Текст книги "Акценты. Книга о самом дорогом"

В противовес этому, набирало силу другое отношение к крестному ходу, которое талантливому режиссеру Марине Дохматской удалось отразить в документальном фильме «Обет».

Как известно, у кино – свои приемы и задачи, одна из которых заключается в том, что оно обязательно должно произвести впечатление, поразить зрителя. В данном случае «оружием массового поражения» было избрано само Великорецкое паломничество: самое древнее из ныне существующих – ему более 600 лет, самое массовое – насчитывающее десятки тысяч паломников, самое продолжительное – более 150 километров пути, самое многострадальное – в 1959 году его закрывали на всесоюзном уровне и одно из самых известных в России.

На экране мы видели все тоже «самое-самое». Уставшие от столичной суеты москвичи целыми вагонами с рюкзаками высаживались на кировском вокзале. Бесконечная колонна паломников переходила реку Вятку по мосту, над которым парил вертолет съемочной группы. Пожилая паломница вспоминала, как в былые годы плохие милиционеры шныряли по лугам и лесам и отлавливали хороших паломников. Губернатор – коммунист дарил церкви колокола. Внимающий ему настоятель многозначительно молчал. Американский профессор увлеченно размышлял о русской соборности. Паломники наперебой рассказывали о чудесах и о том, что уже начали считать дни до нового паломничества. В итоге в душе зрителя рождалось, крепло и под конец фильма вырывалось из груди: «И я тоже хочу! Я должен попробовать!». Благодаря чему в крестный ход каждый год вливалось несколько тысяч новых участников.

Мне запомнилась встреча, которая произошла во время юбилейного паломничества 2000 года и довольно точно передает настроение тех лет. Утром второго дня пути за Бобинским волоком на подходе к селу Загарье в колонне паломников мне попалась на глаза группа школьников, на вид пятиклассников. После большого перехода и бессонной ночи дети сильно устали и понуро брели по полевой дороге, окутанной промозглым, сырым туманом.

– Как вы здесь оказались? – поинтересовался я.

– Учительница предложила, родители согласились, вот мы и пошли, – был ответ.

– Где же вы ночевали?

– Нас одна бабушка пустила на сеновал.

– А родители с вами идут?

– Только классный руководитель Мария Ивановна.

Дети показали на девушку лет двадцати с огромным рюкзаком за спиной, который едва ли не перевешивал ее назад. Бедная Мария Ивановна, а точнее просто Маша, стояла, чуть покачиваясь от усталости, и только улыбалась в ответ. Не в силах объяснить, как все это произошло, и предугадать, что с ними будет через час пути.

– А не боитесь? Путь-то дальний! – не унимался я.

– Нет! Не боимся, – отвечали школьники. – Мы уже не раз ходили в поход. И на этот раз дойдем!

Понимали ли дети, чем паломничество отличается от обычного похода, а их учительница, какую ответственность взяла на себя? Этого я не знаю. В конце концов, молодожены, как правило, также мало что знают о семейной жизни, однако это не повод не вступать в брак. Не войдя в воду, плавать не научишься.

Так на рубеже веков тысячи людей захотели принять участие в Великорецком паломничестве, и не нам судить, какими путями Господь привел их на святое место. Однако мало создать семью, надо ее сохранить. Мало креститься, надо жить церковной жизнью. Мало пойти в крестный ход, надо научиться в него ходить. Причем делать это осознанно, в здравом уме и твердой памяти, стремясь, чтобы твой ход был крестным не только на словах, но и на деле.

Вскоре стало очевидно, что идея паломничества, как исполнения обета, данного вятчанами при перенесении чудотворной иконы в Хлынов (Вятку, Киров), не может исчерпать всех его смыслов. Обет был дан хлыновцами, но на реку Великую шли не только они. В 2000 году по благословению патриарха Алексия II Великорецкий ход стал Всероссийским. После чего с каждым годом число иногородних паломников стало расти в геометрической прогрессии. Словно, каждый, вернувшись домой, брал за руку двоих и вел за собой.

Областные власти всячески поощряли эту тенденцию, поэтично называя Великорецкий крестный ход «визитной карточкой Кировской области». Затем в кулуарах стало звучать слово «бренд». При этом его планку приходилось с каждым годом поднимать все выше и выше, изыскивая все больше средств для того, чтобы принять, разместить и прокормить растущую армию паломников, обеспечить их безопасность, медицинское обслуживание и т. д.

Впрочем, к хорошему привыкается быстро. Поэтому, получив бесплатную кашу и хлеб, некоторые паломники роптали: «А где компот? В прошлом году был. Почему не наливаете?». Как в известном фильме про тунеядца Федю. Слышать это было горько и хотелось в ответ сказать: «Пожалуйста, определитесь, что это – турпоход или паломничество, обед или обет?». Однако с обетом тоже было непросто.

Во-первых, потому, что даже священники не верили в то, что когда-то хлыновцы не смогли сдвинуть чудотворный образ с места, пока не пообещали ежегодно приносить его на святое место. А раз никакого чуда не было, то не было и обета, без которого общий Смысл паломничества распадается на тысячи индивидуальных смыслов, которых у каждого паломника целый рюкзак за плечами.

Во-вторых, во всем этом было нечто такое, с чем сердце не могло согласиться. Особенно с рассказом о том, как однажды хлыновцы не пошли на реку Великую, и тут же были наказаны морозами, внезапно ударившими в начале июня и едва не погубившими все посевы. Означало ли это, что, если в наши дни они не пойдут в крестный ход, Бог разрушит их бизнес, уволит с работы, пошлет плохого начальника, болезни или другие несчастья? Да и хорошо ли представлять Бога настолько мелочным и мстительным?

Тогда ответить на эти вопросы я не мог. Мысли, как пчелы, роились в моей голове, и по мере приближения к Великорецкому смысл паломничества все больше ускользал и дробился на тысячи маленьких смыслов. В итоге я вернулся к тому, с чего начал – просто надо пойти и дойти! Когда же это было исполнено, и я снова без единой мозоли возвратился домой, то неожиданно понял, что больше в крестный ход не пойду, так как не вижу в этом смысла.

Сегодня я понимаю, что это было ошибкой, о причинах которой отец Александр Шмеман писал: «В наше время в центре религиозной жизни стоит не истина, а религиозное чувство. Оно, а не истина признается главной ценностью, по которой мерится все. И в церковной жизни, и в богослужении все расценивается в зависимости от того, что „я“ хочу получить от них, что „мне“ представляется существенным, что „я“ люблю в них».

Добавлю, что, когда мы этого не получаем, то часто «с водой также выплескиваем ребенка» – перестаем ходить в церковь, исповедоваться и причащаться, жить церковной жизнью. Словно говорим себе: «Это не работает, и потому тратить время на это не надо, лучше попробовать что-то другое». Однако со временем «другое» также надоедает и обесценивается. А все потому, что нам была дорога не истина, а религиозное чувство, которое, как и все другие чувства, зависит от гормонов, а они не вечны. Поэтому все, что нас волновало со временем выдыхается и перестает вдохновлять.

Также произошло со мной. Подобно тому, как мотылек из темноты стремится к свету, четыре года подряд я рвался на Великую реку, и вдруг этот свет погас, и я опустил крылья. Конечно, в глубине души я понимал, что это вовсе не крестный ход утратил Богом данный ему Смысл, но рухнули, обесценились, исчерпали себя мои фантазии. Понимал, но прорваться сквозь эти фантазии к подлинному смыслу паломничества мне еще не хватало ни знаний, ни сил, ни опыта. Для этого необходимо было не только время, но нечто большее.

Прошло десять лет, прежде чем, я дерзнул вернуться к этой теме. Все это время в крестный ход я не ходил, но со стороны внимательно наблюдал, что с ним происходит.

Внешне все выглядело вполне благополучно. Число крестоходцев с каждым годом увеличивалось и в итоге достигло 40 тысяч человек. Теперь на реке Великой их встречал уже не приход, а мужской монастырь во главе с игуменом Тихоном, некогда водившим паломников. Братия монастыря при участии областных властей трудилась над восстановлением Великорецких храмов. Сменились три губернатора, и каждый из них в меру сил этому помогал.

В ноябре 2008 года Великорецкая икона в третий раз посетила Москву. Специально к этому визиту епархия издала большую книгу, которая обобщила все, что на тот момент было известно о святыне и крестном ходе. Отныне не только летом, но в течение всего года на реке Великой можно было встретить паломников, география которых ширилась с каждым годом.

Все это радовало, но заданных выше вопросов не отменяло. Напротив, с каждым годом нарастало ощущение, что проблемы усугубляются, и даже принятие Устава Великорецкого крестного хода не помогло их разрешить. Потому что для этого требовалось не столько грамотное администрирование, сколько богословское осмысление крестного хода, а этого как раз и не было. Казалось, единственное, что всех волновало – сколько человек в новом году собирается отправиться на Великую реку, и что собираются придумать организаторы для того, чтобы облегчить их путь?

Главные вопросы все также оставались без ответов, и в отсутствие их крестный ход неизбежно сбивался с пути. Уже невооруженным взглядом было заметно, что значительная часть крестоходцев никак не связывает свой путь со святыней.

Как-то раз, поздним вечером, я шел берегом реки Великой и в сгустившемся тумане буквально наткнулся на чудотворный образ, который лежал на аналое посредине поляны, и рядом не было ни души! На следующий день возле святого источника собрались тысячи людей. ОМОН еле сдерживал ликующее людское море.

Однако, приглядевшись, можно было заметить, что причиной ликования была не сама икона, а падающие на лица паломников капли святой воды, яркое солнце, общая восторженная атмосфера и т. д. и т. п. По окончании шествия икону снова возложили на аналой, праздник закончился, и люди вскоре разошлись, снова оставив святыню одну на опустевшей поляне.

Не только в Великорецком, но даже в Никольской надвратной церкви Трифонова монастыря, где сегодня пребывает список с чудотворной иконы, в течение года к нему не выстраивается очередь. О чем протоиерей Андрей Дудин однажды заметил: «Наши отцы, в том числе те, что каждый год идут крестным ходом, везут прихожан за тысячи километров в Дивеево, Оптину, Лавру, сами едут в Бари и на Афон, но почему-то не к Великорецкой иконе. Почему бы не привезти и не послужить перед святыней? А мы еще удивляемся, почему Господь отнял чудотворный образ! Потому и отнял, что мы к нему равнодушны».

Может сказано слишком резко? Однако проверьте себя и, для начала, попробуйте вспомнить, сколько житийных клейм имеет Великорецкая икона и каким страницам жития святителя Николая они посвящены? Вспомнили? Было непросто? А ведь Вы, наверняка, не раз прикладывались к ней в крестном ходе.

Возможно, кто-то спросит: «Я не искусствовед. Зачем мне это знать?». На что я отвечу: «Однако, если вы верите, что обретение этой иконы совершилось по воле Божьей, значит, подобная программа была дана ей неслучайно и, следовательно, не может не иметь отношения к крестному ходу».

Какой в этом смысл? Ответ впереди, а пока, положа руку на сердце, согласимся с тем, что в современном паломничестве чудотворная икона занимает куда более скромное место, чем все «ахи» и «вздохи» по поводу того, «как здорово, что все мы здесь сегодня собрались».

Складывается впечатление, что для значительной части паломников именно это и является главным смыслом Великорецких торжеств. «Хорошо нам здесь быть!» (Лк. 9:33). Действительно, в Великорецком очень хорошо. Величие праздника, возвышенный строй богослужения, красота природы, вдохновленные лица людей, всеобщее ликование – все это не может не тронуть сердце. Неслучайно, для многих путь в Церковь начался с посещения святого места, в чем нет ничего плохого. Главное, чтобы за этими восторгами не терялся Смысл традиции. Иначе бывают случаи – и смех, и грех.

Например, накануне крестного хода в епархиальном управлении раздается звонок из Москвы. Звонят из туристического агентства, интересуются крестным ходом. Оказывается, уже в течение нескольких лет это агентство «продает путевки» в Великорецкий крестный ход – бронирует для москвичей билеты на кировский поезд, помогает собраться в дорогу, страхует от укусов клещей и т. д. Что, действительно, необходимо, и мы этой помощи рады.

– У вас такой замечательный праздник! – говорит девушка на другом конце телефона. – И ваш крестный ход также всем очень нравится. Раннее лето, нетронутая природа, а как птицы утром поют! Так романтично! Я сама в прошлом году ходила, и многие знакомые тоже засобирались. Так, вот, некоторые спрашивают, где там можно байдарки оставить?

– Не понял, – удивляюсь я, ошеломленный таким вопросом. – Какие байдарки?

– Дело в том, – ничуть не смутившись, продолжает агент, – что наши клиенты хотят побывать на празднике, а затем спуститься по реке на байдарках.

– Может, им в какие-то другие дни поплавать? – робко спрашиваю я.

– Я все понимаю, – не уступает агент. – Но Вы наших клиентов тоже поймите – путевка у них одна, а им хочется и крестным ходом пройти, и на празднике побывать, и на байдарках поплавать, и рыбы наловить. Там ведь есть рыба?

Сижу и молчу, а сам думаю: «Может, все же не надо туристическим агентствам продавать такие путевки? Чтобы паломники шли в крестный ход не за рыбой и необычными впечатлениями, а за чем-то другим».

Или другой случай. Знакомая паломница рассказала, как несколько лет назад крестным ходом шла группа молодых мужчин… с футбольным мячом. Идущие рядом удивлялись: «А мяч-то вам зачем?». Но те лишь улыбались и ничего не отвечали. Наконец, на одном из привалов, заметив подходящую поляну, мужчины не выдержали, соорудили спортивную площадку, достали мяч и устроили футбольный матч, крикнув в спину уходящим паломникам: «Вы идите, а мы вас догоним!». Опытные крестоходцы пытались их остановить, но тщетно. Закончилось все тем, что, закончив игру, футболисты бросились догонять паломников и заблудились. В итоге через несколько переходов, им все же удалось воссоединиться с колонной, но в футбол в пути больше они уже не играли.

О том, что стремление объединить в крестном ходе «все и вся» должно иметь разумные пределы, говорит история, которой я лично стал свидетелем в 1998 году. В тот год мы впервые шли с новым провожатым, и он в поле свернул не на ту тропинку, а за ним еще несколько тысяч человек. Шли, шли и зашли в болото. Священники остановили колонну и предложили несколько минут отдохнуть, пока удастся найти нужный путь. Присели и мы.

Вдруг слышу, как рядом зазвучала английская речь. Это разговаривали два американских журналиста, приехавших за русской экзотикой и уже весьма измотанных. Я прислушался и не смог сдержать улыбки.

Помнится, один из них спрашивал:

– Не пойму, если они ходят на эту реку уже шестьсот лет, то почему не знают дороги? Почему нет указателей и, вообще, никакого сервиса – кафе, телефонов, гостиниц?

– Думаю, что они, – ответил второй гость и кивнул на присевших отдохнуть священников, – специально завели колонну в болото, чтобы усилить наши страдания.

Коллега понимающе кивнул головой.

– Однако время уже позднее. Солнце скоро сядет. Пора бы им поторопиться и вывести нас из леса!

Дорогу мы, конечно, нашли, с небольшим опозданием пришли в Монастырское и затем в пути не раз подтрунивали над заморскими гостями. Хотя в чем-то они, в самом деле, правы. Ведь, если всем налево и направо рассказываешь о том, как давно ходишь на Великую реку, дорогу знать обязан.

Возможно, кто-то скажет, что все это характерно для начинающих паломников. Однако это не означает, что на пути у крестоходцев со стажем нет искушений.

По сути, у всех паломников искушение одно и тоже: быть в крестном ходе и, одновременно, оказаться вне его – в турпоходе или многодневном марафоне, на народном празднике или баррикадах, на дружеском пикнике или слете единомышленников с целью «пойти и дойти», «преодолеть себя», «пережить незабываемые моменты», «приобрести яркие впечатления», «сделать классные фотки», «познакомиться с будущим мужем или женой», «доказать национальную идентичность» и т. д.

Вся эта разноголосица смыслов известна мне не понаслышке. Как правило, у простака они проще, а у образованного человека на порядок сложнее. При этом не надо думать, что с завершением пути битва за твою душу заканчивается. Ничуть! Напротив, именно тогда и разгорается главный бой.

Причем это происходит не сразу. Не тогда, когда ты под праздничный звон колоколов вместе входишь в Великорецкий град или возвращаешься в родной город. В эти минуты на тебя камнем наваливается усталость, и тобой овладевает желание поскорее снять рюкзак и просто посидеть, полежать, отдохнуть, поспать. Однако тот, против кого ты сражался, никуда не исчез, и, если он не смог справиться с тобой в открытом бою, то непременно попробует сделать это снова. Потому что, на самом деле, твой крестный ход не окончен.

Проходит день или два. Силы восстанавливаются, и ты начинаешь все чаще в мыслях возвращаться к пройденному пути, считая его не просто завершенным, а достойно завершенным.

Оружие, которым в эти минуты могут сражены многие, в том числе опытные паломники – самая обыкновенная лесть, цель которой – родить горделивое чувство победителя, одолевшего все трудности пути. Как известно, гордость – мать всех пороков и поэтому проявляться может по-разному. Перечислять их нет необходимости. Важно понять главную цель – оскудение любви. Поскольку, оказавшись в плену у собственного религиозного чувства и подсев на него как на наркотик, ты неизбежно становишься невнимательным к другим людям.

Помню, как несколько лет назад в день проводов крестного хода ко мне подошел мужчина в одежде паломника с фотоаппаратом в руках. Мы оба ждали тот волнующий момент, когда крестный ход, повернув на улицу Казанскую, начнет подниматься к Спасскому собору. Снимок обещал быть удачным. Ярко светило солнце, и вообще погода была на редкость праздничная. Видимо, от избытка чувств мужчина обратился ко мне с такими словами:

– Сегодня иду в крестный ход. Как хорошо! В прошлом году мы ходили вместе с женой, и она всю дорогу ныла. Так толком и не помолился. В этом году жена снова просилась пойти, но я твердо решил, что пойду один и наконец-то помолюсь! Как думаете, каким будет этот ход?

Возможно, мужчина спрашивал про погоду, но я неожиданно для самого себя ответил:

– Думаю, что Ваш крестный ход был в прошлом году, когда Вы шли вместе с женой. А сейчас для Вас будет просто поход за молитвенными переживаниями.

Мужчина был явно озадачен таким ответом и уже не так весело спросил:

– Что же мне делать?

– Постарайтесь меньше думать о себе. Вспомните тех, кому особенно нужна Ваша помощь и помолитесь о них. Словом, идите не для себя.

Не знаю, запомнил ли паломник эту встречу, но я запомнил. Не то, что бы она переменила мое отношение к крестному ходу, но мало-помалу я стал понимать, что верное понимание паломничества не может быть основано исключительно на личных переживаниях и планах. Есть некий объективный смысл, который дан свыше, и ты должен прорваться к нему. Должен научиться не путать его с яичницей из собственных мыслей и желаний. Что для этого необходимо?

Прежде всего, надо оторвать взгляд от «себя любимого» – своих переживаний и своих ног; дороги, по которой идешь; километров, которые предстоит пройти. Надо поднять глаза и постараться увидеть не себя – героя и не многотысячную колонну паломников, а людей, у каждого из которых свой путь. И потому, для начала, научиться не приставать ко всем с вопросом, идут ли они в крестный ход? Ведь у каждого для этого есть свои причины, и никто не обязан ничего тебе объяснять и тем более оправдываться за свое решение.

Тогда к тебе придет понимание того, что главный дар крестного хода – не твои восторги и переживания, а люди, которые идут рядом и, возможно, нуждаются в твоей помощи. В свете этого весь твой путь зазвучит по-другому, и даже помощь областных властей наполнится подлинно христианской заботой о людях.

Только так, оторвав взгляд от себя, можно заметить чудотворный образ Святителя Николая, идущий впереди колонны паломников. Мы настолько привыкли под словом «образ» разуметь икону, что забыли его другое, более глубокое значение, созвучное словам «образец» и «образование».

Вглядитесь в клейма Великорецкой иконы, которые раскрывают образ святителя Николая и, прежде всего, его великое милосердие к ближним – вот он является во сне царю Константину, повелевая освободить из темницы невинных воевод; спасает Димитрия со дна моря; помогает морякам не погибнуть в буре; избавляет от казни трех оклеветанных граждан; возвращает отцу пропавшего сына.

Также ярко и убедительно добродетели святителя раскрываются в акафисте, в основу которого положено его житие, что роднит акафист с житийной иконой. С той разницей, что он рассказывает о святом не красками, а возвышенным языком поэзии. Даже, когда чудотворная икона ушла далеко вперед, благодаря акафисту она рядом, и мы можем видеть духовными очами самого святителя Николая.

Сопоставив акафист и икону, нетрудно заметить, что из всех подвигов Мирликийского чудотворца неведомый автор иконы избрал те, что научают братолюбию. Причем было это в те времена, когда предки вятчан без устали грабили соседние земли, за что заслужили от современников название «жестокосердных». Именно тогда Господь послал им чудотворный Великорецкий образ, научающий их братолюбию, любви к Богу и ближнему. Которым сам святитель Николай научился у Христа, подражая Его кротости и милосердию.