Текст книги "Бог с нами, братья!"

Сюрпризы. Ишаки и трофеи

Бойцы снимали с ишаков и верблюдов груз у подготовленной для «пчёлок» площадки. Готовили к погрузке трофеи, а животных привязывали друг к другу и отгоняли в сторону. Опять заползали на брюхе сапёры, снимая свои смертоносные сюрпризы. На этот раз ни одна мина не сработала. Матерились от того, что их рюкзаки легче не стали. Сэкономили называется.

Недалеко на коленях, со связанными руками стояли пять духов, двое раненых лежали рядом. Пленные. В основном это те, кто после первых выстрелов тупо упали на землю мордой вниз. Они и выжили. Подбежал Зверь и, в сердцах пнув ишака, сказал:

– У нас потерь нет, 300-х двое, оба тяжёлые. Про Али знаешь, второй Донец. Голову осколками посекло, нос снесло под корень, кровью захлёбывается. Трофеев по весу где-то тонны три, может больше. В основном РПГ с выстрелами и немного жрачки. Пленных семь, из них двое тяжёлых. Думаю, не дотянут. Двухсотых духов 19, подобрали всех. Кажется, всё командир, – выдохнул Зверь.

– Добро. Дай команду животных за поворот отогнать. Ну, и сам знаешь. Скажу, чтобы с «пчёлки» пару канистр керосина дали сцедить. Пойду к раненым, – сказал я и двинулся в сторону плащ-палатки, развёрнутой над притихшими после обезболивающих доз наркотиков бойцов.

Под навесом из плащ-палатки тихо лежал перевязанный Али-баба. Молчал. Правду говорят – на всех промедол действует по разному. Рядом, облокотившись на валун, сидел Донец. Его изодранные руки держали два бойца, чтобы не мешал санитару делать перевязку. А сам санитар сидел на его ногах и превращал голову раненого в кокон.

– Гном, падла! – орал через окровавленные бинты Донец, – почему я ни хрена не вижу? Щёлочку то оставьте, уроды!

– Сто раз уже говорил, не могу ничего оставить! Повязка будет сползать, – «пеленая» Донца врал санитар.

– Гномик, хоть рот не заматывай. Я, как курить, по-твоему, буду? – продолжал настаивать Донец.

Рядом со мной басил радист, на ходу шифруя мой доклад на базу. «Пчёлок» нам пообещали через 20-25 минут. Закопченным демоном вдруг появился Боцман и доложил, что поднялся на скалу, насколько мог, движения нет. А оно нам и не надо! Запросился на связь сосед:

– Рыба, Гвоздь на связи, – отозвался я.

– Как отработали? Слышу, затихло, думаю, дай спрошу, может помощь нужна что-нибудь поделить? – радуя хорошим настроением, спросил сосед.

– Отработали штатно, как учили, жду «пчёлок». Могу десертом поделиться. Ориентир – дым. Одного ушастого оставлю, – отвечаю соседу.

– Спасибо, Гвоздь, подарки отбатрачу. Ушастого не надо, свой транспорт есть. Удачи.

– На связи.

Длинной очередью резанул РПК, за ним «затакали» два «калаша». Ишаков и верблюдов «мочат». Пожалуй, это было самым гнусным мероприятием в нашей смертельно опасной работе. После выгрузки караванных животных уничтожали. В самом начале афганской компании ишаков, верблюдов и мулов просто разгоняли. Жалели. Животные же. Потом поняли, что духи их отлавливают и используют по второму, третьему кругу, пока у тех копыта до колен не сотрутся.

Как правило, заставить кого-то из бойцов пустить пулю в лоб ишака было почти невозможно. Мальчишки, полчаса назад стоявшие на краю своей двадцатилетней жизни, напрочь отказывались стрелять в животных. У нас в команде негласно была установлена очередь, так сказать похоронной эстафеты. И честно говорю, видел после этих экзекуций размазанные по мальчишеским щекам слёзы и бешенные взгляды в никуда. Но это так, мужики, между нами.

Подозвал Шубу. В его огромных ручищах даже СВД казалась игрушечной.

– Молодец военный, хорошо отработал. Дай команду двум бойцам вон из той пирамиды перенести два ящика сгущёнки и пак шоколада в район «жертвоприношения». Пусть замаскируют, но знак понятный оставят. Это соседям, им ещё торчать и торчать здесь, – сказал я, хлопнув Шубу по плечу.

– Есть, всё сделаем командир. Этикетку от банки на камень приклеим, – понимающе улыбнулся старлей.

Подготовка к эвакуации подходила к концу, когда Боцман, стоя на самом высоком валуне, сложив ладони рупором, заорал:

– Летят! «Восьмёрочки» летят!

К предполагаемой зоне посадки начали стягиваться бойцы, подносили раненых своих и чужих. Пинками подогнали пленных. Подлетели две «пчёлки». По моей просьбе сделали облёт зоны в радиусе 2,5-3 км, во избежание сюрпризов. Сказали «чисто». Я поверил, но трёх дозорных на самых высоких точках оставил.

«Восьмёрочки» на площадку уместились обе. Начали погрузку. У бойцов настроение приподнятое. Да, и понятно. Домой! Продырявленный Али Иванович не пискнул при погрузке в вертушку и даже пытался улыбнуться Боцману обескровленными губами.

– Виноват, подвёл вас, – тихо сказал Хрущёв.

– Кишки заштопают, поговорим, – как мог спокойно ответил Боцман.

Первыми загрузили раненых. Гном тут же воткнул в них системы. Али-Баба во время погрузки отключился и пребывал в бессознательном состоянии. Голова Донца была полностью перемотана бинтами, красными от пропитавшей их крови. Отверстие было только для рта, из которого он иногда сплёвывал сгустки крови и постоянно громко матерился, проклиная санитара Гнома, душманов, дружественную южную республику и проклятую ведьму тёщу, которая послала его в Афган за квартирой.

– Отвоевался Ванёк. Точняк комиссуют. Куда теперь без носа? – вполголоса сказал боец вертолётному технику Коляну.

– Хрен с ним, с носом… хрен главнее! Ну и, конечно, глаза, – сочувственно ответил тот.

Командир звена «пчёлок» подбежал ко мне с расчётами по весу загрузки.

– Командир! Всё не заберу, большой перегруз. У нас сейчас с этим строго. Давай так, если для вас груз принципиален, то оставляй несколько бойцов и часть трофеев. Мы на базу, я дозаправляюсь и через 3,5 часа заберу остальных.

– Согласен! Только после взлёта ещё раз район спиралькой облетим. Хочу быть уверенным, – ответил я «пчеловоду».

– Добро! – согласился тот.

Собрал своих господ-офицеров.

– Зверь, посчитай и оставь где-то тонны полторы груза. С тобой оставляю пятерых бойцов и радиста. Через 3-4 часа вас заберут. Ваш сосед Рыба будет в курсах. Не забудьте забрать канистры с керосином. Боцман, через семь минут жду доклад об окончании погрузки, – это были последние распоряжения перед взлётом.

Ровно через пять минут на борт вертушки был поднят последний ящик с выстрелами РПГ и загнан связанный бородатый дух. Обе «пчёлки», ревя как коровы на выданье, тяжело поднялись и с набором высоты начали запланированный облёт района. Вот она серо-чёрная пирамида из трупов ишаков, чуть ниже две туши верблюдов… Жаль скотинку. Полтора десятка пар глаз смотрят на скалы, тропы, расщелины и обрывы. Где ты, вражья нечисть?

Лица начали понемногу расслабляться только после того, как мы с командиром «пчёлки» кивнули друг – другу. Домой, значит! Связался со Зверем.

– Олег, как обстановка? Чем занимаетесь? – уже почти по-домашнему, спросил я.

– Всё в норме. Приглядываем. Поливаем маринадом шашлычок, – цинично пошутил Зверь.

– До связи, – успокоился я.

Перелёт проходил спокойно. Несмотря на рёв двигунов вертушки, мои парни почти все спали. Умаялись работяги. При подлёте к базе увидели, как на площадку выезжают три «Урала». Тентованный, бортовой и заправщик.

– Ты посмотри, как тыл научился службу править, – удивился Шуба.

– Да, не то, что два года назад, – согласился Боцман.

– А вы, что уже два года здесь, товарищ старший прапорщик? – удивился боец.

– Живу я здесь, сынок! Мы с командиром местные! – хохотнул Боцман.

Сели очень удачно. Выгрузка началась одновременно с дозаправкой, хотя это было категорически запрещено. «Пчеловод» пошел на встречу, простимулированный ящиком американской тушёнки «Буффало». Вытаскивать надо было ребят и чем быстрей, тем лучше.

Крытый «Урал» забрал моих парней и повёз по большому кругу. Оружейка, баня, столовая, казарма. Хотя очерёдность могла быть и другой. «Таблетка» с красными крестами загрузила своих и чужих раненых и, хрипя сигналом, бодро понеслась в сторону санчасти. К сожалению, во время перелёта один тяжелораненный «дух» скончался. А во время перевозки раненных наш Али Иванович и пленный Ахмет лежали на соседних «каталках». Пленных басмачей потащили, потирая руки, в свою норку особисты. Трофеями тоже занялись специально обученные кадры, вооружённые счётами, калькуляторами, протоколами и накладными. А за мной прислали УАЗик начштаба и я, прихватив с собой для компании Боцмана, поехал отчитываться и рапортовать о том, какие мы у Родины герои. А мы таки ими и были!

После штаба и оружейки, прихватив чистое бельишко, мы с Боцманом не спеша топали в баньку. Наши уже давно все помылись, объелись и занимались, кто чем хотел в границах отведённой территории и статьями Устава внутренней службы. Заглянули на Узел связи, и девчата нас успокоили. Борт с командой Зверя уже был на подлёте. Настроение было… как надо было настроение. Два дня отдыха, как прописали!

– Слышь, Боцман, а что ты так орал, как резанный, когда всё началось? – вдруг вспомнив, спросил я вполголоса.

– Да понимаешь, в самом начале боя выброшенная гильза рикошетом от скалы под тельник мой залетела. Горячая, бл… А времени её вытряхнуть, сам понимаешь… Так! Стоп!

Боцман остановился, расстегнул куртку, отстегнул свой флотский ремень, вытащил тельник из штанов и попрыгал. Выпала и весело зазвякала, бликуя на солнце, латунная гильза калибра 5,45 мм. Но уже не горячая, а остывшая до температуры тела старшего прапорщика.

– Так вот она, сука!!! – заорал Боцман, футболя «виновницу» новеньким кроссовком.

Давно мы так не смеялись!

Хорошо то, что хорошо кончается

Прошла сонная неделя. Мной написан и отправлен многостраничный Труд. Рапорт – отчёт. Написан он был с большим настроением и эмоциями. Всё, как просил меня постоянно подливавший, Боцман. Через день его из штаба бригады завернули с замечаниями и вопросами. А на последней странице подчерком замначштаба красным карандашиком меленько так и ехидненько написано: «Санёк, когда пишешь, закусывай!» Вот мудак!

Переписал. Посовещались со Зверем и решили, что особых подвигов и геройств мы не совершили. Операция проведена штатно. Но представление к наградам всё же написал. Прапорщиков Хрущёва и Донца на медаль «За Отвагу». Очень уважаемые у нас боевые награды. Приезжал сам начполит и перед строем объявил всем нам благодарность от командования за образцовое выполнение задания особой важности. Говорил долго и душевно. Пацаны сопели, тяжело вздыхали, с надеждой смотрели на часы, на меня и в сторону столовой. Дело в том, что сегодня пельмени обещали. Местная коровка на растяжку налетела. Хозяева её забирать побоялись, а наши нет. Ну и тут же давай из неё болезной пельмени лепить. А этот тут…

Заходили с Боцманом в его любимую санчасть. Али Хрущёва удачно прооперировали. Что-то удалили, что-то заштопали, влили бочку чужой крови и поставили в очередь на отправку и долечивание в Союз. Донца сразу на Большую Землю отправили. Лицо, в основном, в городе Ташкенте собрали и даже нос слепили кудесники наши из «того, что было». Очень даже симпатично получилось, правда, на все документы пришлось перефотографироваться. Не похож стал на себя любимого. Хорошо, что Донец перед Афганом успел жениться и сына родить так, что в этом плане мы за него были спокойны. А жена практически и не расстроилась. Он и так красавцем не был, привыкла быстро. Да и разнообразие, какое никакое. И потом, нос – не самый главный орган у мужчины. Ниже головы то всё сохранилось в лучшем виде, и было привычным, знакомым и любимым.

Забегая вперёд, скажу, что месяца через два, уже после отпуска домой, Донец вернулся к нам. Сам рапорт написал и даже требовал в отделе кадров, обещая напоить всех тёщиным самогоном. Сначала мужики его не узнали, но потом, превратив недоразумение в шутку, долго его тискали и мяли. Меня предупредили заранее, поэтому я сразу начал его тискать и радоваться его возвращению, что подняло прапору настроение и сподвигло поделиться с личным составом народными деликатесами с родины. Украинское сало ели в мусульманской стране, как пирожное. О самогоне не знаю. Так, только слухи… Запах? Так это из пекарни дрожжами…

На первом же оперативном совещании у начальника разведки бригады попросил откомандировать нам нового переводчика, ввиду убывшего на лечение товарища Хрущёва. Считаю, что реакция на мой запрос была не адекватной. Что значит: «… достал своими переводчиками…»? И что значит: «…на вас не напасёшься… и пора самому»?

А вот Али Иванович Хрущёв пропал после госпиталя. Слышал, комиссовали. Может, вернулся обратно в Таджикистан и поднимает сельское хозяйство? Но почему-то очень хочется верить, что позвали его в тундру узкоглазые ненецкие духи заполярных предков. Туда, где северное сияние, ягель, песцы и полярные куропатки! И гоняет он несчётные стада северных оленей по бескрайним просторам заснеженной тундры. И сидит весь такой в меховой кухлянке на быстрых нартах мой боевой товарищ – прапорщик Али Иванович Хрущёв. Погоняет олешек длинным дрыном, как я видел в документальном кино, позвякивая в такт копыт оленьей упряжки медалью «За Отвагу»! А слава о боевом прапорщике Али-бабе далеко разлетелась по стойбищам Ненецкого национального округа. О нём начнут слагать легенды, народные песни и петь их в чумах и ярангах хором под баян и балалайку.

Бог с нами, брат!

Афганский камень на душе

Успеть до заката

Мы возвращались. Возвращались все. В десантном отсеке БМП лежали трое «300-х». Успокаивало, что все ранения были средней тяжести и опасности для жизни нет. Парней порядочно растрясло, раны кровоточили, насквозь пропитывая бинты, тампоны и засаленные от пота афганки. Санитар Димка Гном вместе с ранеными дико материли механика-водителя, кидая в его сторону пустые гильзы и грозя начистить харю на первом же привале. Но, что было делать? БМП – не карета скорой помощи. Механик и так таращил красные от пыли глаза, стараясь объезжать попадающиеся на дороге выбоины и большие камни. После окончания боевой операции, конечно же, вызвали «воздух» для эвакуации раненых, но помочь нам не смогли. Одну «дырявую» восьмёрку уже неделю латали после обстрела, а две других работали с десантом в удалённом районе, а мы были как бы внеплановые. Приняли решение везти раненых на «броне».

Четыре дня назад по оперативным данным в кишлак Кулаш, находящийся в зоне ответственности нашей военной базы, вошёл караван. Караван не простой, а хорошо охраняемый и со специфичным грузом. В кишлаке на короткий отдых был вынужден остановиться вооружённый конвой с двумя тяжело ранеными полевыми командирами. Пир Мухаммад и Ахмед Улла со своими отрядами «оппозиционеров», а по-нашему бандами, жирно наследили в этой провинции. А теперь вот направлялись на заслуженный отдых и лечение в дружественный не нам Пакистан. Но то ли ишакам решили дать отдохнуть перед последним горным переходом, то ли бабаям захотелось с семьями перед «санаториями» попрощаться… Вообщем, решили на пару дней воспользоваться гостеприимством родового кишлака Ахмеда Уллы. Охрана была серьёзная и преданная своим командирам. Как правило, все являлись представителями одного родового клана. Со слов информатора, всего их было человек 45-50. Вооружены и подготовлены эти бородатые дядьки были очень даже неплохо. Во всяком случае, не часто среди трофеев нам попадались американские винтовки М-16. А тут штук пять насчитали. Хотя, конечно, наши «калаши» у басмачей были в приоритете.

Нашей спецгруппе была поставлена задача – физическое уничтожение этих полевых командиров. Так как наше командование считало, что вести с религиозными фанатиками какие-либо переговоры не имело никакого смысла. Работать мы должны были совместно со штурмовым батальоном дружественно настроенной к нам армии Демократической Республикой Афганистан. Задачей которого было – блокирование кишлака Кулаш и его зачистка от бандитствующего элемента.

Свою задачу мы выполнили. И подтверждение тому лежало завернутое в два толстых ватных одеяла в десантном отсеке крайнего БТРа. А что дружественно настроенный батальон? Так остались зачищать соотечественников вверенного им кишлака. Как сказал Боцман:

– Глаза б мои на них не смотрели!

А что он хотел этим сказать, знает только он. В частности меня это мало интересовало. И вот сидим мы сейчас со старшим прапорщиком по обе стороны башни первой БМП, раскорячившись на броне, как препарированные лягушки. И каждую ямку, каждый бугорок этой треклятой дороги ощущаем своими деревянными задницами. В волосах, в глазах, во рту и даже в трусах – чешется, режет, мылится и слипается рыжая афганская пыль. Боцман, во время короткого привала, огорошил своими ботаническими познаниями:

– Саня, если нас двоих хорошенько потрусить в цветочный горшок, то можно будет большой фикус посадить, как у моей бабки в Севастополе на балконе.

Неожиданно с нами связался по рации командир замыкающего «бэтэра»:

– Товарищ командир, прошу разрешения остановиться.

– С каких хренов, сержант? – клацнув зубами и, подпрыгнув на очередной яме, корректно так спрашиваю.

– Надо, – как-то загадочно отвечает сержант, с еле заметной печалью в голосе.

Это другое дело. Стучу по броне прикладом и скрещиваю руки перед появившейся в люке чумазой мордой командира нашей БМП. Остановились. Сидели минут пять с закрытыми глазами, пока не осядет пыль. Подтянулась вторая БМП и БТР с сержантом – инициатором остановки. Подбегает, кашляет, сморкается оранжевыми соплями, а глаза выпученные, в слезах, как во время учений по газовой атаке.

– Ну? – стараюсь начать помягче.

– Товарищ командир, жопа у нас, – плюнув рыжей слюной на каток боевой машины, дисциплинированно доложил сержант.

– Ну? – стараюсь справедливо разобраться в ситуации.

– «Духи» воняют, спасу нет! Отравимся к хренам! – жалобно стонет боец, вытирая натурально рыжие слёзы.

А надо сказать, что сейчасв Афгане лето за окном. Как бы далеко под 40! И «духи» в ватных одеялах – «вчерашние»! Плотненько так завёрнутые, в металлическом раскалённом саркофаге БТРа покоятся, где кондиционер конструкцией не предусмотрен. А ехать ещё и… ехать!

– Что делать будем? – мудро спрашиваю сам себя, но посматриваю на Боцмана.

– А пусть на броню поднимут и ближе к корме привяжут, что ли, – изрёк, закатив глаза Боцман, ни на кого не глядя, – ветерком обдует как-то… И ехать надо быстрее, чтоб мухи не успевали садиться. А то привезём уже с опарышами…

– Так всё одно вонять будут, товарищ прапорщик, – ныл сержант, еле ворочая во рту сухим, от частого сплёвывания сморкания, языком.

– Старший прапорщик! Всё одно ему… Тогда давайте по очереди, – посветлел лицом, найдя выход Боцман.

– По какой такой очереди? – решил войти в курс дела подошедший мой зам – капитан Зверев, разматывая с лица рыжую портянку.

– По какой… Двадцать километров они повезут эту парочку, двадцать вы… А там привал, – мудро изрёк Боцман.

Спор затянулся на три выкуренные сигареты. Обратил внимание на группу своих бойцов, спрыгнувших с БТРа-катафалка. Они быстро отбежали от машины и стояли метрах в тридцати от своего средства передвижения, с надеждой глядя в нашу сторону. Чувствовалось, что ещё немного, и они проголосуют идти пешком. И только преданный вверенному имуществу механик-водитель со страшным рыком блевал, по-отечески обняв, третье левое колесо БТРа. Внезапно ветерок слегка изменил направление… Самопроизвольно левая ладонь зажала рот, а правая нос. Глаза, смочив щетину слезой, захлопнулись, а в мозгу выстрелила команда:

«Газы, бл…!!!»

Все поняли – именно так смердит в аду! И сразу всё стало понятным. Споры и предложения отошли на задний план. А в голове у командира, то есть у меня, созрело единственно правильное решение. Но вмешалась рация. Вернее, начальник разведки подполковник Белкин.

– Гвоздь, я Белый! Как у тебя? Сообщи ориентировочное время прибытия на базу! – нетерпеливо начал начальник.

– Здорова! Через пару часов остановимся на привал, темнеет. Считаю движение в тёмное время суток, неоправданно рискованным. Местность незнакомая. А вот с рассветом тронемся. На завтрак, думаю, не успеем, а вот на обед – ждите!

– Вы нарушаете правила радиообмена, – пропищало в наушниках контролирующее создание.

– Это, что там за ёб…? Белый, вопрос есть. Я тут гостинцы везу… бородатые такие. Импортные. Они точно нужны? Прошу подтверждения. Воняют, спасу нет. Потекут от жары, «бэтэр» не отмоем, – решился я задать главный вопрос.

– Не морочь мне голову, что за гостинцы? Что воняет? Саша, едь давай, – не хотел идти навстречу озабоченным воинам подполковник.

– Вы нарушаете… – опять «затошнил» тоненький голосок.

– Да помолчи ты, пискля, – прикрикнул я на дежурную связистку, – два трупака везу, как ты приказывал, на базу. Для идентификации. Портятся… жара ж, Вадик! Что непонятного то? Личности опознаны родственниками на месте, в кишлаке.

– Да, что ты мне… Какие… на хрен… да в жоп… Как маленький, ей богу! Постарайся быть раньше. Я тебя здесь жду! – как-то даже обидно закончил разговор начальник и старый друг.

– Отбой, – грубо рявкнул я в микрофон.

Одно успокаивало и одновременно настораживало – нас ждут, а значит, что-то уже новенькое придумали, и отдохнуть не дадут. Обернувшись к командиру БТРа, я коротко сказал:

– Берём лопатки, копаем ямки и закапываем!

Давно я не видел столько радостных улыбок во время похорон! Добежав почти до своей машины, сержант обернулся, сложил ладони рупором и заорал:

– Одну или две?

– Что две? – не понял я радости в голосе распоясавшегося сержанта.

– Ям одну копать или две?

Я нервно сплюнул на зашипевшее крыло БМП и махнул рукой. Что в принципе означало: не больше двух!

По мусульманскому обычаю хоронить усопших мусульман надо было до заката солнца. Один закат мы уже прозевали, надо было хоть со вторым не оплошать. В смысле солнце уже видно не было, но астрономически оно ещё за горизонт не опустилось. Кто виноват, что Афган – страна гор? Грунт был мягкий, а копали человек пять… Старались, аж с носа капало. Успели. Похоронили в одной могиле. В братской. Они ж братья по оружию.

Поднял своих ещё по тёмному. Быстро на спиртовках сварили кипяточек, попили горяченького, пока двигатели машин прогревались, и вперёд. За час до прибытия связались с базой и обозначили своё местоположение. Ответили, что нас ждут, санчасть к приёму раненых готова, а в столовой ждёт завтракообед. Последнее было не очень понятно, но скорость сбавлять не стали. Ещё один сюрприз ожидал на КПП базы в виде свежевымытого УАЗика начальника штаба бригады. Я сразу понял: за мной. Короче, не дали ни умыться, ни пожрать, ни пос… Вот так – пыльного, грязного, вонючего, голодного, но зато с полным мочевым пузырём меня и доставили в кабинет начальника штаба. Понятно было одно – случилось что-то серьёзное.