиллиметровая автоматическая пушка – не авиационная, а под полноценный снаряд, от боевой машины пехоты…

Конечно, Царское Село было прикрыто и с моря, и с воздуха, и с земли. Да только охранники вряд ли могут сделать что-то серьезное против армии. Даже не армии, а морской пехоты, наконечника копья Империи, подготовленных солдат, которые должны высаживаться на вражеские берега под огнем, захватывать плацдармы и вести наступление при подавляющем превосходстве противника. Ничего они не могли сделать…

А здесь – даже не пришлось захватывать пусковые зенитно-ракетных комплексов, дежуривших на страже Царского Села. В вертолетах был запросчик свой-чужой с актуальным кодом на сегодня, а кроме того, был и универсальный комплекс подавления – эти вертолеты предназначались для полетов за линию фронта…

Близкие люди уже поздравили Ее Императорское Высочество. На столе высился ручной работы торт от Конради, на нем скромно горела одна-единственная свечка: все, кто был сколь-либо близок ко двору, знали, что Ее Высочество терпеть не может ничего, что напоминало бы ей о возрасте… – впрочем, обычное дело для женщины. Ее Императорское Высочество, как и было положено по заведенному ей порядку, не только получала подарки на день рождения, но и дарила их. Подарки были, конечно же, дорогими, но без излишеств, как о том писала желтая пресса. Например, иконка в платиновом окладе – дорого, но любой преуспевающий купец может себе позволить точно такое же…

Приглушенный шум вертолетов раздался, когда гости – а эта церемония была только для самых близких – восторгались действительно дорогим подарком, посланным из Европы, князем дома Баттенбергов. Это был небольшой букет цветов, даже маленький. Вот только и оболочка, и сами цветы в букете были сделаны из серебра, золота, платины, палладия, а в качестве капелек росы использовались маленькие бриллианты. То был результат недавнего флирта во время европейской поездки – овдовевший глава старинного и родовитого дома Баттенбергов[15]15
  Дом Баттенбергов – необычный дом. Он породнен с Греческим и Сербским домами, со старой ветвью дома Романовых (через Алису Гессенскую, Гессен-Дармштадтский дом – морганатическая ветвь дома Баттенбергов). Британская ветвь дома Баттенбергов зовется Маунтбаттенами, из этого рода происходили граф Маунтбаттен, брат короля, вице-король Индии, другие влиятельные политики и аристократы. Так что опасения русской принцессы Правящего дома вполне понятны – через эту связь она прямо бы роднилась с домом Виндзоров, а это сомнительно с политической точки зрения.


[Закрыть] с каждой встречей был все более настойчив…

Княгиня Анастасия Кочубей, сплетница средних лет, первой оказалась у окна. На площадку перед замком опускались вертолеты – настоящие, боевые. Точнее, один из них совершал посадку, другой – держался в воздухе. Были видны пулеметы…

– Боже, Ксень, это же твой… Как романтично… – захлопала в ладоши она.

Ксения Александровна Романова соизволила подойти к окну. Нахмурилась, глядя на вертолеты.

– Ну, скажи же, скажи что-нибудь. И не вздумай нас обманывать…

К сожалению, княгиня Кочубей так держалась со всеми – на грани приличия. По крайней мере, половина великосветских сплетен имели местом своего рождения как раз салон княгини Кочубей на Васильевском…

– Какой идиот… – сказала Ее Высочество, плотно сжав губы, – позер и идиот…

Она все еще хранила обиду.

– Да перестань… – Княгиня Кочубей едва ли на месте не подпрыгивала. – Сейчас нормального мужика днем с огнем не сыскать, а твой… романтик к тому же.

– Романтик… – процедила Великая княгиня, – жить на три семьи – это очень романтично…

К вертолету бежали охранники дежурной смены, у самого вертолета были видны люди в черной униформе.

– Да перестань. Ты просто его отталкиваешь все время, вот он и мечется, бедняжка. Не надо разбрасываться такими мужчинами. Мой-то – только вожжи отпустишь, так он в кафешантан или еще куда…

Ксения Александровна пошла к телефону – приказать, чтобы пропустили. Только ковбойского вестерна на лужайке перед Александровским не хватало…

Через пять минут морские пехотинцы, точнее – разведчики морской пехоты, были уже в Обеденном зале дворца. Немного смущенные роскошью, наличием дам и самой обстановкой дворца, они все же помнили приказ.

– Ваше Высочество…

Ксения кивнула.

– К вашим услугам, офицер. Вы имеете что-то передать?

– Сударыня, капитан Дворжецкий, ваш покорный слуга. Вы должны немедленно проследовать с нами в Кронштадт.

– В Кронштадт, сударь?

– Так точно, Ваше Императорское Высочество. В Кронштадт.

Княгиня Анастасия оказалась тут как тут.

– Он там тебя ждет. Ну же, соглашайся…

– Сударь, вы уверены?

– Ваше Высочество, я абсолютно уверен. Надлежащий приказ, заверенный дежурным офицером.

Господи, какое безумие…

– Это он отдал такой приказ? Говорите смелее.

– Ваше Императорское Высочество, не могу знать. Я должен только сказать, что мы должны доставить в Кронштадт и вашего сына.

– Господи, он намерен воссоединиться с вами. Он хочет сделать тебе предложение при сыне! Ну, соглашайся же, соглашайся! – буквально взвыла от восторга Кочубей, представляя, как она будет все это рассказывать и сколько слухов пойдет по Петербургу, и все убедятся, что она ближе к Великой Княгине, чем кто бы то ни было. Воссоединение после двадцати лет разлуки! Он все же не смог забыть!

Конечно же, Ксения предполагала о возможных намерениях Гвардии. Но она знала то, когда и в чем надо рисковать. Она инстинктивно доверяла флоту – именно потому, что адмиралом флота был Александр Воронцов, отец ее сына и ее последняя надежда в борьбе за власть. И она поняла, что решение надо принимать прямо сейчас.

– Подчиняясь вашему грубому насилию, господин капитан… – сказала Ее Высочество, улыбнувшись, – только подчиняясь вашему грубому насилию…

Ветер от винтов трепал волосы. У вертолета она увидела Камсаркани, совершенно взбудораженного, не понимающего, что происходит, и Панкова, начальника смены Личного Конвоя. Панков держал в руках автомат – хотя против торчащего из окна пулеметного ствола автомат как-то… не играл.

– Ваше Высочество, это…

– Все в порядке… – Она через силу улыбнулась. – Все в порядке, все хорошо.

– Но это… безобразие, деда шено! – начальник Дворцовой полиции от волнения перешел на грузинский. – Произвол!

– Князь Воронцов намерен сделать мне сюрприз. Все нормально…

– Произвол! – не мог успокоиться экспансивный грузинский дворянин.

На зеленой лужайке появился Нико, он бежал в сопровождении двоих морских пехотинцев, с ним был небольшой рюкзачок и еще небольшой планшет – в нем он таскал свой ноутбук. Ее подарок…

– Мама!

В этот момент над дворцом прошел еще один вертолет. Намного меньше, чем эти, хищный, похожий на гоночный автомобиль или на какого-то морского хищника, угловатый, с гроздьями ракет под короткими крыльями…

– Все хорошо, мой дорогой… – Ее Высочество обняла сына, – все хорошо. Мы летим к папе, мой родной.

– Ваше Высочество…

– Конвой мне не нужен, – сказала Ксения, – я вернусь к вечеру…

– Но…

– Это приказ, господа. Кронштадтцы защитят меня.

Морские пехотинцы встали по обе стороны от трапа.

– Ваше Высочество, прошу сюда…

Вертолет был довольно тесный, как и положено быть аппаратам, базирующимся в тесном пространстве корабельных ангаров и палуб. По оба борта находились пулеметчики, их оружие выдавалось казенной частью в десантный отсек, и тут же были огромные короба с патронами, каждый из которых был размером с человеческий палец, если не больше. Еще один пулемет – намного меньше по размерам, пехотный – был на откидном кронштейне в боковом люке, около него тоже пристроился пулеметчик.

Морские пехотинцы привычно заняли свои места…

– Девять, зеленый, повторяю – зеленый…

– Вас понял, взлетайте…

Было шумно, десантный отсек буквально дрожал от работы мощных турбин вверху. Один из морпехов протянул Ее Величеству наушники, но та с улыбкой отказалась.

Был слышен радиообмен:

– Девятка, зеленый, курс сто семьдесят, держаться поверхности…

– Вас понял, курс сто семьдесят, держаться поверхности.

– Коридор чист, над Заливом свободно…

– Понял вас…

Земля в иллюминаторах – или как это правильно называется – слилась в одну дрожащую полосу. Они и в самом деле летели очень низко – как при прорыве линии фронта.

Потом мелькнула полоса яхт и рыбацких лодок. Ксения поняла, что они и в самом деле летят в Кронштадт… наверное. Может, в Гельсингфорс?

– Где мы будем… приземляться?! – спросила она ближайшего морпехотинца.

– Якорная площадь, Ваше Высочество!

Наверное, не врет – если верхние чины и предали, то этот, наверное, не врет, просто не подготовили. Кто там, в Кронштадте – друзья или враги?

Под брюхом мимолетно промелькнул мост Диаметра, потом стали видны корабли. Они заходили со стороны угольной гавани, раньше здесь было достаточно места для линейных кораблей. Теперь у кораблей Первого ранга другая стоянка, здесь – только эсминцы и крейсера УРО.

Вертолеты начали замедляться, задирая нос…

– Девятка, зеленый, посадка разрешена!

– Канонирам, доложить.

– Справа, в посадочной чисто.

– Слева, в посадочной чисто.

– Зафиксировал. Отсчет.

– Десять метров! Пять метров! Три метра! Один метр! Касание!

– Касание, штатно…

Канонир расчалил поворотный кронштейн с пулеметом, сдвинул его вперед и в сторону.

– Извольте, Ваше Высочество.

Опираясь на руку одного из моряков, Ксения спустилась на Якорную. Посмотрела… два внедорожника, явно командирские, ждали ее. Офицер с повязкой дежурного шел к ней, четко печатая шаг, а подойдя – отдал честь и поклонился, как при первом появлении Высочайшей особы, в пояс. Все подсказывало, что это не мятежники…

– Сударь…

– Ваше Высочество, капитан первого ранга Пащенко прислал машины за Вами. Извольте…

– А где, простите… адмирал Воронцов?

– Ваше Высочество, господина адмирала не было здесь больше месяца.

И снова – как укол ледяной иглой в сердце. Но если начала играть… ее опыт биржевого игрока подсказывал – играй до конца.

– Постой-ка… Саша, ты, что ли?

– Я, брат, я…

– Извини, тут у меня…

– Не клади трубку. База в боевой готовности?

– Да… Утром пришло, учения… Выходим в море.

– Слушай меня. Помнишь Севастополь?

– Конечно. А при чем тут это?

– Пока ты дежурный, Богом прошу – попробуй связаться с Дворцом. Нет, не так – вышли туда морских пехотинцев…

– Да ты что. Меня ж за это…

– Слушай меня! Дело неладно, понял? Я никого из вас никогда ни о чем не просил, но помогал, чем мог. Теперь – ты мне помоги. Спаси мою семью, понял? Мою семью. Вывези ее в Кронштадт. Им угрожает серьезная опасность – из-за меня. Сделаешь – ты для меня всегда прав, понял?

– Да что же ты, Саша, ты за кого нас держишь? Нечто мы позволим Ее Высочество обидеть. Все в лучшем виде сделаем, не сомневайся…

Ее Высочество Ксения Александровна Романова слушала, закрыв глаза, – и наблюдательный человек мог бы заметить, что под ресницами этой еще не старой и все еще очень привлекательной женщины набухают слезы. Но она не смела плакать. Не смела никому показать, что она просто женщина. Даже сейчас. Тем более – сейчас.

Ей вдруг подумалось, как глупо все получилось. Неправильно и глупо. Когда ей сказали, точнее – донесли, что ее кавалер нашел себе новую пассию – там, в Бейруте, – сначала она не поверила. Начала осторожно выяснять – оказалось, правда. После этого ничего не могло быть как прежде. О, гордость, знает ли кто-нибудь разницу между тобой и гордыней – одним из семи смертных грехов…

Сначала она хотела кого-нибудь убить – или его, или ее. Потом – ее выгнали из страны, как потенциальную террористку и заговорщицу… она мстительно усмехнулась, тогда – мол, получай, милый. Она ждала извинений – возможно, даже не на коленях, – но вместо этого он пропал… и она поняла, что ему на нее плевать. Куда он пропал – она не знала.

Потом он вернулся, и она приняла его… но каждый раз она представляла себе его с этой тварью… или с другими… наверное, он тоже представлял себе ее. Тем более что она не раз пыталась забыться… только не получалось ничего. А потом – появилась эта персидская тварь, проститутка… и он снова предал ее. Мало того, ее и брат предал.

Да, предали. И она имела право мстить за предательство. Но почему тогда – так плохо?

Почему всегда, когда ей по-настоящему плохо, когда ей угрожает опасность – он всегда на ее стороне. Господи… лучше бы он предал окончательно… не пришлось бы терзаться. Но вместо этого…

Она вдруг поняла, что любит его. Любит, как никогда никого не любила. И сходясь с Толстым, с другими… она вдруг поняла, что подсознательно желала стать грязной… развратной, чтобы он навсегда отрекся от нее. Теперь, когда Толстой был мертв, она вдруг поняла, как мерзко все это было. На самом деле мерзко. Стареющая дама и молодой ловелас… понятно, что ему на самом деле было от нее нужно. Она вдруг поняла, как, наверное, она пала в глазах сына… Господи, она кляла его, как могла, за ту историю с этой… Летицией или как там… А сама она… хороша, нечего сказать – нашла себе жиголо. Как на это смотрел весь двор… армия… простые люди! Она делала как можно хуже… себе… всем. Господи, да если бы она осталась просто одна и не пыталась… она выглядела бы более достойно, чем сейчас…

Пусть бы все знали, что и Ее Высочество может любить безответно.

Хотя – а почему безответно?

Все время она что-то от него хотела, на что-то претендовала, срывала свою злость, использовала его, как манекен для битья: мне больно – на тебе! На тебе еще раз! Пусть и тебе будет больно!

Что и когда она ему дала? Даже когда родился Нико, она старалась ограничить общение родного отца с сыном. Хотела, чтобы он вырос не таким…

А каким?! Трусом, как он тогда сказал? Неужели и в самом деле – трусом?

Нет, конечно, не трусом. Цивилизованным человеком. Который будет сидеть в банке – а не в каком-нибудь грязном… Кабуле, стараясь выжить. Который будет… управляющим крупного банка… министром… а почему бы нет? Кем-то, что зарабатывает деньги в тишине кабинета, у кого жена и дети и кого не погребут под троекратный залп в Кронштадте…

– А сама-то ты смогла бы полюбить такого? – ехидно осведомился чей-то голос свыше.

Нет…

Все что у нее есть – это прожитая жизнь. Испорченные годы…

– Ваше Высочество, извольте…

Она вдруг поняла, что ни черта не слушает то, что ей говорят.

– Да, да, продолжайте. Кстати, извольте объяснить… я так и не поняла. Какого рода опасность мне, по-вашему, угрожает…

Пащенко закусил губу… потом решительно снял трубку телефона.

– Извольте, Ваше Высочество. Попробуйте телефонировать в Царское Село.