Текст книги "Страна Арманьяк. Дракон Золотого Руна"

Глава 9

– Вам, барон ван Гуттен, мы поручаем немедля отбыть в Гент, где и приступить к формированию роты по указанным нами штатам… – Карл положил на стол запечатанный свиток. – Сим дано указание должностным лицам Отеля всячески вам в том способствовать. А также с сего дня рота будет именоваться ротой имени Святого Иеремии. Отдельное подразделение стрелков и спитцеров тела также остается под вашим командованием.

В зале пронесся легкий гул. Дворяне, присутствующие на Большом совете, вскочили и разразились одобрительными выкриками, а некоторые даже стали рукоплескать. Тьфу, лизоблюды…

Я встал, поклонился герцогу и коротко сказал:

– Сир, я оправдаю ваше доверие.

Право дело, большего сказать не могу. А если и смогу, то за подобные слова можно и в опалу с лишением чести отправиться. Какого хрена, мать вашу, ваша светлость? Куда, на хрен, мне отправляться? Вчера, в приватной беседе, речь шла совсем не о том. В Гент с моей ротой должен был отправиться Тук, где и заняться наймом, а затем обучением всяких нетитулованных и титулованных дворянчиков, не желающих прозябать в своих чахлых вотчинах и способных к военной карьере. А попутно людишек и вовсе не дворянского чину, под их начало. Что за нахрен? Совсем Карлуша памяти лишился?

Карл важно мне кивнул и торжественно сказал:

– Мы знаем о том, барон ван Гуттен. Предписываем отправиться немедленно…

Вдруг откуда-то снизу раздался скрипучий пронзительный голос:

– Это ты правильно сказал, дружок. Поторопи его, поторопи… а то он медленный очень – опять же, с поля боя последним сбежал. Хотя да… за твоими вояками разве успеешь?

– Заткнитесь, монсеньор: не видите, мы государственными делами занимаемся? – Карл легкой улыбкой встретил появившегося из-под громадного стола с расстеленной на нем картой щуплого, остроносого и лопоухого человечка в бело-синей помятой ливрее.

– Да ладно тебе, дружок… – Человечек изобразил шутовской поклон и повалил сразу две древних китайских вазы. – Одобряю, дружок, одобряю. А то какой баннерет без баннеры? Так, одно название… Хотя у тебя все такие. Я про пустое место. Но какого дьявола ты его отправляешь в Гент?

– А куда мне его отправлять, Монсеньор? – изобразил внимание Карл.

– Куда? – Человечек выудил шутовской колпак с золотыми колокольчиками и, отряхнув его от соломы, напялил набекрень на голову. – Мог бы и догадаться. Назад, к твоим друзьям-швисам. Там на поле столько осталось лежать, что он не на одну баннеру наберет. А с козопасами барон договорится. В крайнем случае опять по башке получит али по чему еще, так то и не страшно…

Забавная картинка. Стороннему наблюдателю может показаться, что этого тщедушного человечка сейчас посадят на кол, попутно заживо изжарив и четвертовав. Но нет. Пред вами, собственной персоной, любимый шут герцога: Ле Гранье по прозвищу Монсеньор. Ему и не такое с рук сходит. Хотя и поговаривают, что Карл его нешуточно поколачивает. Но я не верю. От бессилия наговаривают. Ле Гранье – великого ума человечек. Ума неимоверно ехидного и насмешливого. Порой с ним сам себя дураком чувствуешь, при всей очевидности обратного. Придворные от его гадких шуточек волком воют, а сделать ничего не могут. Обижаться на шута есть великий моветон. Чем эта скотина и пользуется. И меня, сволочь, не обходит…

Герцог слегка нахмурился:

– Знаешь что, Монсеньор? Мне пришла в голову одна великолепная мысль. Барон, я разрешаю вам его вздуть. Право дело, у меня рука не поднимается. Будьте добры, исполните за меня эту процедуру.

– С великим удовольствием, сир. Я сейчас прикажу стрелкам утащить его ко мне в шатер. Или проследуете сами, Монсеньор? – Я изобразил приглашающий жест перед шутом.

– Ладно, ладно… – Шут гордо потряс кулачком. – Кто кого еще вздует…

А потом неожиданно юркнул под стол, проскочил под ним и сбежал из зала.

– Вот же каналья! – Герцог весело рассмеялся. – Ну и пусть его. Так о чем я? Ну да… барон, вы можете отправляться. Я уже дал казначею соответствующие указания. И помните, мы надеемся на вас.

Да иду уже, иду…

– Вот что за хрень? – Я в сердцах выругался, тронув Родена с места. – Совсем ни хрена не понимаю…

Гент? А поручение Антуана? А мои личные дела? А отпуск? Вместо этого – совершеннейшей хренью заниматься. А Тук на что? Я же ничего не успею! Твою же кобылу в дышло! Соседку в задний привод! Тысяча чертей! Ад и преисподняя! Мля, сейчас зарублю кого-нибудь! На хрена мне это баннеретство?!

Всю дорогу до расположения матерился. Потом образцово-показательно всыпал личному составу. Развели бардак, понимаешь… Ворвался в шатер и уже совсем собрался наорать на первого подвернувшегося под руку пажа, как заметил в своем кресле шута.

– Вина прикажите подать, барон, – совершенно серьезно заявил Ле Гранье, – а потом удалите всех и потрудитесь выставить возле шатра караул.

– И как это понимать?

– Как есть, так и понимайте. Разговор нам предстоит довольно содержательный, хотя и недолгий…

Иост и Клаус по приказу мгновенно сервировали небольшой столик и стали лично на пост у входа в шатер.

– Итак? – Я разлил вино по кубкам и подал один шуту.

Ле Гранье внимательно посмотрел на меня и вдруг задал вопрос:

– Но почему вы разговариваете со мной столь серьезно? Я же дурак!

Шут вскочил и, несколько раз подпрыгнув на месте, совершил манерный поклон.

– А как мне разговаривать с ушами, глазами и языком государя? – ответил я вопросом на вопрос. – Так что действительно хватит валять дурака и перейдем к делу.

– Вы оправдываете мои ожидания, барон… – Ле Гранье серьезно кивнул и добавил: – Или виконт? Или даже граф?

– Не понимаю: о чем вы? – Я сделал вид, что не понял, на что намекает мой собеседник.

М-да… ох и непрост шут. Непрост, зараза. И информирован. Но если судить по одному колоритному персонажу папаши Дюма, то шуты такими и должны быть.

– Не понимаете – и не надо, – легко согласился шут, – это ваше личное дело, и государь вас в ваших желаниях по этому поводу всецело поддерживает. Теперь о деле. Ваше поручение не отменяется: вот письмо, которое предстоит передать посланнику Эдуарда Английского в Кале. Но и в Гент вы тоже отправитесь. Явите себя ко двору, пару деньков покрутитесь, да так, чтобы вас запомнили. Кстати, передадите вот это письмо госпоже Марии Бургундской от нашего государя. Далее ваш лейтенант займется формированием роты, а вы – к себе в баронию, откуда на своем корабле отправитесь уже выполнять поручение. Но при дворе будет озвучено, что вы уехали в Германию по поручению госпожи Марии.

– Для чего столь замысловатые финты?

– Обычные меры предосторожности. Вот от этого письма… – шут провел рукой по футляру, – возможно, очень многое зависит, и некоторые царственные особы тоже очень многое готовы отдать, чтобы узнать, что в нем.

– То есть вы допускаете, что сам факт наличия письма уже известен?

– Боюсь, да… – Шут скорбно кивнул. – Некоторые государи бывают порой очень беспечны. Но если я все правильно рассчитал, ваша поездка должна пройти без эксцессов. В качестве отвлекающего маневра сегодня отправляются еще два гонца, и их отбытие как раз не скрывается. Да, советую не мешкать с отъездом. Некоторые особы…

Ле Гранье неопределенно покачал кубком.

– Вы и об этом знаете, Монсеньор?

– Я знаю всё… Но ладно: с большим удовольствием задержался бы, но меня ждут государственные дела. – Шут тряхнул своим колпаком и рассмеялся. – Кстати, у вас отличные пажи. Не кажется ли вам, что они засиделись в своем статусе? Пора уже провести обряд опоясывания. А пажей найдете еще. Я с удовольствием составлю протекцию одному порядочному, но обделенному судьбой мальчику. И в ответ на вашу любезность попробую прояснить вопрос с вашим недругом.

– Рад буду выполнить вашу просьбу, – я учтиво склонил голову, – но сразу предупреждаю: у меня служба не сахар. Спуску не даю. И у меня будет ответная просьба.

– Это нормально. Главное, что вы по обычаю некоторых наших кондюкто не тащите своих пажей в постель. Что за просьба, барон?

– Напомните при случае государю, что он обещал посвятить в рыцарский сан лейтенанта ван Брескенса. И насчет постели… это про… я правильно вас понял?

– Да, это он… – рассмеялся шут. – Но полноте о греховном. Я пришлю сейчас парнишку. По поводу вашего эскюэ не беспокойтесь. Государь о таких вещах не забывает. А вы не мешкайте: стройте роту и отправляйтесь. Главное, чтобы все видели – вы отбыли вместе со своими людьми. А сейчас – самая пора сыграть некую мизансцену.

Шут пронзительно запричитал и кубарем выкатился из шатра. Я вышел за ним и увидел, как Ле Гранье, прихрамывая на обе ноги и призывая на мою голову все кары господни, улепетывает со всех ног к ставке герцога.

М-да… теперь все будут считать, что я действительно отлупил шута.

– Караульный! Срочно ко мне лейтенанта ван Брескенса и всех сержантов. Бегом выполнять. – Обернулся к пажам. – Что рты открыли? Собираемся. Нас ждут великие дела. И тащите сюда мешок с отобранными мной для замка мечами… Живо, живо…

Для того чтобы роте полностью сняться с места, требуется не менее двух-трех часов. Пожалуй, дам солдатикам отобедать, и только тогда отправимся. Спрятал письма в шкатулку и отдал все указания. Почти сразу же по лагерю пронеслась суматоха, впрочем, четко организованная. Солдатики просто пылали энтузиазмом. Ну да… в тыл отправляться – это не с дикими швейцарцами воевать. Опять же мной были анонсированы выборочные отпуска: жалованье домой доставить, родных проведать да и по случаю кого-нибудь на службу сманить. Тоже немаловажно. Понаблюдал немного и, не найдя к чему придраться, решил пропустить с Логаном и сержантами по кувшинчику сидра под легкие заедки. И обсудить кое-что…

– Предстоит набрать в роту не менее пятисот человек и примерно столько же кутюлье… – Я попробовал сидр и выбрал себе на блюде румяное яблоко. – Жду от вас соображений по этому поводу.

– Баши… прошу прощения, ваша милость: капитан… – Альмейда улыбнулся и провел ладонью по гладко выбритой голове. – Я приведу с собой до сотни аркебузиров. Но это будет не раньше чем через пару месяцев, отсчитывая с сего дня. Путь домой и обратно, к сожалению, не близок. Если встречу в Каталонии своих, то, возможно, и раньше. Но на это надеяться не стоит. Тут еще я переговорил с швабскими кулевринерами… да, с теми, которых мы подобрали. Их командиры почти все полегли, так что они совсем не против к нам присоединиться.

– Как они тебе?

– Швабы – крепкие солдаты. – Альмейда уважительно кивнул. – Но их ручные кулеврины – полный хлам. Перевооружить бы…

– Сколько их?

– В общей сложности после боя осталось почти две сотни. Да нонкомбатантов сотня. Но потом у них буза случилась, и половина ушли. Оставшиеся как раз к нам и просятся.

– Ты объяснил, что с наемничеством придется распрощаться?

– Так по этому поводу буза и случилась. Те, кто остались, согласны, но при условии ежегодного отпуска и еще кой-каких условий.

– В полдень приведи ко мне их старшего…

В процессе разговора с соратниками немного прояснился вопрос с пополнением. Тук и Бользен толковыми советами отметились. По владениям герцога и так словно гребенкой прошлись рекрутеры, так что проблема еще та. Но, думаю, справлюсь. По пути и во Фландрии наберу дворянскую безземельную шелупонь, кои за возможность возвыситься и заработать будут врага зубами грызть. Благо, согласно последнему ордонансу Карла, им уже не требуется представлять приличествующее снаряжение. Пойдут арбалетчиками за милую душу. Сначала десятниками, а там посмотрим. Есть еще наметки. В общем, перспектива есть, и это радует…

Обсудили еще кое-что, а после того как соратники разошлись по делам, Иост привел совсем юного мальчишку. Худенького, невысокого роста и с целой копной непослушных черных вихров. Довольно смазливый, но явно совсем недавно кем-то здорово избит. Подсохшие ссадины на лице, потемневший синяк под глазом. Очень интересно…

– Бастард Луиджи Колонна. – Мальчик с достоинством поклонился и зло добавил: – Непризнанный…

– Откуда ты? И сколько тебе лет?

– Из Пьемонта, ваша милость. Тринадцать на Пасху будет…

– Кто тебя избил?

– Тот, кому я служил раньше…

– Кто он?

– Никола де Монфор, граф де Кампобассо…

– По какой причине? За нерадение?

Мальчишка хотел что-то сказать, но потупился и смолчал.

– Не бойся, Луиджи. Мне ты можешь говорить открыто.

– Принуждал к непотребному, а когда не добился своего, избил и выкинул на улицу… – По щекам мальчика потекли слезы.

Вот как… Раньше я бы сто раз подумал, прежде чем брать на службу бывшего пажа своего врага. Разное бывает, знаете ли. Но за него поручился ле Гранье, что многое значит. И как же мне поступить?

– Откуда ты знаешь господина ле Гранье?

– Он всегда был добр ко мне. Иногда просил для него выполнить некоторые поручения. Ну… разные… Я его знаю уже около года. Когда это случилось… пообещал помочь…

Еще интереснее… А шут, оказывается, имел свои глаза и уши у макаронника. И, думаю, не только у него. А теперь эти «уши» автоматически переходят ко мне. Вот тебе и Монсеньор! Ладно, будь что будет…

– Я принимаю тебя на службу. Принеси мне присягу, Луиджи!..

Присягнув, паренек вдруг упал мне в ноги:

– Ваша милость, молю вас…

– Что еще?

– Мой братик!!!

– Что твой братик? Да встань ты, а то сейчас…

– Милости прошу!!!

Взял его за шиворот и, слегка тряхнув, поставил на ноги.

– Последний раз повторяю: хочешь служить мне – научись говорить кратко и без соплей. Слушаю.

– Ваша милость…

В общем, выяснилось, что у Луиджи есть брат-близнец Пьетро, с которым он и разделил свою незавидную участь. Клятый ломбардец выгнал их обоих. И теперь Луиджи просит за него. Вот что за хрень? Ле Гранье не знал, что у парня есть брат? Да разорви меня тысяча чертей, не поверю. Мог бы сразу сказать: так, мол, и так… ан нет!

– Близнец?

– Да, ваша милость. Молю…

– Заткнись и тащи его сюда…

Однако добрый я слишком. Ну и ладно…

После присяги Клаус увел братиков мыться и переодеваться, а Иост положил передо мной чехол с мечами.

– Осмелюсь поинтересоваться, монсьор…

– Чего тебе? – Я отобрал два почти одинаковых меча и отложил в сторону. Не шедевр, но и не ординарной работы. Оба испанского происхождения – классические эспады. Уже не меч, но еще не шпага. И почти новые, даже ножны имеются. Думал стены в главной зале замка украсить, но и без них другого разного железа хватит. Почитай воз оружия собрал. А эти…

– А зачем вам они? – Иост попытался заглянуть мне в глаза.

– Сейчас узнаешь. Зови своего дружка.

Прав шут. Переходили свой ценз парни. Значит, получат мечи, согласно статусу эскудеро. Хватит им с кинжалами ходить. Логан будет старший, так называемый конюший, и два новоиспеченных. К тому же, надеюсь, Тук скоро станет рыцарем. А то, что Иост – подлого происхождения, мы никому и не скажем. Есть лазейки в средневековом иерархическом праве. Хорст подсказал.

Надо ли говорить о последовавшей после обряда реакции? Чуть ли не плясали новоиспеченные эскудеро. Но рано радуетесь, щенки, жизнь ваша легче не станет. Половина пажеских обязанностей на вас так и осталась, разве что мои шоссы теперь Луиджи с Пьетро стирать будут. Да, тиран и деспот. И ужасно нравится таковым выглядеть. Вернее, прикидываться, маскируя свою доброту.

Затем явился выборный от швабских кулевринеров. Им, к моему удивлению, оказался лишенный рыцарского сана из-за недостаточного «финансового благополучия» вполне такой… нет, вы только вслушайтесь!.. юнкер Отто фон Штирлиц.

У дойчей довольно много лишней мороки с обретением рыцарского сана. Молодой немецкий дворянин имеет несколько возможностей пройти долгожданный обряд посвящения: принять участие в коронационной поездке императора в Рим, отправиться в Крестовый поход или просто военную экспедицию против еретиков-гуситов в Богемию, сарацин – в Испанию, турок – в Венгрию… наконец, совершить паломничество в Святую землю. Согласитесь, эти мероприятия требуют довольно больших расходов, если не сказать больше. Да и головушку свою можно сложить с большей степенью вероятности. Отто даже заложил свои родовые земли, но к гробу Господню скатался. Рыцарство обрел, впрочем, ненадолго. После путешествия финансовые дела пошли из рук вон плохо, совсем обнищал шваб и не смог подтвердить в рыцарском союзе, где состоял, свой статус. Думаю, кроме бедности, есть на то еще иные причины, но фон Штирлиц, естественно, о них не упомянул. А мне дела нет допытываться. Кстати, союз называется Братство Осла. Швабская креативность, однако. После этого он недолго думая подался в «псы войны». Такой себе крепыш с типично тевтонской мордой. Рыжей и флегматичной, но, впрочем, вполне понятливый и без понтов. Пообтесался уже. На любимого мной актера Тихонова не похож, от слова совсем. А жаль…

По итогу собеседования (и за памятную мне фамилию их командира) я принял швабских головорезов к себе в роту. На регулярную службу, а не по контракту. Будут бузить – перевешаю без жалости, а в случае благообразного поведения попробую со временем экипировать до уровня мосарабов, хотя и затратно это весьма. Но у меня есть заветные письма к казначею и военному интенданту Малого Отеля. Не успокоюсь, пока не вытрясу нужную монету. Вернее, этим займется Логан, у него лучше получается. А Штирлица возвеличу… может быть…

Выступили на марш далеко после обеда. Итак, война для меня на пару-тройку месяцев закончилась. И это хорошо. А что началось? А вот хрен его знает. Но, думаю, веселой прогулкой мое путешествие явно не назовешь. Хотя посмотрим, чего судить заранее. Я иду, Пьер ле Горжиа…

Глава 10

Охотничий рог взвыл и неожиданно смолк. А через секунду раздался пронзительный женский визг.

– Черт!.. – Я осадил свою иберийскую кобылку и прислушался. – Где же ты, Маха?

Повторный визг раздался примерно метрах в пятидесяти впереди и правее.

– Выпороть бы тебя, соплячка!.. – Я с чувством предался мечтам и чуток пришпорил лошадку. – Ну… пошла, Папильона[1]1
  От papillon – бабочка (фр.). – Здесь и далее примеч. авт.


[Закрыть]… на тебя теперь одна надежда…

На охоте мы. Машка… то есть Мария Бургундская, затеяла пышную парфорсную охоту и наотрез отказалась меня отпускать, пока я не приму в этом участие. Принял… принял, мать его ети, участие, а теперь пытаюсь догнать наследницу бургундского престола. Мария, по своему обычаю, в охотничьем азарте опередив всю свиту, рванула в чащу за чудовищно громадным туром. Я едва удержался следом, да и то лишь благодаря своей Папильоне, которая выделывала настоящие цирковые номера, продираясь сквозь чащу. Чудо, а не лошадка…

– А-а-а… – Очередной вопль раздался совсем рядом, и уже через мгновение, вылетев на небольшую полянку, я стал свидетелем жуткого зрелища.

Мля… Карлуша, если что, казнит первым, а уже потом перевешает весь Малый Отель…

Лошадь Марии лежит на боку, вывалив груду сизых внутренностей, рядом пара раздавленных в лепешку гончаков, а жуткого размера лохматая и рогатая зверюга пытается достать рогами девушку, которая каким-то чудом успела залезть на толстый и кривой дубок. А теперь, задрав подол зеленого бархатного платья, с чувством визжит.

– Kuda po kopanomu, chrenj rogataya!!! – обращая на себя внимание, заревел я и, выхватив из чехла рогатину, бросил поводья.

Ну, сейчас начнется…

Кобылка, почувствовав, что я дал ей волю, радостно всхрапнула и кокетливо пошла боком прямо перед лохматой башкой с чудовищными рогами, похожими на громадный лук. Тур заревел и, выворачивая копытами целые пласты мха, рванул вперед.

Папильона прянула чуть вправо, потом влево, а затем изящным движением ушла из-под самых рогов. Закрутила серию вольтов и, опять возникнув перед мордой зверюги, стала приплясывать на своих сухих, точеных ногах. При этом еще презрительно всхрапывала, матюкая лесное чудище на своем мудреном лошадином языке.

Еще рывок рогатой зверюги, и еще умопомрачительные финты… Папильона просто наслаждалась схваткой, откровенно издеваясь над гигантским быком, выплясывая в сантиметрах возле его рогов.

М-да… так Папи может играться до бесконечности. Купил я ее по случаю, у бродячих зингар, и не устаю до сих пор удивляться. Если бы не знал, что сейчас коррида как таковая еще не существует, то подумал бы, что зингары стащили иберийку у какого-нибудь пикадора. Папи просто рождена для парфорсной охоты, ей-богу, даже похожа своим видом на легавую собаку.

Во время очередного пируэта глянул на дерево и усмотрел, что Машка взирает на разыгрывающееся перед ней действо широко раскрытыми глазами и даже немножечко разинув рот.

Умудрился, содрав берет, изящно поклониться наследнице престола и легонько тронул лошадку шпорами. Пора…

Папильона, уйдя от очередного выпада, выскочила сбоку тура, и я, налегая всем телом, всадил ему рогатину чуть повыше лопатки. А потом, бросив древко, выхватил секиру.

Ну!..

Тур, роняя из пасти клочки кровавой пены, ткнулся мордой в землю, но выправился и, взревев, опять кинулся в атаку. Папильона скользнула в сторону и встала на дыбы. А когда она опускалась на ноги, в круп зверюги с хрустом врезалось кованное в Толедо стальное лезвие.

Зверь, захрипев, ничком рухнул на смятую траву.

Не верю!.. Ух ты!.. Вот это я!.. Все сделал по рекомендациям Торвальда Бременского, автора канонического трактата об охоте «Диалоги об увлекательнейшей и прелестнейшей страсти». Теперь осталось только…

Отъехал на несколько метров, соскочил с кобылки и, дождавшись, пока тур перестал биться, подошел к нему. Рубанул секирой чуть пониже затылка, окончательно добивая зверя, затем отломил дубовую веточку, смочил ее почти черной звериной кровью и, став на колено, протянул ее Марии:

– Этого зверя я посвящаю вам, моя государыня!

Жуткую отсебятину творю, но выглядеть должно весьма куртуазно…

– Я… я принимаю ваш… ваше… – Девушка попыталась слезть с дерева и едва не свалилась. – Барон… да снимите же меня…

Черт, идиот… в самом же деле…

Мария дождалась, пока я подбегу к дереву, и с легким вздохом упала мне в руки.

– Жан!!! – Ее алые губки провоцирующе близко приблизились к моим.

– Контесс… – Я решительно отстранился и осторожно поставил девушку на землю.

Черт! Тянет впиться в эти нежные губки, аж дыхание сводит. Но не могу! Не должен! Нельзя, черт побери! Ее одолевают девичьи гормоны, а я запросто могу головы лишиться.

– Но почему-у-у?! – Цепкая ручка вцепилась мне в колет и потянула к себе.

– Контесс… – Я отступил на шаг и, обнажив охотничью шпагу, стал на колено, затем протянул ее Марии. – Госпожа, лучше заколите меня собственной рукой, но не подвергайте таким мукам…

Мария озадаченно закусила губку, но промолчала, дав мне продолжить:

– … я горю как в аду, ежедневно подвергаемый чарам вашей дивной красоты, мои чувства к вам подобны земным и небесным стихиям, но я не достоин даже вашего взгляда. Ваша участь – любить королей…

– Кого мне любить, я решу сама… – перебила Мария. – Но… но…

– Контесс… Прошу вас… – Я расслышал приближающийся топот лошадей и подвел Марию к Папильоне. – Соблюдем приличия, а вечером, во время бала, я буду счастлив, в случае вашего на то желания, продолжить беседу…

Ф-фух… съехал-таки…

Дальше были охи и ахи вельмож, готовые распрощаться со своей жизнью егеря и бледный как смерть главный лесничий Отеля, обещающий мне за спасение своей чести немыслимые дары.

Не волнуйся, граф, я в общем-то некорыстный человек, но обещанное без зазрения совести стребую. Людишками, к примеру…

Охота с триумфом закончилась, и мы вернулись в замок. Я напоследок блеснул куртуазностью и подарил Папильону Марии. В отдарок получив трех породистых беарнских жеребчиков-двухлеток и лично ею вышитую коттдарме. В данном моменте я действительно не исхожу из корыстных мотивов: Машка – жуткий сорванец, подобные коленца она уже не раз выкидывала, так что теперь я поспокойнее буду, осознавая, что под ней моя иберийка. Немного жалко кобылку, но жеребцы хороши! Со временем пойдут на племя в баронии.

Вечером состоялся бал. Ну что могу сказать? Воистину, Бургундский Отель – самое куртуазное и блистательное место в Европе. Черт… я даже удивляюсь, как Карл умудряется воевать при таких расходах. Взятый мною за жабры казначей что-то лепетал про пару миллионов дефицита в бюджете. Если так, то это полный звенздец. Сколько это? Да примерно эшелон золота. Но предписанную деньгу и долг за мои поставки, стервец, выдал. Значит, можно с чистой совестью предаться развлечениям.

– Баронесса, вы сегодня хороши как никогда! – Как бы невзначай провел пальцем по запястью статной пышной блондинки в эннене, усыпанном золотыми звездами и полумесяцами.

– Ох-х… барон!.. Вы невозможно куртуазны!.. – Баронесса Вальпургия фон Шауэнбург, изящно отставив ножку в парчовой туфельке, крутнулась в па кароля. – Сегодня в полночь, в моих покоях…

Я почувствовал в своей руке небольшой ключик…

– Всегда к вашим услугам…

– Вот ключ от черного хода в мой будуар, а пока отведите меня к столу… мой сатрап на нас смотрит…

– Вы просто прелесть, Вальпургия…

Раскланялся с «сатрапом», перемолвился с ним парой словечек и украл Логана у камер-фрау графини Люксембург.

– Договорился, братец?

– А как жа… – Уильям влил в себя целый кубок мозельского и впился зубами в ногу косули под шафраном. – Это пфосто рай какойфто! Оторфусь на пофную катуффку…

Ну да… действительно рай. Мужья все на войне, а жены просто дуреют от такой невостребованности.

– На постой роту определил?

– Ну да. В казармы городской стражи. Нам под личный состав целый барак выделили. А сержанты на квартирах устроились. И конюшни…

– Молодец. С завтрашнего дня начинай заниматься…

– Барон, – прозвучало за моей спиной.

Обернулся и сразу склонился в поклоне, обмахивая паркет беретом.

Свет сотен свечей отразился миллионами солнечных зайчиков в усыпанном драгоценными камнями и шитом золотом платье герцогини Мергерит – жены Карла Бургундского. Мраморная кожа, высокий лобик, очень правильные, даже можно сказать – классические черты лица и то величие, которым писатели любят наделять лиц королевской крови. Думал, врут, но убедился сам: так все и есть. Хороша чертовка, вот только надменна – этого не отнять. И породиста – сестрица нынешнего кинга Англии.

Герцогиня, чуть тряхнув уложенными в золотую сетку волосами, кивнула мне:

– Барон ван Гуттен, я признательна вам. Мария мне все рассказала.

– Мой долг – служить короне Бургундии, ваша светлость.

– Я же говорю, он очарователен, но скромен… – рассмеялась появившаяся рядом с ней Мария и кокетливо оправила изумрудное бархатное платье. – Очень скромен…

– Пожалуй, я соглашусь… – Мергерит обратила на меня пристальный взгляд.

Такой пристальный, что я почувствовал себя привязанным к столбу на невольничьем рынке.

В ответ как мог обаятельнее улыбнулся герцогине. Без малейшего намека, просто чтобы показать свое расположение к ней.

Предвещая улыбку, на щечках Мергерит проявились очаровательные ямочки, большие карие глаза немного прищурились, уголки губ поползли вверх, но вдруг все бесследно пропало – и явилось красивое, но холодное и беспристрастное обличье.

– Барон ван Гуттен, мы довольны вами… – герцогиня без малейшего намека на приязнь чеканила слова, – …и вашей службой на благо Бургундии. Но государственные дела требуют вашего присутствия в Кастилии. Извольте отправиться немедленно. Наш камергер ждет вас с инструкциями. И еще…

Из рукава появился невесомый батистовый платочек, продетый в массивный перстень.

– …это уже знак моей личной признательности.

Герцогиня, передавая дар, слегка пожала мне руку, а затем резко обернулась и ушла, придерживая падчерицу за рукав платья и подергивая ее при попытках оглянуться.

Вот так. Классика. Это называется: каждый сверчок знай свой шесток. Очевидно, Машка поделилась своими чувствами с мачехой, с которой, по слухам, очень неплохо ладит. Вот и итог. Готов поспорить: Мергерит как женщина понимает падчерицу и, кажется, даже сама не против оказаться на ее месте. Все же ясно читается в ее глазах! Но! Но она в первую очередь не мать, а герцогиня, жена герцога Бургундии и, конечно, не может допустить такого мезальянса, пускай даже платонического, тем более не имеет права на вольное проявление своих чувств. Видимо, не очень уверена в девчонке, за которую всецело отвечает во время отсутствия мужа. Возможно, не уверена и в себе, но тут уже я сам не очень уверен. Взяла и благородно турнула опасного для девичьей чести барона от греха подальше, при этом выполнила задание мужа: отвлекающим маневром заслать ван Гуттена на Пиренейский полуостров.

Черт… немного обидно, но просто гора с плеч свалилась. В топку млядки и куртуазию, тем более с лицами королевской крови. Опасное и непредсказуемое это дело. Где бездельники Иост и Клаус? Домой, собираться. Рано утром отбываем. Вперед, в баронию.

Но помешали пажи герцогини. Они проводили меня в небольшую комнатку, где личный майордом Мергерит вручил мне большую шкатулку, полную блестящих свежеотчеканенных гульденов. Сопроводив это уверениями, что герцогиня Мергерит, внемля просьбе своего мужа, в свое время с удовольствием примет моих дочурок к себе в свиту.

Обида сразу пропала. Вернее, не пропала, а ушла далеко-далеко в глубины сознания. Да, вот такой я меркантильный. Не о себе, а о деле радею, коему деньги только способствуют. От полноты чувств подарил своим челядникам по золотому и отправил их домой собираться, оставив при себе только Иоста. Логана тоже не стал трогать, пусть всласть погромит оборонительные порядки бургундских дам – заслужил, чертяка. А сам, погуляв до полночи в саду, полез в покои баронессы. Так сказать, отметиться перед отъездом.

– Я иду, моя прелесть!.. – Отодвинул полог и в свете луны узрел на ложе вместо очаровательных округлостей костлявую фигуру в ночном колпаке и длинной камизе.

– Это ты, мой пупсик? – На меня, подслеповато щурясь, уставилась морщинистая худая физиономия с крючковатым носом и козлиной бородкой.

– Ага, мой козлик… – пребывая в полном охренении от увиденного, ляпнул я и быстренько свалил в коридор. А затем, слыша за спиной перепуганные вопли того самого «сатрапа», чмокнул в губы подвернувшуюся на пути заспанную миловидную служанку и рыбкой нырнул в окно.

Уже на полпути домой осадил Моргенштерна, хлебнул из фляги кисловатого и терпкого молодого вина, громко расхохотался и заорал, смотря в небо, усеянное мириадами сверкающих звезд:

– Черт, до чего же хорошо!!!

– Вы о чем, монсьор?

– Да ни о чем… поехали…