Текст книги "Голая королева. Белая гвардия – 3"

Александр Бушков
Голая королева. Белая гвардия – 3

Исключительное право публикации книги Александра Бушкова «Голая королева. Белая гвардия-3» принадлежит ОАО «ОЛМА Медиа Групп». Выпуск произведения без разрешения издателя считается противоправным и преследуется по закону.

Авторы стихов, приведенных в романе – Юрий Кукин, Геннадий Шпаликов

© Бушков А. А., 2014

© ОАО «ОЛМА Медиа Групп», 2014

* * *

Отличный шпионский детектив-боевик с мордобоем, стрельбой, красивыми девушками.

Knigoobzor.Ru

Читатель просто счастлив в те моменты, когда профессионал ставит дилетантам встречные ловушки. …Подвиг обыкновенности – вот что должен первым делом совершить супермен…

Знамя

Его боевики завлекают, просто гипнотизируют нашего читателя: они сочетают западную «закрученность» сюжета с чисто русской тематикой, а увлекательность и яркость действия – с отточенным стилем, добротным русским языком и необычайной правдоподобностью.

Ozon.Ru

Здесь есть тонкая издевка, самопародия и даже некий элемент социальной критики, что присуще хорошей, пусть и коммерческой, литературе.

Русский журнал

Совершенно феерические в своей невероятности выдумки!

КоммерсантЪ

Стрельба, разборки, слежка, «подставы», предательство, чудеса рукопашного боя, а также секс… Читать легко и приятно, а оторваться от текста хочется лишь в случае крайней необходимости.

Exler.Ru

Крутейший боевик про морской спецназ в чисто русском стиле.

Ozon.Ru

 
Мы маленькие люди, на обществе прореха.
Но если вы посмеете взглянуть со стороны –
за узкими плечами небольшого человека
стоят понуро, хмуро две больших войны…
 

Владимир Высоцкий

Глава первая
О пользе телевидения

На одном из балконов второго этажа Лунного дворца, откуда открывался великолепный вид на парк, покуривали два бравых африканских офицера, их благородия. Если быть скрупулезным, то Мазур, благодаря полковничьим погонам, был даже «высокоблагородием», а Лаврик со своими майорскими оставался в простых «благородиях».

Временами Мазур косился на Лаврика – тот вновь щеголял в историческом, можно сказать, пенсне, а это неспроста…

– Ну что ты на меня то и дело косяка бросаешь? – фыркнул Лаврик. – На мне узоров нету, и цветы не растут…

– Пенсне, – кратко ответил Мазур.

– Ну да, ну да, – скучным голосом сказал Лаврик. – У нас события, то бишь интриги. Соседи вчера подкинули свеженькую информашку из Европы. В одну из крупных французских телекомпаний заявился солидный господин и за бешеные деньги купил час эфирного времени – обычное явление в мире растленной буржуазной прессы и голубого экрана, никто и не удивился, продали ему часок без вопросов. Вот только достоверно установлено, что он будет этот час показывать – пленочки, где засняты забавы Наташки с Татьяной. С соответствующими комментариями. Сразу после того, как станут известны итоги референдума. Удачно момент выбран…

Мазуру показалось, что его приложили чем-то тяжелым по голове.

– Лаврик… – сказал он мгновенно севшим голосом. – Это же полные и окончательные кранты. Здесь эдакого никому не прощают. Все рушится… Я подозреваю, те же пленочки прокрутят телестудии нашего северного соседа – «Даймонд» там правит бал, а это, конечно же, они, у них мощная телестудия, их передачи ловятся тут по всей стране…

– Правильно мыслишь, – одобрительно кивнул Лаврик. – Франция здесь не ловится, никто не стал тратиться на прием спутникового вещания. Так что продублируют из Кириату, есть и такая информация…

– Кранты… – повторил Мазур ошарашенно. – Ей, пожалуй что, придется в эмиграцию сдергивать, в любом случае – трона не видать, несмотря на итоги референдума…

– Ты еще руки заломи, как беременная гимназистка, и причитать начни, – фыркну Лаврик.

Мазур присмотрелся. Старый сослуживец был что-то уж безмятежен, похоже, даже чуточку весел. И на лице у него сияло то самое благостное, прямо-таки ангельское выражение, а это означало…

– Лаврик, – сказал Мазур со вспыхнувшей надеждой. – Ты что, придумал что-то?

– Ну, так жизнь заставляет, – усмехнулся Лаврик чистой и просветленной улыбкой. – Пока некоторые тут с принцессами развлекаются, серые мышки-норушки вроде дяди Лаврика шмыгают в норках. Как пели в том фильме, ходы кривые роет подземный умный крот… – он мельком глянул на часы. – Сегодня вторник, через пять минут на экране, как всегда, будет выпендриваться Шустрый Жозеф… Ты ведь его смотришь?

– Каюсь, – сказал Мазур. – Когда есть свободное время. Что ни говори, интересно, умеет работать, паскуда…

– Вот именно, – сказал Лаврик.

И в самом деле, интересная программа, пусть и бульварщина до мозга костей… Означенный Жозеф происходил из зажиточного семейства (не такие уж миллионеры, но богатые), учиться родители, будучи из редкой здесь породы черных американофилов, отправили в Штаты. Где чадушко и закончило университет – не Гарвард и не Принстон, но и не захолустная дыра, добротный средний уровень. И вернулось хорошо подготовленным тележурналистом.

Семейство – и их легко понять – рассчитывало, что Жозеф займется чем-нибудь респектабельным, станет политическим обозревателем, к примеру, будет в элегантном костюме и дорогом галстуке солидно вещать в камеру. Однако такая карьера Жозефа, как оказалось, ничуть не прельщала. Наблатыкавшись в Штатах, он с американской хваткой усмотрел пустующую экологическую нишу и ломанулся туда, пять с лишним лет назад создав еженедельную программу «Секретики Шустрого Жозефа». Респектабельностью там и не пахло, зато уже через пару месяцев программа стала самой популярной в стране, и остается таковой до сего дня. Сенсации, компромат, скандалы в благородных семействах (благонравная незамужняя доченька забеременела от личного шофера, солидный банковский чиновник тайком заснят не просто с проституткой, а с малолетней – и так далее, и тому подобное). И в Штатах, и в Европе обыватель такую клубничку обожает, а уж в Африке вся страна по вторникам прилипала к телевизорам. С американским размахом пахал, обормот – свора проворных подручных, сеть платных информаторов, связи в полиции. У Жозефа хватало ума, чтобы не лезть к той самой элите, «Парням в старых школьных галстуках» и прочим серьезным персонам, способным в два счета открутить головенку – но все равно, поле деятельности оставалось широкое. Да вдобавок тайная полиция никак не могла пройти мимо столь великолепного канала – не в телевизионном смысле, а именно что в спецслужбистском. Через пару месяцев после того, как программа набрала популярности, Мтанга быстро и легко вербанул Жозефа без всякого сопротивления со стороны последнего – и через его программу порой сливал компромат на неугодных власти и лично Папе персон: не липовый, а самый настоящий, раздобытый якобы пронырой Жозефом самолично. Кто ж им виноват, персонам, что они частенько развлекались весьма предосудительно? Кстати, семейство, поначалу едва ли не отрекшееся от Жозефа, довольно скоро его простило и смирилось: иные его программы не так уж редко покупали не только соседи, но и европейские телестудии, а порой и штатовские, так что денежки Жозеф заколачивал, какие и самому солидному здешнему политическому обозревателю не снились. Африкановед в штатском из АПН его люто ненавидел и все грозился набить морду – именно мальчики Жозефа украдкой его щелкнули в кафе не просто вдрызг пьяного, а еще и увлеченно лапавшего явную шлюху – и Жозеф вдоволь поиздевался над советскими, которые на словах проповедуют высокую мораль, а на деле… Втык от начальства, по слухам, африкановед получил страшный, но все же был оставлен на посту (видимо, не нашлось свеженького кандидата в ссыльные, которого можно загнать в эту дыру)…

– Пошли, – сказал Лаврик. – Сейчас начнется. И не пялься ты так трагически, все обойдется, зуб даю…

Мазур пошел за ним, чуть успокоившись – Лаврик слов на ветер не бросал, коли уж держится так уверенно, снова придумал нечто убойное… В покоях Лаврика перед включенным телевизором обнаружились Жюльетт-Жулька, в коротеньком желтом платье, со стаканом в руке. Мазур поневоле послал Лаврику многозначительный взгляд. Тот, улыбаясь во весь рот, ничуть не понижая голоса, сказал:

– Ничего. Так уж получилось, что наша очаровательная Жюльетт полностью в курсе. Сейчас сам поймешь. Садись и наливай, что на тебя смотрит.

Мазур, все еще волнуясь, щедро плеснул себе джина, кинув лишь парочку ледяных кубиков. Зазвучала задорная мелодия, музыкальная заставка (натуральный парижский канкан старых времен), появилась эмблема передачи – типчик, с похабной улыбкой сдергивающий покрывало со стоящей обнаженной красотки, тщетно пытавшейся его удержать. А там возник и Жозеф – самую чуточку суетливый, с подвижным резиновым лицом опытного клоуна, в легкомысленном полосатом костюмчике, белоснежной сорочке и при «бабочке», красной в белый горошек, не большущей, как у клоуна, но все же превосходившей размером обычные.

Затараторил что-то в микрофон на французском. Лаврик переводил Мазуру сноровисто, практически синхронно:

– Дамы и господа, дорогие мои земляки! Сегодня я вас не просто удивлю или шокирую, как я это умею! Сегодня вы у меня ахнете, как давненько не ахали! Зрителей со слабым сердцем прошу сходить за каплями или таблетками, я дам вам время!

Он сделал длинную многозначительную паузу. Мазур тихо сказал:

– Подожди… Он же сегодня должен был показывать нашего «марксиста»…

– Будет марксист, но во втором отделении, – ответил Лаврик. – Тихо! Гляди в оба!

– Вуаля! – воскликнул Жозеф, отступил из кадра, открывая камере известную всей стране, и не только, свою маленькую студию: низкий столик с эмблемой передачи во всю крышку, удобные низкие кресла, обтянутые той же алой материей в белый горошек.

В одном из кресел сидела… Натали! В коротеньком платьице, закинув ногу на ногу. Оператор взял ее крупным планом, водя камерой от каблучков и до макушки, от макушки до каблучков… Натали. «Что же это такое?» – мысленно возопил Мазур. Во вторник у Жозефа всегда прямой эфир, это в пятницу повторяют в записи… Каким чудом она оказалась на телестудии, не поставив в известность охрану? Она же не идиотка, чтобы так поступать после двух покушений…

Камера обстоятельно изучала фигурку Натали, Жозеф пока молчал. Лаврик хохотнул:

– Чертовски похожа, правда? Сходство было с самого начала, ну а потом хорошие гримеры поработали… Официально – секретарша в горнорудной компании, а на деле – шлюха для высшего света. Большие деньги заколачивает, паршивка: сам понимаешь, у клиента остается полное впечатление, что он трахал Натали. Ну, и качественные порнофильмы для узкого круга. Мтанга давно злится, но поделать ничего не может, клиентура в основном из «неприкасаемых», их ближайшего окружения, закадычных приятелей. Он, простая душа, хотел устроить ей автокатастрофу или подбросить рогатую гадюку. Но потом мы потолковали и собирались было ее использовать в качестве двойника Натали на второстепенных мероприятиях – если эта шлюха словит девять грамм, ее как-то и не жалко. Но получилось… стоп!

В кадре вновь возник Жозеф, подсел к идеальному двойнику Натали, панибратски положил ей руку на голую коленку, с фирменной широкой ухмылкой обернулся к камере:

– Сердечники, все живы? – переводил Лаврик. – Надеюсь, самые умные уже поняли, что это вовсе не мадемуазель Натали Олонго? Разве я осмелился бы гладить по коленке настоящую, которую безмерно уважаю и, полагаю отчего-то, что она все же будет нашей королевой! Перед вами – мадемуазель Николь Тамби, скромная секретарша в солидной фирме, обладающая поразительным сходством с мадемуазель Олонго… каковое и стало причиной того, что бедную девушку затянули в весьма грязную историю… Она нам сейчас сама все расскажет. Прошу, Николь!

Натали-дубль потупилась, весьма искусно изображая смущение:

– Мне очень стыдно…

– Ничего не поделаешь, вы сами решились! – воскликнул Жозеф. Придется исповедаться, моя милая!

Она заговорила, то и дело опуская глаза, теребя подол платьица, запинаясь – неплохо играла, стервочка…

– Понимаете, Жозеф… Я, конечно, скверная, но вот так уж вышло, поддалась греху… Жалованье мне платят хорошее, но для приличной жизни в столице девушке все равно не хватает, а семья у меня не из зажиточных, помочь не может… Вот я и соблазнилась большими деньгами…

– А поконкретнее, милая? – прямо-таки промурлыкал Шустрый Жозеф.

– Меня внезапно пригласил в гости один солидный господин, его фамилия Акинфиефф, очень известный в столице антиквар. Я поначалу думала, он хочет предложить мне работу с более высоким жалованием, у него солидное предприятие, потому я и пошла… – на глазах у нее заблестели натуральные слезинки. – А оказалось… Это так стыдно… Он сказал, что его дочь еще с лицея святой Женевьевы без памяти влюблена в мадемуазель Натали… ну вы понимаете, как мужчина в женщину… но у нее ничего не выходит, мадемуазель Натали не такая… И предложил, коли уж я так похожа… Это так стыдно…

Она закрыла лицо руками. Вместо них двоих на экране появились фотографии Акинфиева и его доченьки: папаша выглядел крайне респектабельно, а Татьяна – во всем блеске застенчивого очарования. У Мазура в голове замаячили смутные догадки.

Вновь появились Жозеф и Николь. Она уже отняла руки от лица, не поднимая глаз, продолжала:

– В общем, он предложил, чтобы я… ну, чтобы я с его дочкой…

– Легли в постель? – беззастенчиво уточнил Жозеф.

– Ну, да. Он предложил такие деньги, что я не устояла… Я никогда таким не занималась, но столько денег… Я гадкая, скверная, но я не смогла устоять… Мы переспали… Она была такая опытная, все время называла меня Натали… но это было один-единственный раз!

– И вы решили, что на этом все кончилось… – голосом доброго дядюшки сказал Жозеф.

– Кто же знал, что потом начнется такой ужас… – пролепетала Николь, вновь с натуральными слезинками на глазах. – Знаете, я не замужем, и у меня есть… близкий друг. В этом ведь нет ничего преступного или скверного… Как ни грустно, мы не можем пожениться, он бы и не прочь, но его семья воспротивится – он из очень богатой и влиятельной семьи, а я простая секретарша, и семья у меня бедная, хоть и не из трущоб, конечно, но все равно… Он пришел злой, отругал меня и показал кассету… Оказывается, там, где мы с мадемуазель Татианой все это делали, была скрытая камера, они сняли все-все-все… И теперь эта запись разошлась в узком кругу… Мало того… Мой друг хорошо осведомлен о закулисной политике, он сказал, что эту кассету хотят использовать, чтобы скомпрометировать мадемуазель Натали, все будут думать, что это она…

На экране появился отрывочек из фильма: Татьяна и Натали, в чем мама родила, обнимаются на широкой постели, лица обеих прекрасно различимы. Это, конечно же, Натали, никакая не Николь… – запись, сделанная Лавриком, – Мазур не смотрел ее целиком, но узнал роскошную постель и затейливую лампу на ночном столике. Ага, кое-что начинает проясняться…

На экране вновь Николь и Жозеф. Девушка произнесла решительно:

– Тут я только и поняла, во что меня втянули… Я долго колебалась, сами понимаете, было нелегко, но я решилась… Раз уж пытаются скомпрометировать мадемуазель Натали… Я ее страшно уважаю, хочу, чтобы она была нашей королевой… Она будет великолепной королевой… А ее пытаются запачкать грязью… Ну, в общем… Я пролежала ночь без сна, а утром все же решилась, пошла в полицию, дала подробные показания… Вот и все, остальное вы сами знаете…

И она вновь закрыла лицо руками, плечи чуточку затряслись, словно она рыдала – отличная актриса, паршивка… Камера переместилась, вместо девушки в кадре оказался пожилой, весьма благообразный чернокожий субъект с несколькими «фрачными» орденами на лацкане строгого темного пиджака – миниатюрные копии настоящих, они и это от французов переняли…

– Позвольте представить, дорогие мои, – сказал Жозеф. – Господин Шарль Камбири, префект полиции Западного округа столицы. Я надеюсь, месье комиссар, вы скажете что-то, способное обрадовать бедную девушку, попавшуюся на удочку гнусных типов… да нет, похоже, врагов нации…

– Ну конечно, конечно, Жозеф, – с откровенным благодушием ответил префект, (может, и настоящий префект, а может, кто-то из людей Мтанги, без которого здесь просто не могло обойтись). – С одной стороны, мадемуазель… э-э… проведя время с мадемуазель Акинфиефф, совершила уголовное преступление, как, впрочем, и мадемуазель Акинфиефф. С другой же… Мы, у себя в полиции, не звери и не бездушные автоматы. Стараемся учитывать все обстоятельства, это особенно важно теперь, когда ширится демократия и всем нам следует быть мягче и гуманнее… Мадемуазель Николь была исключительно добропорядочной девушкой до того, как ее впутали в эту историю. Бедность заставила ее поддаться соблазну… Кроме того, она пришла добровольно и дала ценнейшую информацию о готовящихся происках врагов нации и демократии. Мы посовещались со многими серьезными инстанциями и пришли к выводу: дело против мадемуазель Николь открывать никто не будет, (за кадром послышался радостный визг означенной мадемуазель, проникнутый неподдельным чувством). Я лишь посоветовал бы ей в дальнейшем вести себя крайне осторожно – теперь она, надеюсь, прекрасно понимает, как враги нации могут использовать ее поразительное сходство с мадемуазель Олонго… (за кадром послышался звенящий от волнения голос Николь, заверявшей, что она все осознала до мозга костей, безмерно благодарна месье комиссару за доброту и снисходительность и клянется в дальнейшем быть образцом благонравия).

– Интересно, а что говорят месье Акинфиефф и его очаровательная доченька? – живо поинтересовался Жозеф.

Комиссар приосанился:

– Будьте уверены, мы бы их допросили со всем прилежанием. Когда речь идет о столь серьезных кознях, полиция не делает разницы меж бедняком и представителем бомонда, – он сокрушенно развел руками. – К превеликому моему сожалению, за несколько дней до того, как к нам обратилась мадемуазель Натали, Акинфиефф и его дочь бесследно исчезли. Я полагаю, они прекрасно понимали, что делали, и на всякий случай где-то укрылись заранее. На ноги подняты лучшие сыщики, мы их непременно найдем и выясним, кто за ними стоит…

Он говорил еще что-то, веско цедя слова, но Лаврик перестал переводить:

– Дальше, в общем, ничего интересного… – он налил себе, подлил Мазуру и Жюльетт, улыбнулся во весь рот. – Вот так, дружище. Прятать эту шлюху никто не будет, то есть, спрячут в надежное место, конечно, но сначала она даст обстоятельное интервью этой журналистской банде – они киснут от безделья, моментально прознают и слетятся, как мухи на мед. Упреждающий удар, ага. Теперь они могут крутить свою пленку, пока не протрут до дыр. Все спишется на попавшую в лапы проходимцев и врагов нации мадемуазель Николь. Гнусная провокация, и все тут. Хрен кто опровергнет, Николь – вот она, даже потрогать можно… Как там у Высоцкого? – он, ухмыляясь, продекламировал по-русски: «И не испортят нам обедни злые происки врагов…» Точно тебе говорю, мы выиграли.

Мазур допил до дна, медленно отходя от нешуточного напряжения. Протянул:

– Крепенько нам повезло, что обнаружился двойник…

– Повезло, – кивнул Лаврик и добавил очень серьезно. – Но если бы не было Николь, мы с Мтангой все равно создали бы двойника. В кратчайшие сроки и бешеными темпами. В первую очередь, искали б среди родни Натали, у нее много родственниц, думаю, удалось бы подобрать кого-то с некоторым фамильным сходством, а там подключили бы гримеров. Собственно, лично я именно этот вариант и рассматривал с самого начала, но Мтанга рассказал о Николь, получилось еще проще…

На экране распевали что-то задорное и отплясывали скудно одетые девушки – ага, перерыв между двумя отделениями передачи, каковой Жозеф беззастенчиво слямзил из «Шоу Бенни Хилла». Жюльетт положила голову Лаврику на плечо и томно глянула на Мазура:

– Констан великолепен, правда?

– Констан всегда великолепен, когда служба требует из шкуры вон вывернуться, – сказал Лаврик без улыбки и продолжал еще серьезнее: – А вот вам, милые девушки, я бы с превеликим удовольствием надрал задницы, обеим, будь у меня такая возможность. Так подставиться…

– Констан, честное слово, я сама ни в чем таком не участвовала, – заверила Жюльетт (раскаяние на ее смазливой мордашке показалось Мазуру наигранным). – Я просто подыгрывала, и все…

– Вот то-то и оно, – проворчал Лаврик. – Доигрались, милые проказницы, столько сил и нервов из-за вас пришлось угрохать… Жюльетт протянула вкрадчиво:

– Ну, в конце концов… Натали – королевской крови, к тому же мой командир, пришлось подчиняться…

– Скажи проще: карьеру хотелось сделать, – сухо бросил Лаврик.

– Ну да, а что? – сказала Жюльетт без особого раскаяния. – Иначе так и осталась бы продавщицей в папашиной лавчонке. А теперь – уже лейтенант. И Натали будет королевой, дураку ясно. Ты не сомневайся, я за нее в огонь и в воду…

– Не сомневаюсь, – проворчал Лаврик. – И все равно, хорошей плеткой бы вас обеих…

Жюльетт сказала решительно:

– Если в общем и в целом… В Европе это уже давно не считается извращением, обычное дело.

– Эмансипация… – буркнул Лаврик по-русски.

Впрочем, Жюльетт, сразу видно, прекрасно его поняла – словечко-то в русский пришло как раз из французского…

– Ну да, эмансипация, – сказала она с некоторым вызовом. – Что тут плохого?

– Плохое здесь то, что следовало помнить: тут вам не Европа, – все так же сухо произнес Лаврик. – Прекрасно должна знать, как здесь на такое смотрят. Не будь нас с Мтангой, не хочется и думать, чем могло кончиться…

Уютно устроив голову у него на плече, Жюльетт промурлыкала:

– Когда Натали все узнает и станет королевой, она вас, не сомневаюсь, должным образом вознаградит… Констан… – протянула она тоном маленькой капризной девочки. – Ну не будь ты таким занудой! Все хорошо, что хорошо кончается. Вы же победили, правда? – с кошачьим прищуром, воркующим голоском сообщила:

– Если тебе это так уж необходимо, можешь нынче ночью меня выпороть плеткой, только не особенно сильно…

– Неплохая идея, – фыркнул Лаврик. – Получишь за двоих…

– Только не слишком сильно, милый! – воскликнула она с наигранным ужасом, прижимаясь к Лаврику вовсе уж откровенно.

Глядя на них, Мазур ощутил укол мимолетной зависти: в отличие от него, у этой парочки все происходило самым естественным образом, без всяких потаенных комбинаций. Натали, конечно, действовала по своему хотению – но он-то получил строгий приказ (который еще неизвестно куда заведет). А у этой парочки все иначе, зов природы, и не более того, Жюльетт, правда, сама навязалась, но это называется «эмансипация», а не «подстава». Да, завидно чуточку. Уйти, что ли, к себе и не мешать им? Нет, как бы Жулька к нему не прижималась, Лаврик обязательно будет смотреть второе отделение, не поддаваясь на недвусмысленные поползновения. Тем более что плясуньи-певицы исчезли с экрана, вновь появилась эмблема передачи…

И точно, Лаврик решительно отстранил девушку, сказал твердо:

– Посиди пока, как лицеистка в классе. Нам с Сирилом непременно нужно досмотреть до конца.

Она покладисто отстранилась, добросовестно уселась, сдвинув колени, и в самом деле, как лицеистка в классе – вот только за такую юбку ей в лицее святой Женевьевы дали бы хорошую взбучку…

Второе отделение тоже получилось на славу. Рядом с Жозефом сидел притащенный из-за границы пленник, чисто выбритый, при полном параде: черная майка с алым профилем Ленина и соответствующей надписью, красная повязка с золотыми серпом-молотом-пангой на лбу. На роже – ни малейших следов убеждений – Мтанга не так глуп, чтобы их оставлять, к тому же он говорил, трофей потек и сломался без особого рукоприкладства, как с такой публикой чаще всего и бывает: ну, нет у него в башке ни малейших идей, требовавших бы гордой несгибаемости, только ясное осознание того, что больше он денежек от прежних нанимателей не получит, а значит, следует в первую очередь здоровье поберечь…

За его креслом чуть картинно застыли в стойке «смирно» два здоровенных жандарма. Жозеф преспокойно, словно каждый день общался с подобной публикой, задавал вопросы. «Марксист» отвечал охотно и многословно: англичанин, Родину покинул давненько, пустился странствовать по свету по живости характера (а весьма вероятнее, из-за сложностей с полицией, мысленно уточнил Мазур), последние восемь лет провел в Африке, служил в нескольких странах тем, кто хорошо платил – а с месяц назад его отыскал в одной из соседних столиц старый кореш и сообщил, что есть несложная работенка с хорошей оплатой. Он, естественно, согласился.

И подробно, без всяких эмоций рассказал, какую именно работенку пришлось бы выполнять. Пожал плечами: он вообще-то вне политики, наплевать ему на любые идеи и теории, лишь бы хорошо платили. Да, бдительные здешние военные его сцапали по эту сторону границы, когда их с напарником пустили на разведку, напарник – молодой еще, глупый – начал стрелять и сам получил пулю, ну, а он, человек бывалый, видя, что окружен, бросил автомат и сдался. Нет, он представления не имеет, кто именно нанял группу, с нанимателем договаривался и видел его один командир, а впрочем, он согласно немалому жизненному опыту полагает, что с их командиром говорил посредник, быть может, звено в цепочке, такие дела сплошь и рядом делаются через целую цепочку посредников (вряд ли врет, подумал Мазур, именно так обычно и бывает, хватало примеров). Сам он вопросов, конечно же, не задавал никаких, у них так не принято, меньше знаешь – дольше живешь.

Но лично он по некоторым обмолвкам и ввиду того самого житейского опыта полагает, что заказчик – не из местных, что он для местных – иностранец (то ли и в самом деле так думает, то ли Мтанга не хочет никого вспугнуть раньше времени и потому писал сценарий с упором на внешнюю угрозу). Одним словом, неплохая получилась передача, убедительная, еще один упреждающий удар, и выгода не только в том, что они отправили всю группу к праотцам – теперь по всей стране будут знать, что подобные провокации-маскарады возможны, смотришь, и не попадутся на удочку, если, не дай Бог, противник вновь устроит схожую пакость…

– Два-два, – удовлетворенно потянулся Лаврик, когда передача закончилась. – Да нет, почему? Собственно говоря, четыре-ноль. Два покушения сорвали, продемонстрировали Николь, потом этого черта… Точно, четыре-ноль. Появление Мукузели я за гол в наши ворота не считаю, особенно после того, как веселые старушки его вынюхали…

– Его убьют, – убежденно сказала Жюльетт. – Я вчера была у папы, в лавке было полно народу, в открытую говорили, что колдуна, по-хорошему, надо бы пристукнуть. К папе в лавку народ ходит простой, вовсю идут разговорчики…

– И черт с ним, – хмыкнул Лаврик. – Плакать не буду… полагаю, ты тоже?

– Ну конечно, Констан, – она широко раскрыла глаза, словно в приливе озарения. – А этого, мнимого марксиста, тоже вы приволокли? Очень уж гладенько он чесал… Кто бы опытный послал их светлым днем в разведку через границу?

Лаврик легонько щелкнул ее в кончик носа:

– Много будешь знать, скоро состаришься…

– Отличный афоризм, – сказала Жюльетт, вновь прильнув к нему. – Это ты придумал?

– Это у нас поговорка такая, – пояснил Лаврик. – Народная.

– Ну, я пойду? – спросил он, решив не мешать им амурничать, благо Лаврик выглядит так, словно у него нет больше к Мазуру никаких дел.

– Как хочешь, – пожал плечами Лаврик. – Все с делами…

Жюльетт, в свою очередь, украдкой послала Мазуру многозначительный взгляд, явно означавший что-то вроде: «Полковник, ну ты же взрослый мужик, сделай ноги…» Он встал и потянулся за фуражкой, но тут в дверь деликатно постучали. В ответ на громкое разрешение Лаврика войти в комнату почти бесшумно просочился средних лет чернокожий в белом смокинге, на вид – сущий джентльмен, только бабочка черная, по которой понимающий человек вмиг отличит слугу от сахиба – сахибы носят исключительно белые. Один из трех слуг Мазура, ага – полковнику, да еще на таком посту, да еще обитающему в Лунном дворце, обходиться менее чем тремя слугами, по здешним понятиям, просто неприлично. Черт его знает, как там с остальными двумя, но этот – агент Мтанги, о чем сам Мтанга честно предупредил, добавив: он вовсе не собирается за Мазуром шпионить, все сделано ради их же собственного удобства, если он Мазуру вдруг понадобится, проще сразу обратиться к агенту, а не искать по телефонам. Вообще-то свой резон в этом был…

– Я вас ищу, господин полковник, – вид у лакея-агента был обрадованный. – Видите ли… – и он чуть-чуть скосил глаза в сторону Лаврика с Жюльетт, словно усматривал в них нежелательных свидетелей.

Лень было шушукаться с ним по углам. Мазур сказал:

– Если у вас нет противоречащего тому приказа, можете говорить здесь. Чужих и непосвященных нет.

Без особого промедления слуга сообщил:

– Вам только что звонил некий месье Юбер. Назвался дипломатом и настоятельно просил вас о встрече. В удобное для вас время, по важному для вас и для него делу.

– Не припоминаю такого, – Мазур переглянулся с Лавриком, и тот отрицательно качнул головой. Тоже не знал. – Что ему нужно?

– Он говорит одно: дело, важное для вас обоих. Он очень вежлив и не настаивает, но, если вы не заняты по службе, мог бы встретиться с вами через час в «Савое».

Ничего непонятно. Одно ясно: «Савой» – один из лучших ресторанов столицы, никак не то место, куда человека заманивают, чтобы дать кирпичом по башке…

Мазур вновь оглянулся на Лаврика, и тот легонько кивнул.

– А как у меня со служебными делами? – спросил Мазур, зная, что этот тип кое о чем узнает раньше его самого.

Тот сделал легкий поклон, как и подобает вышколенному слуге, сказал бесстрастно:

– Полагаю, господин полковник, вы сегодня свободны от службы. Госпожа Олонго выезжать не собирается… – он помедлил. – Этот господин Юбер… Он очень деликатно, но настойчиво просил, чтобы в ресторан вы приехали в штатском…

– Хорошо, – кивнул Мазур. – Приготовьте мне костюм… и разыщите полковника Мтангу.

– Он во дворце, мон колонель.

– Тем лучше. Идите.

Когда слуга улетучился, бесшумно притворив за собой дверь, Лаврик легонько отстранил девушку и сказал без улыбки:

– Кто бы это ни был, надо идти. Я так полагаю без всякой похвальбы, что здесь к ребятам вроде нас мелкота липнуть не будет. А за час кое-что подготовим.

Жюльетт покачала головой:

– Интересно вы все-таки живете, ребята…

– Жизнь заставляет, – без улыбки ответил Лаврик.