Текст книги "Страшные фОшЫсты и жуткие жЫды"

На неделе с 14 по 20 августа. – 15 лет назад в России случился путч. – Тогда же Россия обрела трехцветное знамя. – 7 лет назад Путин стал премьером.

16 августа 1999 года Государственная дума с первого захода утвердила нового премьера. Может быть, в расчете на то, что продержится недолго – как до него недолго продержались Кириенко, Примаков или Степашин. А может быть, из равнодушия: кто бы ни был, все равно ни во что не полезет и ни с чем не справится.

Как показал исторический опыт, думцы полностью просчитались. Новый премьер удержался в своем кресле ровно столько, сколько было необходимо для прорыва на следующий политический уровень; он рывком проскочил на властные антресоли. Полез во все, что считал нужным. И со всем справился. По крайней мере, если смотреть в ближайшей исторической перспективе. Вопрос: каковы предварительные итоги, промежуточные следствия его несомненного личного успеха – для нас, грешных? Каково нам живется сейчас, по прошествии семи лет?

Если судить с внешней, формально-количественной точки зрения, то честный ответ должен звучать так: таким, как я – гуманитарным, активным гражданам крупных городов, – хорошо весьма. Книжки начали выходить, продаваться; читай не хочу, пиши не могу. В кино успех очевиден: сняты и – главное – широко показаны неплохие фильмы: от «Своих» до «Связи», от «Войны» до «Моего сводного брата Франкенштейна». А театр? Все пророчат конец репертуарному театру; Петр Фоменко меж тем строит новое здание; Женовачу недавно собственный театр подарили с барского плеча; Любимов на пороге 90-летия ставит и ставит.

Идем далее. Я лично смог реализовать давнюю мечту и благодаря закрытой ныне «Открытой России» с 2003 по 2006 год объездил родную страну вдоль и поперек, от Камчатки до Владивостока, от Омска до Владикавказа, от Нальчика до Дагомыса, от Новгорода до Волгограда и далее везде. Это колоссальный опыт; разрозненные кадры, смонтированные встык, оживают, насыщаются объемом, перед глазами появляется движущийся образ разнородной подвижной России, которая стремится вверх и вширь, строится, растет, стряхивает с себя советский морок и тут же покрывается новой изморозью…

Наберем воздуху в легкие, сделаем смысловую паузу, от высокого через среднее спустимся к низкому, но не менее важному. Поговорим про деньги. При малейшем чутье и умении быстро принимать решения в это тучное семилетие можно было обеспечить себя материально. Гуманитарным трудом, без воровства и даже без унылого вовлечения в офисный бизнес: за умение составлять слова и лихо закруглять тексты стали пристойно платить. Кроме того, всякий, кто успел до 2003-го взять ипотечный кредит, купил и обустроил свое жилище; каждый, кто не испугался после 2004-го взять другой кредит, на неотложные нужды, и вложился в элементарные коллективные инвестиции, заработал по 50—70–100—150 процентов годовых. А уж кто как распорядился этим легально заработанным первоначальным полукапиталом – его личное дело. Хочешь – становись скромным портфельным инвестором, хочешь – кути в ресторанах (между прочим, московские кафе давно уже лучше немецких, бельгийских и тем более стокгольмских), а нет – покупай спортивную машину и катай девушек.

Что же до свободы слова, которая вроде бы зажата или даже уничтожена, то все гораздо сложнее. Зажата-то она зажата, но в Интернете вывешены онлайновые версии всех крупных западных газет; подписаться на Би-би-си, Си-эн-эн и прочие вражеские телеголоса можно без малейших проблем и не слишком дорого. А любое сочинение, отвергнутое в подцензурных изданиях, с радостью (хоть и без гонорара) подхватят на форумах. Хоть в ЖЖ, хоть в «ЕЖ». Свободы слова нет только для бедных и необразованных; для тех, кто в ней не нуждается и обречен смотреть исключительно родное ТВ. Которое, замечу в скобках, делают люди, обладающие всей полнотой политического знания. Их не сужу, затем что к ним принадлежу.

В стране учредился странный политический режим. Я бы сказал, распределенческий. Власть, как сатана в средневековой притче, предлагает выбирать: в правой руке или в левой? Тем, кто выберет правую, гарантируют полноценную представленность в парламенте за счет партии власти, она же партия большинства. И тут же отберут доступ к независимой информации и право на личный финансовый успех. Тем, кто предпочтет левую, наоборот, предоставят полную материальную независимость, откроют настежь информационные двери. Зато лишат права полноценного участия в политической жизни. В том смысле, что никаких депутатов от этой группы населения в большой нашей Думе нет и в ближайшие годы не будет. По-настоящему плохо только тем, кто не принял и не мог принять эти правила политической игры; кто попер поперек рожна. Иных уж нет, а те далече, как Сади некогда сказал…

Но, как известно, у сатаны в руках ничего хорошего нет и быть не может. Только дрянь. Что в правой руке, что в левой. Не знаю, что чувствуют выбравшие правую (они молчаливы, как всякое большинство; впрочем, время от времени и они посылают сигналы бедствия, как это было после монетизации льгот.) Но зато очень хорошо знаю, что ощущают те, кто оказался слева. Ничего хорошего они не чувствуют. При всех своих книжках, деньгах, видеотарелках и поездках по стране и миру. И вот почему.

Представьте себе, что вас одели в дорогие одежды, выставили роскошные кушанья, усадили в удобное кресло, включили иностранный телевизор и попросили никогда не открывать окно. Потому что вокруг воняет гнилью. Аппетит испортите. И не смотреть вниз. Поскольку видно, что висим над пропастью. Голова закружится. Вы день терпите, два, на третий начинаете тосковать, на пятый кусок не лезет в горло, на седьмой развивается клаустрофобия. И все кажется, что вот-вот начнется землетрясение, а пропасть – вот она, а вонь – вокруг, а спасательных кругов нет, и противогазов тоже.

Можно сказать и по-другому. Свобода – это возможность жить по правде не потому, что тебе приказали, а потому, что ты сам так решил. Деньги – всего лишь инструмент свободы. А творчество – бесконечный путь к ней. Если ложь объявляется высшей степенью правды, то что тогда такое кривда? Если творчество ведет к деньгам и только, творчество ли это? Если из денег выдаиваются исключительно деньги, то какой в них интерес? Вокруг нас нарастает политическая подлость и пошлость; наши союзники все больше напоминают гоголевских свиней в ермолке: то хрюкнет Чавес, то заржет Хамас, то ухмыльнется Каримов; наши элиты заперлись в Кремле и думают, оттуда не слышно, как они между собой грызутся; в разгар нефтяного бума исчезает вино; средств много, а бедных не становится меньше. Вопрос: мы этого хотели? Еще вопрос: мы стали счастливей оттого, что начали легче жить? И еще вопрос: мы не предчувствуем новые потрясения?

Собственно, об этом – старый анекдот. Приходит новый русский в магазин елочных игрушек, возвращает купленные вчера шары: «Заберите их, они ненастоящие». – «Как ненастоящие?!» – «Да чисто не радуют».

На неделе с 21 по 27 августа. – 21 августа на Черкизовском рынке в Москве была взорвана самодельная бомба: патриотические студенты протестовали против засилья инородцев на рынках; погибло 10 и ранено 49 человек. – В эти же дни на побережье Адриатики проходила ежегодная встреча христианской общественности.

Вот картинка, достойная внимания. Знойный город Римини на излете итальянского лета. Море, пляжи, курортная расслабленная атмосфера. На краю города – что-то вроде ЭКСПО, череда безразмерных ангаров, битком набитых людьми. И ничего курортного. Впрочем, делового – тоже ничего. В центре главного павильона колоссальная детская площадка, где подрастающему поколению позволено стоять на ушах; под ногами шныряют подростки на роликах; нужно внимательно смотреть под ноги, чтобы не налететь на коляску со спящим младенцем. У входа в некоторые залы – толпы безнадежно желающих прорваться внутрь; раньше нужно было приходить. Самая большая аудитория вообще оцеплена; организаторы проводят нас черным ходом, чтобы мы хотя бы постояли сбоку. Оглянувшись, столбенеем: шесть тысяч мест, все заняты, люди сидят в проходах, на полу перед трибуной, стоят вдоль стен. В основном молодежь. Отнюдь не лузерского вида.

На что ж они пришли, ради чего прорвались сквозь заслоны? Не на звезду певического бизнеса, не на модного актера, не на предвыборное выступление политического вождя. Тема лекции: вечность и современность. Шести тысячам слушателей докладывает университетский профессор. Не лишенный пассионарности, несколько экстатический, но не пророчествующий и не творящий кашпировских чудес. Просто рассуждающий о вере и разуме, о драме поиска бесконечности в нашем скоропортящемся мире… «Что делают здесь все эти люди? – спрашиваем сопровождающую (она, равно как все задействованные в организации люди, включая водителей, работает без денег, сама оплачивает форму и еду). Да еще в разгар купального сезона?» – «Ищут смысл жизни», – отвечает.

Для нынешних ушей ответ звучит слегка бесстыдно; про секс разговаривать вслух не зазорно, а про смысл жизни как-то неловко. Но тут – никакого постмодернистского смущения; извините, дескать, за пафос, больше не будем.

Это – Митинг. Так называется ежегодный фестиваль христианской (и не только христианской) общественности в Римини; проводится в двадцать седьмой раз. Год от года людей здесь становится больше; не так давно пришлось расширяться в разы, строить новую территорию. Официальным порядком подсчитать количество людей, проходящих через Митинг за неделю, невозможно: билеты не продают ни на дискуссии, ни на вечерние концерты; судя по количеству съеденного и выпитого, в прошлом году тут было около 800 000 человек. В этом явно окажется еще больше. Организаторам помогают 3000 волонтеров, в основном с севера Италии, но не только. Затраты колоссальные, но дефицита бюджета нет; масштабные площадки притягивают масштабных политиков (завтра, например, ожидают Берлускони); масштабные политики притягивают крупный бизнес.

И тут, вполне в духе Митинга, можно позволить себе три моралистических замечания.

Замечание номер раз. Завистливое и скептическое. Ничего подобного в сегодняшней России представить себе невозможно. Когда-то казалось, что преобразовать общественное сознание удастся сравнительно быстро; народ устал от коммунистического маразма, начнет неустанно искать новые ценностные основания российской жизни. А с экономикой придется повозиться полстолетия, если не больше. Вышло ровным счетом наоборот. В крупных городах экономическая жизнь неузнаваема, общественная выдохлась. При помощи власти, но не только. Главная беда – в нарастающем равнодушии и апатии образованного сословия; никто не верит в собственные силы и солидарное действие; церковь борется за влияние на государство, а не на общество; общество, в свою очередь, все охотней проваливается в летаргический сон.

Замечание номер два. Оптимистическое. Полностью противоречащее только что сказанному. Не всегда нужно считаться с историческими обстоятельствами, иной раз нужно бросать им веселый вызов. Чтобы достичь сегодняшнего размаха, Митинг должен был начинаться с колоссального риска, с детской веры небольшой группы людей в возможность осуществления невозможного замысла. Двадцать семь лет назад общественное движение католиков-мирян, без какой бы то ни было серьезной помощи официального Ватикана (правда, и без вражды), затеяло безнадежный проект. Европейский мир последовательно расцерковлялся, терял христианскую окраску; поиски смысла жизни были не в моде; Митинг пошел наперерез очевидной тенденции, наперерез здравому смыслу и трезвому расчету. Но не сектантски, не героически, не мрачно, а легко и с открытым забралом. Давайте просто поговорим о вещах, которые не вписываются в гипотезу о том, что Бога нет. Давайте попробуем исходить из гипотезы, что Бог есть. И увидим окружающую жизнь, во всех сферах, включая политическую, под другим углом. Оказалось, именного этого люди и ждали. Верующие, неверующие, всякие. Политической системе Митинг необходим. Хотя бы потому, что все разговоры об интеграции мигрантов упираются в простой вопрос: а во что их интегрировать, если европейцы не знают, во что они верят? И Ватикан доволен.

Вывод: если у них получилось, почему у нас – не может?

Замечание номер три. Все условные представления об условном Западе при соприкосновении с безусловной реальностью разбиваются вдребезги. Считается, что европейцы давно и безоговорочно сдались на милость исламского победителя. Что жажда благоудобства и размытые, расфокусированные представления о правах человека одержали окончательную победу над христианскими принципами. Что наивные устремления к неведомой цели жизни стали уделом пожилых чудаков и стареющих маргиналов. Отчасти это правда – если судить обо всем сиюминутно и подчиняясь социологическим законам больших чисел (кто получил численное преимущество, тот и победил). Но если спуститься с абстрактных высот на грешную землю, рассмотреть предмет детально, а главное – в динамике, окажется, что все не так худо. По крайней мере, не так однозначно. А значит, велик шанс, что жизнь развернется в другую сторону. Не везде. Не для всех. Но для многих.

Кстати сказать, на Митинге с большим успехом выступил сенатор Рокко Бутильоне: он был членом Европарламента, собирался стать еврокомиссаром, но во время слушаний на прямой вопрос левых депутатов ответил, что как политик выступает за равенство всех людей перед законом, независимо от их идейных воззрений и сексуальной ориентации, а как католик считает содомию грехом. И был, разумеется, подвергнут полной и безоговорочной обструкции. Мы его потом спросили, как же он решился на такую вызывающую неполиткорректность. Бутильоне усмехнулся: «Я нормальный человек, я очень хотел стать еврокомиссаром, я был готов на компромиссы. Но депутаты сами на меня насели, стали требовать прямого ответа. И тут я вспомнил слова одного проповедника, которому предложили отречься от Христа в обмен на жизнь: „Я предпочитаю, чтобы мою голову отделили от моего тела, нежели мое сердце отделили от моего Бога“. Ну, а я всего лишь предпочел, чтобы мою задницу отделили от моего служебного кресла, нежели мое сердце отделили от моей веры».

Значит, все-таки – можно? Да и цена, если вдуматься, не слишком высока.

На неделе с 28 августа по 3 сентября. – Продолжалось перемирие между Израилем и Ливаном, больше похожее на моральную победу «Хезболлы», одержанную не без помощи мирового сообщества. – На открывшейся Венецианской биеннале российский стенд представлял выдающийся «бумажный архитектор» Александр Бродский. – В это время русские писатели высаживались мощным десантом в Пекине, чтобы принять участие в Пекинской книжной ярмарке, где Россия – главный гость.

Судя по сегодняшним сообщениям, в Москве наконец-то завершились многомесячные переговоры о продаже «Коммерсанта», предпоследней крупной газеты, независимой от государства. На закуску остаются «Ведомости»; их уже покупали структуры Владимира Потанина, но обожглись на хитром западном уставе и продали обратно. Роман Абрамович, на которого привычно указывали слухи (он теперь у нас как Пушкин, в ответе за все), оказался решительно ни при чем. Патриотический металлург Алишер Усманов выкупил издание у непатриотического бизнесмена Бадри Патаркацишвили. Который, в свою очередь, приобрел недостающие акции у совсем плохого бизнесмена Бориса Березовского. Теперь Усманов может гарантировать государству, что газета никогда не пересечет последнюю черту, не покинет пределы Запретного города. Государство, в свою очередь, может пообещать Усманову, что не тронет его владений, как тронуло владения г-на Патаркацишвили и некоторых других непонятливых миллиардеров. По крайней мере пока – не тронет.

Так теперь устроено наше медийное пространство, так теперь развивается российский капитализм. С чем его и поздравляем. Потому что не чекисты довели его до такого состояния. А он сам охотно довел их до состояний – своих. Презирая «пипл», который хавает что дают. «Фильтруя базар». Обособляясь от общества, посмеиваясь над идеалами, которые не могут быть выше, чем интересы. И полагая, что в Запретном городе можно отсидеться, если договоришься с его немногочисленными обитателями о правилах хорошего поведения.

В это самое время на другом конце земли, в Пекине, неподалеку от изначального, исходного Запретного города российских журналистов, писателей, а также издателей принимали в Доме народных представителей Китайской Народной Республики. В рамках Года России в Китае наше книжное отечество стало главным гостем Пекинской книжной ярмарки; событие торжественное и хорошее; литераторы встречаются с милейшими китайскими студентами, с отзывчивой публикой; может быть, русскую литературу здесь начнут переводить активней.

Но все-таки расскажем о приеме.

Дом народных представителей построен в те достославные времена, когда в идею коммунистической империи еще верили, ее грозным величием внутренне (а не только внешне) восхищались, при мысли о ней трепетали – и передавали свой трепет в ясных архитектурных формах. (В отличие от нашего Дворца Съездов, возведенного в эпоху социалистического декаданса и полного упадка форм, отразившего окончательную утрату содержания.) Кто-то из членов российской делегации сравнил безграничное пространство, прошитое прямоугольными мраморными колоннами, со станцией метро «Комсомольская»; кто-то вспомнил о «Маяковской» и здании МИДа; нет, все еще масштабнее, величественнее и по-своему религиознее. Человек в таком объеме одновременно и мельчает, остро сознавая, какой же он крохотный и несамостоятельный, и возвышается. Потому что ощущает священную связь своей скукожившейся души с потрясающим величием империи. Его допустили на пир богов; сами боги сидят здесь же, рядом, за особыми столами, которые обносят отдельно, по правилам XIX века, в соответствии с чинами.

Принципиальная эклектика (египетский строй колонн, мусульманские орнаменты, европейская музыка, китайская манера поведения) лишь подчеркивает всеохватность происходящего. Соответствующим образом организовано и звуковое пространство; в зале тысячи полторы человек, а их голоса, постукивание вилок и позвякивание бокалов гаснут, растворяются в торжественной тишине, сквозь которую прорываются лишь голоса выступающих, многократно усиленные микрофонами. Переводчик тщательно воспроизводит манеру дикторов позднесоветских времен, интонирует свою речь в соответствии со съездовской стилистикой, и это тоже работает на общий эффект. Равно как поведение официантов: перед началом рассадки они стоят у столиков, как строй солдат на общей молитве; перед сменой блюд одновременно спешат к раздаточной и тут же образуют шеренги. На груди – таблички с номерами, никаких имен. Официант номер 123 456 разливает вино, официантка номер 654 321 ставит на крутящийся столик суп, официанты 456 123 и 321 654 меняют посуду.

Это не просто прием, это политическое действо. Смысл его не в том, чтобы кого-то в чем-то убедить или сделать заявку на будущее; смысл его в том, чтобы подтвердить незыблемость существующих основ и подчеркнуть неизменность ровного пути вперед. Присутствующие – не субъекты, но объекты торжества; от них ничего не зависит, зато они зависят от всего. И пускай некоторые несознательные немцы (кто ж еще) пришли на прием в демократических шортах, на них никто не рассердился: что значат эти несчастные шорты в сравнении с общим замыслом? Да и кто будет смотреть на немца? Все будут смотреть на потолки, подобные поднебесной, на колонны, образующие архитектурный ритм, в худшем случае – на официантов. Жужжи, мушка; кто ты такая, чтобы обращать на тебя внимание.

На таком приеме понимаешь, сколь разнообразен современный мир. Только что, три дня назад, я наблюдал встречу с господином Берлускони в рамках христианского фестиваля в Римини, который называется родным для нас словом «Митинг». (Подробнее о Митинге см. предыдущий текст.) Там тоже было грандиозное пространство – в зале до 8000 человек; все ждали лидера, намеренного объявить о начале нового политического сезона, о мобилизации либеральных и правых сил в борьбе с коммунистами и социалистами. Толпа волновалась; рядом с нами пожилые дамы экстатически вскакивали на стулья; молодежь, взявшись за руки, прыгала и скандировала: «Кто не прыгает с нами, тот коммунист!» Что неправда; мы, например, не прыгали, а коммунистами нас никак не назовешь. В аудитории – вольная энергия энтузиазма, в потоках которой начинаешь вибрировать почти физически.

И вот Берлускони проносят сквозь толпу; зал взрывается от восторга. Вождь в черной рубашке с короткими рукавами и голубом свитере, накинутом на плечи; когда он взмахивает руками, приветствуя сторонников, рубаха на пузе расходится, и это вызывает прилив материнской нежности у собравшихся. Вот какой. Не чванится. Человек в наглухо застегнутом пиджаке смотрелся бы здесь так же уместно, как смотрелся в Доме народных представителей немец в шортах. То есть не прогнали бы, но и понять – не поняли б.

Берлускони и впрямь не чванится. Он говорит, говорит, зажигая аудиторию; берет в руки стакан с водой и забывает выпить; стакан движется в ритме политической жестикуляции, вода отсвечивает – и это усиливает эффект происходящего, как на приеме в Пекине его усиливала нумерация официантов и акустическая организация пространства. В Римини уместен торжествующий шум, в Пекине – торжественная тишина. Здесь объявляют о начале нового сезона, там – подтверждают незыблемость курса. И то, и то – внутренне последовательно и по-своему цельно. Каждый народ выбирает для себя то, что ему исторически ближе и за что он готов внутренне отвечать. В нынешнем разнообразном мире возможно почти все. Кроме совмещения несовместимого.

…Интересно, а «Ведомости» попытаются перепродать?