Текст книги "На то и волки"

– Улавливаю. Я, стало быть, задавил своим «Шевроле» единственного любимого котика нервной бабули? А бабуля выгребла из чулка охапку зеленых и отправилась строить пакости?

– Примерно так, – сказал Данил. – И вообще, товарищ Сталин о подобной ситуации выразился с присущей ему лапидарностью: «Не тот враг опасен, который себя выявляет. Опасен враг скрытый, которого мы не знаем». А уж Виссарионыч, несмотря на все дерьмо, каким его облили, толк во врагах понимал… Нам остается либо разрабатывать вариант «шизанутой бабули», либо признать, что пошли косяком нереальные роковые совпадения. Но я тебе скажу честно: для разработки обоих вариантов пока что маловато информации. Я сейчас пойду пробегу газеты и потолкую со своими, но все равно, пока не приедет Хоменко, версий строить не берусь… – он поколебался. – Будут санкции на «кризисную ситуацию»? Хотя бы третьей степени?

Теперь колебался Кузьмич. Задумчиво вертел вокруг оси массивную черную пепельницу, украшенную незамысловатым гербом Баварии – косые ромбы, белые и синие, увенчанные короной, сочетание цветов то же, что на израильском флаге, даже пикантно… Признаться, Данил не рассчитывал даже на третью, самую низшую степень «кризисного варианта» – ИКЛ сидел в Шантарске прочно, словно слепоглазая каменная баба на вершине кургана, пережившая за века долгую череду проносившихся взад-вперед ватаг конных бездельников, народов, чьи имена нынче забыли напрочь…

– А сам ты как думаешь? – не отрывая взгляда от пепельницы спросил Кузьмич.

– Я бы на всякий случай объявил «строгую охрану», но не более того.

– Вот и объявляй. Благословляю.

– А дальше – будем ждать. Если наша бабуля хочет предъявить претензию, обязательно предъявит. Реши она бегать по чердакам со снайперской винтовкой, могла бы это сделать уже давно… Что до Ивлева, я оставил на квартире засаду. И ближе к ночи засяду там с ними сам. Ключи забирают, чтобы непременно прийти. Мелкота не работает перышком столь профессионально и не оставляет при покойнике деньги с золотом.

– Но что там может быть в квартире?

– Ничего, – сказал Данил. – Я, правда, не отдирал обои и не снимал половицы, но Ивлев этого тоже не делал…

– У него были выходы на Байкальск? Знакомые, родня, связи и тому подобное?

– Не припоминаю что-то, – сказал Данил. – Поищем, конечно. Я по этому вектору еще и не пытался пройти…

– А что с твоим ментом? Может, возмутишься? Позвоним Дугину…

– Не стоит гнать лошадей, – сказал Данил. – Лично я незлопамятен, у меня хватает других возможностей для самоутверждения. Не стоит показывать, что мы придаем этому хоть какое-то значение. Да и потом выгоднее для дела поддерживать с ним светские отношения. Понимаешь ли, он определенно играл. Нет, я уверен, что совершенно правильно отнес его к «идеалистам», но все же пацан в своем идеализме и благородной пролетарской ненависти пережимал чуточку. Хотел, чтобы я принял его за стопроцентного Павку Корчагина. Но он, зуб даю, потоньше и поумнее… Технику эту, в которой он работал, у нас на жаргончике называли «надувать маску». Гиперболизировать иные присущие тебе черты характера. А я ему преподнес прием под названием «гнать туман».

– Это как?

– Чтобы оставалась полнейшая зыбкость и неуверенность – во всем, что касается моего нрава и характера. То я ему недвусмысленно хамлю, чего вполне логично ожидать от зажравшегося частного гестаповца, то вроде бы делаю попытку встать на задние лапки перед сизым мундиром, словно нашкодивший алкаш, то беру его за отворот, как простой мужик простого мужика, и предлагаю: «Ну не, земеля, давай побазарим по-путнему». Перескакиваю с одной тактики на другую, чтобы впечатление от меня осталось самое сумбурное… Можно было, конечно, послать его восвояси, то тогда все детали мы узнали бы через сутки-двое…

– Ты уверен, что ствол не подкинули?

– Вот это, наверное, единственное, в чем я посреди всей фантасмагории четко уверен, – сказал Данил. – В противном случае игра получалась бы столь сверхсложная, что просто не имела права на существование. Но где-то же он, сукин кот, раздобыл совершенно неподходящий к его личности ствол?.. И зачем? Ты-то сам что о нем думаешь?

– Да ничего. По работе замечаний не было, он меня вполне устраивал. А в остальном – ты держишь досье на всех, не я. Есть там какие-нибудь заусеницы?

– Никаких, – сказал Данил. – Биография короткая и незамысловатая, все проверки проходил успешно и до меня, и после… Теперь вот что. Вопрос нескромный, но вызванный профессиональной необходимостью. Со Светланой Глаголевой у тебя что-нибудь было? Ты ее просто обязан был знать. Только на моей памяти Ивлев с ней трижды появлялся на банкетах по «красным дням», и ты все три раза присутствовал очень даже демократично… В память такая дама западает. Не так уж много на тех банкетах было общества…

Кузьмич хмыкнул, покривил губы:

– А сам ты не докопался? Я же прекрасно помню, как твоя наружка вышла на Кирочку…

Данил ничуть не смутился:

– Наружка эта в первую очередь твоя, я ж тут – кондотьер, пусть и на проценте. Насчет Кирочки – извини, служба. Я обязан был думать и о том, что у ее мужика мог забродить ген ревности, чтобы не устроил он на тебя охоту с утюгом наперевес… Хочешь убедительные примеры из анналов секретных служб? По этаким мотивам, случалось, и королей мочили, прежде чем охрана успевала среагировать… Взять хотя бы…

– Ладно, верю. Светлану, конечно, на тех банкетах не заметил бы только гомик. Но я, слава богу, был о ней немного наслышан. Терпеть не могу проходных дворов, куда забредает отлить каждый, кому не лень… Месяца три назад она в «Хуанхэ» пыталась меня снять самым недвусмысленным образом, хотя и весьма светски. Пришлось столь же светски отшить. У тебя на нее что-нибудь есть?

– Сам не знаю, – сказал Данил. – Чувствую определенное неудобство под ложечкой, только-то и всего. Ивлев и после развода к ней захаживал, к тому же кое-кто из здешних конторских кадров с ней накоротко знаком. Если наша «бабуля» будет искать подходы, лучшего канала не найти. Нимфоманка-пофигистка – это широкое поле деятельности для кого угодно…

– Ты, главное, с ней поделикатнее, если возьмешься проверять. Батяня у нее мужик серьезный. Хоть и махнул на нее рукой, но отец есть отец. А дергать его за усы – чревато… Весьма. – Кузьмич посмотрел на него с непонятной ухмылочкой. – А тебя вдобавок видели в обществе ее младшей сестрички. В «жареной птичке».

– Интересно… Кто же это меня видел?

– Зрячие, – ухмыльнулся Кузьмич. – Личная разведка. Смотри, поосторожней. Всех нас в этом возрасте порой тянет на соплюшек, дело вполне житейское, благо и нынешние соплюшки не чета пионерочкам из нашей юности, вгонят тебя в краску быстрее, нежели ты их… Но «берлинский бригадир», я наслышан, востер отрывать яйца и в дочке души не чает. А стукачей в «Птичке» немерено – любых и всяческих.

– Надо же, а я и не знал… – сказал Данил. – Могу тебе выдать профессиональную тайну – пленки с баварцами как раз она мне и переводила, младшенькая. Девочка работает вполне грамотно – толмачит хорошо, язык за зубами держит, денежка ее устраивает…

– Все равно, кончай. Кто его знает, папашу, от такого он может еще сильнее разъяриться. Под самым его носом частные фирмачи вербанули малышку… Я о нем наслышан, самую малость. Знаешь, к кому надлежит относиться серьезнее всего? К орлам вроде Глаголева. Есть стопроцентные воры и стопроцентные идеалисты. И тех, и других надо попросту держать на расстоянии и не брать в дело. А вот помесь… Те, кто под шумок толканет бесхозный отныне аэродромчик, но в то же время родной землицы не продаст и пяди, – они-то самые опасные и есть. Поскольку – помесь… Ну, тебе-то что объяснять?

Данил грустно усмехнулся, глядя в стол. Если честно, они оба как раз и были той самой помесью…

Все правильно. Так он и поимел свой первый вклад в зарубежном банке, когда родная армия уходила из бывших братских заграниц, ставших в одночасье неизвестно чем, но уж никак не братанами…

Первоклассный военный городок с системой бензоколонок и танкоремонтным заводом являл собой чрезвычайно лакомый кусочек, особенно если купить задешево – благо по документам он проходил как скопище полуразрушенных халуп. Что пяти ревизорам, Данилу в том числе, следовало удостоверить своими автографами – понятно, за хороший процент, полученный от того, кто приобретал эти лачуги за бесценок, чуть ли даже не по доброте душевной выручая бывших советских братьев.

Разумеется, можно было не подписывать, разыграв несгибаемого честнягу-идиота из тех убогих фильмов об ужасах и всепроникающей коррупции западной жизни, которые с превеликой охотой пекли дюжинами еще не нанюхавшиеся национального самосознания прибалты. Но Данил вовремя понял, обобщая и анализируя: все решено заранее, на уровне, исключающем всякие разоблачения, постановлено, что движимое и недвижимое будет загнано по-тихому. До иных высоких кабинетов он попросту не добрался бы – да и в тех кабинетах то ли не могли уже, то ли неспособны были хоть что-то изменить, а в некоторых и вообще восседали новые фигуры, вынырнувшие неизвестно откуда и неизвестно зачем. Ситуация, когда решительно всем решительно на все наплевать, хуже любого заговора… «Старшие братья» уходили навсегда, а новым хозяевам купленных по дешевке богатств тем более не было никакого интереса выслушивать излияния честных идиотов, очень уж хозяева вдобавок ко всему торопились после долгой разлуки вновь слиться в экстазе с «общеевропейским домом». Купля-продажа зарубежного войскового добра, словно отлаженная и смазанная машина, бесшумно и могуче заработала с таким размахом, столь буднично и просто, что у правдоискателей не было и одного шанса из миллиона.

Самое смешное, равно оно же и самое печальное, заключалось в том, что никто вопреки вышеупомянутой киноклюкве прибалтийского розлива и пальцем бы его не тронул – ни снайперские винтовки от лучших фирм, ни выныривающие из-за поворота на бешеной скорости асфальтовые катки. Таковы уж были размах в сочетании с будничностью. Любой правдоискатель стал бы кем-то вроде одинокого шизика-вегетарианца, примостившегося с плакатиком на груди у ворот огромного мясокомбината – никто не гонит его в шею и даже не зацепляет насмешками, все проходят мимо, хмыкая мимолетно под нос…

В конце концов, сказал он себе тогда, все это ничуть не ново. Кого сейчас интересует, что новгородцы регулярно вышибали Александра Невского в изгнание за вольности с городской казной, что светлейший князь Потемкин прибирал к рукам казенные денежки с простотой ребенка, узревшего на столе варенье, а славные сталинские маршалы волокли трофеи поездами и самолетами? Все это теперь, как говаривал дед Щукарь, покрыто неизвестным мраком, и в большой истории нет места столь неприглядным подробностям. И не нужно кивать на исконную якобы российскую клептоманию – заграничные деятели были ничем не лучше. А если ты еще к тому же вовсе даже не историческая личность, к тому же напрочь перестал понимать, в какой стране живешь и куда она, твоя страна, катится…

Словом, он плюнул и смирнехонько поставил автограф. А потом вдруг обнаружилось, что у него есть счет, и на счету почивают десять тысяч долларов. Вот так он и потерял невинность. Кто без греха, пусть первый бросит в него камень…

Самое пикантное, что и босс Кузьмич являл собою, если вдуматься, ту же помесь – атамана Кудеяра с Генри Фордом. Так уже не единожды случалось в истории. Одни и те же люди пиратствовали на всех морях, а на берегу покровительствовали наукам и искусствам (завезши попутно в Англию табак), во время тюремных отсидок за разбой сочиняли философские трактаты и сонеты, основывали спьяна академии и протыкали шпагой соперника в темном углу. Кости соперников и жертв пиратских налетов истлели, а вот сонеты с академиями остались…

Таковы уж правила игры, выдуманные отнюдь не самими предпринимателями. Вполне возможно, сами они строили бы капитализм умнее и грамотнее, не виси у них над душой политики, в одночасье воспарившие из грязи в князи…

Вряд ли тот же Кузьмич когда-нибудь переедет в заграницы, хоть и обзавелся на всякий случай «двуспальным английским левою», британским «колониальным» паспортом, выхлопотанным ему властями крохотной страны Белиз после серьезных его вложений в тамошнюю экономику.

Из России стоит уезжать навсегда лишь в одном-единственном случае, если у тебя загорелась земля под ногами. Даже те из евреев, кто оборотистее и смекалистее, не спешат на историческую родину. В зарубежном коловращении тебе независимо от содержания пятой графы всегда будет отведена второсортная роль – там, на той стороне, все границы и флажки давным-давно установлены предельно четко, заняты все сидячие места, ложки расхватаны. Импортные люди столбили и обихаживали свои участки лет двести, а то и подольше. Бога ради, тебе продадут особняк с садом хоть по соседству с Букингемским дворцом – вот только, как ты ни бейся, никто тебя не пропустит в совет директоров «Сименса» или «Макдонелл-Дуглас»…

– Ладно, – сказал Данил. – Не буду я с ней больше играть. Хоть и жалко – неплохо работала, право. А вот поговорить еще раз поневоле придется. Мне дали наводку, что она в последнее время общалась с Ивлевым, обязательно нужно расспросить.

– Ну, коли так… Тогда хоть разыграй случайную встречу, что ли, не мне тебя учить…

Данил внимательно посмотрел на него:

– Глаголев что, пробовал тебя как-то достать?

– С чего ты взял? Мы, слава богу, вне его интересов.

– Их интересы – понятие растяжимое, как презерватив, – сказал Данил. – У нас же свобода, а посему каждый занимается чем хочет, благо партия больше не надзирает… Между прочим, я спрашивал вполне серьезно. После случая с «Барсуком» у меня осталось стойкое впечатление, что означенного Барсука к нам виртуозно подводила государственная спецслужба, и это не ГБ и не менты.

– А доказательства?

– Вот потому-то, что здесь определенно попахивало серьезной государственной спецслужбой, я и не мог устроить ему рандеву с паяльником, – сказал Данил. – Какие тут доказательства? Голое чутье.

– Чутье… – поморщился Кузьмич. – У меня тоже иногда появляется в последнее время неудобство под ложечкой, как ты изволишь выражаться. Но к этому бы еще и фактов…

Данил, заложив руки за спину, подошел к окну и уставился вниз, на стоянку, обнесенную изящной металлической решеткой.

Стены в купеческом особняке, как положено было по тогдашним стандартам, клали толщиной чуть не в метр. И подоконники, понятно, оказались соответствующей ширины. Что позволило без труда вмонтировать меж двойными рамами динамики защитной системы, ставившей неодолимую преграду для посторонних слухачей, вооруженных последними достижениями науки и техники. Лазерный луч, по вибрации стекол расшифровывавший любые разговоры внутри, натыкался на невидимую броню из хаоса акустических колебаний. Да и место для особняка Буддыгин в свое время выбрал, словно бы заранее предчувствуя, что когда-нибудь появятся лазерные микрофоны и снайперы – любую подозрительную машину изнутри заметят моментально, а окрестные здания достаточно далеко, не зря КГБ в свое время именно тут и обосновался. Странно, что домом так никогда и не заинтересовался обком…

Если у вас будет свободное время, приглядитесь как-нибудь к зданиям бывших обкомов и крайкомов – с точки зрения террориста, собравшегося пальнуть прицельно по окну из винтовки или гранатомета. И убедитесь, что шансов у вас изначально не было бы: здания окружены либо широким пустым пространством, либо всевозможными конторами и прочими присутственными местами, по чьим коридорам вам ни за что не удастся шастать со снайперской винтовкой… А если и затесался поблизости жилой дом, то его окна непременно выходят на те кабинеты, где в коммунистические времена обитала лишь сошка мельче мелкого. Умели люди строить…

– Так, – сказал он вдруг. – Интересно. Только этих шизиков нам под дверями не хватало для полного счастья.

– Каких еще шизиков?

– Иди посмотри, – сказал Данил. – Они определенно к нам держат курс.

Кузьмич встал рядом. От ближайшего дома, расположенного метрах в четырехстах, к автостоянке крайне целеустремленно двигалась кучка людей в синих балахонах, расписанных странными, неразличимыми на таком расстоянии золотыми иероглифами. Человек сорок. Кое-кто держал под мышкой свернутые бумажные рулоны. Прохожие поглядывали на них без особого любопытства – давно насмотрелись и притерпелись.

– Точно, они, – сказал Данил. – В просторечном обиходе – «шизики с Нептуна» – но сами себя, ясное дело, именуют «Дети Галактики». Связь они с Нептуном держат, понимаешь ли. Беспроволочную и постоянную.

– Да знаю, – кивнул Кузьмич. – С год назад, когда их вышибали из ДК, приходили и просили денег. Я их, конечно, послал – не верится что-то в беспроволочную связь с Нептуном. Они тогда же обещали то ли шарахнуть астралом, то ли уронить на контору летающую тарелочку. Год прошел, астралом не шарахнуло, я о них и думать забыл. Камардин, правда, жаловался – дочка с ними связалась…

– Денег им, похоже, кто-то все-таки дал, – сказал Данил. – Видишь, как упакованы по галактической фирме? Такая униформа денег требует… И брошюрки они печатают в подозрительном количестве. И помещение сняли. Ладно, я пошел инструктировать охрану.

– Думаешь?

– Погляди, как они целеустремленно маршируют. Как по компасу. А если развернуть эти их рулончики, гадом буду, получатся плакаты. Положительно, устроят они нам сейчас несанкционированный митинг…

– Черт знает что, – сказал Кузьмич. – Без них не было печали. Позвони-ка в отделение.

Данил ухмыльнулся:

– Да ну, глупости. На такой вот случай у меня давно кое-что припасено. Прекрасная оказия для тренировки. Понаблюдай, редкостное будет зрелище…

Он спустился на первый этаж. Там все трое охранников уже пялились на мониторы. Бумажные рулоны и в самом деле оказались плакатами. Весьма интересными плакатами, надо сказать.

«Вселенная покарает наркобарона!», «Долой Белую Смерть!», «Интеркрайт» = «Медельин», «Лалетин = героин».

И тому подобное. Контактеры в синих балахонах выстроились полукругом у парадной двери, размахивая плакатами и что-то вопя. Попадались и вполне осмысленные лица, но большинство нежданных гостей были совершенно пустоглазыми, со стянутыми физиономиями завсегдатаев больнички на Королева или демократических митингов первых лет угара перестройки.

– Так… – сказал Данил зло. – А предводительницы ихней я не вижу что-то, чему не удивлен…

За его спиной возник Слава Зарубин, комендант здания. Данил бросил ему через плечо:

– Иди объяви по трансляции: полное спокойствие, контора работает в прежнем темпе. Сейчас будем гасить…

Один из охранников потянул из стола американскую полицейскую дубинку с горизонтальной ручкой.

– Фи, друг мой, – сказал Данил с ухмылкой. – Перед вами не нахальные беспредельники, а люди, проникнутые идеей. С ними нужно деликатнее… Надевайте-ка респираторы, берите желтые баллончики – и вперед.

Он вышел на крыльцо следом за ними, но респиратор затягивать ремешками не стал – просто прижал его левой рукой ко рту и носу. Стоял, подбоченясь свободной рукой, озирал придурков в синих балахонах с причудливыми золотыми вензелями, иероглифами и узорами, среди коих выделялся величиной астрономический знак Нептуна.

Увидев выскочивших охранников, передние подались было назад, но тут же к первой шеренге протолкался какой-то тип с лицом не в пример более интеллектуальным, кого-то похлопал по плечу, кому-то пошептал в ухо и первым завопил, воздев руки:

– Долой отравителей планеты!

Ободренные подручные придвинулись к крыльцу.

– Коля, позаботься, чтобы этот тип получил персонально по яйцам, – тихо сказал Данил сквозь зубы. – Поехали!

Охранники слетели с крыльца, выставили руки с большими ярко-желтыми баллонами. Зашипели туманные струи газа, расплываясь клубами, становясь невидимыми. Контактеры шарахнулись, охваченные вполне понятным замешательством – они ожидали рези в глазах и боли в горле, но ничего подобного не было, только, как чисто теоретически знал Данил, ощущался сильный запах, словно бы подгнивших бананов.

А через пару секунд сработало. Зрелище предстало незаурядное – сначала каждый понимал вдруг, что с ним происходит, потом соображал, что то же самое происходит и с другими, но это его никак не могло ни ободрить, ни утешить…

Американский полицейский газ «Джей-флоп» – вещь для здоровья совершенно безопасная. И даже помогает страдающим запорами. Достаточно вдохнуть совсем немного – и человек делает в штаны еще почище, чем младенец в пеленки…

Несмотря на все сегодняшние заботы, Данил решительно не мог удержаться от смеха, глядя, как позорнейшим образом улепетывают придурки в синих балахонах – нараскорячку, расставив ноги, словно моряки во время жесточайшего шторма. Немногочисленные посторонние зеваки, успевшие собраться поодаль, вовремя оценили опасность, точнее, заблаговременно унюхали, в чем тут подвох, унюхали в прямом смысле слова – и потому шустро прыснули во все стороны, прежде чем газ успел добраться до них. Вокруг здания вновь воцарились покой и благолепие, только кое-где валялись кустарно намалеванные плакаты и красовались благоухающие пятна, служившие хорошей рекламой непревзойденной американской химии. Нет, в самом деле – здесь янкесы нас вновь опередили, действие их газа длится не более четверти часа, а вот в случае применения торопливо состряпанного отечественного аналога из человека еще пару недель течет, как из неисправного крана в ванной…

– Отбой, – сказал Данил, не отнимая от лица респиратора, и оттого голос звучал глухо-зловеще. – Плакатики соберите и выкиньте в урну. Живенько дворника, пусть подключит шланг и смоет все это амбре. Дерьмо, я имею в виду, – оглядел ближние и дальние подступы. – Ну вот, инцидент исчерпан.

– А под копчик я ему пнул, – похвастался Коля.

– Молодец, – задумчиво прохрипел Данил сквозь маску. – Можно было еще и дубинкой, ну да что уж теперь… Шевелитесь, орлы, не ровен час, подъедет какой-нибудь честный бизнесмен да в эти астральные следы и наступит…

Он вошел в вестибюль и прямиком подошел к третьему охраннику, оставшемуся во время схватки на боевом посту:

– Записал все это зрелище для потомства?

– Конечно. Согласно вашей инструкции.

– Хвалю, – сказал Данил. – Перепишешь этот кусочек на отдельную кассету, отдашь на третий.

Следовало немедленно заняться и «Детками Галактики». Никакими совпадениями и не пахло. Даже если Раечкины шизики узнали о байкальском героине из сегодняшних газет, что-то подозрительно быстро они собрались в рабочий день, понедельник, успели переодеться в галактическую униформу, намалевать плакаты… Кто-то непременно должен был их «подогреть». Что ж, появился еще один след, довольно четко пропечатанный…