Текст книги "Теорема Гёделя. И её поэтическое преодоление"

На планете Земля

 
На планете Земля
Нет нам места,
Нет нам места с тобой на двоих.
На планете Земля – очень тесно.
Очень тесно лишь нам, не скажу про других.
 
 
Мы прильнули щекой
к стеклам поезда,
он несется на встречу
к друг другу, к себе
и в туннелях Судьбы
в скорой вскорости
неизбежно столкнется
с собой в темноте.
 
 
Мы расстались так близко, так коротко,
Что нам нечем дышать и держать то, что дорого.
Расставались так долго, что тесно стоять,
Расставались, чтоб выжить и умирать.
 
 
Мы остались… остались… остались…
 
 
Но где?
 
 
Ты осталась во мне, я остался в тебе.
 

«Прошли года и наши дни, и ночи…»

 
Прошли года и наши дни, и ночи…
И наши дни, и ночи
Наши дни…
Ты помнишь? – Скажешь – Да!
Ты скажешь – Да!
А я скажу – не очень…
Ты помнишь?
Я скажу – не помню, ты прости.
Прошли года и наши дни, и ночи…
И наши дни, и ночи
Наши дни…
Ты помнишь? – Да!
Ты говоришь – не очень…
Как ты могла?
Не помню, ты прости.
 
 
Прошли года и наши дни, и ночи…
И наши дни, и ночи
Наши дни…
Прошли быть может,
Может быть не очень,
А может быть, ну, очень…
Ну, очень не прошли
Ни наши дни,
Ни наши ночи,
А лишь года,
Но мы считали дни.
 

Когда мы не живем

 
Когда мы не живем,
То тело еще дышит,
И ест, и пьет, и ходит,
Но боль уже не слышит.
 
 
Когда мы не живем,
То сердце не стучит,
Душа от нас уходит
И разум наш молчит.
 
 
Когда мы не живем,
Забыв свои долги,
То счастья мы не ждем
И не считаем дни.
 
 
Когда мы не живем,
Для смерти нет наживы,
Мы даже не умрем,
Ведь мы и так не живы.
 

«Нет сна…»

 
Нет сна,
Но нет и пробуждения,
Душа в смятенье замерла.
Парить нельзя без вдохновения,
И не парить душе нельзя.
Она воздушна и вольна,
Ей с мрачным телом не ужиться
И может запросто она,
Махнув крылом, от тела смыться.
 
 
Лежу в кровати, день давно,
Стучится солнце мне в окно,
Глаза закрыты, в темноте
Её ищу… душа, ты где?
 

Когда ты рядом не со мной

 
……1818
  – от текста остались – название и рисунок.


[Закрыть]
……
 

Когда-нибудь

 
Когда-нибудь и мы вернемся,
К себе домой, к себе домой.
Когда-нибудь мы обернемся,
Мы просто обернемся, дорогой.
 
 
Мы обернемся на бегу, и стоя на дороге,
На полпути и даже за чертой,
Мы обернемся, так пробито в коде,
И памятью вернемся в дом родной.
 
 
Нет стен его, и света нет от окон,
И места нет на карте, где он был,
Нам дверь откроет детский темный локон,
Его конверт для фото сохранил.
 
 
Мы осторожно встанем у порога,
Знакомый запах поразит сердца,
И радость нас охватит, и тревога
Увидеть маму, встретить вновь отца.
 
 
Они нас не узнают за годами,
Что пролетели мимо наших дней,
И заняты обычными делами,
Не ждут домой вернувшихся детей.
 

И-МИ-ТА-ЦИЯ

 
Всё – ИМИТАЦИЯ.
 
 
Теперь и навсегда
её горит чудесная звезда,
над нами в вышине,
и в нашей голове,
и в строчках на стене,
в тебе горит,
во мне.
 
 
Вы скажете – неправда…
 
 
Вы говорите, это сложно, а чтобы точно, достоверно,
без мата просто невозможно.
К земле нас тянет – Гравитация.
В стихах нас губит – И-МИ-ТА-ЦИЯ.
 
 
Она всесильна и всеядна, легка, доступна и понятна,
её никак не избежать,
не отразить,
не убежать.
 
 
Меня на курсы звали ЛЕВИТАЦИИ,
чтобы избавить от лишней Гравитации,
приятель был и говорил: легко её нам победить дано.
 
 
Но нет на свете курсов АНТИ-ИМИТАЦИИ,
она сильнее нас, мощнее Гравитации,
и тянет вниз, и гнет,
и выше прыгнуть не дает.
 

Царит в чертогах изумрудных

 
Кто в Замке,
окруженном рвом,
со стенами могучими,
мостом и башнями с зубцами
нам служит недоступным образцом —
то праведный, внимательный Читатель.
 
 
Царит он наверху
в чертогах изумрудных,
спокоен, мыслей полон мудрых,
посредник между Богом и людьми,
те хоть и пишут к небу, но пишут от земли
и с текстами стоят, мост поднят, день затих —
 
 
и мечется средь прочих и этот бедный стих.
 
 
Нет доступа,
не перейти границы,
хранят покой столетий прошлых лица
да пожелтевшие от времени и хрупкие страницы,
а мы стоим внизу, в другом стоим ряду, с надеждой, у ограды,
и ждем ни похвалы, ни премий, ни награды,
а лишь внимательного чтения —
в нем жизнь для текста
и спасение.
 
 
Читатель, не бросай – и каждому дай шанс,
нас много так – прости,
увы – так мало вас.
 

«Сейчас, быть может, ночь…»

 
Сейчас, быть может, ночь,
Быть может, где-то утро.
И сумрак гонит прочь
Мечты из перламутра.
 
 
Я жду вчерашний день,
Забыв про смену суток.
От лампы меркнет тень,
Колеблется рассудок.
 
 
На краешке окна —
Конверт и фото в парке,
И водка, и вина,
И счастье в старой рамке.
 

«Почему мы не дружим с судьбою…»

 
Почему мы не дружим с судьбою
И пытаемся вечно бежать:
А она говорит: " Я с тобою!»,
Мы не слышим и движемся вспять.
 
 
Почему мы не чувствуем сердце,
Верим в разум и строкам – клише,
Так бравурная музыка – скерцо
Не дает нам услышать уже.
 
 
И когда всё, что было, проходит,
Остается остаток из дней,
То судьба нас внезапно находит
И тогда мы встречаемся с ней.
 

Между строк

 
Что создаем мы, оставляя
пространство между строк,
бронируя места пустые в зале
для зрителей-ценителей
из будущего слов…
 
 
И сами
уже спустились вниз,
стоим в партере, ряд седьмой,
и жаждем откровений,
и поднят занавес,
и текст немой
горит со сцены
яркою свечой,
даря катарсис столкновений
остатков смыслов с пустотой
ещё не совершенного творения.
 

«В душе был свет…»

 
В душе был свет,
Но мрак не покидал её окраин.
И по исходу энных лет
Пришел, сказав: «Я брат твой Каин.
Верни мне долг,
Пусть темнота отныне тоже станет светом».
И дрогнул Авель, и рука
злой камень  обронила в лету…
 

«Мои глаза забыли письмена…»

 
Мои глаза забыли письмена,
И неба отраженье в них поникло,
И дышит осенью из прошлого весна,
Огонь горит, но пламени не видно.
 
 
Он спрятан глубоко под спудами греха,
И тлеет, а не жжет… Дрожит моя рука
И ищет звук на клавишах судьбы,
Не слышно счастия, лишь ласка тишины.
 

Молитва

 
Осени меня, Господи, осенью
И позволь отмолить все грехи,
От сомнений отречься и просекой
Выйти к берегу чистой реки.
 
 
Осени меня, Господи, осенью,
Научи видеть в сумраке дней
Не печали, слёзы и проседи,
Благодатный жизни елей.
 
 
Осени меня, Господи, осенью,
Не позволь умереть от тоски,
Осени меня осенью, осенью,
Осени, осени, осени…
 

Старые письма

 
Листьев старые письма
Бьются птицы крылом,
Осень прожита, вышла
С догоревшим костром
И стою на ступенях,
И смотрю как летят —
Птицы с крыльями листьев,
Покидая мой сад.
 

«Немного слов, но жизни сок…»

 
Немного слов, но жизни сок
К нам пробивается сквозь краски,
И грусти нежный ободок,
И горечь в карнавальной маске.
 

«Небо в пролежнях черных от осени…»

 
Небо в пролежнях черных от осени
Нас тревожит порой из окна,
Небо дышит усталостью осени,
Небо дышит усталостью дня.
Небо дышит, и сердцу созвучен
Его черный клубящийся ад,
Оно бьётся, а разум приучен
По рецептам пить выданный яд,
По рецептам пить яд,
По рецептам пить умственный яд…
 

«У наших чувств нет формы слов…»

 
У наших чувств нет формы слов,
И сущность их невыразима,
Как нет приказчиков у снов,
Так правит здесь другая сила.
 
 
Она в нюансах лишь видна,
Но осознанью недоступна,
Неверность в страсти – не вина,
А постоянство чувств – преступно.
 
 
И все попытки объяснить,
Природе дать определение
Смешны, нам надо просто быть
И наслаждаться сопричастностью творения.
 

«Кто сказал, что любовь это встречи…»

 
Кто сказал, что любовь это встречи,
В расставаньях вся правда любви,
Не рассвет с трелью птиц, поздний вечер,
Когда с болью сердечной одни
Остаемся без слез и прощаний
И сжимаем зачем-то в руке
Лист бумажный былых обещаний,
Скорбь скрывая в души тайнике.
 
 
Суть любви, когда нету надежды,
А мы, глупые, любим, как прежде.
 

«Нас ожидают холодные зимы…»

 
Нас ожидают холодные зимы,
Холодные зимы без ласковых дней.
Мы незаметно прошли просто мимо,
Мимо судьбы, и чужой, и своей.
 
 
Нас ожидают скрипучие двери
Темной парадной и запахи стен,
Краски граффѝти и те потускнели,
В доме разруха, сырость и тлен.
 
 
Нас ожидает гул одиночества
В комнате с видом на стену с трубой,
И на столе вместо книги пророчества
Водка с картошкой и колбасой.
 

«Грусть поверх одеяла…»

 
Грусть поверх одеяла
легла на мою кровать,
ты далеко и очень устала,
не полюбить мне тебя, не обнять,
маркер бежит по кочкам, измученных болью строк,
по запятым, над многоточием… точку поставит в срок,
кто-то, кто судьбами правит, счет равнодушно ведя,
пусть догорит это пламя, а здесь слишком много огня,
пусть догорит это пламя, а здесь слишком много огня,
пусть догорит это пламя,
пусть догорит
до меня
 

Прерванный звонок

 
У тебя был голос хороший,
Я платил в этот час по счетам,
Ковылял по ледышкам прохожий,
Ветер мусор гонял по дворам.
Января растворялось похмелье,
Старый год обрывал календарь…
В воскресение жду воскрешения
И молюсь на незримый алтарь.
 

Миллесгарден

 
По лестнице
Широкой
Шаг чеканя,
Купюр чеканю боны
Из византийской и античной прозы
И собираю горький запах миндаля,
С лавандой его трепетно деля.
И каждый шаг – пролет
В размер столетий,
И каждый миг – полет
Над бездной этик.
И всё на площади
Из жизни двух сердец.
Карл Миллес скульптор,
Гений и Творец.1919
  – Миллесгарден — парк скульптур Карла Миллеса (1875—1955) и его супруги Ольги Миллес (1874—1967). Математика 20 века накрепко связана с Гёделем и его Теоремой о неполноте, а искусство 20 века не может пройти мимо скульптуры Миллеса «Рука бога». Дух античности пронизывает его авангардные работы и наполняет собой атмосферу парка.


[Закрыть]
 

«Над осенью смеялись попугаи…»

 
Над осенью смеялись попугаи,
Они в своих степях бразильских
Осени не знали
И думали, что жёлтый, красный цвет —
В природе их приоритет.
А белый какаду, увидев первый снег,
Гортанно прокричал: «Кошмар, он бел,
А перьев нет!»
Так новое всегда и странно, и смешно.
И в клетке попугай, хоть вылетел в окно.
 

Вы поэт? – пожалуй нет

 
Стихи посылал друзьям
Вместо писем и телеграмм,
Чтобы коротко было и мило,
А повезёт, так и красиво.
 
 
Они смеялись, читая, и дразнили – поэт.
Нет, просто ленив – говорил им в ответ.
 

Борис Григорин «НЕДОКАЗУЕМЫЕ УТВЕРЖДЕНИЯ»

«Нас ждут трава, купания —

Обязанности жить…»

Александр Батожок

Если попробовать прочитать эту книгу не выборочно, а целиком, то откроется замысел автора соединить поэзию и правду, науку и искусство, левое и правое полушария. К этому примешан великий логик Гёдель, пожалуй, для затравки и метафорически, чтобы выйти на свою тему, на свою интонацию, и тут уже не до логики – требуется мышление образами, вернее, сознание себя в другом образе. Из комментариев мы узнаём, что большинство стихов адресны. И почти все опубликованы!

Впрочем, на каком-то этапе пишущий замечает, что стихи зажили своей жизнью. Такова предыстория первого издания этой книги (2018 года). Так вот сам замысел мне кажется замечательным и остроумным. Но при подготовке книги потребовалась правка и уточнение лирического сюжета. И оказалось, что одного философствования недостаточно. Так в книгу добавились стихи, расширяющие тему.

«Сознание – не предмет искусства… Сознание, не закреплённое в чувстве – непрочное слишком состояние», – так писал Андрей Платонов. Похоже на отношение к реальности в постмодернизме. В современной поэзии рефлексия бытует, закрепляется; «сознательный человек поддается только иронической форме произведения», как пишет тот же Платонов.

«Писать не талантом, а человечеством, сущностью своею» (А. Платонов. Дневники. 1931 – 1933). Теперь это называют классикой, устойчивой картиной мира.

Мне кажется, именно такая попытка «писать человечеством» совершена Александром Батожком в книге «Теорема Гёделя», попытка «преодоления» доказательств то лирическим наплывом, а то и здравым смыслом, но не иронией, а всерьез. И не случайно поэтика этих стихов в основном традиционная, обдумано архаичная.

В книге «Суперпозиция»2020
  – «СУПЕРПОЗИЦИЯ» – поэзия в объятиях живописи,
  сайт книги: https:: //ridero.ru/books/superpoziciya/


[Закрыть] (2019 год) у Александра Батожка была задача сочетать разные виды искусства с математикой: «Книга о необходимости искать истину и невозможности её обрести». Поэзия объявлялась инструментом познания: «Как передать словами то, что нельзя формулировать…» Понятие «суперпозиции» как раз описывает наложение процессов друг на друга. Это было радостно и калейдоскопично. Но вот ещё Лейбниц говорил: «Радость души, которая вычисляет, сама ещё не зная об этом». Я бы назвал эту мысль математикой своего бессознательного: человеку не всё в себе надо доказывать… Но надежд, что тебя примут таким, каков ты есть, остаётся мало. Впрочем, тут же вспоминаются Законы Мерфи:

«Исследуя неизвестное, получаем непонятное».

Помнится, при первой встрече меня поразило, что Саша Батожок не рвался в писатели. Он как бы знал, что занимается чем-то небывалым, неочевидным, чему в своей жизни только он свидетель, да ещё несколько человек. Есть люди, не склонные относить себя к неким крупным общностям, как то: физики и лирики, «шестидесятники», люди искусства, технари и т.д и т. п. А. Батожок, пожалуй, принадлежит к не определяющим себя людям, живущим своей жизнью, не исключающей задавания себе важных вопросов… Так получаются независимые, сложные характеры; иногда так получаются поэты.

По роду своей деятельности я видел многих изошедших на стихи людей, скорее отравленных искусством и своей ролью в нём. Наш автор сохранил независимость от чужих оценок и официальных союзов, просто писал. И вот наступил момент, когда стихи пришлось перечитать в изменившемся времени. Хотя «работу над стихами» Александр не признавал, любил строчку, фразу, словесный жест в том виде, как он пришёл. Но пришлось заняться правкой, которая заключалась в чтении вслух, проверяя на размер и ритм, выясняя смысл происходящего в стихотворении. Пришлось, так сказать, «поверить алгеброй гармонию» (и наоборот: алгебру гармонией) отдельно взятого стиха, а всей книге это дало некое «приращение смысла», пусть даже за счет сокращения некоторых текстов.

Комментарии А. Батожок стал писать по ходу подготовки к публикации, объясняя происхождение того или иного пришедшего образа, делясь воспоминанием. Иногда они объясняют нечто, но чаще дополняют то, что не сказать в рифму. Думаю, это не от неумения, но от желания полноты высказывания, что, кстати, выдаёт ещё одно свойство натуры и способность когда-нибудь превратить некоторые комментарии в прозу; опыт написания рассказов у автора есть.

И ещё раз о названии. Само соединение стихов с некой теоремой – это, возможно, то, что Ломоносов называл «сопряжением далековатых идей», и оно уместно в стихосложении, как в любом роде деятельности. Это объясняет жанр и вектор написания. Вот почему в текстах Батожка главное не метафоры, но прямое всматривание в свою жизнь; а на выходе у этого автора не просто декларируемая им истина, но сложно добытый на глубине парадоксальный смысл, та самая «ассиметричность идей», «игра ума и самомнений» (см. стихотворение «Перспективы преодоления Теорема Гёделя»), которая в книге, а, значит, и в жизни, может быть преодолена.

Возможно, это тот самый случай, когда форма и композиционный замысел могут победить тяжесть и сложность содержания. Ещё и потому, что поэзия и красота выше темы, и в стихах иррациональный остаток оказывается важнее того, что происходило на самом деле. Особенно в стихах о любви.

 
А чего ждал от книги автор?
 
 
«… ждём не похвал, не премий, не наград,
а лишь внимательного чтения —
в нём жизнь для текста
и спасение…»
 

© Борис Григорин, поэт,

член Союза писателей Санкт-Петербурга2121
  – Борис Григорин – помог мне
  увидеть свои тексты с высоты Парнаса;
  с 2008 г. ведет ЛитВстречи на ул. Рубинштейна, д. 3.
  Автор идеи и художественный редактор канала
  «РЕТРоСПЕКТиВы» ВКонтакте и Телеграм.


[Закрыть],

30 февраля 2024, Санкт-Петербург

Книга закончена, она, несмотря на все усилия, столь же несовершенна, как и тексты собранные в ней и это не расстраивает, а скорее успокаивает, разве может быть иначе.

Я благодарю всех кто, своим внимательным чтением рукописи, придал текстам новые смыслы и благословил их на жизнь.

Книга – несмотря на математический обвес позиционируется, как поэтическая. А что главное в поэзии? Главное в поэзии, как и в искусстве – правда. Где-то недалеко от правды бывает и истина. Что это – никто не знает, но есть такое слово «истина». Есть – моя правда, твоя правда, наша правда. А истина? Она общая для всех. А что у всех общего – ничего или совсем мало. Получается нет никакой истины и незачем ее искать.

В мат. логике «истина»=1, а «ложь»=0, «правды» там нет. В жизни у одного народа «правда»¹=1, «правда»²=0, а у другого «правда»¹=0, «правда»²=1, такова жизнь. Так стоит ли нам искать истину? Теорема о неполноте не дает на это ответа, но намекает – «ваши знания не полны – ищите и обретете».

Истина не рождается в споре, она «выше» дрязг и амбиций, она над схваткой. Истина в творимой красоте, она открывается тем, кто желает её увидеть. Мы стремимся к недостижимому, стремимся к истине. Громко звучит? Как посмотреть. Если с восклицательным знаком, то не только громко, но и глупо. А если обыденно, то так и есть, а как иначе, только так и можно, что-то писать, читать, думать…

 
Александр Батожок
почта: bat52@mail.ru; batalp52@gmail.com
 
 
30 февраля 2024, Санкт-Петербург
 

Александр Батожок – выпускник ФМШ №18 при МГУ, выпуск 1969 года, 10"В"класс. Литературу в этом классе вёл Юлий Ким. Математику — Андрей Николаевич Колмогоров, Алексей Сосинский, Валера Пахомов, художник — Дима Гордеев.

Александр живет в Петербурге.

Книга «Теорема Гёделя и её поэтическое преодоление» – третья в цикле его литературных усилий, посвященных поиску баланса между умственным, живописным и поэтическим, при создании и восприятии «текста».

Под «текстом» он понимает любой культурный код – живопись, музыку, стихи, идеи, поступки.

Первая книга – «ФИЛО-СОФИЯ» – состоит, в основном, из детских живописных работ его дочери, которые имеют очевидную философскую направленность. Она начинается цитатой из книги Роберта Генри «Дух искусства», а заканчивается изложением точки зрения Роджера Пенроуза об особенностях нашего мышления, возможности построения искусственного интеллекта и как это связано с Теоремой Гёделя.

Вторая книга – «СУПЕРПОЗИЦИЯ» – в поиске равновесия между стихами, живописью и публицистикой о месте математики в общественном сознании.

Третью книгу – вы держите в руках, в ней больше поэзии, но есть по-прежнему рисунки, Гёдель и его Теорема.

Книгу издадут в марте, а 4 апреля она будет представлена на Международной ярмарке интеллектуальной литературы non/fictioN^Весна, Москва, «Гостиный двор», 2024 год.

Надо сказать, что первые две книги уже прошли это путь

«ФИЛО-СОФИЯ» была на non/fictio в 2017 г. на ВДНХ.

«СУПЕРПОЗИЦИЯ» – non/fiction в 2018 г. на Крымском Валу.