Текст книги "Первое дело Карозиных"

ГЛАВА 7

Как только профессор покинул дом, супруга его принялась лихорадочно собираться. Она решила, что так как время раннее, ей нет нужды наряжаться в убогое платье, а лучше выглядеть дамой солидной и серьезной, чтобы расположить к себе забулдыгу дворника. Она надела прелестное темно-зеленое платье, отделанное золотистым кружевом, аккуратную шляпку и шерстяную накидку в тон к остальному наряду. Придирчиво осмотрев себя в зеркале, Катенька осталась вполне довольна. Женщина, смотревшая на нее из зеркала, представляла собой даму строгую, но щедрую.

Нанятый извозчик проделал по приказанию Катеньки путь на окраинный квартал, который при свете дня выглядел еще более убого, нежели в сумерках. Покосившийся особнячок, который казался абсолютно нежилым, в отличие от окружавших его домов, удалось отыскать без труда. Катенька еще вчера обратила внимание, что это весьма безлюдное место, хотя буквально в двух шагах, в соседних переулках, носились дети, переговаривались бабы и спешил по своим делам прочий работный люд.

Катенька, как и прошлым вечером, приказала извозчику дожидаться, сошла с коляски и подозвала к себе игравшего неподалеку мальчонку лет шести-семи. Тот сноровисто подбежал, кланяясь на ходу красивой и ласковой барыне.

– Скажи мне, мальчик, а кто живет в том доме? – спросила она указывая на особнячок.

Глазенки мальчика округлились от страха, но он все-таки ответил:

– В доме этом проклятом почитай уж год никто не живет, барыня, только дворник Осип приглядывает. Он пьяница, ему все равно.

– А от чего же он проклятый? – заинтересовалась Катенька.

– Да старого управителя черти унесли! – выпалил мальчонка, а потом добавил: – А с жильцами случалось всегда что-нибудь плохое, – и перекрестился.

Катенька улыбнулась понимающе. Весьма умно устроиться в пустующем доме, о котором идет дурная слава, да такая, что даже пацанята туда лазить боятся.

– Ну ступай, миленький, – сказала Катенька, протягивая мальчонке пятак. – Леденцов себе купи или пряник.

– Благослови вас Бог, барыня! – радостно прокричал малец, сажав монетку в кулачке и убегая куда-то, где, видимо, находилась вожделенная лавка со сластями.

Катенька же, теперь более ничего не опасаясь, направилась к загадочному особнячку, намереваясь выжать из дворника все, что только будет возможно.

Заспанная помятая харя высунулась из открывшейся со скрипом двери, когда Катенька уже отчаялась достучаться.

– Ну кого еще тут черти несут? – пробормотал похмельный мужик и осекся, увидавши богатую барыню.

Молодая женщина сделала вид, что не слышала его грубостей.

– Мне с тобой нужно поговорить, любезный, – начала она тоном привыкшего повелевать человека. – Скажешь то, что мне нужно, не поскуплюсь.

Дворник сразу подобрался, открыл дверь шире и произнес уже совсем другим тоном:

– Пожалте внутрь, барыня.

Катенька прошла следом за мужиком и очутилась в грязной комнатенке с весьма скудной меблировкой. Она брезгливо присела на краешек грубого и давно не чищенного стула и снова заговорила:

– Скажи мне, любезный, что за люди тут собираются?

Дворник собрался было ответить, но вдруг захлопнул рот и выжидающе уставился на Катеньку.

– Понимаю, – со вздохом сказала она, доставая три рубля ассигнациями и кладя на край стола, а затем повторила вопрос. – Так кто?

– Этого я и сам не знаю, барыня, – пожал плечами дворник, проворно пряча деньги. – Как бывший управитель помер, а жильцы все съехали окончательно, дом-то, почитай, год пустым простоял, так хозяин рукой махнул и не появлялся больше. Жалование мне присылает какое-никакое, вот я и слежу за домом.

Катенька поморщилась:

– Это мне нисколько не интересно. Ты мне скажи, что за люди вчера на втором этаже собирались. Да смотри, врать не вздумай! – Молодая женщина решила, что слегка подпустить строгости не помешает.

– Так я и говорю, барыня, что не знаю. По зиме еще явился один военный фертик, покрутился тут, поспрашивал про дом, а потом пришел такой важный барин из иностранцев, а с ним барыня, такая… – глаза дворника мечтательно закатились. – Барин что-то по своему лопотал, а барыня переводила. Они дом обошли, что-то меж собой переговаривая, а потом мне велели молчать обо все, что дальше происходить будет, да окрестный народ всякими ужасами стращать, чтоб никто сюда не лазил. Чудные! Наших и так сюда не затащишь и стращать нечего, – видимо утомленный столь длинной тирадой, дворник умолк.

– А дальше? – подтолкнула его Катенька.

– Да обыкновенно, – пожал плечами дворник. – Денег дали, какое-то барахло в баулах натащили в самую большую комнату, я туда не совался. Ну и приходят туда, когда им надо. А я разве против? Приходи, коли деньги платишь…

– А барин, он какой из себя был?

Дворник слегка задумался, почесал пятерней кудлатую голову, потом ответил:

– Азият, надо думать. Ликом он дюже чернявый, – тут дворник умолк окончательно.

Катенька поняла, что большего от него не добьешься. Тогда она положила на стол еще три рубля, посмотрела на заблестевшие глаза дворника и сказала:

– Это тоже будет твоим, любезный, ежели ты мне дашь от той комнаты ключ. Он ведь у тебя есть?

Мгновение дворник колебался, а затем алчность все-таки взяла верх:

– Как не быть, берите, барыня, только как бы чего не вышло.

Молодая женщина приняла из рук дворника ключ и уже от двери добавила:

– А кто придет невзначай, так ты пошуми как-нибудь, а я тебя не подведу.

Дворник согласно покивал головой, успокоившись. Он и так не сильно волновался, а только надеялся, что барыня еще денег приплатит. Да вот не случилось. Тем временем Катенька поднялась по загаженной скрипучей лестнице на второй этаж и двинулась по коридору, который был едва-едва освещен мутным оконцем в конце. Она без труда нашла нужную дверь, так как лишь эта дверь была в относительном порядке. Профессорша открыла замок и вошла. Комната была практически погружена во мрак, так как плотные занавеси все также оставались задернутыми, а свечи, естественно, не горели.

Катенька не стала искать, чем бы зажечь свечи, так как это было не простым делом в сумраке, да и сомневалась она в том, что здесь может быть оставлено что-либо подобное. Она почти на ощупь добралась до окна, слегка раздвинула шторы и, обернувшись, окинула комнату внимательным взглядом.

Поверхностный осмотр ничего не прибавил к увиденному вчера. Драпировка, свечи, подобие алтаря и ничего более. Катенька стала внимательно прощупывать стены под драпировкой, пытаясь найти что-нибудь важное – потайной шкафчик или дверь, но ничего интересного не обнаружила. Слегка разочарованная, она решила внимательней изучить алтарь. Однако и там не оказалось ничего таинственного – обыкновенная деревянная конструкция, обитая дорогой тканью.

В душе Катеньки медленно закипало раздражение. Она потратила столько времени, буквально рисковала жизнью, и ничего! Но ведь должно же быть хоть что-то! Ей пришло в голову, что имеет смысл осмотреть соседние комнаты, может быть, разгадка скрывается там?

Она снова задернула занавесь на окне, вышла из комнаты, заперла дверь и осторожно зашла в следующую комнату. Там царило полное запустение, стены покрылись разводами плесени, в углах скопилось огромное количество паутины, потолок зиял дырами от обвалившейся штукатурки. Но внимание Катеньки привлекли отчетливые следы на грязном полу. Совершенно очевидно, что тут недавно ходили, причем двое, мужчина и женщина.

Наша сыщица попыталась проследить направление следов и это ей удалось. Они явно вели к выпирающему в одном из углов кирпичному дымоходу. Катенька, подобрав юбки, осторожно пошла по следам, стараясь не повредить уже имеющиеся и не оставлять свежих. При ближайшем рассмотрении оказалось, что несколько кирпичей из кладка явно вынимались. Катенька попробовала вынуть кирпич, однако ногти ее соскальзывали. Тогда она надумала воспользоваться ключом, чтобы поддеть кирпич, но вдруг внизу раздался страшный шум и какие-то голоса. Катенька замерла на месте, а потом стремительно метнулась к окну, достигнув его в два прыжка.

Окно оказалось незапертым, а прямо под ним громоздилась изрядная поленница дров. В два счета Катенька оказалась на подоконнике, вылезла из окна и спрыгнула на поленницу. Пораненная накануне нога отдалась резкой болью так, что Катерина аж зашипела. Однако ей хватило сил затворить за собой окно, а потом осторожно слезть. Затем она с учащенно бьющимся сердцем помчалась, прихрамывая, к тропинке через заросший садик, вылезла через знаковый по вчерашним похождениям лаз, едва не порвав свое сегодняшнее несравненно более пышное платье, и, оглядевшись, постаралась придать себе как можно более независимый вид, проследовала к ожидавшему ее извозчику.

Катенька ехала домой, проклиная свою сегодняшнюю неудачу. Она была уверена, что нашла тайник преступников, поэтому ей необходимо будет снова вернуться малоприятный особнячок. Нога молодой женщины все еще болела, однако это совершенно не занимало ее мысли. Она решила, что даже если в тайнике и лежит ожерелье генеральши, то ей мало просто вернуть пропажу хозяйке, ей теперь уже совершенно необходимо разоблачить и самих преступников. Как это сделать, она пока не представляла, но знала, что ни за что не отступится.

Приехавши домой, утомленная профессорша отдала распоряжения насчет обеда и решила прилечь отдохнуть. Нога все еще болела, а Катеньке совершенно не хотелось, чтобы муж узнал об этом. К тому же еще предстоял визит к Мальцевым.

Никита Сергеевич приехал домой слегка не в духе. Когда супруга поинтересовалась, в чем причина его дурного настроения, он разразился гневной тирадой:

– Ты понимаешь, Катенька, у меня очень нехорошие ощущения! Как только мы с тобой ввязались в поиски генеральшиного ожерелья, так сразу я начал узнавать о целой волне загадочных краж, которые случились буквально в течение последних десяти дней! И, представь себе, пропали не просто деньги или какие-нибудь обычные ценности. Все это вещи старинной работы и, как правило, восточной!

– И много этих краж? – заинтересовалась Катенька.

– Вместе с ожерельем двенадцать! Это страшно много для такого короткого срока, какие-то слишком уж ловкие мошенники работают!

– А откуда ты обо всем этом узнал, Никита Сергеевич?

– Ну как же? В университете люди солидные работают, у них множество высокопоставленных родственников, они и делятся с близкими своими несчастьями.

– И, как я понимаю, полиция следов не обнаруживает?

– Никаких! Или какую-то ерунду, заводящую следствие в тупик. Не нравится мне все это, ой как не нравится!

– Погоди сокрушаться, Никитушка, – Катенька обняла мужа. – Вот сейчас мы с тобой отобедаем да и навестим Мальцева. Может, что-нибудь и найдем, что другие не приметили. Ведь у генеральши-то нашли зацепочку!

– А что толку! – поморщился Карозин. – Результатов-то ноль!

– Ну не скажи, – загадочно протянула Катенька. – Я вот сегодня потолкую по душам с дочкой Ивана Петровича про все ее странные увлечения, глядишь, что и понятно нам станет! Ведь тебе сразу показалось, что все кражи похожи?

– Боже мой! – всплеснул руками профессор. – Ты что же, голубушка, собралась все двенадцать краж расследовать?! Так не годится! Я, как дурак, в одно пари ввязался, а ты собираешься добровольно в эдакое пекло сунуться? Не позволю!

– Не кипятись, Никита Сергеевич, – спокойно ответила Катенька. – Никуда я соваться не собираюсь. Ты ведь прекрасно знаешь Ивана Петровича, не первый год уже, он ведь приятель твой, так что же в его доме опасного может быть? Да и дочка его вряд ли на меня с ножом кидаться станет! А более я ни к кому не собираясь отправляться. Просто, понимаешь ли, я совершенно уверена, что вместе с ожерельем мы с тобой найдем и все остальное.

– Ох, Катерина Дмитриевна, Катерина Дмитриевна! Умеете же вы зубы заговаривать! – сдался профессор, шутливо погрозив жене пальцем и притягивая к себе, чтобы поцеловать. – Вели обед подавать, душа моя, проголодался я что-то со всеми этими треволнениями.

Профессор Мальцев, несмотря на расстроенность от пропажи статуэтки, встретил чету Карозиных весьма радушно и представил им свою дочь Александру.

Это была достаточно милая девушка со светло-пепельными кудрявыми волосами, напоминавшими о лете и одуванчиках, и лукавыми васильковыми глазами. Ее тоненькая фигурка напоминала сжатую пружинку. Казалось, что девушка готова мгновенно сорваться с места и побежать. Характер у нее оказался под стать. Сашенька могла непосредственно радоваться, но могла и моментально вспылить. Так и произошло, когда Иван Петрович неуважительно высказался о новых увлечениях дочери.

– Вы взгляните на нее, Катерина Дмитриевна, невеста ведь уже, а все бы ей искать какие-то магнетические явления! Ладно бы обычным столоверчением занималась, хотя тоже глупость редкостная! Так ведь вчера вечером буквально за руку изловил на пороге дома! Спрашиваю, куда это она собралась в такое-то время? А она мне: «Пустите, папенька, меня ждут дела!» И все с таким апломбом! Ну я ее, натурально, никуда не пустил, стал расспрашивать, а она уперлась, как баран, и молчит. Потом расплакалась и какую-то чушь мне в лицо прохлюпала, что ее сегодня посвящать должны были, а я помешал! И убежала. Благо бы дома сидела, книжки читала, может, латынь бы выучила или древнегреческий… По мне, все это девице и даром не нужно, но все же более благородное занятие! Так она, негодница, и горничных своими речами смущать принялась, когда на нас с матушкой повлиять не получилось. Пришлось сделать мерзавкам внушение, ведь начнут ей потворствовать, тогда совсем беда будет!

– Папенька! – негодующе выкрикнула Сашенька, вскочив со своего места и сжав кулачки.

– Что, папенька, – передразнил ее Мальцев. – Я что, неправду говорю, что ли?

– Как вы можете? – в глазах Сашеньки стояли слезы и, чтобы не расплакаться перед гостями, она стремительно выскочила из комнаты.

– Ну вот, видите? – развел руками Иван Петрович. – И как прикажете с ней поступать? Выдрать? Так ведь неловко, взрослая, вроде бы, уже.

– Успокойтесь, Иван Петрович, – улыбнулась профессору Катенька. – Мне знакомы ее порывы. Позвольте, я пойду за ней и поговорю по душам.

– Поговорите, голубушка Катерина Дмитриевна, поговорите, может быть, у вас получится ее образумить, – высказалась профессорша Мальцева. – Вы ведь ближе ей по возрасту, чем мы, может быть, она вас послушает.

Катенька подошла к комнате Александры и тихонько постучала.

– Сашенька, можно я к вам войду?

Из-за двери послышались сдавленные всхлипы, потом легкие шаги, и заплаканная девушка открыла дверь.

– Зачем вы пришли? – хмуро спросила она совсем по детски шмыгая носом. – Вас папенька послал меня вразумлять?

Катенька улыбнулась ей своей самой мягкой и располагающей улыбкой:

– Меня никто не посылал, Сашенька, я сама хотела с вами поговорить. И, поверьте мене, я искренне сожалею, что у нашего разговора получилась такая… невеселая преамбула.

Девушка уже робко улыбалась в ответ на добрые слова гостьи и радушным жестом приглашала войти. Обстановка ее комнаты была самой романтической – розовые и белые тона, кружева, статуэтки, милые пустячки… Взгляд Катеньки упал на открытую книгу, она взяла ее в руки, чтобы глянуть на название.

– «Тристан и Изольда»! – понимающе проговорила молодая женщина, чтобы еще больше расположить к себе Сашеньку. – Я тоже зачитывалась этой книгой, правда, я читала ее на французском.

– Вам тоже нравится? – с сияющими глазами подхватила девушка. – Я сразу поняла, что вы прелесть, Катерина Дмитриевна! Вы сумеете меня понять! Ведь правда же, если вам нравится история о Тристане и Изольде, вы поймете мои мечты о возвышенном! Вы же не станете смеяться надо мной?

– Ну конечно, ангел мой! – Катенька нежно коснулась щеки девушки, а потом, доверительно склонившись к ней, проговорила: – У меня есть одна знакомая, она мне в некотором роде тетушка. Так вот, она о знает о таинственном мире больше всех в этом городе. По этой части с дражайшей Анной Антоновной не сравнится ни один профессор!

Правда?! – глаза Сашеньки округлились от любопытства. – А вы меня с ней познакомите?

– Разумеется. Но, – Катенька хитро посмотрела на девушку, – услуга за услугу. Я вас знакомлю с Анной Антоновной, которая откроет вам секреты снов, звезд, карт Таро и многого другого, что вы только пожелаете, а вы мне расскажете о своем секрете.

– А разве вам интересно? – недоверчиво спросила Сашенька.

– А почему мне должно быть не интересно?

– Но вы же счастливая! – удивилась девушка. – Зачем вам все это, когда у вас такой любящий муж! Да и вы ведь его любите?

– Конечно, люблю, глупышка! Но я что-то не понимаю, причем тут мое счастье?

– Да нет, это мое несчастье причем, – печально ответила Сашенька. – Сами ведь видели, что родители меня не понимают, – а потом совсем тихо добавила: – И любви все нет, а ведь уже скоро восемнадцать.

Катерина Дмитриевна чуть не рассмеялась, но вовремя сдержалась. Она знала, что своим смехом смертельно обидит наивную девушку. Но в голове ее постепенно складывалось представление, как это самое тайное общество вовлекало людей в свои сети, и почему вчера вечером она видела только молодых девушек и женщин. А между тем Сашенька говорила со все большей страстностью, явно обрадованная появлением человека, который готов был ее серьезно выслушать:

– Ведь вы понимаете, Катерина Дмитриевна, так хочется быть счастливой! Я всегда была послушной дочерью и к церкви отношусь с трепетом и почтением! Но сколько я ни молилась, ничего не исполнилось… А ведь может же быть у нашей Богородицы другое лицо для других народов, ведь правда же? Это же не отступничество?

Дальше Катенька слушала со все возрастающим интересом. Из сумбурной речи девушки, она узнала, что тайное общество привлекало к себе несчастных молодых женщин и девушек под видом поклонения якобы одной из ипостасей богородицы, а на самом деле индийской богине Уме. По-другому было поступить нельзя, это сразу стало ясно Катерине Дмитриевне: ведь к обычному идолопоклонству русских женщин, к тому же весьма далеких от образованности, каковыми являлись многие из увиденных ею в странной комнате, склонить вряд ли получилось бы.

А вспомнив рассказ горничной Вари и слова поручика Давыдова о Даше, да и послушав саму Сашеньку, Катерина Дмитриевна быстро сделала вывод, что выбирались девушки неуравновешенные, экзальтированные, по-настоящему несчастные или вообразившие себя таковыми. Им всем обещалось, что богиня дарует исполнение всех желаний, надо лишь в качестве символа принести на ее алтарь какую-нибудь вещь, ценность которой освящена временем. Все это сразу объясняло кражи именно древностей. Правда, Катенька пока не поняла, почему преступникам потребовались именно старинные вещи и именно восточные, но об этом можно было подумать позже.

Причем бедные женщины даже не думали, что крадут эти вещи и отдают преступникам. Им всем было обещано, что как только соберется двенадцать драгоценных предметов, сразу будет проведен священный обряд, дух богини сойдет в жрицу (видимо, эту роль Любчинская и исполняла), которая освятит предметы. Тогда их можно будет незаметно вернуть владельцам. А самим девушкам будет достаточно изредка прикасаться к освященным драгоценностям или смотреть на них и тогда все их желания будут исполняться. К тому же святые предметы принесут удачу и своим настоящим законным владельцам.

Если же девушкам даже при этом казалось, что они совершают кражу, то им говорилось о мудрости богини, которая сочтет их деяние не преступлением а подвижничеством, жертвой во имя ее.

Вчера Сашенька как раз должна была принести двенадцатую драгоценность, чтобы совершился обряд. Но вмешательство отца девушки сорвало все планы преступников. Катенька была убеждена, что с бедными девушками могло произойти все, что угодно, может быть, их всех даже убили бы. Но теперь преступники будут вынуждены ждать следующего раза или искать новую жертву. Значит, время еще есть.

Катеньке пришло в голову, что можно было бы рассказать все родителям Сашеньки, чтобы те сделали вид, что смягчились, а потом сообщить в полицию. Тогда осталось бы только дождаться проведения ритуала и взять всех с поличным. Однако этот вариант показался Катеньке далеким от совершенства. Во-первых, Сашенька могла пострадать, а этого никак нельзя было допускать. А во-вторых, молодая женщина вспомнила, что мужчин-то не было на тайном сборище, значит, пресловутый «принц» где-то скрывается, а его необходимо так же задержать сразу. Кто знает, как все было задумано у преступников? Ведь могли возникнуть всякие непредвиденные осложнения. А вариант с поиском преступниками новой жертвы давал еще несколько дней выигрыша во времени.

Лучшим вариантом, по мнению Катеньки, было просто подсказать родителям Сашеньки как бы невзначай, тайно от дочери, обыскать ее комнату. Профессорша Карозина была уверена, что статуэтка спрятана у несчастной девушки, так как вынести из дому она ее вчера не успела. А Сашеньку лучше всего было бы увезти в деревню, чтобы девочка подышала свежим воздухом и избавилась от всяческих бредней о своей несчастной судьбе. К тому же Катенька подозревала, что совместный с Александрой визит к Анне Антоновне многое прояснит не только для девушки, но и для самой Катерины Дмитриевны, которая пока понятия не имела, что это за Ума такая, и есть ли она вообще.

Приняв такое решение, Катенька условилась с девушкой о завтрашнем совместном визите к вдове Васильевой, сердечно распрощалась с Сашенькой и направилась в гостиную. Там она отозвала в сторонку Ивана Петровича и тихонько ему сказала:

– Дорогой профессор, ваша дочка влипла в весьма нехорошую историю, но вы, к счастью, успели вовремя вмешаться. Завтра я ее отвезу к одной своей родственнице, которая сумеет открыть бедной девочке глаза, а вы в это время обыщите ее комнату, статуэтка там.

– Но как… – начал было профессор, у которого просто глаза на лоб лезли от того, что совершенно спокойным голосом говорила ему Катенька.

– Я вас прошу, Иван Петрович, дослушайте меня до конца. Вашей супруге ничего не говорите, статуэтку не обнаруживайте, Сашеньку не браните, она завтра вернется тихая и подавленная. Вы лучше отвезите ее до Пасхи погостить в деревне, так всем спокойнее будет. Со своей стороны я вас клятвенно заверяю, что, как только все закончится, вы первый обо всем узнаете.

– Я вам верю, Катерина Дмитриевна, – серьезно ответил профессор Мальцев. – И все сделаю так, как вы сказали.

– Да, – спохватилась Катенька. – Сегодня тоже проследите за Сашенькой. Горничных, с которыми она беседовала обо всем этом, от нее удалите. На них теперь надежды быть не может. А вот в деревню вы их с Сашенькой послать можете, там все будет самым наилучшим образом.

Иван Петрович был весьма озадачен таинственностью жены своего друга, но, вспомнив, что она помогает мужу в поисках пропавшего колье, решил, что лучше ее послушаться без всяких сомнений.