Текст книги "Утаенные страницы советской истории"

– Так он не казак?

БУДЕННЫЙ. Нет, иногородний, из-под Воронежа, их казаки хохлами называли. Приехали на Дон в поисках лучшей доли, говорили, что там мужику райское житье. А приехали – поняли, что приоритетов у них в отличие от казаков никаких нет… Зато теперь станица Платовская, где отец жил, именуется Буденновской…

– Про Семена Михайловича говорят, что он буквально до последних дней сидел в седле и держал своего коня в конюшне Министерства обороны СССР.

БУДЕННЫЙ. Нет, летом конь у нас был в конюшне на даче, а зимой – на 1-м конном заводе. Отец в 87 лет в последний раз в седло садился… Он был одновременно заместителем министров обороны и сельского хозяйства – так дело поставил, что у нас тогда все конезаводы были военизированы. Сам вывел две породы – буденновскую и дерзкий араб. Может, это и есть самый лучший ему памятник?

Из записных книжек С. М. Буденного: «Яникогда в своей жизни не лгал и интриганом не был, да и по своему характеру этими вещами заниматься не могу, так как лгунов и интриганов не переношу физически. Но в своей жизни много перевидал карьеристов, авантюристов и другой мерзости».

Россия как никакая иная страна богата людьми-самородками, исключительными талантами, отчаянными храбрецами, самоотверженными подвижниками… Может, именно по причине этого богатства мы и оказались столь расточительны, что спокойно и безжалостно забываем или оклеветываем даже самых замечательных своих соотечественников?

(26 апреля 2003 г.)

«Сталин понимал, что демократию навязать сверху нельзя»

Наш собеседник:

Юрий Николаевич Жуков

Доктор исторических наук, ведущий научный сотрудник Института российской истории РАН.

Что знаем мы об истории так называемой «Сталинской Конституции» – Основного Закона, но которому граждане Советского государства жили более сорока лот – с 1936 до конца 1977 года?

До недавнего времени представлялось, что Сталин «сделал эту Конституцию под себя». Однако при более углубленном и непредвзятом научном изучении прошлого нашей страны уже далеко не все представляется столь однозначно и однотонно…

– Считается, что эта Конституция впервые предоставила советскому пароду демократические права и свободы – по крайней мере, она их декларировала…

– Сталин прекрасно понимал, что демократию нельзя ни навязать сверху, ни «подарить» – людей к ней нужно приучать постепенно, особенно в нашей стране… Поэтому Конституция, в подготовке которой Сталин активно участвовал, была «одежкой на вырост», той планкой, через которую народ сумеет когда-то перепрыгнуть, постепенно овладев азами демократии.

– Что вы имеете в виду под «азами демократии»?

– Прежде всего, он хотел добиться того, чего в нашей стране никогда не было: всеобщего избирательного права…Ведь первые выборы у нас прошли только после революции 1905 года. Они были не всеобщими – половина населения была лишена избирательных прав, не были прямыми – люди выбирали выборщиков, которые еще раз выбирали тех выборщиков, которые выберут депутатов Государственной Думы, не были, наконец, и тайными… После Октябрьской революции все фактически осталось точно так же, только привилегии в отношении выборов перешли от меньшинства – капиталистов и помещиков, что прямо было записано законами Российской империи, – к большинству, в пользу рабочих и крестьян…

– А что предлагал Сталин?

– Он, замечу, с большим, трудом сумел пробить новое Положение о выборах – всеобщих, прямых и тайных. Все без исключения граждане наделялись равными избирательными правами: один человек – один голос. Поначалу даже предполагалось, что избиратель должен будет положить бюллетень в конверт, запечатать его, а уже затем – опускать в урну…

– Зачем, если в бюллетене значился только один кандидат?

– Так вот, что самое важное, Сталин предлагал ввести альтернативные выборы! Положение о выборах в Верховный Совет СССР должно было предусмотреть выдвижение на одно место не меньше двух-трех кандидатов. Дело в том, что он хотел мирно и бескровно отрешить от власти «партократию». Тех людей, которые великолепно проявили себя до революции – на подпольной работе, в революцию – захватывая власть, в ходе Гражданской войны – удерживая власть. Но им не хватало образования и специальности! Если это русский, то была церковно-приходская школа, если еврей – хедер. Все! И вот волею судьбы эти люди оказались во главе областей, краев, автономных республик… Поначалу они справлялись, но потом на их плечи легли задачи первых пятилеток – нужно было пускать такие металлургические гиганты, как Магнитогорский, Кузнецкий, Запорожский, создавать станкостроительные заводы… Этого «партократы» уже не могли… Во многом из-за них не были вовремя выполнены планы первой пятилетки, а если и были, то потребовалась доводка еще в течение двух-трех лет. К примеру, о том, что Кузнецкий металлургический вступил в строй, рапортовали в срок, не уточнив, что пущены две домны из шести… Вспомните еще и коллективизацию, совершенно уродливо проведенную именно из-за свойства чиновника отчитаться в большем, нежели нужно… Никто ж тогда не требовал всех коллективизировать! Нужно было только делать это там, где это было экономически выгодно… Люди это были хорошие, но их непрофессионализм, неграмотность губили дело. Но как их отрешить? Ведь они составляли большинство и в ЦК, и во В ЦИК… Сталин и его ближайшие единомышленники поняли: после коллективизации, после неудач в индустриализации народ при тайных альтернативных выборах за первых секретарей не проголосует…

– Кого вы считаете его единомышленниками?

– Это, прежде всего, Молотов; нарком иностранных дел Литвинов; Вышинский, который перед выборами, по согласованию со Сталиным, выпустил на свободу крестьян, которых сажали за так называемые «три колоска», и вернул им избирательные права. Об этом не любят говорить, а ведь это же почти два миллиона крестьян, которые мгновенно оказались на свободе, и им не нужно было указывать в анкетах, что они судимы. Более того, им предоставлялись избирательные права и права выдвигать своих кандидатов… Яков Аркадьевич Яковлев-Эпштейн, нарком земледелия… Он активно участвовал в разработке Конституции и, главное, написал новый избирательный закон – как раз об альтернативных выборах. Это, пожалуй, основные люди… Да, еще Ворошилов и Каганович, которые хотя и не отличались особыми умственными способностями, но, когда было нужно, безоговорочно голосовали в поддержку Сталина…

– По какому сценарию должны были развиваться события?

– Когда избиратели не проголосуют за своих первых секретарей, то тех приглашают в ЦК: «Народ вас не поддерживает, уж извините! Давайте заявления по собственному желанию – и идите учиться или найдите себе какую-то иную работу». Однако эти, грубо говоря, «партократы», «чиновники» оказались не такими дураками и так просто не сдались. На пленуме летом 1937 года, когда перед сессией ВЦИК нужно было принимать закон об альтернативных выборах, они вечером, накануне последнего дня заседания, по очереди пошли на прием в кабинет к Сталину. Каждый говорил: «Мы не против альтернативных выборов! Но НКВД установил, что у нас существует колоссальная подпольная повстанческая организация! Сначала нужно ее ликвидировать – потом будут выборы!»

– Логика железная! Но почему же Сталин не спросил у руководителей областных управлений НКВД, что у них там вдруг за «повстанцы» выискались?

– В то время НКВД был на стороне «партократов». Им руководил Ежов, сам из партийных чиновников. Тогда Сталин и совершил свою самую главную ошибку – пожалуй, это единственное преступление, в котором его реально можно обвинять… Под таким давлением он дал добро первым секретарям на ликвидацию этих мифических организаций. Тут же в Политбюро ЦК пошли просьбы от всех секретарей – кому сколько человек нужно расстрелять или посадить. Любопытно, что первым по кровожадности был Никита Сергеевич Хрущев. Сохранились документы: в 1937 году в Московской области он сумел найти 20 тысяч «кулаков», подлежащих расстрелу. Откуда их столько в Подмосковье, к тому же через пять лет после коллективизации?! А когда начались репрессии, то о каких альтернативных выборах можно было говорить?

– Почему Сталин – сильный, волевой человек и политик не выступил открыто против «партократии»? Он же сумел это потом сделать…

– Сталин понимал, что все, что он уже сделал в области политики, подпадает под обвинение в оппортунизме, т. е. в отступлении от всех ленинских партийных норм. Например, вступление в Лигу наций, которую до конца 1934 года в нашей стране объявляли ширмой – за ней скрывается империализм, жаждущий задушить все народы мира… Или заключение в 1935 году антигерманского оборонительного пакта с Францией и Чехословакией, к которому вскоре должна была примкнуть Великобритания. Что это за военный союз? Это же фактически Антанта! Для нас – виновник контрреволюции, интервенции…

– Сталин отступил от ленинских норм… Кто же из двух вождей был не прав?

– В каждый конкретный исторический момент действуют свои правила игры. В середине 1930-х годов не могло быть и речи о том, что было в 1917-м! Большевики затеяли революцию не ради победы социализма в России, а как запал для революции в Европе. До 1923 года в открытую говорили: главное, чтобы революция победила в Германии! Тогда германский пролетариат – старый, организованный и дисциплинированный, германская тяжелая промышленность и русское отсталое сельское хозяйство, соединившись, станут непобедимыми. Отсюда попытки устроить революцию в Германии в 1918, 1919, 1921, 1923 годах. Иными словами, вся партия была ориентирована только на мировую революцию. Расхождения были только по поводу, как именно ее проводить? Троцкий полагал – опираясь на Красную армию, Зиновьев – силами Коминтерна и подпольного партийного движения. Сталин в этот момент стоял в стороне от них ото всех…

– Почему же тогда Сталина не обошел Троцкий, его извечный соперник?

– У нас любят говорить о борьбе, которой на самом деле не было! Осень 1922 года. Смертельно болен Ленин, он уже фактически выходит из игры, и на Политбюро Троцкому предлагают занять его пост. Формально – зампреда Совнаркома, фактически – главы правительства. Но Троцкий наотрез отказался и в итоге дал возможность Рыкову занять этот пост после смерти Ленина… 1923 год, революция в Германии, половина руководства нашей партии находится там, а Троцкий снова удаляется как бы в никуда и пишет свои литературные эссе, ни во что не вмешиваясь… Когда же умер Ленин, он вообще уехал в Кисловодск. Т. е. он всякий раз сам уходил в сторону, не решаясь занять главный пост. Почему? Боялся, что не справится. А он не хотел не справиться!

– То есть боялся потерять лицо… Возвращаемся к вопросу, почему все-таки Сталии не пытался «пробить» альтернативные выборы?

– Выборы для бюрократии – дело совершенно непонятное. Почувствовав опасность, «партократия» легко могла бы обвинить Сталина во всех смертных антимарксистских, антиленинских грехах. Вышел бы на трибуну тот же Роберт Индрикович Эйхе, первый секретарь Западно-Сибирского крайкома партии, ставший инициатором массовых репрессий, перечислил бы грехи Сталина. Пленум проголосовал бы за вывод Сталина из Политбюро, через полчаса его бы арестовали, а еще через полчаса – тихо и спокойно расстреляли.

– То есть вы считаете, что никаких антиправительственных, скажем так, заговоров в стране вообще не было? Абсолютно всю – инспирировано на местах?

– Ну почему? Действительно существовал заговор против Сталина или, говоря точнее, заговор против пятерки: Сталин, Молотов, Орджоникидзе, Ворошилов, Каганович. Возглавляли его, насколько мне удалось установить, – но, может быть, это и не самые высшие организаторы заговора, – секретарь ЦИК СССР Енукидзе, в руках которого практически находилась вся юридическая сторона власти, и комендант Московского Кремля Петерсон, латышский стрелок, который в годы войны был комендантом знаменитого бронепоезда Троцкого. Поэтому-то он и пробился в коменданты. Это, скорее, хозяйственная должность, хотя ему подчинялись все расположенные в Кремле военнослужащие.

– Какие цели были у заговорщиков?

– По документам, которые можно взять и проверить, они предполагали арест вот этой пятерки и назначение на должность временного главы страны маршала Тухачевского… Тухачевский, Якир, Корк, Фельдман и другие представляли особую группу в Красной армии… Ведь, когда началась Гражданская война, примерно семьдесят процентов кадровых офицеров царской армии перешли в Красную. Как профессиональные военные, они быстрее и проще других поняли, что собираются сделать большевики…

– Уточните, потому как сегодня большевикам приписывают исключительно пристрастие к «великим потрясениям»…

– Прежде всего они намеревались спасать страну, которую стали раздирать еще в 1916 году. Литва отделилась во время немецкой оккупации, потом – Украина и Закавказье… Когда сегодня грузины, армяне и азербайджанцы славят свою независимость, они забывают сказать, что она была «принесена и подарена» им оккупантами. Национальные марионеточные режимы были созданы под контролем немцев. То же самое было и на Украине… А в 1918 году Германия оккупирует будущие Эстонию и Латвию, и там тут же возникают «Курляндское герцогство», «Балтийское герцогство» – что угодно, опять-таки под контролем немцев. Конечно, кому-то из местных жителей, очень немногим, это было весьма выгодно… Но совсем не большинству населения! Большевики стремились вновь объединить все российские губернии, опять сделать Россию единой и неделимой – что еще надо? Кстати, Сталин ненавидел национализм, ведущий к сепаратизму.

– Понятно, что офицеры, в подавляющем своем большинстве разочаровавшиеся в монархии, приняли эту программу…

– Да, а потом к ним, к этим профессиональным военным, присоединилась группа выскочек. Вот тот же Тухачевский – подпоручик, он в первый же месяц войны попадал в плен, всю войну сидел в плену… Все его «полководческие успехи» – Восточный фронт, и то на короткое время. Затем Кронштадт и антоновщина. Но как только ему пришлось столкнуться с настоящей армией – пусть польской, в ту пору очень слабой, то поляки Тухачевского разнесли… Так что у него был опыт Гражданской войны, а это не настоящая война! За весь период Гражданской войны в СССР ни белые, ни красные не разрушили ни одного участка железной дороги, не прервали ни одной линии телеграфа, не взорвали ни одного моста. Они не воевали в городах – только в поле. Это была особая война, где противоборствующие стороны понимали: они борются друг с другом, а не для того, чтобы разрушить свою страну!

– Все же после Гражданской войны прошло полтора десятилетия. Согласитесь, что Тухачевский и другие названные вами военачальники на лаврах не почивали, они стали уже совершенно иными людьми…

– Но они не были гениальными стратегами! Про Тухачевского говорят, что он гениален, так как предложил немедленно создать воздушно-десантные войска и даже проводил учения с их массированным участием. Но для того чтобы создать ВДВ, прежде всего надо иметь в достаточном количестве соответствующие транспортные самолеты. А они были? Нет… Как мне кажется, задумки были хорошие, но только невыполнимые на тот период времени. Однако иные историки до сих пор твердят, что поражения первых месяцев Великой Отечественной войны были обусловлены исключительно тем, что не было Тухачевского, Якира, Корка, Путны… Очень сомнительно!

– Согласен. Однако вернемся к «военному заговору»…

– Это неточное название. Когда в мае 1937 года Сталин выступал на Военном совете и говорил о «заговоре генералов», то привел почти столько же фамилий гражданских лиц – того же Енукидзе. Он не видел в этом чисто «военного заговора»! Сталин видел политический заговор людей, которые пожелали вернуть страну в 1918 год.

Всего лишь! В то время, когда в Германии у власти уже был Гитлер, когда у нас не было достаточно ни танков, ни самолетов, вообще ничего, они предлагали «шашки наголо»!

– Это вы образно говорите?

– Я имею в виду людей, которые привыкли с шашкой наголо кричать: «Даешь Варшаву!», «Даешь Берлин!», «Мировую революцию!», в конце концов…

– Известно, что есть оперативное дело «Клубок» – об этом самом «заговоре Тухачевского». Где оно хранится?

– В архиве одной из спецслужб, но предупреждаю, что исследователям очень трудно будет до него добраться… Я же нашел копии почти всех документов, по крайней мере большинства, в бывшем партархиве, в фонде Ежова. Ему, еще как партработнику по совместительству, который курировал это следствие, все присылали… Когда я издавал книгу «Иной Сталина», еще не все документы были рассекречены – цитировать их разрешили, но сноски давать было нельзя…

– Все-таки «дело Тухачевского» до сих пор вызывает ожесточенные споры. В частности, один из наиболее обсуждаемых вопросов – «иностранный след»…

– Шелленберг, шеф гитлеровской внешней разведки, сидя в тюрьме во время Нюрнбергского процесса, легендировал его как якобы блестящую спецоперацию своего ведомства. Хотя доказательств тому нет никаких… Это было наше чисто внутреннее дело. Была основная масса активных членов партии – сторонники курса на мировую революцию. Было меньшинство со Сталиным, которые говорили, что при нашей жизни мировой революции не будет, а то, что Гитлер готовит на нас нападение – гораздо серьезнее. Ведь у нас нет ни танков современных, ни самолетов, ни пушек… Вспомните поляков, которые в 1939-м бросили кавалерию против танков Гудериана. Две недели – и Польши не стало!

– Насколько все-таки сложна и противоречива наша история – начинали разговор с альтернативных выборов, а «докатились» до репрессий…

– Так ведь волна репрессий продолжалась до конца 1937 года, пока Маленков, фактически возглавлявший партийный аппарат, не подал Сталину записку, что репрессии приняли такие масштабы, что угрожают будущему страны. Нужно их остановить, писал Маленков и предложил подготовить закрытое письмо ЦК к партии. Сталин ему ответил: «Закрытое письмо не поможет! Нужно собирать пленум и осудить репрессии». На пленуме, который провели с 11 по 20 января 1938 года, были осуждены эти бессмысленные массовые, безумные репрессии, но наши историки почему-то не только не публикуют его материалы, но вообще о нем молчат. Маленков там говорил: «Вот вы, Постышев, мало того что натворили на Украине, вы сейчас первый секретарь Куйбышевского обкома – и уже пересажали все партийные и советские органы!» А тот в ответ: «Сажали, сажаем и будем сажать! Моя позиция!»

– Павлу Петровичу уже недолго оставалось занимать такую позицию – на пленуме его вывели из кандидатов в члены Политбюро, а в 1939-м расстреляли…

– Так же как и Багирова, руководителя парторганизации Азербайджана… Только произошло это уже в 1956-м. А тогда Маленков сказал, что он подмахивает списки на расстрел, где нет ни одной фамилии. Писалась бумага: разрешаю расстрелять тысячу человек. Определить, кого именно, было делом НКВД!

– Но ведь и после этого гыенума репрессии не остановились?

– Да, эта волна продолжалась до осени 1938 года, пока не удалось, заломив руки Ежову, добиться от него отставки… Это был малограмотный чиновник от партии. Занимал посты секретаря обкома, крайкома партии в Средней Азии и сумел пробиться наверх. Когда он возглавил НКВД, то оказался на распутье: он должен был выбрать, с кем идти – с группой Сталина или со всеми остальными? Он выбрал последнее. Так что «человеком Сталина» он абсолютно не был и делал то, что нужно было «партократии»… Когда Николай Иванович ушел со своего поста, началась первая реабилитация, о которой почему-то никто не желает вспоминать.

– Ежова сменил Берия, который почему-то и считается символом «эпохи массового террора». Когда же он получил публичную известность?

– Берию нашел Маленков, когда еще только готовили снятие Ежова. Его только что утвердили в Москве первым секретарем ЦК Грузии – накануне пленума в Тбилиси, где его должны были утверждать в этой должности. Но Маленков его отозвал сюда, и Берию назначили в НКВД начальником Главного управления госбезопасности. Ему тогда поручили только одно – немедленно начинать массовую реабилитацию. Кстати, тогда во всех местных газетах очень много было материалов о том, что арестованы руководители райотдела или областного управления НКВД, которые фальсифицировали дела. Их судили, а тех, кого они хватали, освобождали и выпускали… Но дальнейшие события к обсуждаемой нами теме отношения уже не имеют.

– Вроде бы мы с вами расставили все точки над «i», а почему к таким, как кажется, достаточно очевидным выводам не пришли другие исследователи?

– К сожалению, сегодня я единственный в нашей стране и, как выяснилось, в мире, профессионал по этому вопросу. Чтобы в него по-настоящему залезть, нужно было, как я, просидеть в архивах пятнадцать лет – всего лишь павсего.

(20 сентября 2006 г.)