Текст книги "Обретение святых – 2022"

Никулицкая традиция почитания святых Бориса и Глеба

Наиболее древней религиозно-культурной традицией православной Вятки принято считать культ святых князей Бориса и Глеба, небесных покровителей выходцев из Новгорода Великого, которые, согласно вятским летописцам, летом 1181 г. пришли в среднее течение реки Вятки, взяли штурмом Болванский городок вотяков и заселили земли между устьями Чепцы и Моломы, основали первые русские поселения. Они же построили первые храмы, учредили первые крестные ходы, написали первые иконы, в том числе образ святых Бориса и Глеба, который автор «Времянника» называет «начальной» вятской иконой. Этот образ хранился в церкви села Никульчино и с незапамятных времен приносился в Хлынов особым крестным ходом, сама форма которого напоминала военный поход новгородцев.

После того, как в середине XVI века главной святыней Православной Вятки стал Великорецкий образ святителя Николая, культ святых Бориса и Глеба оказался в тени новой традиции, благодаря которой Хлынов стал известен столице, а Православная Вятка оказалась вовлечена в жизнь Московского Царства. Это не могло не сказаться на судьбах древнего культа, который к концу XIX века, фактически, исчез. Из периодической печати тех лет известно, что даже паломники – участники крестного хода не могли объяснить его происхождения и смысла. Однако после того как в 1995 г. крестный ход был возрожден, с ним также возродился интерес к тому, что произошло в Никульчино, кем были предки вятчан и зачем они пришли в наш край? При этом очевидно, что эти события, произошедшие на заре вятской истории, не могли не повлиять на весь ход дальнейших событий. В том числе на отношения с местным населением, возмущенным яростным «находом» новгородцев, и основание г. Хлынова (Вятки, Кирова), которому со временем было суждено стать столицей православной Вятки.

В поисках ответов на эти вопросы исследователи обратились к устному преданию и памятникам местного летописания, в том числе к «Повести о стране Вятской», в изучении которой за прошедшие годы был сделан значительный шаг вперед. В первую очередь, благодаря открытию полного текста «Сказания о вятчанах», который был обнаружен Даниэлем Кларком Уо в Национальной библиотеке Республики Узбекистан и впоследствии описан в монографии «История одной книги: Вятка и «не-современность в русской культуре петровского времени», увидевшей свет в Санкт-Петербурге в 2003 г. [1]

Открытие «Сказания о вятчанах» всколыхнуло интерес к вопросам русской колонизации Вятского края. Ответом на этот вызов стала монография А. Л. Мусихина «Вятка: Символы и смыслы» [2], которая, по представлению Вятской епархии, была номинирована на премию Кировской области. Причем, неслучайно, так как во время работы исследователя с памятниками вятской письменности, хранящимися в центральных архивах, епархия оказывала посильную помощь в приобретении их электронных копий, которые позже были переданы в фонды Вятского Духовного училища.

Посильное участие в этих исследованиях также принимал автор этой статьи, которому посчастливилось не только исследовать памятники вятского летописания, но также нести послушание настоятеля Борисоглебской церкви села Никульчино и одного из организаторов Никулицкого крестного хода, многократно бывать в местах, ставших колыбелью православной Вятки и наблюдать их, что называется, в полевых условиях. Результаты этих наблюдений не раз были представлены на конференции «Обретение святых», в статьях, опубликованных по итогам работы [3, 4], а также в книге «Начало Страны Вятской», изданной приходом Никулицкой церкви и опубликованной в сети интернет [5].

Итоги всей этой большой работы по изучению Никулицкой традиции можно представить в виде следующих тезисов.

Впервые известие о походе новгородцев, взятии Болванского городка и основании Никулицына, появилось в вятских статьях «Летописца старых лет», написанных между 1666 и 1674 гг. [6], после возвращения первого вятского епископа Александра с Большого Московского собора 1666—1667 гг. и до его отъезда из Хлынова в январе 1674 г. Откуда это известие попало в «Сказание о вятчанах» и «Повесть о стране Вятской», составители которых его значительно дополнили и раскрасили различными подробностями. Опираясь на известные им источники, в соответствии с историческим моментом и собственными представлениями об участниках похода 1181 г., которых автор «Сказания о вятчанах» называет беглыми холопами, а автор «Повести о стране Вятской», оспаривая это мнение, «самовласцами», то есть полноправными новгородскими гражданами.

О том, насколько это соответствует истине, известные нам источники судить не позволяют. Важно другое – критика в адрес «Повести о стране Вятской», причем, часто обоснованная, не отменяет факта первого упоминания о походе 1181 г. в «Летописце старых лет», что делает особенно актуальным исследование именно этого источника и заставляет с вниманием отнестись к событию, с которого когда-то началась история русской Вятки.

По мнению А. Л. Мусихина, это позволяет сделать вывод о том, что «в более раннем вятском летописании существовала только одна дата – 1181 г., которая никак не соотносится с датой похода через Вятку ушкуйников в 1374 г.» [4, C. 20]. Все попытки отождествить эти два события на основании того, что их даты подозрительно похожи, следует признать несостоятельными. Напомним, что первым это мнение высказал А. С. Верещагин (1835—1908), предположивший, что автор «Повести» намеренно состарил историю Вятской земли на два века, чтобы «воспрославить своих вятских праотцев и связать их начальную историю с историей знаменитых новгородских древних славян», и «по тем побуждениям букву летописного известия (6882—1374 г.), обозначающую 800, заменил буквой, обозначающей 600 (6682—1174 г.), и такой ничтожной, по-видимому, „поправкой“ поход новгородцев на Вятку отнес ко времени более раннему, чем он был, ровно на двести лет» [7, С. 90—91]. При этом вопрос о происхождении дат начала русской колонизации Вятки и времени основания г. Хлынова по-прежнему остается дискуссионным [4].

Что касается нравственного облика пришедших на Вятку новгородцев, то обстоятельства их похода, центральным событием которого стало взятие Болванского городка и Кокшарова, сами по себе, свидетельствуют о том, что их поход носил захватнический характер. На что, среди прочего, указывает тот факт, что новгородцы вторглись в земли вотяков во время жатвы, когда те не могли дать им организованный отпор и позволили пришельцам овладеть землями центральной Вятки, расположенными между устьями Чепцы и Моломы, точь-в-точь на широте Новгорода Великого 58°31» с. ш. (для сравнения: координаты Хлынова – 58°36», Никульчино – 58°34», Орлова – 58°31», Котельнича – 58°17» с. ш.). Что позволило переселенцам применить на новом месте известные им сельскохозяйственные технологии и выращивать знакомые культуры, в первую очередь, хлеб.

При этом новгородцы не просто заняли свободные места, но заставили вотяков оставить их городища, расположенные так, что их жители могли наблюдать за движением солнца и согласовывать с ним этапы сельскохозяйственных работ. Все это решительным образом настроило местные народы, как против самих русских, так и против «русской веры» – православия и, как результат, препятствовало распространению христианства среди коренных жителей Вятской земли, которые стали массово принимать крещение только спустя несколько веков, когда нанесенные им обиды были, хотя бы отчасти, забыты.

В свете этих выводов, восторженное отношение автора «Повести о стране Вятской» к своим праотцам, воспевание их подвигов и побед над местными народами, представляется спорным и даже неуместным. Хотя и вполне органичным для первой четверти XVIII века – времени создания Российской Империи, когда эта «Повесть» была написана. Однако, при более беспристрастном отношении, очевидно, что подобный, идеологически мотивированный взгляд на русскую колонизацию Вятки отнюдь не способствует объективному пониманию всей сложности и противоречивости этого процесса, а также его влияния на судьбы местной Церкви.

В практической плоскости это означает, что возрожденная традиция Никулицкого крестного хода требует переосмысления. Как и празднование Дня Страны Вятской на приходе села Никульчино, которое в наши дни активно развивается. В том числе требует не превозноситься, подобно фарисеям, над другими народами, искони населяющими Вятский край, но увидеть в них своих ближних, братьев и сестер. В том числе по православной вере, к которой сегодня принадлежит абсолютное большинство потомков тех «чуди и вотяков», которых когда-то обидели своим «находом» новгородцы.

Великорецкая традиция почитания святителя Николая

Важнейшее значение для развития Православной Вятки и оживления ее связей с митрополией имело принесение в Москву чудотворного Великорецкого образа Святителя Николая. Первый раз в 1555—1556 гг., при святителе Макарии и царе Иване IV, и второй раз в 1614—1615 гг. при царе Михаиле Федоровиче, первом из династии Романовых. Эти путешествия Великорецкого образа закрепили за ним славу главной святыни Вятской земли и послужили примером для его более широкого почитания, которое ныне совершается в виде Всероссийского Великорецкого крестного хода.

Возрожденный в 1989 г, этот крестный ход ныне собирает несколько десятков тысяч паломников со всех уголков Вятской земли, ближнего и дальнего Зарубежья. Сегодня это одно из центральных событий в жизни Вятской митрополии, история которого уходит корнями вглубь веков и подробно запечатлена в письменных источниках. При этом особую ценность для изучения Великорецкой традиции представляют сообщения о чудесах, как правило, записанные клириками Никольского собора г. Хлынова, в котором пребывал чудотворный образ. Ныне они опубликованы и доступны исследователям [8].

Все это помогло дополнить и скорректировать представления о генезисе Великорецкой традиции, которые могут быть представлены в виде следующих тезисов.

Несмотря на укоренившиеся в общественном сознании представления о том, что чудотворный образ был обретен на реке Великой в 1383 г. и около 1400 г. перенесен в г. Хлынов, подтверждений этим фактам в наиболее древних и заслуживающих уважения источниках обнаружить пока не удалось. В самой «Повести» сказано, что икона была обретена «во дни великих князей», «а в коя лета принесена бысть во град Хлынов… писания не обретохом» [8, С. 244, 246].

Также по-прежнему дискуссионным остается вопрос, имел ли первоначальный образ житийные клейма, или же на Великой реке был обретен только средник с изображением святителя Николая?

Что касается сообщения о том, что в 1522 г., при великом князе Василии Ивановиче и митрополите Варлааме, великорецкий образ был «обложен», т. е. украшен новым окладом [8, С. 244, 246], подтверждения ему, в других источниках, также пока не обнаружено. Равно как сведений о том, где в это время пребывал чудотворный образ – на Великой реке или в Хлынове? Вместе с тем, не вызывает сомнений, что в свое первое путешествие в Москву в феврале 1555 г. чудотворный образ отправился уже из Хлынова и выглядел таким, каким мы привыкли видеть его сегодня.

С вопросом о времени перенесения иконы в Хлынов неразрывно связан вопрос о времени возникновения Великорецкого крестного хода. Точнее – паломничества. Поскольку более шести веков вятчане ходили на Великую реку не организованным крестным ходом, а самостоятельно, небольшими группами. Вплоть до 1989 г., когда, после тридцати лет запрета паломничества, по требованию властей, им пришлось построиться в одну колонну и организованно прийти в Великорецкое. Сначала, из соседнего с. Чудиново, а затем, когда эта практика себя оправдала, из г. Кирова. Ни в начале XX века, ни раньше ничего подобного не было. В том числе потому, в это время в нашем северном краю «один день год кормит», и, пропустив неделю в мае, зимой можно было остаться без хлеба.

Более того, сами хлыновцы на Великую реку всем городом не ходили. Описанная в источниках традиция была другой. Горожане провожали чудотворный образ до реки Вятки, служившей естественной границей города, где с ним прощались, как с самим святителем Николаем. После чего с иконой оставались только священники и «избранные горожане», помогавшие доставить чудотворный образ в с. Великорецкое. До последней четверти XVIII века – по реке, затем по суше, через села Бобинского и Великорецкого станов. Спустя несколько дней, когда икона возвращалась с Великой реки, жители Хлынова снова встречали святыню у с. Филейского и, обойдя крестным ходом город, торжественно вносили ее в Кремль и ставили в Кафедральном соборе, где она пребывала до следующего паломничества.

Таким образом, хлыновцы, за исключением «избранных горожан», икону лишь провожали и встречали. На что была веская причина – именно так было в старину, при первом перенесении чудотворного образа с реки Великой, и именно такую форму почитания святыни сохранила эта традиция. Впрочем, в большем не было необходимости, так как в течение большей части года чудотворная икона пребывала в Хлынове, и его жители всегда могли прибегнуть к помощи святителя, придя в Никольский собор.

Возможно, узнав об этом, кто-то спросит: «А как же древний обет? Разве хлыновцы не обещали ежегодно ходить на Великую реку?». И будет удивлен, услышав: «Нет, не обещали». Точнее, обещали не ходить, а «ездить», о чем в созданном около 1660 г. Музейском списке «Повести о Великорецкой иконе» сказано: «А идеже проявися святая сия икона, обещашася ездити с чюдотворным образом по вся лета непременно, после праздника принесения честных мощей его к недельному дни» [9, Л. 7].

На языке старинных летописцев, «ездить» означает «плавать». Если же учесть, что в те времена реки были, порой, единственными дорогами, а лодки – средством передвижения, то обещание «ездить» можно понимать буквально – приезжать с иконой на то самое место, где она прославилась первыми чудесами.

В свете такого видения этой традиции данное вятчанами обещание представляется обетом не «хождения», а братской любви [10]. На что указывает рассказ о перенесении чудотворного образа, из которого мы узнаем, что ни служившему на Великой реке священнику, ни его собратьям из Хлынова не удалось сдвинуть икону с места. До тех пор пока жители Великой реки, которым была дана эта святыня, добровольно и соборно не согласились уступить ее хлыновцам в обмен на обещание ежегодно приносить икону на «прежнее чудотворное место». Как именно доставлять святой образ – на лодках или пешком – было не важно. Главное, помнить о тех, кому эта икона была дана – Великорецких жителях, и видеть в них своих братьев и сестер.

Вскоре после возвращения чудотворного образа из Москвы сложилась традиция его путешествий в вятские города Слободской и Шестаков, Орлов и Котельнич, из которых икона неизменно возвращалась в Хлынов. Подобно тому, как сами хлыновцы ежегодно приносили ее на Великую реку. Это способствовало более широкому почитанию святыни вятчанами, а также возвышению Хлынова и превращению его в столицу Православной Вятки. Тем не менее, традиция паломничества на «прежнее чудотворное место» не пресеклась, и икону не стали именовать «Хлыновской», она так и осталась «Великорецкой». Что свидетельствует о верности жителей Хлынова обещанию своих предков и пониманию его как «обета братолюбия».

Вплоть до начала XVIII века, когда умножившееся числом паломничество, образно говоря, «вышло из воды на сушу» и превратилось из плавания относительно небольшой группы священников и «избранных горожан» в «хождением со множеством народа» [11, Л. 77об.], как об этом сказано в «Повести о стране Вятской». Тогда же, в соответствии с новой реальностью, были отредактированы древние списки «Повести о Великорецкой иконе», в которых вместо обещания «ездити» появилось «ходити», а также был отредактирован рассказ о чуде 1551 г., чтобы побудить вятчан более усердно исполнять обет хождения на реку Великую, который в том году они будто бы дерзнули нарушить, за что поплатились морозами, неожиданно ударившими в начале лета и чуть было не погубившими все посевы [12]. Примечательно, что в более древних списках «Повести» эта история пересказана иначе, не столь нравоучительно и сурово.

Окончательно понимание Великорецкого обета, как обета хождения, закрепилось в годы советской власти, когда паломничество совершалось в атмосфере гонений, а в 1959 г. было и вовсе запрещено. В этой ситуации для всех, кто решался принять в нем участие, главным смыслом стало «пойти и дойти», несмотря на все препятствия, которые чинила власть. Когда же в 1989 г. пробил час его возрождения, то, по воле тех же властей, опасавшихся разного рода эксцессов и нестроений, это удалось сделать в единственно возможной на тот момент форме организованного шествия – крестного хода. Многодневного и многотрудного, полного множества испытаний, которые заставляли паломников – особенно, горожан, не всегда готовых к такого рода путешествиям – из всех смыслов паломничества сосредоточиться именно на «хождении». Что нашло особенно яркое воплощение в талантливом и искреннем фильме режиссера Марины Дохматской «Обет», рисующем впечатляющие картины многолюдного шествия на Великую реку во исполнение древнего обета, данного предками вятчан.

Начиная с буклета «Великорецкому крестному ходу 600 лет», увидевшему свет в 2000 г. и, фактически, в течение двух десятилетий, которые, образно говоря, можно было бы назвать «временем очарования» великорецкой традицией, все посвященные ей книги и буклеты, статьи и телерепортажи, стремились ее представить, исключительно, в форме крестного хода. Причем «самого» – самого древнего, протяженного, многолюдного и многотрудного. Перенося реалии сегодняшнего дня на седую древность и потому, вольно или невольно, допуская искажение исторической правды.

Тем не менее, обет братолюбия забыт не был, и все это время, год за годом, подобно маленькому ручейку пробивал себе дорогу, возвращая участников паломничества к его более глубоким смыслам. Чему, в первую очередь, способствовало само участие вятчан в крестном ходе, невозможное без братолюбия и смирения, обесценивающих любые пафосные речи и мифы.

Другим важным направлением стало изучение Великорецкой традиции, важными вехами в котором стал выход в 2008 г. коллективной монографии «Великорецкая икона Святителя Николая: История и современность» [13], посвященной 625-летию святыни и отмеченной Всероссийской премией «Просвещение через книгу», а также находка в 2010 г. в Российском государственном архиве древних актов Музейского списка «Повести о Великорецкой иконе» [9], его публикация и изучение [14].

Другой важной вехой стала статья протоиерея Андрея Дудина, вышедшая в 2014 г. под неожиданным и даже провокационным заголовком «Великорецкому крестному ходу 25 лет», в которой автор, многолетний организатор шествия, обобщив путь длиной в четверть века, в итоге, пришел к выводу о том, что «появление в 1989 г. Чудиновского крестного хода в корне изменило всю многовековую традицию Великорецкого паломничества», привнеся в нее «совершенно новую форму, которую мы сегодня знаем как Великорецкий крестный ход».

Можно предположить, что своего пика новая форма Великорецкого паломничества достигла в 2017 г., когда в дни торжеств место явления чудотворного образа посетил Предстоятель Русской Православной Церкви Святейший Патриарх Московский и всея Руси Кирилл и совершил Божественную литургию в храме на реке Великой. Если до этого времени число паломников росло, едва ли, не в геометрической прогрессии, то с этого времени этот рост замедлился, а затем и вовсе пошел на убыль. Чему, среди прочего, способствовала пандемия коронавируса, по причине которой в 2020 г. крестный ход официально не проводился, но священники с «избранными горожанами» доставляли почитаемый образ в села расположенные на маршруте крестного хода, чтобы их жители могли поклониться святыне.

В общих чертах, это соответствовало бытовавшей в старину традиции проводов и встречи чудотворной иконы, а также способствовало возрождению изначального смысла Великорецкого обета, как обета не «хождения», а «братолюбия». И хотя, после окончания пандемии, число паломников снова умножилось, этот важный опыт не был забыт и по-прежнему животворит Великорецкую традицию.

Подводя итог краткому обзору новаций в изучении наиболее древних традиций православной Вятки, следует заметить, что сам факт их возрождения и динамичного развития убедительно свидетельствует об их актуальности и востребованности в наши дни, по милости Божией, отмеченные интересом к церковной жизни. Что вдохновляет всех, кому дорог Вятский край и его святыни.

Список источников:

1. Уо Д. К. История одной книги. Вятка и «не-современность» в русской культуре Петровского времени. СПб.: Дмитрий Буланин, 2003. 394 с.

2. Мусихин А. Л. Вятка: символы и смыслы: в 2 т. Т. 1. 2. Н. Новгород: «Кварц», 2019. 800 с. ил.

3. Балыбердин А. Битва за Вятку. Град Болван. 24 июля 1181 года // Обретение святых – 2013: сборник мат-лов V Межрег. церк.-науч. конф., г. Киров, 14 октября 2012 г. Киров: Лобань, 2013. С. 27—54.

4. Балыбердин А. Откуда в вятских летописцах 1174 год? // Обретение святых – 2021: сборник мат-лов XIII Межрег. церк.-науч. конф., г. Киров [Вятка], 16 октября 2021 г. Киров: «Лобань», 2022. C. 3—15.

5. Балыбердин А. Начало Страны Вятской. Киров [Вятка], Лобань, 2021. 58 С.

6. Мусихин А. Л. «Летописец старых лет» – памятник русского летописания второй половины XVII века: изучение на современном этапе // Вестник Удмуртского университета. 2013. Вып. 1. С. 19—20.

7. Верещагин А. С. Послесловие к Повести // Труды ВУАК, 1905. Вып. III. Отд. 2.

8. Повесть о Великорецкой иконе и чудеса за 1551—1647 гг. // Обретение святых – 2014: сборник мат-лов VI Межрег. церк.-науч. конф., г. Киров [Вятка], 18—19 октября 2014 г. Киров: «Лобань», 2015. С. 243—280.

9. Повесть о явлении чудотворного образа Великорецкого Николы архиепископа Мерликийского (№403, Маз.). Рукопись 17 века. РГАДА. Ф. 196. Оп. 1. Д. 403.

10. Балыбердин А., прот. Обет братолюбия // Обретение святых – 2018: сборник мат-лов X Межрег. церк.-науч. конф., г. Киров [Вятка], 14 октября 2018 г. Киров: «Лобань», 2019. C. 209—215.

11. «Повесть о стране Вятской» по Герольдмейстерскому списку 1725 г. РГИА. Ф. 1343. Оп. 15. Д. 377.

12. Балыбердин А., прот. «Повесть о Великорецкой иконе» из собрания РГАДА. Изучение продолжается //Обретение святых – 2011: сборник материалов III Межрег. церк.-науч. конф., г. Киров [Вятка], г. Киров: «Лобань», 2012. C. 40—50.

13. Великорецкая икона Святителя Николая: История и современность. Вятка: Буквица, 2008. 302 с.

14. Балыбердин А., прот. Музейский список «Повести о Великорецкой иконе» – новый источник по истории Великорецкой традиции // Обретение святых – 2014: сборник материалов VI Межрег. церк.-науч. конф., г. Киров [Вятка], 18—19 октября 2014 г. Киров, 2015. С. 14—27.

15. Дудин А., прот. Великорецкому крестному ходу 25 лет // Обретение святых – 2014: сборник материалов VI Межрег. церк.-науч. конф., г. Киров [Вятка], 18—19 октября 2014 г. Киров: «Лобань», 2015. С. 12.