Текст книги "Нечаянный король"

– Там звезды, – терпеливо произнес Гаудин с видом человека, на своем веку встречавшего массу чудаков. – Насколько я помню, вон та крупная, голубоватая, называется Марут. Что до других, вряд ли буду столь категоричным. Астрономией я почти не интересовался, так уж получилось, что в моей работе она не нужна… почти.

– А красная?

– Там нет красной. Десяток обычных, белых, и одна голубоватая, Марут…

– Значит, вы ее не видите, – уныло сказал Сварог. – А я вот ее вижу – именно там, похожую на пылающий в золе уголек. И мой Карах ее видит. Он уверяет, что это – Багряная Звезда, та самая, которая…

– Створаживает молоко у коров прямо в вымени, вредно влияет на столовое серебро и подталкивает отдельных нестойких личностей к карманным кражам… – безразличным тоном подхватил Гаудин. – В отличие от большинства беспечных обывателей, мне, увы, приходится держать в голове массу древних мифов, смешных и жутких…

– Мифов?! Но мы же ее видим!

– Лорд Сварог… – мягко сказал Гаудин. – Я вовсе не подвергаю сомнению ваши слова. Нет ничего удивительного в том, что какой-то человек видит то, чего не видят другие. Брагерт – помните его, надеюсь? – не так давно раскопал где-то на земле старинное заклинание, с помощью которого человек может видеть микробы, но не любые, а исключительно возбудителей сапа… Всякое случается. Я верю, что вы оба и в самом деле видите в небе нечто. Но хочу всего-навсего напомнить, что у вас нет никаких доказательств в пользу версии, будто ваши ночные визитеры – порождение Багряной Звезды… Уверения вашего домового меня не убеждают. Не то чтобы он врал умышленно, но… Очень уж изощренная, поэтичная, а порой и зловещая мифология у Маленького Народца. Вы-то впервые с этим столкнулись, но что до меня, я не склонен выделять из множества древних людских и нелюдских сказок какую-то одну-единственную. Чем Багряная Звезда предпочтительнее Серебряного Ветра, Морского Табуна или Снизу-Вверх-Дождика… о которых вы и не слыхивали, верно? Вот видите… Мифологические явления природы, земные и небесные феномены, зловещие и добрые знамения, перечисленные в алфавитном порядке и кратенько описанные, занимают целую книгу, и довольно толстую…

– Но там же есть что-то… – упрямо сказал Сварог.

– Я проверю, – заверил Гаудин. – Даю вам слово. В конце концов, существуют обычные… и не вполне обычные средства наблюдения за небосклоном, есть соответствующий отдел. Я нынче же отдам приказ. И незамедлительно сообщу вам о результатах. – Он оглянулся на парадную лестницу. – Между прочим, ваш домовой, честно признаться, представляет большой научный интерес…

– Это вы бросьте, – решительно сказал Сварог. – И не вздумайте, добром предупреждаю…

– Ну что вы, успокойтесь. Я всего лишь рассуждал вслух, чисто теоретически. Кстати, о теориях, то есть рабочих гипотезах… Их ведь множество, если ввериться безудержному полету фантазии. Скажем, ваши ночные непрошеные гости, следствие вашего нового положения, достались вам в наследство вместе с хелльстадским королевским венцом. Как родовая месть у отсталых племен Сильваны или в таларской глубинке. Стоит только предположить, что эти твари были как-то связаны с вашим покойным предшественником, а теперь эти отношения по праву наследования перешли к вам… независимо от вашего желания. Теперь они к вам тянут лапы из Зазеркалья… Не читали сказочку про портного, которому в наследство от дяди-колдуна вместе со всяким хламом достался ларец с тремя демонами?

– Нет, – сказал Сварог.

– Стали они требовать работы, а портняжка-то и не знает заклинаний, которыми их можно утихомирить…

– И что?

– Придушили бедолагу, конечно, – хмыкнул Гаудин. – Сказочка не столь уж оторвана от житейской практики, как может показаться…

– Вы что, серьезно считаете…

– Да что вы, – сказал Гаудин. – Всего-навсего в свою очередь фантазирую и теоретизирую. Стараюсь вам доказать, что рабочие гипотезы приобретают вес, только будучи подкрепленными серьезными доказательствами. – Он деликатно полуотвернулся, давая понять, что не располагает более временем. – Прислать вам «Каталог природных явлений, добрых и зловещих»?

– Нет, спасибо, – буркнул Сварог. – У меня дел невпроворот, королевскую отчетность в порядок привожу…

И снова поднял голову к ночному небу. Тяжко вздохнул. Над черным силуэтом филина по-прежнему пронзительно алела Багряная Звезда.

Глава четвертая
ГОСТИ В ДОМЕ

У бесшумно воплотившегося на пороге верного Макреда было чрезвычайно непонятное и загадочное выражение лица. Можно даже подумать, будто он пребывал в полнейшей растерянности, которую не смог скрыть, – вот только, да будет вам известно, вышколенный слуга, тем более дворецкий манора, «первый после милорда», попросту не имеет права поддаваться вульгарным эмоциям, будучи при исполнении служебного долга. И тем не менее…

– Что там? – спросил Сварог, без всякого раздражения отодвигая подальше эскизы орденов, коими королю Хелльстада надлежало удостаивать и жаловать.

И аристократически поднял бровь в знак недоумения – он старательно изучал здешнюю светскую мимику, язык жестов и телодвижений, чтобы не выглядеть белой вороной.

– Милорд… – положительно, дворецкий был чуточку выбит из колеи. – Явился скрывающий лицо незнакомец, назвавшийся маркизом Керригатом, и просит незамедлительно его принять…

– Великолепная фраза, – оценил Сварог, подумав. – Прямиком из старинного рыцарского романа, а?

– Пожалуй, милорд… В особенности если учесть, что маркиз Керригат – лицо вымышленное, это как раз и есть персонаж романа, только не рыцарского, а любовного…

Внизу весело гавкнул Акбар – словно в колокол бухнули.

– И почему же у вас столь неописуемое выражение лица, Макред? – спросил Сварог. – На себя не похожи. Неужели вас способен удивить столь примитивный розыгрыш?

– Это императрица, милорд, – почтительно оцепенев, выпалил Макред. – В замаскированном облике, ничуть не похожа на себя, но это ее величество императрица, никаких сомнений. Я не стану попусту тратить ваше время, милорд, излагая вульгарные и долгие подробности, каковые вам вовсе и не должны быть интересны… скажу лишь, что я, как дворецкий, обязан безошибочно узнавать любого благородного обитателя небес, даже если он изволил придать себе иной облик… Этому обучают дворецких, но не простых слуг… Там, внизу, императрица.

– Да? – сказал Сварог удивленно. – А свита? Охрана? Строжайший церемониал?

– С ней никого нет, милорд. Это неслыханно, но все так и обстоит. Она прибыла на обычном браганте, которым управляла сама. Никто в замке и не подозревает… В столь небывалой, экстраординарной ситуации, нарушающей все мыслимые правила этикета, я счел себя обязанным хранить тайну…

– Бесценный вы мой, что бы я без вас делал… – сказал Сварог почти растроганно. – Ну что же… Сдается мне, отправить ее восвояси было бы и вовсе вопиющей бестактностью… Проводите вашего маркиза в библиотеку. И стойте на страже, чтобы нам никто не мешал… Где Мара?

– Лауретта Сантор еще не вернулась из Готара, и с ней господин… Карах.

Сварог понимающе кивнул. Его высокие министры работали в поте лица, превращая Готар в жалкое подобие королевской столицы. Поскольку Хелльстад в силу своей известной специфики так и оставался закрыт для внешнего мира (Сварог плохо изучил свое новое приобретение, а потому и не лез пока что ничего перестраивать), а Три Королевства являли собою почти безжизненные пространства, он по размышлении решил устроить временную канцелярию, этакую походную ставку, как раз в Готаре. Готар со всех точек зрения смотрелся не более чем убогой деревушкой, но тут уж ничего не поделаешь – полноправный земной король просто-таки обязан располагать местом, куда могут прибыть послы коллег-монархов, куда будут приходить послания. Этакий почтовый ящик, своего рода штамп о прописке. Следовало заранее посочувствовать господам дипломатам, которым придется пока обитать в крестьянских лачугах и шатрах, но бюрократия – дело ответственнейшее, в чем его не перестает убеждать Канцелярия земных дел, не терпящая ни малейших отклонений от заведенных порядков. Король обязан иметь столицу, а в столице – иностранных послов. Что до декораций и интерьеров, нигде не сказано, будто королевская столица непременно должна быть многолюдным городом с каменными дворцами, башнями и проспектами. В конце концов, известный самодур король Гитре однажды устроил свою столицу на мельнице, с хозяйкой которой состоял в игривых отношениях. И ничего, сошло, иностранные послы, как миленькие, два года жили в походных шатрах на берегу речушки, а первый министр за неимением других помещений обитал и вовсе на чердаке. Те, кто к нему являлся за орденами и чинами, готовы были не то что на чердак – на крышу взобраться, а тем, кто получал выволочку, было опять-таки все равно…

Акбар проскочил в библиотеку первым, беззаботно стуча когтями по драгоценному паркету из сильванского бука. Следом чинно вошла невысокая фигура, живописно и романтически закутанная в длиннейший, до пола, черный плащ, с нахлобученной на нос шляпой. За ее спиной мелькнула вытянутая физиономия Макреда, ошарашенного небывалыми новшествами, – и дворецкий тут же бесшумно притворил дверь, у которой, нет сомнений, намеревался лечь костьми при возникновении таковой надобности.

– Мне кажется, он меня узнал, – безмятежно сказала Яна, сбрасывая плащ и шляпу на ближайшее кресло. – Иначе почему у тебя ни капельки удивления в лице? Я слышала краем уха, их чему-то подобному учат, но надеялась, что это вранье…

– Увы, выходит, что нет, – сказал Сварог, наблюдая за ней с любопытством.

Юная императрица – в темном мужском костюме, со скромным, одиноким, сиротливым таким бриллиантом на пальце величиной всего-то с горошину – опустилась в другое кресло, изящно мотнула головой, разбросав по плечам освобожденные от шляпы волосы. В отличие от Сварога, она казалась совершенно безмятежной, словно вообще не слыхивала о придворном этикете, хитросплетениями напоминавшем то ли лабиринт, то ли бред сумасшедшего. За прошедшие полтора года она выросла – уже не грациозно-неуклюжий подросток, а расцветающая девушка, очаровательная до сладкой жути, – однако, не без оснований подозревал Сварог, «вырасти» еще не значит «повзрослеть»…

– Что-то случилось? – спросил он, не теряя времени.

– А почему должно было что-то случиться? – Ее величество Яна-Алентевита удивленно подняла бровь, и у нее это получилось не в пример изящнее и естественнее. – Просто решила заглянуть к тебе в гости без всяких помпезных церемоний. Взяла брагант из ангара Серебряной Бригады и прилетела. В Келл Инире остался великолепный двойник, насквозь нематериальная иллюзия, конечно, но убедительная. Кто посмеет ущипнуть императрицу, чтобы убедиться, что она настоящая?

– Логично… – проворчал Сварог.

– Не столь уж и сложные заклинания, я слышала мельком, ты его тоже применял во время последней поездки на землю… Там, в Равене.

– А, ну да, конечно… – кивнул Сварог, спешно приводя в строгий порядок мысли. – «Твердая тень»?

– Именно. Двойник усердно работает в кабинете с важными государственными бумагами, беспокоить государыню в подобных случаях строжайше запрещено. Пикинеры у каждой двери, никто и не заподозрит…

В ее голосе звучало нескрываемое детское удовольствие, заставившее Сварога горестно вздохнуть полной грудью и укоряюще воздеть очи к потолку. Все это в воображении, разумеется, он до сих пор не ощущал в себе таланта воспитателя, тем более для обладавших необъятной властью юных красавиц, пусть и умных, но взбалмошных. Между прочим, идеальная ситуация и для государственного переворота, и для цареубийства. Если бы по дороге сюда с ее брагантом что-то случилось, истинное положение дел обнаружилось бы бог весть когда. Здешние летательные аппараты считаются безотказными и защищенными от всех мыслимых опасностей, но смогли же полтора года назад ребятки из «Черной благодати» сбить его ял над Хелльстадом…

– Ты не царедворец по натуре, – сказала Яна со знакомой легкой улыбкой. – И потому до сих пор не научился превращать свою открытую, честную физиономию в церемониальную маску. У тебя на лице во-от такими буквами изображено осуждение и порицание.

Сварог с безразличным видом пожал плечами, чувствуя себя стеклянным, – не самое лучшее ощущение, особенно в данной ситуации. Усевшийся рядом с креслом черный пес, которого строгий этикет не волновал ничуточки, безмятежно вывалил розовый язык длиной в локоть, и его шумное дыхание колыхало волосы на затылке императрицы – Акбар и в сидячем положении был повыше стоящего человека, хотя расти, кажется, уже перестал. Отвернувшись, Сварог сделал ему страшные глаза – слюна с языка капала прямо на черный бархатный рукав.

Яна, притворившись, что ничего не заметила, протянула руку и легонько коснулась кончиками пальцев черной лоснящейся шерсти:

– Про них в старых книгах понаписана уйма ужасов… А оказалось, собака как собака, разве что огромная.

– Ага, – сказал Сварог мрачно. – Разве что через стены может проходить и перемещаться в пространстве самым диковинным образом… Впрочем, лопать в три глотки это ему не мешает… В самом деле, ничего не случилось?

– Клянусь короной первого императора! – подняла она узкую ладонь. – Могу я однажды почувствовать себя обыкновенным человеком, прилететь в гости буднично и незаметно, без раззолоченной орды за спиной? – Яна прищурилась. – Придет время… Ваше королевское величество… младший мой кузен, когда вы тоже научитесь находить неизъяснимую прелесть в вопиющих нарушениях сковывающего этикета… Попомни мои слова. До меня быстро доходят иные новости. Насколько я знаю, ты уже успел понять, что есть некие механизмы, громоздкие, скрипучие и неприятные, которые вертят королями вопреки их желаниям… Правда?

– Что греха таить. Уяснил, – сказал Сварог с чувством. – Я уже верчусь в этих дурацких механизмах, вторую неделю…

– Ну да, я вижу, – бросила она быстрый взгляд на эскизы орденов. – Вот этот, насколько я догадываюсь, предназначен для моего дражайшего родственника Диамера-Сонирила, по прозвищу, которое благовоспитанная девица не должна произносить вслух?

Сварог мрачно кивнул.

– Добавь еще на гербовую цепь какие-нибудь разлапистые висюльки, – деловито посоветовала Яна. – И вот здесь присовокупи глупой роскоши – лучей побольше, ажурных ободьев, самоцветов… Он несказанно растает душою и будет тебя обожать. Бедняге так мало нужно для счастья… Что за идиотскую идею ты ему подсунул? К чему нам такое количество наместников?

– Я забавлялся, – сказал Сварог, пряча глаза.

– Ну, я-то так и подумала… А этот болван принял все всерьез, сочинил длиннейший меморандум, который мне пришлось читать… Послушай, я давно тебе, уж прости за пошлое слово, даровала всевозможнейшие беспрепятственные доступы за пикинеров и кабинет-лакеев, права являться без доклада… Почему ты у меня не бываешь? Только честно. Я всегда рада тебя видеть. Что-то не так?

– Твой «ближний круг», я уже подметил, четко делится на две категории, – сказал Сварог. – Повзрослевшие товарищи детских игр, из хороших фамилий, понятно, и светские хлыщи, попавшие за пикинеров исключительно благодаря знатности рода. Вторых я не переношу. А что до первых… В общем, симпатичные мальчики и девочки, но я для их компании староват. Вот тебе вся правда. А теперь еще и обязанности навалились негаданно, привалили эти клятые королевства, я, что самое печальное, чувствую за них ответственность, не могу бросить просто так… Это с Готаром было легче – большущая деревня, и не более того, там у меня троица управителей, следят друг за другом, а потому, как я слышал, воруют умеренно. Если только Мара их не повесила, с нее станется…

– Вот кстати! Я о ней наслышана. Как бы на нее наконец посмотреть? Когда вам вручали ордена, я ее и не разглядела толком, шеренга была длинная, все тянулось согласно этикету…

– Она в Готаре сейчас. Дела. Как-никак первый министр, пусть и довольно эфемерной державы. Прилетит только утром, я думаю.

– Жаль. У вас с ней… легко?

– Пожалуй, – медленно сказал Сварог, почти не удивившись ее осведомленности. – Очень точное определение. Нам и в самом деле легко…

– Ну вот… – сказала Яна с непонятной интонацией.

Встала, задумчиво подошла к высоченному глобусу Талара, легонько крутнула его указательным пальцем – и с тем же непонятным выражением на точеном личике направилась дальше, к мозаичной стене. Акбар дружелюбно наблюдал за ней, вывалив язык. Заложив руки за спину, склонив голову к левому плечу, Яна созерцала произведение старинного скульптора (или как там они назывались, мастера-мозаичники?), чье имя вылетело у Сварога из памяти. Выдержанная в изумрудно-синих красках мозаика изображала златовласую девственницу в старомодном платье, сидевшую под могучим дубом в компании белоснежного златорогого единорога, только что, надо полагать, ею усмиренного, ибо зверь сей, как известно даже из школьного курса мифологии, покоряется лишь непорочной деве, а тем, кто себя не соблюл, нечего и пытаться изображать дедушку Дурова.

Сварог терпеливо ждал, стоя в свободной позе. Пауза что-то затягивалась, в библиотеке стояла неловкая тишина.

– Древние считали, что приручить единорога – это подвиг, – чересчур уж равнодушным тоном сказала Яна, оборачиваясь к нему. – Увы, мне этот подвиг уже никогда не совершить…

Сварог едва не пробормотал по инерции какую-то светскую бессодержательную глупость вроде «Вот как?» – одну из тех никчемушных реплик, что ничегошеньки не значат, но тем не менее помогают поддерживать беседу. Но до него довольно быстро дошло, сообразил, что к чему и каков тут лежащий на поверхности подтекст, и почему она так уставилась – словно бы с вызовом, с комической важностью девочки, впервые надевшей взрослые туфли на высоких каблуках или платье с вырезом. Ах, вот оно что… Свершилось, понимаете ли, и мы теперь ничем не хуже прочих, испробовавших взрослые тайны… Но как прикажете держаться? Чтобы обошлось и без пошлости, и без равнодушия – каковое, думается, заденет ее еще сильнее, нежели пошленькая реплика… Задачка.

Яна ждала, напряженная, серьезная и невинно прекрасная. Принужденно улыбнулась:

– Вот такие дела…

Сварог осторожно сказал, отгоняя крутившуюся в голове крайне соблазнительную картину воспитания этой вертихвостки при помощи мощного солдатского пояса:

– Наверное, следует поздравить? Смотря как ты сама к этому…

Она на миг опустила глаза:

– Я не сказала бы, что встретилась с чем-то неприятным, пожалуй, наоборот… – Тихо подошла, остановилась перед ним, подняла лицо: – Ты можешь объяснить, почему вы такие?

– Кто?

– Мужчины, конечно!

– Да какие? – спросил он в полнейшей растерянности.

«Вперехлест тебя растуды через пьяного осьминога! – припомнил он одно из любимых присловий боцмана Блая с „Божьего любимчика“. – Неужели у тебя подружки не нашлось, чтобы с ней об этом пошептаться?!»

– Мне нужен серьезный совет, – сказала Яна. – Я ни с чем подобным еще не сталкивалась, приходится учиться на ходу…

– Изволь. У меня и в мыслях нет зубоскальства.

– Уже через неделю он начал вести себя совершенно неприемлемым образом, – тихо, почти бесстрастно сказала Яна, словно излагала заученную теорему строго по учебнику. Она вновь опустила глаза. – Как некий хозяин, имеющий право и покровительственно держаться, и давать советы совершенно непререкаемым тоном, вообще вел себя так, словно я кукла, вещь, словно у меня нет мозгов, желаний и воли, да и не должно быть, ни собственных стремлений, ни права голоса… Дело не в том, что он простой гвардеец, а я – императрица, совсем не в том… По-моему, любая горничная полезла бы на стену от такого обращения… Как объяснить…

– Я, кажется, понял, – сказал Сварог. – Тебе просто подвернулся… неправильный объект. Дурак и ничтожество. Уж поверь моему опыту, умные ведут себя совершенно иначе, и такие типы вовсе не олицетворяют собою весь мужской род… Я бы рискнул посоветовать…

– Спасибо, уже не нужно! – она вскинула огромные синие глаза, сверкнувшие холодной венценосной спесью. И вмиг из растерянной девочки обратилась в Высокую Госпожу Небес. – Все и так завершилось быстро и решительно. Данный субъект, в одночасье осыпанный повышениями и регалиями, после завершения сего золотого ливня моментально отправлен на Сильвану. Протирать штаны на одном из высоких, почетных, но совершенно бесполезных постов. С недвусмысленным напутствием подольше там оставаться и по собственному желанию на Талар ни в коем случае не возвращаться. Иначе потеряет все жалованное.

– Поздравляю, – серьезно сказал Сварог. – Так и следовало.

Он редко появлялся в «обществе», но кое-какие светские сплетни до него все же долетали – гости заглядывали частенько, особенно старички из Геральдической коллегии и принц короны Элвар, любитель как ядреной самогонки, так и свеженьких придворных сплетен. Так что Сварог поневоле был в курсе иных нашумевших перемещений, падений и взлетов. Ну да, вот именно, три дня назад некий герцог и лейтенант Яшмовых Мушкетеров, красавчик, повеса и болван редкостный (родовит весьма и, кстати, как раз из «ближнего круга»), неожиданно для всех был уволен из гвардии, получив взамен нереально для него высокий чин гражданской службы, орден Высокой Короны с цепью – и в тот же день отбыл на Сильвану возглавлять одну из канцелярий. Феерический взлет для ничем не примечательного светского хлыща, необъяснимый одной лишь знатностью рода, – хватало придворной шушеры и родовитее. О причинах, что самое интересное, толком не знал даже Элвар – скучающий небесный бомонд при всей своей испорченности, мило именуемой легкостью нравов, все же не додумался до очевидного…

– Знаешь, что самое печальное? – сказала Яна, отворачивая чуть порозовевшее личико. – Я бы не прочь расширить полученный опыт… но в следующий раз заранее буду подозревать самое худшее, бояться, что получится еще унылее, что сама я никого и не интересую, что всем нужны лишь проистекающие возможности, милости и ордена… Теперь я понимаю, почему иные летают на землю и живут там инкогнито…

– Это у тебя пройдет, – сказал Сварог со всей возможной убедительностью. – Вот такие коллизии, хотим мы того или нет, как раз и называются жизненным опытом. Скверно, конечно, но пока не споткнешься на ровном месте, шишек не набьешь…

И вспомнил собственную законную супружницу – уже как сон, как что-то насквозь нереальное. Вся прошлая жизнь уже казалась подзатянувшимся сном.

– Хорошо еще, что я не влюбилась, – сказала Яна задумчиво. – Иначе было бы тяжелее.

Сварог чувствовал себя чертовски неловко. Вряд ли он годился в поверенные сердечных тайн милых девиц – по его глубочайшему убеждению, выбранное взбалмошной девицей на такую роль существо мужского пола обязано быть либо ветхим старцем, либо законченным импотентом, и никак иначе. Ни отцовских, ни братских чувств он в глубинах своей незатейливой души не ощущал вовсе. Скорее уж, если взглянуть правде в ее бесстыжие глаза, его чувства были полной противоположностью вышеназванным. Особенно после только что прозвучавших признаний, когда в душе ворочалась и порыкивала завистливая ревность к счастливчику, ухитрившемуся всего-то оказаться под рукой в нужный момент, а более ничем не примечательному…

Великие небеса, как обтягивал фигурку бархатный камзол! Такова уж нехитрая и прямолинейная мужская логика: Сварог, уже довольно избалованный здешними красотками (как-то незаметно для себя стал модной достопримечательностью заоблачного бомонда благодаря своим земным приключениям и их последствиям), все же не мог в присутствии Яны сохранять равнодушие. Но меж томлением духа и конкретными практическими шагами зияла пропасть. Видимо, виной всему – въевшиеся за долгие годы в плоть и кровь армейские стереотипы. Как-никак это была императрица – особа номер один в системе строгой субординации. Ухаживать за ней всерьез казалось столь же вопиющей бесцеремонностью, как в прошлой жизни – ввалиться в кабинет маршала Советского Союза, выставить на стол бутылку водки, примостить рядом горбушку, плавленый сырок и, не выбирая выражений, предложить хлопнуть по граненому за все хорошее. Должно быть, прошлое-то забывалось понемногу, но многое засело в подсознании…

А потому Яна казалась прекрасной и недоступной, как далекая звезда с ночного небосклона (впрочем, любимой метафорой здешних поэтов для данного случая была почему-то радуга). Насколько проще все было с чередой доступных и прямолинейных светских красоток, яркими ночными бабочками пропорхнувших через его спальню при насмешливом поощрении Мары, полностью лишенной женской ревности…

– Я тебя смутила? – с любопытством спросила Яна.

– Не особенно, – сказал Сварог. – В конце концов, все это естественно и даже банально… Я понемногу приобретаю светский лоск…

– Да, я наслышана, – кивнула она с безразличным видом.

И не стала развивать свою мысль, но посмотрела очень уж многозначительно, заставив Сварога смущенно отвернуться к высокому стрельчатому окну, за которым розовел над белыми облаками закат.

– Садись поближе, – сказала вдруг Яна. – И слушай внимательно. Давай поговорим о более серьезных вещах. Как ты отнесешься к тому, чтобы занять кресло канцлера? Верни на место нижнюю челюсть, пожалуйста. Говорю тебе, начинается серьезнейший разговор о государственных делах.

– Я?!

– Вот именно. Ах да, ты, как и большинство, представления не имеешь о некоторых важных событиях, приключившихся буквально вчера… – И она продолжала с ясной, мечтательной улыбкой: – Я проявила себя жуткой самодуршей, знаешь ли, узурпаторшей, тираншей… По сути, я совершила натуральнейший государственный переворот, задуманный практически в одиночку, проведенный в жизнь, не могу не похвастаться, блестяще. Я специально изучила и опыт кое-кого из коронованных предков, и некоторые, мягко говоря, решительные шаги земных королей, раздраженных излишним вмешательством в их дела всяких там парламентов…

Сварог мрачно спросил:

– Ты не про то ли намекаешь, как Конгер окружил драгунами уитенагемот* и разогнал его к чертовой матери?

– Совершенно верно, – с невинной улыбкой благонамеренной девочки кивнула Яна. – Я, правда, не стала претворять в жизнь план Конгера во всех деталях, а потому никого не били по шее рукоятями мечей и не выбрасывали в окошки… Но суть и последствия, признаюсь, те же. Были подняты по тревоге Бриллиантовые Пикинеры и Серебряная Бригада, Келл Инир окружили боевыми машинам и на четыре часа изолировали от внешнего мира под предлогом репетиции военного парада… Я одним указом отменила около сотни самых замшелых установлений и правил. Ни Палата Пэров, ни Тайный Совет, эти скопища болванов и чванных невежд, более не имеют ни малейшей возможности влиять на государственные дела. Они решительно ни на что не смогут более влиять. Момент был выбран, снова похвалю свое коварство, как нельзя более подходящий: оба заведения после известных арестов кое-кого из их членов по делу «Черной благодати» пребывали в ошеломлении и оцепенении. Я и ударила в самое сердце… Каюсь, била не в сердце, а пониже пояса, но другого такого случая могло и не представиться…

– Да это… – сказал Сварог растерянно. – Это же революция!

– В какой-то мере, – ангельским голоском подтвердила Яна. – И, что самое приятное, изменения необратимы. Старики – впрочем, далеко не все – и особо стойкие ревнители традиций втихомолку ворчат по углам, но никто не в силах чему бы то ни было помешать – любые попытки подпадают под обвинение в государственной измене… Те, кто помоложе, искренне рукоплещут, поскольку привыкли относиться к этим «заповедникам старичья» с тихим презрением, люди дела, те, кто работает по-настоящему, довольны, а светские бездельники и вовсе не способны на организованное сопротивление… Вот теперь тебя проняло по-настоящему, я же вижу… Ты ведь тоже не принимал меня очень уж всерьез? Взбалмошная девочка с отличной фигуркой, а? В общем, теперь я правлю самовластно. Реальные нити управления – в руках Кабинета и канцлера. Что скажешь?

– Ничего, – честно признался Сварог. – Слов нет.

Он прожил здесь достаточно долго, полтора года, был посвящен во многие секреты – и мог в полной мере оценить размах свершившегося, его значение и последствия. И Палата Пэров, и Тайный Совет – пережившие в свое время многолюдные говорильни, согласно канонам тысячелетней давности имевшие право дилетантски вмешиваться буквально во все, топить любую новую идею в бесконечных дискуссиях, забалтывать проекты, которых попросту не понимали, приводя специалистов в тихое бешенство. Управление делами Империи в одночасье упростилось несказанно. И самое пикантное во всей этой истории то, что интересы бюрократов вроде Костяной Жопы, надо полагать, не пострадали нисколечко, а потому чиновничье племя, есть такое подозрение, выступило единым фронтом с молодыми реформаторами – не столь уж это ново в истории человечества. То, о чем они когда-то с оглядочкой шептались с Гаудином и его друзьями перед последней командировкой Сварога на землю, вдруг стало реальностью.

– Ну как? – с живым интересом спросила Яна. – Согласись, я гожусь не только на то, чтобы раздевать меня взглядом и выпрашивать ордена?

Сварог помотал головой:

– Слов нет, ваше императорское величество.

– То-то, – важно, торжествующе сказала Яна. – Рада, что ты оценил по достоинству мои скромные усилия и экспромты с дебютами… Итак? Что скажешь насчет кресла канцлера? Я говорю совершенно серьезно.

– Подожди, – сказал Сварог. – Чем плох нынешний? Все, что я о нем знаю, укладывается в простое определение – мощный мужик. Совсем не стар, умен, его многие уважают, я не о светских хлыщах говорю…

– Не спорю. Но дело-то в том, что канцлер мне достался в наследство. От отца.

– Ага, – сказал Сварог. – А тебе, значит, непременно нужны новые люди? Никак с прошлым не связанные?

– Вот именно. Не столь уж оригинальная, зато эффективная практика.

– Увы, не всегда… – сказал Сварог. – И это у тебя – единственный мотив для смены канцлера?

– Ну, вообще-то… – протянула Яна.

Сварог подметил, что прежней уверенности у нее внезапно поубавилось. И твердо сказал:

– Точно, единственный мотив.

– Ну и что?

– Заранее прости за резкость… – сказал Сварог. – Вот эта твоя идея мне категорически не нравится. Прекрасно, что ты оттерла от государственных дел две этих бесполезных говорильни… Но насколько блестящим был этот ход, настолько слаб и вреден другой… Менять канцлера только потому, что он тебе достался в наследство от прошлого царствования… Нет уж. Я попросту не справлюсь. Нельзя назначать толкового капрала командиром полка – это совсем другой уровень. Есть лестницы, которые никак нельзя преодолевать бегом, прыгая через три ступеньки…