Текст книги "Славия. Рождение державы"

Прошагав через огромное помещение, словно через баскетбольную площадку, остановился перед ступенькой, на которой возвышался большой стол, укрытый зеленым сукном. В кресле с высокой спинкой восседал мужчина лет сорока с надменным лицом, но внимательными, слегка прищуренными глазами и натянутым на голову (впервые увидел в Испании!) седым завитым париком.

– Ваша светлость, – сделал глубокий поклон по правилам европейского церемониала. – Разрешите представиться: потомственный дворянин Московского царства Микаэль, сын Иоакима, владетель земель Каширских.

Стараясь, чтобы молодой голос не давал «петуха», говорил без подобострастия, ведь мы тоже не в хлеву деланы, но и без вызывающего гонора, все же передо мной сидел один из влиятельнейших людей империи.

– Никогда о таком не слышал, – сказал он тихо и безразлично, – и кто родоначальник вашей династии?

– Гедемин, ваша светлость, великий князь литовский. – Уж что-что, а генеалогическое древо меня заставили выучить, как только научился говорить, сразу же после «Отче наш». Попытался сжать информацию, лишь бы показать листик на нашей веточке, и ровным голосом продолжил: – Он стал родоначальником многих княжеских фамилий. Одни его потомки долго правили Литвой, Галицко-Волынским, Пинским, Новгородским, Псковским, Брянским княжествами. В Великое княжество Московское отъехали его правнуки: князья Патрикеевы, Куракины, Булгаковы, Голицыны, Бельские, Мстиславские, Хованские и Трубецкие. Князья Чарторыйские, Каширские и Вишневецкие укоренились на землях Украины. А потомки его внука Ягеллона Ольгердовича были королями чешскими, польскими, венгерскими и хорватскими.

– Да? – Брови герцога слегка приподнялись, в его глазах мелькнул интерес. Он вдруг встал и вышел из-за стола, оказался человеком невысоким, но весьма подвижным. Стоя на возвышенности, качнулся с пятки на носок, чуть склонив на сторону голову, пару минут внимательно гипнотизировал меня взглядом. Я тоже смотрел на него прямо, глаз не отводил ровно столько, сколько позволяло чувство меры, тем самым подчеркнув свое достоинство, затем учтиво поклонился, чем согласился на его безусловное главенство, и опять уставился ему в глаза.

Нисколько не сомневался, что ритуал выполнен правильно и первый экзамен сдан.

– Мне известно о вашем желании приобщиться к сонму благородного сословия нашей великой империи. Но империи нужны праведные христиане! – Он замолчал и требовательно посмотрел на меня. Стало ясно, что это второй экзамен. Опустившись правым коленом на пол, я прочел «Отче наш» на латыни, но перекрестился по православному обряду. – Что ж, его святейшество папа привечает ныне ортодоксов, которые встают на путь истинный, поэтому и я возражать не стану. Но вы должны знать, что у нас нет церквей униатских и нужно стремиться исповедовать веру в праведном христианском храме.

– Да, ваша светлость, именно таковы мои устремления.

– Обращайся ко мне привычным образом. – Его лицо разгладилось, он еще раз качнулся с пятки на носок, еле заметно кивнул и вернулся в кресло. – За тебя очень просила дона Изабелла, она считает, что обязана тебе жизнью. Серхио-Луис говорит о тебе как о своем спасителе. Их семьи служат моему роду на протяжении двух столетий, поэтому считаю возможным прислушаться к просьбе моих вассалов и попытаюсь испросить этой милости для тебя у его католического величества. Но! Безземельных дворян никто плодить не собирается. С другой стороны, феод тебе тоже никто просто так не даст, а казна королевства требует поступлений. Понимаешь?

– Да, твоя светлость, нисколько не возражаю.

– Мой секретарь объяснит порядок действий. Но это еще не все, – с пафосом ораторствовал он, – империя идет лично тебе навстречу, ты же, в свою очередь, тоже должен будешь взять на себя соответствующие обязательства. Как они будут выглядеть, мы еще подумаем.

– Не будет ли возражать твоя светлость, если свои обязательства попытаюсь выполнить прямо сейчас, чтобы в будущем не участвовать ни в каких разборках?

– Что ты имеешь в виду? – резко спросил он, его глаза стали колючими, а левая рука поднялась вверх, словно у школьника, который хочет ответить урок. На противоположной стене вроде бы пятнышко какое-то появилось, и моя задница четко почувствовала, что здесь мы далеко не одни, и в мою тушку, вероятней всего, сейчас направлен не один арбалетный болт. Стоит только его светлости взмахнуть рукой – и привет.

– Прошу прощения. Просто мне чисто случайно удалось заполучить документы, которые тебя очень заинтересуют.

– Давай! – требовательно сказал он. Локоть остался стоять на столе, а ладонь повернулась в моем направлении.

Не спеша вытащил из левого рукава скрутку, приподнял вверх, глядя в точку на стене, которая совсем недавно шевельнулась, словно муха, и медленно положил на стол. Герцог обратил внимание на замедленные движения, перехватил мой взгляд, ухмыльнулся, развернул бумаги и стал внимательно читать.

– Откуда они у тебя? – спросил, перечитав каждую страницу дважды.

– Две недели назад прогуливался на лошади у реки в окрестностях замка Гарсиа, и на меня из-за кустов напал какой-то бродяга. В тот день удача была на моей стороне, и я успел проткнуть его шпагой. В его одежде были эти бумаги, никаких других документов при нем не имелось.

– Ты передал тело дознавателям алькальда?

– Нет, твоя светлость, просто сбросил в реку.

– Впрочем, это уже неважно. – Он долго смотрел оценивающим взглядом, видимо, размышляя, махнуть рукой так или этак, но меня не покидала уверенность, что все мои расчеты и действия правильны и что выйду отсюда живым и здоровым, выполнив поставленную перед собой задачу. Наконец приняв решение, он потряс бумагами и спросил: – Ведаешь ли, о чем здесь написано?

– Нет, твоя светлость, этих бумаг никогда в руках не держал и не представляю, о чем ты говоришь.

– Что ж, приятно, что подданным империи станет столь молодой, но столь разумный… идальго. Со своей стороны распоряжусь уменьшить твои расходы до необходимого минимума. И еще. Настоятельно рекомендую выбрать владение где-нибудь в островной провинции. Это позволит заниматься защитой и сбережением только собственных территорий, если будешь там проживать, разумеется, но в любом случае ни в каких разборках метрополии участвовать уже не придется. – Он колокольчиком вызвал секретаря и выпроводил меня из кабинета.

Вот секретарь и помог мне выбрать кусок земли. Владений здесь было десятка три, являлись они бросовыми и непотребными; на краю метрополии стоили две-три тысячи, а на самых дальних Канарских островах – вообще не больше тысячи серебром. Но подпись его католического величества на указе с дарственным дополнением увеличивала эту стоимость ровно в десять раз. И вопреки совету взять участок рядом с метрополией, на острове Мальорка, недолго думая возжелал три километра пляжа и семь километров в глубь территории, где восемьдесят процентов площадей занимает гора, обильно поросшая лавром, на канарском острове Сан Мигель де Ла Пальма. Ну и что, что далеко, зато курорт не хуже, чем на Мальорке (шутка). Главнейшим являлось то, что это будет отличная база подскока при движении как в Африку, которая совершенно рядом, так и в Америку.

– Не рекомендую, – отговаривал секретарь, – да, все острова имеют огромное значение при перевалке грузов в Новый Свет и обратно. Но эта ниша давно заполнена, все корабли идут через Гран-Канарию, Тенериф и Лансарот. На Ла Пальме же даже бухт приличных нет, поэтому никакой прибыли вам не видать, не пойдут той стороной корабли. На этом же участке, который вы желаете, бухточка небольшая, на семь-восемь фрегатов или баркентин, вход неширокий, и вертеться в ней сложно. И построек там никаких нет, только сарай какой-то стоит. Вот, у меня опись имеется, прочтите.

Слушал его и думал, что мне наплевать на эти рекомендации, ибо этот остров для меня даже не рояль, а целый симфонический оркестр. Впрочем, так или иначе, но к Канарским островам я бы и сам пришел рано или поздно. Большинство из них в эти времена если и были заселены, то очень-очень мало.

Еще думал о том, что сильно прогнулся перед герцогом, и пожелал ему долгих лет жизни. Ибо обязательно придет время, когда наши роли кардинально поменяются и ему захочется локти кусать, вспоминая день, когда собственными руками подтолкнул меня на старт. Да, нужно отдать ему должное, документы на дворянство обошлись мне вдвое дешевле, всего в пять тысяч серебром.

Указ о наследственном, жалованном за величайшие заслуги перед империей дворянстве торжественно получил из рук герцога через три дня. Выглядел он, кстати, чрезвычайно удовлетворенным, видимо, приступил к игре с тремя джокерами в рукаве.

В этот же день побывал в конторе стряпчего, рекомендованного мне секретарем, который оказался его родным старшим братом. Вполне вероятно, что герцогу будет доложено и об этой стороне моих дел. Ну и что? Уж лучше пусть знает этот, который считает, что меня раскусил, чем какой-либо другой.

Здесь не все оказалось так просто. Нет, о возможности или невозможности внесения записи о переуступке закладного имущества задним числом, например месяцем раньше, вопрос не стоял. О доверии или недоверии – тоже не стоял, стряпчий сразу сказал, что рекомендаций брата ему вполне достаточно.

– Стоить это будет пятую часть от суммы закладного имущества. Векселя выглядят правильными и неподдельными, но если вы их захотите продать, то за три пятых стоимости мы можем выкупить. Но для этого необходимо удостовериться в фактической оценке имущества и разобраться с положением дел на местах.

– Сколько это займет времени?

– Все объекты залога находятся в районе Малаги, поэтому мой помощник может отправиться завтра с почтовым поездом. Три дня туда, три дня обратно и три дня там. На десятый день мы примем решение. Согласны?

Не соглашаться было глупо. На ладонь может упасть шестьдесят процентов от суммы залога, а это больше девяти тысяч пиастров, целое состояние. Поэтому дал добро, они сняли с векселей копии, и дело завертелось.

Посыльный мальчишка примчался к дому генерала де Бутрагеньо с приглашением от нотариуса уже через восемь дней, на день раньше предполагаемого срока.

– Закладные на два объекта общей стоимостью одиннадцать тысяч мы готовы у вас выкупить. А вот следующие два, на пятьсот золотом и три тысячи серебром, брать не будем, там все очень запущено и, несмотря на близость к Малаге, продать будет нереально. Для того чтобы привести владения в порядок, требуются такие же капиталовложения. Здесь закладных две, но раньше это был один феод с двумя деревушками. Владетель Николо де Сильва заложил его двумя кусками, с деревень собрал половину жителей и отправился в Новый Свет. Но в море, во время набега пиратов, вместе со своим компаньоном сгинул.

– Простите, а компаньона его как звали?

– Бартоломео де Гарсиа, вы были знакомы?

– Нет. – Теперь мне стало ясно, с кем именно был дружен неудачливый авантюрист Бартоломео. – И что теперь делать с этими закладными?

– Какой-нибудь торговец купил бы, но это ленные земли, которые можно продать только дворянину. Сделаем так, как изначально планировали, перепишем на вас или на другого, предложенного вами дворянина за означенную ранее цену.

– На меня нельзя. Надо оформить датой до двенадцатого сентября, а я дворянином империи стал только десять дней назад.

– Ну и что? Даже сегодняшним днем можем оформить, это будет означать, что было две переуступки, так и в наших книгах запишем, правда, оплата возрастет соответствующим образом. Так что, оформляем на ваше имя?

– Оформляем!

После всех расчетов и бумажных дел, получил на руки банковский вексель на сумму четыре с половиной тысячи серебром, а также документы на владение феодом Сильва. Да, именно купчие, так как все сроки по закладным давно истекли.

Так и оброс недвижимым имуществом, одну часть из которого и в глаза никогда не видел, а на вторую – нога ступала, только совсем в другой жизни.

Место, расположенное недалеко от побережья, где можно было бы делать все что угодно, для моих целей подходило. По крайней мере избавлюсь от этой католической братии, которая в замке Изабель, несомненно, достанет меня до упора. Ну а после окончания морской школы наступит следующий этап дел наших. Вот после этого, чтобы никто не зацепил во внутренних разборках, феод придется продать.

Опытный королевский герольд, седовласый мужчина в высокой шапке, с бородкой клинышком и подкрученными усами, едва взглянув на развернутый список, удерживаемый у двери старшим лакеем, сразу же расправил плечи, с достоинством прошагал в центр зала и объявил Изабель, а также меня как сопровождающее ее лицо.

Поддерживая дону под локоть и на полшага отстав, вышел вместе с Изабеллой из боковой двери и направился на ковровую дорожку, пересекающую зал из конца в конец. Радость моя двигалась, высоко держа головку и прелестную грудь, ее щечки пылали румянцем, а глаза от радости блестели.

Да уж, что женщине надо, чтобы она чувствовала себя счастливой? Иногда – кофе в постель, иногда – цветок, иногда – культпоход в театр. А если нет билетов в театр, можно сходить на экскурсию во дворец.

Мы вышли на дорожку и повернулись лицом к тронному возвышению, где в богатых, отделанных золотом и драгоценными камнями монументальных креслах расположились их католические величества король и королева-мать. Отпустил Изабель на шаг вперед, как требовалось по этикету для сопровождающего лица с соответствующим уровнем социального статуса, и мы направились к тронному подножию. Остановившись на положенной дистанции, Изабель присела в низком реверансе и склонила голову, я тоже застыл в глубоком поклоне.

– Дочь моя. – Довольно приятный голос королевы разрешил нам выпрямиться. Это была женщина лет сорока пяти, в строгом монашеском наряде с полностью закрытыми лбом и подбородком. – Мы скорбим о безвременной кончине супруга твоего, – она повернулась к королю, тот молча кивнул, – мы слышали о неком приключении, которое случилось во время твоего путешествия в столицу.

– О да, ваше величество, ваше католическое величество, – Изабель опять быстро поклонилась королеве-матери, затем королю и кивнула в мою сторону, – и если бы не дон Микаэль…

– Потом расскажешь, дочь моя, – что-то не понравилась королеве моя физиономия, она на меня взглянула коротко и общалась только с Изабель, зато король осмотрел внимательно с ног до головы, – не отходи далеко, мы тебя позовем, – сказала королева-мать, – ступайте.

Мы с поклоном отступили и отошли вправо, в толпу придворных, а герольд немедленно представил следующих приглашенных. Профессиональные придворные топтуны тут же попытались оттереть меня от Изабель и задвинуть подальше, на периферию событий.

Конечно, в жизни бывало, что меня задвигали, но полученные когда-то навыки работать локтями никуда не делись. Если бы в свое время ожидал чьей-то милости и не суетился, то были бы у меня не контракты, позволяющие жить безбедно, содержать свою семью и семьи тридцати шести своих сотрудников, а фиг-вамы. Поэтому отстоять козырное место в многолюдной толпе для меня не проблема.

Только сейчас, внимательно рассмотрев худое, как у узника концлагеря, перекошенное лицо короля с отвисшей влево нижней губой, понял, кто он такой. Не было никаких сомнений, это Карлос Второй, он был последним представителем испанских Габсбургов, которого обзывали Одержимым Уродцем. Мне самому лично не довелось об этом читать, но владеющий русским гид говорил, что король был болен эпилепсией и множеством других недугов. Правлением занимался мало, страну довел до голода и сепаратизма. Так как был импотентом, то наследника не оставил, и после его смерти развернулась длительная война за испанское наследство.

Сейчас я стоял и смотрел с сожалением на этого парня моего возраста с пышной шевелюрой густых рыжих волос, лежащих на плечах. Его голову поверх черной шапки украшала многолучевая корона, глаза бегали по очередному представленному ко двору гранду, а лицо слегка гримасничало. Очень даже может быть, что от боли.

Да, мне его было искренне жаль. Ведь не виновен он в том, что его дурковатые предки, дабы не допустить к золотому корыту под названием «Новый Свет» другие монаршие фамилии, за сто пятьдесят лет так смешали свою кровь, что дядя, женившись на родной племяннице, настрогал целую кучу уродов. Из них выжил только один, который до начала следующего века был осужден мучиться сам, мучить окружающих и близких, мучить собственный народ.

К сожалению, в большинстве стран мира такие браки к инцесту не относятся. Дядя может спокойно жениться на родной племяннице, а тетя выйти замуж за племянника – даже в России. А ведь до революции тысяча девятьсот семнадцатого года такие браки у нас были запрещены!

Когда представления закончились, король сдержал гримасу боли и что-то сказал королеве. Та, видно, подала какой-то знак, так как прибежали четверо придворных, помогли ему сойти с трона и препроводили куда-то за гобелены. Видимо, здесь такое часто случалось, никто ничему не удивился, толпа рассосалась и сгруппировалась в кучки по интересам. Впрочем, так же, как везде и во все времена.

К нам вдруг подошла молодая пара, и Изабель, не сдерживая эмоций, радостно хлопнула в ладоши и воскликнула:

– Луиза!

А в молодом человеке я с удивлением узнал дона Альфонсо, офицера городских кирасиров Манаги, с которым потом зажигали в кабаке и борделе. Оказывается, они с Луизой жених и невеста и так были представлены их величествам. Мы немного поговорили, потом их кто-то отозвал, а к радости моей присеменил полусогнутый старший лакей:

– Простите, сеньора, вас приглашает к себе ее величество.

– Одну? – удивленно спросила она.

– Да, сеньора, это апартаменты ее величества. Я вас провожу.

– Иди-иди. Все нормально, ожидать тебя буду здесь, – успокоительно махнул рукой. Изабель сделала мне маленький книксен и с горящими глазами устремилась за мажордомом, пышные юбки ее алого платья плыли, как воздушный шар.

Оставшись один, решил для себя – попав в королевский дворец, грех не воспользоваться такой возможностью и не совершить экскурсию: посмотреть, как ныне живут короли. Отошел подальше от основной тусовки и стал рассматривать картины и гобелены.

– Чтобы пошить этот костюм, его папаша продал последнюю козу, – услышал сзади голос.

– Да хубон что? Ты на шпагу посмотри, чтобы отправить этого молокососа на представление ко двору, его папаша, видно, весь феод заложил, – вторил ему другой.

Мне стало понятно, что за мной увязалась какая-то компания постоянных дворцовых топтунов из числа золотой молодежи. Мишкина экспансивность рвала душу, но возобладали Женькины хладнокровие и многолетний опыт общения, в том числе и с такими чувырлами. Поэтому сдержался и, не оглядываясь, стал двигаться дальше, молча и не спеша.

– Эй, молокосос. – Третий голос оказался хриплым, он шипел мне почти в затылок, затем обошел с правой стороны. Скосив глаза, увидел достаточно взрослого мужчину лет двадцати восьми с презрительным взглядом черных глаз, его бородка едва скрывала косой шрам на щеке. – Мне ваша шпага нравится, и феод вдовы де Гарсиа тоже нравится. Шпагу вы мне сейчас подарите, а Изабеллу я сам возьму. Понятно?!

– Сосунок испугался, идет и молчит, – сказал первый. – Эй, сосунок, вы штаны еще не намочили? Чего молчите?

Старался не оглядываться, не обращать внимания, сдерживал эмоции из последних сил.

– Эй, ну-ка стой! – Хриплый вышел чуть вперед и с силой наступил мне на ногу.

У, блин! Как больно! Это был самый настоящий вызов, который спускать никак нельзя. Чисто автоматически рука воздействовала на ближайшую болевую точку противника. Захватил через новомодные штаны в обтяжку сильно выделяющиеся гениталии, резко сдавил и рванул вверх. Тот дико ойкнул и рухнул на задницу. Сам же отскочил в сторону и стал спиной к стене, придерживая эфес шпаги. Рядом увидел двух ошарашенных дворян лет двадцати – двадцати двух. А еще около ста удивленных лиц, развернувшихся в нашу сторону.

– Дуэль, – захрипел бородатый, согнувшись на полу.

– А яйца драться не помешают? – тихо спросил у него.

– Дуэль! Сейчас!

Увидел, как к нам поспешили человек десять дворян, среди них и Альфонсо. Впереди всех чуть ли не бежал герольд.

– Сеньоры! Обнажать оружие во дворце будет величайшим преступлением, – объявил тот и укоризненно уставился на меня. Со стороны действительно казалось, что я и есть виновник всех бед, ударил проходившего мимо тихого, кроткого дворянина. То есть нанес благородному оскорбление действием третьей степени.

– Сеньоры! Хочу объясниться! – решил оправдаться я в глазах общественности. – Эти трое преследовали меня, оскорбляли словами, в оскорбительной форме говорили о сопровождаемой мною доне Изабелле де Гарсиа. А в конце вот тот, – показал на встававшего с пола бородатого, – умышленно наступил мне на ногу. – Показал народу пятно на начищенном башмаке и продолжил: – И грубо потребовал, чтобы я подарил ему свою шпагу, – народ перевел глаза на шпагу, почти все уважительно кивнули, – после чего я не сдержался и оттолкнул его. Уж попал, куда получилось.

– Ложь. Я, Антонио де Вильяс, объявляю этого сеньора лжецом, вызываю на дуэль и требую удовлетворения. Немедленно. По старым правилам, без раундов. Бой до смерти.

– Я, Микаэль де Картенара, объявляю этого сеньора лжецом и наглецом и принимаю вызов. Без раундов. До смерти. Оружие – собственные шпаги.

– Сеньоры! – Герольд поднял жезл. – Обязан напомнить, что любые разбирательства в стенах дворца недопустимы. Кроме того, хочу довести до вашего сведения: дуэли запрещены. Прошу удалиться, следуйте за мной.

Мы двинулись за ним, а Альфонсо пристроился рядом и тихо сказал:

– Микаэль. Очень опрометчивый поступок, это у тебя от незнания. Де Вильяс – известный бретер, не лучшая шпага в Мадриде, но шпага сильная. У тебя еще есть возможность отложить бой хотя бы на сутки.

– Это ничего не даст. Дон Альфонсо, не согласишься ли быть моим секундантом?

– А ты не передумаешь, отказаться от дуэли не намерен?

– Нет.

– Что ж, сочту за честь. Но рекомендую воспользоваться правом вести бой одинаковыми дуэльными клинками.

– Нет. Я уже сказал.

Оказывается, дуэли действительно были запрещены еще отцом нынешнего короля, Филиппом IV, но в последнее время на этот указ все смотрели сквозь пальцы.

Местом поединка обычно выбирали плац за казармами гвардейцев, вот туда мы и двинулись в сопровождении целой армии дворян – сотни в полторы, не меньше. А что, киноконцертных залов здесь еще не появилось, а зрелищ утомленному безделием народу, как всегда, хотелось, вот все сеньоры и побежали. Побежали бы и сеньориты, да правила этикета не позволяли.

Азартные игры в Испании очень большой грех, но между тем ставки делали почти все, даже распорядитель нашелся, один из офицеров-гвардейцев. Народ был в курсе дела: куда падре денется, грехи все равно отпустит. Но, к сожалению, по разговорам знал, что на меня почти никто не ставит, и многие сетовали, что выигрыши будут маленькие.

– Дон Альфонсо, не мог бы ты сделать еще одно одолжение? Будет выглядеть неприлично, если ставку сделаю сам на себя. Здесь триста пятьдесят пиастров, – вытащил из рукава вексель, который мне когда-то вручила Изабель, – поставь от моего имени. Пусть сеньоры возрадуются, что смогут выиграть больше.

– Странный ты человек, давай лучше передадим эти деньги твоей даме, доне Изабелле. У тебя сильный соперник.

– Это не моя дама, к сожалению, – снял с себя хубон, левую перчатку и стал готовиться к бою, – но не стесняйся, дон Альфонсо, если у тебя есть какие деньги, добавь и смело ставь на меня. Поверь, я его убью.

Не обращая ни на кого внимания, сделал ряд упражнений и растяжек. Наконец толпа наблюдателей-болельщиков схлынула за черту, обозначенную секундантами.

Мы стали в стойку, солнце светило справа, оно склонилось почти к горизонту. Через час начнет темнеть. Противник оказался напротив меня. Несмотря на недавнюю злость, лицо его выглядело невозмутимым, но глаза были прищурены. По тому, как он перед боем раскачивался, пританцовывал и разгонял кровь, было ясно, что боец неслабый. Затем каждого из нас спросили о возможности примирения – не желаем ли мы принести друг другу извинения и отказаться от дуэли. Мы, естественно, не отказались.

Длину клинков не замеряли. Когда согласился на поединок и объявил, что оружием являются собственные шпаги, прекрасно видел шпагу противника, которая была длиннее моей сантиметров на двадцать пять. Вспомнил рассказ деда, что при приблизительно равном росте соперников управлять подобным клинком значительно сложнее. Даже опытного бойца захватывает инерция и протягивает движение на лишние доли секунды.

Все. Прозвучала команда Альфонсо:

– В позицию! – На секунду прикрыл глаза, отрешился от мира и спрятал чувства так, как был научен с самого детства. Шпаги вытянуты и концами клинков мы смотрим друг на друга. – …К бою!

Невозмутимое лицо противника исказила ухмылка. И – последовала атака!

Свист вспоротого клинками воздуха, мелодичный звон высококачественной стали, укол в руку. Мою. На манжете белой рубашки брызги крови. Разрыв дистанции. Рецепторы мозга боли не воспринимали.

Противник пытался выдавить меня влево, глазами к солнцу. А хрен тебе, шаг вправо делать проще.

Атака! Свист воздуха, звон стали, скрежет длинного клинка о мою гарду – и опять укол в руку. Разрыв. Что-то не так. Противник откровенно кривил в улыбке рожу. Все наблюдатели, как положено, молчали, можно было услышать муху. Боли в ранах не чувствовал, рука работала нормально, усталости не ощущалось.

Полшага вправо и вперед, атака! Двигался быстро. Взвизгнул круговой захват клинка противника и зашелестел по его полотну острый кончик моей шпаги. Нет, дед, не получилось так, как ты учил, не попал в горло. Уж очень опытный соперник попался. Но под ключицу достал! Немедленный разрыв, клинок противника чуть не зацепил мое левое плечо.

Что, теперь не улыбаешься? Его рубашка стала багроветь, а лицо исказила совсем другая гримаса. Но все равно, он был зол, но сосредоточен. Атака! Успел уйти в защиту, клинок жалобно зазвенел, с поворотом налево выгнулся вопросительным знаком, мой противник завалился чуть вперед. Дед говорил, что самое неожиданное для врага, когда он во время поединка вдруг видит не лицо, а твою спину. Обычно враг теряется и какое-то мгновение не знает, что делать. И я не знал, растеряется ли мой противник в подобном случае. Но увидев, что его клинок проскрежетал по моему сантиметров на сорок вперед, сделал шаг влево и назад, стал к противнику спиной. И в тот момент, когда его клинок начал совершать возвратное движение, понял, что дед недаром все последние годы бил меня палкой по жопе. Перехватил рукоять шпаги левой рукой обратным хватом, параллельно локтевому суставу, и сделал резкое движение клинком назад.

Сначала почувствовал длинное и вязкое сопротивление, затем услышал звук падающей шпаги и предсмертный хрип бывшего врага. В состоянии полнейшей тишины выдернул окровавленный до половины клинок своей «итальянки» и, не оглядываясь, направился к брошенным вещам.

Поединком были довольны все.

Проигравших пари если и душила жаба, то настоящему гранду, идальго или кабальеро, показать этого никак не можно. Доволен был персонально Альфонсо, который поставил на меня всего с еще тремя дворянами пятьдесят серебром, а выигрыш составил четыре к одному, то есть лично он получил сто пятьдесят пиастров.

Доволен был король, все-таки день прошел весело. Доволен был герольд, зачитавший новый указ короля, в котором мне предписывалось к завтрашнему вечеру покинуть столицу и не появляться в ней в течение пяти лет.

Доволен был и я. Даже не потому, что поднял чистыми две тысячи серебром (двести пятьдесят вручил распорядителю, пусть помнит мою доброту), а потому, что этот поединок стал моей рекомендацией. Это был, не считая боевых столкновений с копчеными, мой самый первый публичный бой с серьезным соперником. И я победил.

– Я так переживала! – Изабель крепко прижалась ко мне, придерживая мою перевязанную руку, когда возвращались домой, и пустила слезу. – Но ты знаешь, милый, когда все сеньоры и сеньориты делали ставки по золотому дукату, я единственная поставила на тебя. И выиграла! Целых сто пятьдесят дукатов!

Ее слезы высохли, и она весело рассмеялась.