Текст книги "Славия. Паруса над океаном"

Глава 3

За полгода, которые меня здесь не было, работы сделали великое множество. Благодаря почти четырехтысячной армии дармовой рабсилы строительство и благоустройство феода закономерно подошло к финишу. Осталось сделать часть столярки, остекление и меблировку помещений, а также отделку дворца. Несмотря на то что все вновь прибывшие переселенцы проживали под деревянными и парусиновыми навесами, около тысячи человек уже сейчас можно было поселить под крышу, но надеюсь, что к началу дождей мы снимемся и уйдем, здесь останется около полторы сотни человек, не больше.

Добросовестно вкалывали не только строители. С моим прибытием появилось сырье, поэтому опять заработали плавильная печь и кузня (Иван разместил их в проходной пещере), а также механическая мастерская, расположенная на открытой площадке под самым обычным парусиновым тентом.

Работа наших молодых мастеров вызывала всеобщее любопытство, но с этим ничего не поделаешь, даже добровольные помощники нашлись. Иван отобрал двадцать семь малолетних пацанов и семнадцать уже вполне взрослых крестьян. В первую очередь изготавливались огнестрельное оружие и патроны, так что выкупленные казной у Педро восемь сотен готовых винтовочных прикладов и шесть сотен револьверных щечек пришлись как нельзя более кстати.

Производство бездымного пороха мы тоже механизировали. Еще в замке изготовили ряд вспомогательных механизмов, которые прошли испытание перед самым походом на Украину. Первый – это обычный горизонтальный смеситель, сделанный по типу тестомешалки, со встречными лопастями, ручным приводом и закрывающейся крышкой. Второй – центрифуга с конической парой, ременной передачей и ножным приводом. Сейчас оба этих механизма были установлены в маленькой прохладной пещере. Рядом с ее входом на площадке построили два сарайчика, сушильный и разделочный. В разделочном стояли столик с вальцами для раскатки листов и два столика с клиновыми ножами для их резки в лапшу, вдоль и поперек. Котел, подогреваемый паровой баней и необходимый для технологического процесса, установили прямо на улице. А все это место, огороженное высоким забором, охранялось круглосуточно, и ни один посторонний сюда не допускался.

Сейчас полным ходом варили латунь, в кузне тянули гильзы и отливали пули, а в мастерской собирали оружие. Поэтому имелись все основания полагать, что дней через десять наши воины будут перевооружены полностью.

В будущем, конечно, никакое производство здесь не планировалось, все оборудование мы демонтируем и отправим на самые первые наши территории, в Южную Африку. Здесь же останется переселенческая база, где в течение трех месяцев людей будут обучать языку, арифметике и отбирать любознательных и перспективных. Кроме того, здесь же планируется осваивать новые технологии ведения сельского хозяйства. Благо дело, мы доставили с собой весь необходимый инвентарь, который заинтересовал фактически всех, и крестьян и казаков.

Лично для меня занятие сельским хозяйством в той жизни было чужим и неинтересным делом, но в этой других серьезных хозяйств и не бывает, поэтому любой человек от крестьянина до князя в земледелии понимает неплохо. Вот только технологии от сохи не менялись на протяжении многих столетий, в результате чего для прокорма одного воина, в зависимости от плодородия почвы, должны работать от пяти до десяти крестьянских семей. А мне сейчас нужно, чтобы было наоборот – один крестьянин кормил десять воинов и никак не меньше.

Не знаю, как обучают детей в XXI веке, но во второй половине ХХ, когда я учился, нам преподавали основы почвоведения, некоторые технологии вспашки земли, а также кое-что из селекции, наук о севообороте и удобрениях. Все эти воспоминания я суммировал на шестнадцати листочках и вместе с простенькими схемами отдал в печать Карло Манчини.

Работать отвальным плугом, культиватором, сеялкой, сенокосилкой и косой-литовкой учились вместе. Что там говорить, желающих встать за плуг было, по меньшей мере, две тысячи человек. Но когда из печати поступил первый десяток моих тоненьких книжиц, их читали все – и казаки и крестьяне! Особенно радостно было наблюдать, как медленно, по складам, читают вчерашние смерды! Обсуждали мои записки о сельском хозяйстве во всех присутственных местах и во время плавания.

Конечно, люди разные. Раздай землю всем поровну, она в конце концов все равно перейдет к тому, кто ее любит обрабатывать – к кулаку, то есть настоящему хозяину. Не рассчитываю на то, что на моих землях совсем не окажется разных алкоголиков и лентяев, но очень надеюсь, что их будет мало. Ведь сегодня не начало XVIII века, и наш мужик еще не успел стать бесправным и безразличным рабом, поэтому, если рассчитывать на его извечный менталитет и желание «все пощупать», новые технологии обязательно должны прижиться и принести колоссальные плоды. Как в прямом, так и в переносном смысле этого слова.

Две архиважные задачи лучше всего решались в феоде Картенара. Первая – увеличить количество обучающихся будущих капитанов и довести их уровень знаний до уровня военно-морской специализации Малаги, для чего создать постоянную морскую школу. Второе – для улучшения медицинского обслуживания населения на новых землях организовать временную (на ближайшие лет пять) лекарскую школу.

Если врачей мы будем готовить строго для себя (мне совершенно неважно, признают или не признают в Европе наш лекарский патент), то официальное признание патента морского шкипера для дела очень важно. Без автографа губернатора любого европейского государства такой документ считается недействительным. Тем более что при наличии средств лично для себя не вижу никакой сложности в получении лицензии на организацию школы. Да и заместитель начальника школы по учебной части, то есть главный преподаватель, а с ним еще двое помощников – марсовый инструктор и инструктор-бомбардир – ко мне на службу уже поступили и сейчас участвовали в отборе двадцати четырех будущих слушателей-мореманов. Да-да, я не в том положении, чтобы разбрасываться опытными специалистами, поэтому некий голландский дворянин Йорис ван дер Кройф принес мне вассальную присягу, целовал Евангелие и сейчас под именем погибшего в прошлом году кузена Йохана осваивал территорию будущей школы.

После официального оформления и приписки моего нового флейта «Селена» имя ее бывшего капитана станет вне закона. Но я со своей стороны дал клятву сюзерена, что через десять лет безупречной службы Йорис станет богаче на восемьдесят тысяч талеров, получит во владения земли и будет легализован совсем под другим именем. Двум его лучшим специалистам тоже было сделано подобное предложение, правда, с выплатой годового содержания всего в полторы тысячи талеров. Это предложение оказалось выше их мечтаний, и они с радостью согласились. Остальных же пятьдесят пять выживших пиратов я собирался расселить по различным поселкам в глубине африканского материка.

Слушатели лекарской школы тоже нашлись, и немало. Правда, некоторых трудов стоило уговорить мужей-моряков, отправляющихся в дальние походы, сейчас никуда не тащить своих жен, особенно беременных, а оставить их на острове. Предложение было вполне разумным, поэтому уезжали только супруги матросов шебек, которые обязались вести патрулирование нашего побережья Африки. Таким образом, к увечным казакам добавилось еще сто семьдесят семь казачек, то есть новых студиозусов-медикусов. И пусть нормальными лекарями станет лишь пятая часть из поступивших в школу, ни для кого из девчонок эта учеба даром не пройдет.

Впрочем, лекции доктора Янкова принесли плоды еще три месяца назад, особенно в вопросах санитарии. Неоценимую помощь в этом ему оказали лыцари под предводительством Антона, правда, с помощью кнута и чьей-то матери. Но идеальный порядок, который поддерживался до сегодняшнего дня, был достигнут только после организации показательной процессии с участием всех местных жителей на границу феода – к импровизированному кладбищу шли под палящим солнцем. Здесь после часовой молитвы была вырыта яма четырехметровой глубины и захоронены фекалии, найденные в лагере в неположенном месте.

Если быть до конца откровенным, то лыцари повторили процедуру, через которую в прошлом году, на заре своего воспитания, прошли сами.

Но не все в феоде обстояло так хорошо, как казалось внешне. Во-первых, была напряженная ситуация с едой, заканчивались мука и крупы, двух последних быков держали на мясо ко дню моего прибытия, чтобы не опростоволоситься. А рыба, на постоянное потребление которой перешли месяц назад, изрядно надоела даже самым большим ее любителям. Во-вторых, люди жили под обычными навесами и спали на обычных дерюгах и ковриках.

Но все это можно было бы терпеть, если бы не обострившаяся демографическая ситуация. Триста мужчин, а со строителями все пятьсот, были обделены вниманием со стороны женского пола и при этом ежедневно и ежечасно наблюдали за романами и семейной жизнью ближних. Ситуация вышла на уровень верхнего предела напряженности и сдерживалась только проповедями священников и силой авторитета Ивана. Нужно было принимать срочные меры.

Утреннее построение вызвало всеобщий интерес, прошло оно при большом скоплении любопытствующих священников, некомбатантов и крестьян. Что там говорить, к созерцанию подобного действа смерды вообще никогда не допускались, а здесь такое представление! Они даже рты от удивления раскрыли.

Можно было построить воинов на площади внутри цитадели, как раз тысяча сто человек разместились бы свободно, но я умышленно приказал собраться у причалов – места общедоступного. Пусть мои новые подданные, в том числе будущие свободные пахари, почувствуют причастность к рождению молодой государственности.

Здесь же, на стенах равелинов, прямо как в театре, расселись итальянские строители, испанские плотники и венецианские краснодеревщики. Они успели увидеть много необычных новинок (скрыть-то их невозможно!), а сейчас опять этот заказчик-феодал собирался продемонстрировать что-то интересное, будет о чем поведать и родственникам и знакомым. Ну-ну, вы еще не знаете, дорогие мои, что давно уже стали моими подданными, а родственники и знакомые ваши теперь будут жить совсем на других землях. Вот только шеф-архитектор мастер Лучано выглядел грустно, все шесть дней, которые я был здесь, он порывался о чем-то спросить, но сдерживался. Человек он совсем неглупый и, видно, догадывался о своей судьбинушке.

И вот народ с нетерпением, в полнейшей тишине воззрился на застывший сдвоенный двухшеренговый строй, для компактности расположенный буквой «П». И ожидание оказалось вознаграждено, первым был зачитан указ о присвоении звания бригадного генерала и назначении на должность генерал-губернатора Южно-Африканского графства господина Ивана Бульбы. Да, всем стал известен именно тот правитель, который будет поддерживать закон и вершить суд на той самой земле, где большинство из них поселится навечно, где затем будут жить их дети, внуки и правнуки.

Ни один даже самый умный император, царь или князь не способен самостоятельно объять необъятное. Для этого нужны помощники – инициативные, стремящиеся к действию люди. Они должны обладать смелостью, готовностью брать на себя всю полноту ответственности, способностью собрать единомышленников и исполнителей, покорителей новых земель и народов. И такие люди у меня имелись, недаром когда-то выбрал их из числа лучших. Правда, пока они были молоды и неопытны, но эти недостатки имеют интересное свойство – с возрастом исчезают. И пусть Иван совершенно неграмотен в вопросах европейской политики, но заграбастать, прижать к ногтю и удержать то, на что стала подошва его сапога, он сможет. А на его плечи возложили именно такой мешок.

Вторым указом за добросовестную службу князю возвел в жалованное дворянство с выдачей соответствующих грамот шестьсот семьдесят два бывших казака. Это давало право не только на двести моргов земли, которую можно было сдать в аренду или посадить на нее управляющего и наемных работников, но и на получение материального довольствия за государеву службу – как за звание, так и за должность. Получали дворяне и другие привилегии, в том числе возможность медицинского обслуживания семьи и обучения детей в военных школах и гражданских университетах за счет казны.

Конечно, плодить лишних дворян совсем не хотелось, но уговорить привычного к приволью, земле и сельской местности казака стать матросом, морским пехотинцем или кадровым кирасиром иначе не представлялось возможным. Поэтому и издал указ о трехгодичной привилегии для всего православного воинского сословия. Тем самым хотел создать командный костяк будущего флота и армии.

Однако триста двадцать казаков, в основном из числа хуторских, ни на какие посулы не поддались. Они решили, что лучше сразу ухватить в руки жирную синицу, чем ловить журавля в небе. Что ж, пограничники мне тоже нужны.

Третьим указом возвел в офицерский чин с выдачей офицерских патентов всех лыцарей, в том числе десять моряков-барселонцев, двадцать пехотинцев и трех кавалеристов. Обученных механиков, кузнецов, литейщиков, корабелов и геологов возвел в инженеры-лейтенанты. Остальные стали лейтенантами-инструкторами. Петро Орлик тоже сделался лейтенантом, командиром эскадрона кирасир. Вчера в присутствии всего ближнего круга возвел его в лыцарское достоинство. В будущем же лыцарский корпус будет ограничен одной тысячей человек и не более того, в него войдут самые достойные.

Затем зачитал приказы о повышении воинских званий.

Звание майора, должность начальника воинской плавучей школы и по совместительству командира отдельного отряда морской пехоты на корабле «Алекто» получил Антон Полищук. Звания капитанов и должности командиров колониальных гарнизонов дал Ангелову и Лигачеву. Лейтенанты Стоянов и Васюня тоже получили такие же должности, только первый назначался командовать гарнизоном в Африке, в устье реки Оранжевая, а второй домашним гарнизоном, цитаделью Картенара.

Последним приказом было присвоено шестьдесят семь сержантских званий, девяносто два звания старшего матроса и восемьдесят одно капральское. В дальнейшем подобный приказ будет находиться в компетенции генерал-губернатора территории.

Заключительным актом торжественной части стало вручение отличившимся воинам премиальных денег за взятые в бою призы.

Четыре шебеки вместе с трофеями и специально созданной комиссией под моим председательством были оценены в сто двадцать две тысячи талеров. Половина суммы направлялась на премирование, то есть за вычетом затраченных боеприпасов, была разделена на десять долей размером пять тысяч семьсот талеров каждая. На них выписали сертификаты Малагского банка реконструкции и развития. По одной доле получили пятеро оставшихся в живых рядовых и две доли их командир, сержант, ныне, как и все они, произведенный в лейтенанты Стоян Стоянов. Трое погибших оказались круглыми сиротами, поэтому их доли также вручил Стояну, пусть он ими распорядится по собственному усмотрению. Правда, всем обо всём известно было еще вчера, в том числе и о премировании, поэтому решение ребята приняли давно и тут же все три сертификата вручили епископу Михаилу на строительство церкви.

Флейт оценили в сорок восемь тысяч. Его трюм был полностью укомплектован для дальнего похода – солониной, крупами, мукой и апельсинами, но самое важное лежало в сундуке бывшего капитана: торговая казна в семьдесят три тысячи серебром. После всех расчетов премиальный приз составил пятьдесят девять тысяч. Выделил десять долей капитану, то есть мне, по пять долей двум офицерам, три доли боцману, по две – трем сержантам и тридцать – матросам, в результате получили те же пятьдесят девять долей, то есть по тысяче на каждую.

Сертификат на свою долю также отдал на строительство храмов.

Не хочется кого-либо осуждать, ибо сколько людей, столько и характеров. Но, наблюдая со стороны, приметил, что некоторые казаки смотрели на премированных воинов с завистью, и не скажу, что с доброй, а некоторые казачки с сожалением, однако абсолютное большинство с радостью и одобрением. Ведь они ничем не хуже, и в будущем их точно так же ожидают слава и богатство, особенно с таким удачливым князем.

А еще заметил, что совсем исчезла некоторая настороженность, особенно в среде тех казаков, которые не шли с боями по Украине, а ожидали нас уже в Хаджибее. Думаю, что возникла она сразу же после принятия присяги и целования креста, в тот момент, когда запретил называть себя атаманом.

– Станичных и земских атаманов будете избирать у себя на кругу, – сказал им тогда. – А я для вас государь, отец родной, отныне и навеки. Аминь!

Для меня не было секретом, что некоторые частенько шушукались, сомневаясь, правильно ли они сделали, разменяв вольницу на государеву службу. Однако поведением и всеми своими действиями старался эту настороженность развеять, а Иван Бульба, лыцари и казаки, которые пришли со мной, побывав в боях, очень сильно этому способствовали. Но только сейчас, когда смотрел в те открытые лица молодых, свободолюбивых ребят, глаза которых некогда выражали сомнения, мне стало совершенно ясно, что отныне в их душах этот червяк издох. Моим без остатка стал последний неверующий Фома.

Торжественное построение торжественным маршем не закончилось, это было дело будущего. Сейчас требовалось поднять настроение не только отличившимся, но и абсолютно всем остальным. Кстати, те, кто считает Строевой устав в общем, а шагистику в частности, непотребной муштрой, очень глубоко ошибаются. Лично я ко всему этому отношусь как к величайшему достижению военной мысли, которое мобилизует дух и дисциплинирует сознание воина.

– Товарищи воины! – сказал в заключение. – Все вы знаете, что перед вашим прибытием на остров он подвергся нападению берберийских разбойников. В результате погибли мои лыцари. Я как владетель этой земли сию злостную пакость не прощу и обязан действовать по чести, совести и справедливости. Поэтому, товарищи, приказываю! Завтра мы идем в поход на Агадир! Воздадим врагам-нехристям по заслугам! Вас там ждут слава и богатство, а изголодавшихся по женской ласке – гаремы с красавицами Востока! Все это принадлежит нам! Пойдем и возьмем! Ура!

– Ура! – заревело довольное войско.

– Ура!! – радостно завизжали жены. А чего? Неопределенности теперь нет, богатый и добычливый князь рядом с ними, вот и поход наметил. Мужей их ценит, вон сколько премиального серебра отвалил. Теперь, говорит, опять приволокут целые корабли красивых и ценных вещей, и в первую очередь для них, любимых. Значит, привычная жизнь налаживается, разве это не приятно для слуха женщины?

Объявил столь короткие сборы умышленно. Это раньше для серьезного похода казакам нужно было давать неделю на раскачку и сборы, а сейчас принудительно введенные в повседневный обиход воинские Уставы превратили бывшую анархическую вольницу в маленькую сплоченную армию. За время пребывания людей на острове и команды кораблей, и сухопутные подразделения прошли неплохой курс молодого бойца и вполне приличное боевое слаживание. Поэтому одного светового дня на подготовку похода нам было более чем достаточно.

Продовольственное обеспечение приказал грузить на двое суток – из расчета личного состава в одну тысячу человек. Незачем излишне забивать трюмы, нам они понадобятся для вывоза ништяков. Да и на третьи сутки запланирован бой и, следовательно, желудки запаковывать противопоказано. Ну а дальше… дальше победителя будет кормить побежденный.

В набег хотели идти все, но комендантской роте Васюни пришлось остаться. Ивана тоже не взял, как он ни шипел и ни брызгал слюной. Указал на массу незавершенных дел, например казацкие сотни вообще еще не были перевооружены, за исключением единственного выборного наказного атамана Руслана Карачая. Правда, оружие на складе имелось, мастерам осталось закончить сборку и подгонку всего ста десяти винтовок и двухсот девяноста револьверов, зато боеприпасов оказалось совершенно недостаточно. Ничего, пистоли, аркебузы и мушкетоны это тоже страшное оружие. Мастерам возни хватало и с новыми каронадами, и с пулеметами. Впрочем, все эти вопросы они уже могли решать самостоятельно, но вот не положено генерал-губернатору территории, площадью равной шести Испаниям, в атаку ходить – и все! А мне? Мне можно, я еще молод, а молодым нужно набираться опыта.

Глядя на великолепие моего дворца, построенного в стиле барокко, понимал, что архитектору Лучано по плечу даже строительство самой изысканной королевской резиденции. Но пока единственным помещением, полностью законченным, обставленным мебелью и отделанным африканским красным и белым деревом, был кабинет. Сегодня с самого утра его двери не закрывались, а Славка Орлик, который стал моим временным ординарцем, понятия не имел, как в приемной навести элементарный порядок и установить самую обычную очередь. Ну как, скажите, выполнить мое требование никого «не пущать», если мы с Ритой ведем конфиденциальный разговор по вопросам объемов синтеза некоторых видов ВВ, а у двери нарисовались отцы Михаил, Василий и Герасим?

– Простите, отцы, – сказал вошедшим после того, как мы встали и приняли благословение, – но наш разговор с госпожой Ритой не терпит отлагательств, поэтому присядьте и подождите.

В их присутствии мы не боялись назвать тол – толом, а пироксилин – пироксилином. К Рите и ее химической продукции отнеслись благосклонно, когда убедились, что все это направлено на увеличение значимости и могущества православной церкви. Да и к другим чудным и непонятным новшествам стали привыкать, думаю, не без влияния одного из главных инквизиторов-контрразведчиков (я был в этом глубоко убежден) отца Герасима. А ведь еще совсем недавно, в первый же день нашего прибытия, решили испытать меня на прочность и пошли на конфронтацию.

– С какой радости ты распорядился над замковой часовенкой воздвигнуть католический крест, а?! – зло фыркал отец Василий. – А поголовное обучение грамоте смердов?! Ты понимаешь, что породишь излишне много думающих неслухов, а на свою голову или на голову наследников – дамоклов меч? Ты молод еще, раб Божий Михаил, и не знаешь, что во многих знаниях многие печали!

– Довольно! – Эти слова о давно решенном мною для себя вопросе вызвали резкое неприятие. – Тут нет смердов, тут есть свободные хлебопашцы. Да, я раб божий, но не раб церкви! Я всего лишь смиренно верующий и радеющий о ее нуждах и о возвращении ее святынь, о расширении ее границ и процветании. Но ничего сего не будет, если мы не построим могущественное государство. Разве не понятно, что с невежественными людьми, точно так же, как и без духовного сплочения народа, эта мечта окажется несбыточной?

С детства был приучен общаться с людьми любых сословий сдержанно и корректно. Но, во-первых, поскольку знал со слов Кривошапко и Васюни, что отцы все это время добросовестно изучали новый славянский язык, занимались переводом Священного Писания, мне было странно, что они решили вести со мной диалог в таком тоне. И во-вторых, меня возмутило, что духовное лицо, священник, который совсем недавно был рукоположен в высокий сан епископа и отправлен вместе с нами на трудный многолетний подвиг, решил положить свои пять копеек сверху князевой казны и поучить меня, как организовать светскую жизнь. Он мне напомнил священника-депутата из парламента XXI века, который вместо того, чтобы на личном примере добропорядочности, честности и скромности заниматься привлечением и духовным воспитанием прихожан, особенно молодежи, лез в политику, экономику и бизнес. Эти ростки зарождающейся непотребной демократии возбудили страшную злобу, и мне стоило большого труда не выплеснуть ее наружу, а говорить тихо и спокойно:

– Что и как делать, православной церковью уже давно решено и Его Божественным Всесвятейшеством персонально вам указано. Поверьте, всеобщая грамотность моих подданных и ваших прихожан принесет неприятности только власти закоснелой и консервативной, а таковой ни моя светская, ни ваша духовная быть не должна. Жизнь часто меняет казалось бы незыблемые устои, и мы должны быть к этому готовы. Мы обязаны сплотиться и идти по миру единой фалангой, тогда сможем объединить огромные, сейчас еще дикие территории, построить многие тысячи православных храмов и привлечь в них миллионы будущих прихожан. А еще сможем вернуть Великую Софию в лоно материнской церкви и дать по зубам любому еретику или безбожнику, лет через двадцать вы станете тому свидетелями. Да какими свидетелями, вы к сему большому делу сами будете причастны!

Глядел на невозмутимые лица отцов и с каждым словом все больше заводился. Все же имеет значение не только сознание, но и биологический возраст тела.

– Лично я готов исполнить взятые перед родной церковью обязательства до последней буквы, того же требую… Да! Именно требую и от вас! Поэтому говорю сразу, отцы, либо мы вместе, либо никак, а если кому-то не нравится моя политика… Нет! Наша политика! Того завтра же посажу на корабль и отправлю обратно в Константинополь, а у Его Божественного Всесвятейшества попрошу другого епископа. Спросите у отца Герасима, он подтвердит: мне не откажут. Но если кто-то останется и начнет плести интриги, будет в проповедях смущать умы наших людей и настраивать их против меня, запомните, не пощажу! Расправлюсь самым жестоким образом! Понимаю, что вы меня не боитесь, но имейте в виду, несмотря на молодость, а вы меня в это обстоятельство опять ткнули носом, я тоже ничего не боюсь. Готов преступить даже через некоторые устои, но планов – не поменяю, целям – не изменю и пойду к ним даже по трупам!

Этими словами я поверг их в шок. Нет, в глазах страха не было, да и не стали бы епископами трусливые священники, но неуверенность и мгновенная растерянность мелькнули. Увидев напряжение, нарастающее после моей отповеди, сам немного расслабился и закончил более спокойно:

– Что же касается креста на замковой часовенке, который виден далеко в море, то через год, два или три здесь объявится какой-нибудь проверяющий, и все тайное станет явным. И что сделает хозяин этих земель, его католическое величество король Испании? Он отправит сюда эскадру и сровняет мой феод с землей, а все имущество конфискует. В принципе то же самое в своем княжестве обязан буду сделать и я, поскольку взял на себя обязательство запретить строить неправославные храмы. Не так ли?

В общем, проговорили тогда до поздней ночи. Отец Герасим в основном молчал, но судя по редким высказываниям, был на моей стороне. Епископы меня больше не поучали, зато задали бессчетное количество вопросов и в конце концов отстали. Думаю, что это была последняя проверка на вшивость, и очень надеюсь, что дальнейшие отношения мы построим на взаимных понимании и доверии.

Сейчас же, когда закончили с Ритой рассматривать вопросы развития химической промышленности в Африке и она ушла, отцы пересели за стол для совещаний и просветили меня насчет своих планов, которые были тесно связаны с планами общей экспансии. Эта троица вместе с молодыми священниками, в том числе и убежденными черными[11]11
  Черное, или монашествующее, духовенство – священники, давшие обет безбрачия. Они могут возвыситься до патриарха, в отличие от белых, женатых, которые получить сан выше протопресвитера не могут.


[Закрыть], которых Вселенский Патриархат пустил в свободное плавание, получили полный карт-бланш по всем вопросам развития епархий, вплоть до создания собственной митрополии.

Окончательно договорились о строительстве за счет казны в столице Южно-Африканского графства, резиденции митрополита, духовной семинарии и собора, а также четырнадцати церквей, по количеству закладываемых городков. План был рассчитан на семь лет. За это время из специально отобранных мальчишек воспитаем и подготовим первый выпуск священников для будущей армии миссионеров, умеющих проповедовать Слово Божье, а в руках держать и кнут и пряник.

Между собой батюшки решили, что епархию возглавит отец Василий, ректором семинарии станет отец Михаил. Ну а отец Герасим и два монашествующих священника станут сопровождать меня во всех походах до тех пор, пока не будет заложен первый камень собора в столице нового княжества.

Как только отцы покинули кабинет, Славка доложил, что в приемной ожидает архитектор.

– Что сказать ему, ваша светлость, «пущать» или «не пущать»?

– Давай, проводи ко мне, – я махнул рукой. Да, решение вопроса со строителями дальше оттягивать нельзя.

Каменотесы и каменщики уже две недели как закончили все работы, даже сложили за отдельную плату, обещанную Иваном, за тыльной стеной цитадели со стороны долины стены огромной казармы для переселенцев. Однако, насколько понял по докладу Антона, в их среде чувствовалось серьезное брожение. Не все там были тупорылыми, многие прекрасно понимали, что увидели и услышали слишком много. Чтобы не бездельничали, несколько дней назад подрядил их построить у пещер небольшое здание мастерских для развития в будущем какого-нибудь несложного и несекретного производства.

Работали они быстро, тем более что носить и подавать камень было кому, поэтому уже вчера пошабашили и стали задавать вопросы о возвращении домой.

– Разрешите войти, сеньор Микаэль? – В дверь бочком зашел мастер Лучано и низко поклонился. Симпатичный брюнет лет тридцати пяти, он, несмотря на свое мещанское происхождение, с дворянами-заказчиками всегда общался чуть ли не на равных, кланялся с чувством собственного достоинства, а сейчас выглядел нерешительно и растерянно.

– Слушаю вас, мастер, присаживайтесь, пожалуйста. – Встал из-за стола, чем проявил уважение, и указал на кресло напротив.

– У меня неприятности, сеньор, два моих рабочих в прошлое воскресенье утонули, а один вчера сорвался со скалы и расшибся насмерть. У нас раньше никогда такого не было, люди волнуются, а сто тридцать человек уже закончили работы и ждут расчета. Их можно отпускать домой. Что вы скажете, сеньор?

О том, что трое проблемных работяг, которые были возмутителями спокойствия в своих коллективах, неожиданно погибли, мне Антон доложил. К сожалению, все они являлись неплохими каменщиками, но такова их судьба, душевное состояние оставшихся двух с половиной сотен (с учетом вновь прибывших плотников, отделочников и краснодеревщиков) имела более весомое значение.

– Сожалею о случившемся, мастер. Что же касается оплаты выполненных работ, то произвести полный расчет готов сегодня же, даже оплатить авансом отделочные и столярные работы.

– Прекрасно! Благодарю вас, сеньор. – Лучано слегка расслабился. – А корабль в Малагу когда планируете отправить?

– Зачем?

– Ну как же, – он опять напрягся, – каменщиков уже можно отпустить домой…

– Каменщиков? – переспросил я и отрицательно покачал головой. – У меня для вас есть другая работа, вы отправитесь в Африку.