Текст книги "Хроника Мутного Времени. Дом с привидениями"

Бывают моменты, когда пресловутый «плюрализм мнений» попросту неуместен. Человек, оставивший экономику без оборотных средств, либо глупец, либо работает в интересах кучки замысливших грандиозное ограбление аферистов.

Третьего варианта попросту не существует!

Далее Гайдар и его команда ликвидировали государственную монополию на внешнюю торговлю – отныне всякий желающий мог торговать с заграницей чем угодно и в любых количествах. Притом что были отменены и таможенные пошлины. Да вдобавок за рубеж по высокой «внешней цене» продавали то, что было закуплено здесь же, в стране, по цене низкой, «внутренней».

Вот пример – так, мелочишка. Артем Тарасов в своей книге «Миллионер» с откровенной симпатией рассказывает об одном таком деятеле:

«Деньги Илюша зарабатывал на всем. Он стал торговать редкоземельными металлами, получая невероятную прибыль. У него были фактически приватизированные заводы в городе Лермонтове на Кавказе и в Казахстане, где производились редкоземельные металлы. И он первым придумал этот фантастический бизнес.

Сама процедура вывоза и торговли была необыкновенно проста. Илюша брал чемодан с редкоземельным металлом, садился в свой самолет и вылетал во Франкфурт. Российская таможня на такую мелочь, как чемодан с небольшим количеством металлического порошка, практически не реагировала. Все оформлялось как образцы для анализа.

Там он шел в таможню и говорил: „У меня в чемодане несколько килограммов редкоземельных металлов, дайте мне декларацию, я хочу ее заполнить…“ И таможня все подписывала – никто не интересовался, по какому контракту он везет иридий, галлий, осмий, цезий, откуда он все это взял. Он же честно все декларировал, никакой контрабанды не было».

Цены на редкоземельные металлы исчисляются не с килограмма – с грамма! Продолжим цитату: «Средняя сделка заключалась на пятнадцать – двадцать миллионов долларов, и рентабельность была огромной».

Это не было чем-то исключительным – так, рядовой эпизод нарождающегося бизнеса. Подумаешь! Оный коммерсант ведь даже благое дело сделал: помог заводу выжить в мутных водах перестройки.

Вообще, мемуары Артема Тарасова – поучительнейшее чтение. Книга совершенно исключительная по своему какому-то младенческому, ясноглазому цинизму. У автора не возникает никаких нравственных судорог по поводу того, что он со товарищи, по сути, пользуясь бардаком, разворовывали страну. Упор делается на то, что действовали они в полном соответствии с законами – законами мутного времени. А за державу им обидно не было. Дай им волю, они бы, реализуя мрачную беляевскую фантазию, и воздух над Россией выкачали – если б покупатель нашелся.

В том-то и суть. В тех словах, которые произнес российский «таможенник номер один» и за которые он, между прочим, жизнью заплатил, а вовсе не снижением прибыли. Одним обидно за державу, другим же потребно хапнуть и слинять, и гори она, эта Родина, синим пламенем. Угадайте, каких было больше в 1992 году?

В течение даже не лет – нескольких месяцев! – 30 % российского нефтяного экспорта и 70 % экспорта металлов выскользнули из государственных структур в частные. За границу уходило буквально все: от стратегических резервов, металлов и продовольствия до наград и солдатских ремней. Ради соблюдения минимума приличий титан, например, вывозили в виде… лопат: неоструганный кол с корой и сучками, на который насажен лист чистейшего титана в форме садовой лопаты. Или, скажем, вывоз и последующая продажа распиленных танков в качестве металлолома. Эти, с позволения сказать, изделия, вывозились эшелонами.

Так рождались капиталы, которые вскоре будут пущены в дело на ниве приватизации.

Но перед тем было предпринято еще несколько шагов.

Цены были «отпущены» в декабре 1991 года, в качестве новогоднего подарка россиянам от новой власти. Но чтобы торговать по новым ценам, надо было иметь соответствующее количество денег. Запустили печатный станок, и к июлю денежная масса выросла, по официальным оценкам, в 7 раз, а с учетом фальшивок… За 1992 год рост цен опередил рост денежной массы в два раза. Это может означать только одно: 50 % ходивших в обращении денег были неучтенными. Проще говоря – фальшивыми или ворованными. Именно на 1992 год приходятся две колоссальные финансовые аферы – с «фальшивыми авизо» и не менее фальшивыми чеками «Россия».

Но и инфляция была лишь подготовкой к грандиозной афере под названием «Приватизация», которую задумали реформаторы.

Только после этих предварительных шагов – «отпуска» цен и раскрутки бешеной инфляции – появился указ о введении приватизационных чеков. Каждый гражданин России, от пенсионера до младенца, получал красивую бумагу с водяными знаками, на которой была обозначена ее стоимость: 10 000 рублей. За пять месяцев – с октября 1992 года по февраль 1993-го – их было выдано 144 миллиона. Счастливым обладателям ваучеров объясняли, что эти драгоценные бумажки они в ходе чековых аукционов могут вложить в акции предприятий, любых, самых прибыльных, а можно еще стать пайщиком чекового инвестиционного фонда, который благородно возьмет на себя все хлопоты по приобретению акций. Чубайс, появившийся на телеэкране, заверил, что в самом скором будущем за каждый ваучер владелец сможет получить две автомашины «Волга». Глаза его при этом были честными, а лицо – серьезным. Чубайс всегда таков: лицо каменное, глаза лучатся искренностью…

Нынешний российский житель сразу понял бы, что это все приманки, что его попросту ловят на блесну, как глупую рыбку. Но тогда люди еще доверяли государству. Впрочем, недолго. Вскоре все всё поняли, но против лома, как известно, нет приема… Остается лишь напомнить названия наиболее крупных фирм, занимавшихся в ту пору солидными аферами на финансовом рынке России: ТНК «Гермес-Союз», AVVA (связанная со славным именем господина миллиардера Бориса Березовского), знаменитый «Хопер-Инвест», «Дока-Хлеб», «Русский дом Селенга», концерн «Тибет»…

Итак, номинальная стоимость ваучера была установлена в десять тысяч рублей. Вот только считали ее по дореформенным ценам. А в стране уже вовсю бушевала дикая инфляция. И в конечном итоге рыночная цена ваучера приблизилась к стоимости бутылки водки.

К моменту приватизации все в стране уже продавалось и покупалось по новым ценам. Все, кроме… Правильно! Кроме приватизируемых предприятий. Те оценивались по дореформенным масштабам.

Впрочем, те, кто не хотел продавать ваучеры, могли вложить их в так называемые чековые инвестиционные фонды, которые брали на себя заботу о вашей доле общего имущества. К концу 1993 года в России функционировало порядка 600 таких фондов, заявленный ими уставный капитал приближался к одному триллиону (!) руб. Крупнейшими были – Первый ваучерный фонд, «Альфа-капитал» и «Московская недвижимость». Большая часть фондов была сосредоточена в Московском регионе – 96 штук, в Санкт-Петербурге – 38, в Екатеринбурге – 20. На севере и востоке страны, поскольку население там пьет отчаянно, фондов потребовалось меньше – там их было от одного до шести на регион. Большинство ваучеров скупались за традиционную жидкую валюту. В российских регионах лидировали «Вяткаинвестфонд» и «Саха-Инвест». Существовали и фонды-малютки, возможности которых в получении прибыли были весьма ограничены.

Совсем скоро чековые инвестиционные фонды один за другим стали исчезать неведомо куда вместе с мешками собранных ваучеров. А тем временем приближался крайний срок – тридцать первое декабря 1993 года – после которого ваучеры считались аннулированными и превращались в пустые бумажки…

Начался следующий этап – чековые аукционы, на которых за ваучеры должна была продаваться в частные руки бывшая государственная собственность… К слову, в 1993–1994 годах ежемесячно проходило до 800 чековых аукционов во всех регионах страны. Более 70 % акций было реализовано за ваучеры. Кто-нибудь когда-нибудь получил от своей доли общероссийской собственности хотя бы один рубль дивидендов? Если таковые имеются, прошу – откликнитесь! Впишите свое имя в историю экономической реформы!

Проходили чековые аукционы, мягко выражаясь, своеобразно. Для начала Чубайс пробил так называемый заявочный принцип участия – кто первым подал заявку, тот и получает право быть в первых рядах. Хотя те же американцы в похожих случаях (когда, например, делили золотоносные участки) принимали все заявки, и время подачи никакой роли не играло – о чем можно узнать, например, из книг Джека Лондона. Впрочем, Чубайс, не исключено, Джека Лондона попросту не читал.

Далее: самим трудовым коллективам приватизируемых предприятий, независимо от количества имевшихся у них «билетов в капитализм», было почему-то решительно отказано участвовать в аукционах в качестве покупателей. И, наконец, аукцион мог быть проведен даже в том случае, если имелся один-единственный участник с одной-единственной заявкой. Как это совмещалось с понятием «честная конкуренция», решительно непонятно. Ну, а предлогов, по которым того или иного участника могли не допустить к торгам, оказалось столько, что перечислить их невозможно…

Критики Чубайса тогда же считали, что приватизацию следует проводить медленно и постепенно, начиная с мелких магазинов, ресторанов, небольших цехов. Далее – выставить на продажу предприятия легкой промышленности и, наконец, переходить к тяжелой индустрии и предприятиям по добыче природных ресурсов.

Однако Чубайс и Гайдар вели себя совершенно по-большевистски. Большевизм – это, в первую очередь, стремление реализовать намеченную программу лихим кавалерийским наскоком, не стесняясь в средствах и не считаясь с потерями. Сам Чубайс в своем печатном труде «Приватизация по-российски» признавался: «то, что мы сделали в рамках своей схемы… было своего рода насилием – насилием над естественно идущим процессом стихийной приватизации, над интересами элиты общества. Масштаб примененного насилия (курсив мой. – А. Б.) вызвал дикое сопротивление. Тем не менее нам удалось устоять и свою схему реализовать».

Что ж, революционное насилие – дело в нашей стране привычное… Гайдар позже признавал открыто: «Ваучер не имел никакого значения, кроме социально-психологического». Чубайс широким жестом фокусника выставил на продажу все сразу: крупнейшие нефтяные компании, металлургические и горные комбинаты, лесоперерабатывающие комплексы, автозаводы, тракторные заводы, машиностроительные предприятия, порты и флотилии судов… И «продавалось» все это богатство по тем правилам, о которых я рассказывал выше.

Криминалом от этих сделок несло за версту. Практически все выставленное на продажу оказалось куплено по смехотворно низким ценам, не имевшим ничего общего с реальной стоимостью прибыльнейших предприятий. По данным знатока проблемы покойного Пола Хлебникова, шесть промышленных гигантов, «бриллиантов в короне российской промышленности», были проданы на ваучерных аукционах в двадцать раз дешевле их рыночной стоимости – «Газпром», РАО «ЕЭС», «Лукойл», «Ростелеком», «Юганскнефтегаз» и «Сургутнефтегаз».

«Газпром» ушел всего за 250 миллионов долларов – при том, что одни только его газовые ресурсы стоили до 700 миллионов. А ведь была еще и «материальная часть»: оборудование, насосные станции, прочая инфраструктура…

Производственные и промышленные ресурсы, «проданные» таким вот образом, принесли смехотворную сумму в 5 миллиардов долларов. Для сравнения: рынок акций Мексики в то время оценивался в 150 миллиардов, Гонконга – в 300 миллиардов.

Юрий Лужков писал: «Мой институт (химический) продали за 200 000 долларов. Во-первых, в этом институте трудились настоящие специалисты, каждый из которых тянет на 200 000 долларов в год. Во-вторых, у него есть экспериментальная производственная база, где можно разрабатывать новые технологии. И это предприятие было продано за 200 000 долларов! Да это цена одного спектрофотометра!»

Вся эта распродажа сопровождалась чередой странностей. Когда, например, уходили в частные руки акции крупнейшей тогда в России организации телефонной и телеграфной связи «Связьинвест», команда Чубайса как-то так организовала торги, что счастливым покупателем оказался Владимир Потанин, владелец «Онэксим-банка» – к ярости обойденных конкурентов. Немного времени спустя в печать неизвестно с чьей помощью просочилась информация, что Чубайс и его «тимуровцы» вроде Коха, Мостового и Васильева, получили высокие гонорары (от 80 до 90 тысяч долларов) за еще не написанную ими книгу о приватизации. По причудливому совпадению, гонорары эти исходили от «Онэксим-банка».

История, очень мягко говоря, пикантная. А назвать вещи своими, простыми и понятными любому россиянину выражениями мне не позволяют воспитание и уважение к печатному слову. В западной практике, конечно, подобное случалось: в свое время одно из крупных американских издательств заплатило фантасту и популяризатору науки Айзеку Азимову двести тысяч долларов только за то, что он согласился отдать данному издательству свою очередную, еще не написанную книгу.

Вот только Азимов к тому времени был автором чуть ли не двух сотен книг, приносивших издателям нешуточную прибыль… Точно так же в России до революции одна из ведущих столичных газет платила литератору Власу Дорошевичу, помимо гонораров, сорок тысяч рублей в год за то, что все свои фельетоны и статьи он отдавал только этой газете. Но и здесь опять-таки был взаимовыгодный коммерческий расчет: благодаря эксклюзивному праву на Дорошевича, любимца читающей публики, газета стабильно сохраняла высокие тиражи, а это, в свою очередь, привлекало к ней рекламодателей. Какая выгода заставила банкиров оплачивать по высшей ставке группу «писателей», остается только гадать. Романтики и циники имеют каждый свое мнение на этот счет…

3. Продавцы воздуха

Одним из главных «моторов» Великого Хапка стали биржи и банки. Спору нет, в любой стране с развитой рыночной экономикой биржа является жизненно необходимым компонентом, но на Западе за ней присматривают и крепко держат в узде, памятуя, что, к примеру, именно безудержные финансовые спекуляции стали одной из причин американского кризиса 1929 года.

Однако в нашей стране и биржи демонстрировали российскую самобытность, не имеющую ничего общего с цивилизованной практикой. Дело в том, что, как я уже мельком упоминал, существовали два вида цен: низкие государственные и высокие биржевые. Дальнейшее представить нетрудно. Госпредприятия на паях с частными фирмами и частными лицами учреждали биржи, сначала получая неплохие денежки на продаже брокерских мест. Потом все основные сделки госпредприятия, от поставок сырья до продажи готовой продукции, шли через биржу. То, что было куплено по низкой цене, продавалось по высокой. Получалась жирная сверхприбыль, немыслимая в любой западной стране. На подобных махинациях взмыл известный в свое время «светоч рынка» Боровой. Как только биржи отжили свое, моментально сдулся и Боровой, ничего толком не умевший, кроме как ловить рыбку в мутной воде…

Тогда же в стране в совершенно уж устрашающем количестве расплодились частные банки. Открыть их для определенной категории людей оказалось не труднее, чем купить мороженое. Новорожденных банков насчитывалось едва ли не больше, чем во всем остальном мире.

Американцы после кризиса разделили свои банки на две разновидности: инновационные и коммерческие. Первые, как легко догадаться из названия, занимаются инвестициями. А вот вторые такого права лишены и представляют собой, собственно, лишь нечто вроде сберегательных касс. Инвестировать куда бы то ни было деньги клиентов им категорически запрещено.

Наши банки подобными тонкостями себя не утруждали, занимаясь всем сразу и чем попало – лишь бы получить навар. Я в свое время был знаком с человеком, который официальнейшим образом зарегистрировал фирму, согласно уставу занимавшуюся привлечением частных инвестиций для постройки частного космического корабля, чтобы полететь на Марс. Для этого даже не пришлось давать особых взяток – только неизбежные, рутинные. Таково уж было тогдашнее законодательство, позволявшее многое…

К чести моего знакомого следует уточнить, что он проделал это исключительно ради шутки, «прикололся», как выражается молодежь. Вставил официальную бумагу в рамочку и повесил на стену. Даже не пытался «привлекать инвестиции», а ведь мог бы это делать на законнейшем основании!

Увы, другие оказались не столь щепетильными… Новорожденные банки быстро освоили новый вид производства из прозрачного воздуха осязаемых, материальных денег. Центральный банк выдавал кредиты под 120 процентов, а частные банки, проделывали то же самое уже под 300 процентов. Естественно, заработал нехитрый механизм: «отблагодарив» чиновника, от которого это зависело, какой-нибудь «Крутьвертьбанк» получал кредит под 120 процентов и пускал его в оборот уже под ставку в 300. Неплохую денежку зашибали и так называемые уполномоченные банки, каким-то образом получившие право работать с бюджетными деньгами, направляемыми на различные государственные нужды. Характерный пример – Владимир Гусинский. О нем мы, впрочем, поговорим чуть погодя, а пока что рассмотрим в качестве примера другую крайне колоритную личность – хотя, в общем, ничем не примечательную среди прочих банкиров…

Прошу любить и жаловать: Александр Смоленский, глава банка «Столичный». В свое время работал в хозяйственном управлении Министерства стройматериалов СССР. Наработал себе тюремное заключение. Судимость, впрочем, у него была не одна. За колючкой наш герой занимал, скажем так, не самое престижное положение – поскольку получил там кличку, какую приличным людям не дают. Одна известная журналистка, дама интеллигентнейшая, писала об этом так: «Смоленский, получивший ласковое прозвище Баба Шура…»

Ну что же, интеллигентная дама может и не знать, что подобные «ласковые» прозвища типа Бабы Шуры или Тети Маши дают на зоне исключительно субъектам, выполняющим крайне специфические функции. Я проверял через знакомых, знающих проблему, скажем так, изнутри: ага, вот именно, кто ж не знал Бабу Шуру…

В общем, неисповедимыми путями, после очередной отсидки, Смоленский всплыл в кооперативном движении, а там и создал помянутый банк «Столичный». Основные клиенты у банка были… как бы это выразиться поделикатнее… странноватые. Например, глава биржи «Алиса» Герман Стерлигов, годик-другой державшийся на плаву, хваставший огромным состоянием, но потом тихо и незаметно обрушившийся в неприкрытую нищету. Пару лет назад бывший миллионер участвовал в одной из мелких избирательных компаний Красноярска, и выглядело это шизофренически: дерганый мужичонка в дикой бороде водил по городу лошадь, которая везла телегу с гробом, что-то там символизировавшим. Числился в клиентах Смоленского и Артем Тарасов, тоже поначалу лелеявший наполеоновские планы по преобразованию экономики России. Последний раз о нем слышали недавно, когда он пытался впарить российскому правительству заурядную бриллиантовую заколку для волос, принадлежавшую одной из многочисленных родственниц императрицы, и почему-то именовал эту цацку «короной»…

Но, будучи на плаву, эта компания поживилась неплохо. Как легко догадаться, опять-таки благодаря близости к государственной казне. Ухитрившись каким-то образом создать единую группу совместно с Агропромбанком, Смоленский получил около трех триллионов рублей (в формате 1997 года) «для кредитования производителей сельскохозяйственной продукции».

Помянутые производители лучше жить не стали – в отличие от самого Смоленского, сумевшего присосаться и к кредитам крупных западных банков. Правда, когда западные финансисты потребовали кредиты вернуть, уверяя, что так уж у них принято (кто бы мог подумать: кредиты, оказывается, полагается возвращать!) денег у Смоленского не оказалось.

Успел он засветиться и в скандалах с авизо. Авизо – это, в просторечии говоря, всего-навсего платежное поручение, которое один банк посылает другому, чтобы тот выдал конкретную сумму денег конкретному лицу.

В эту игру сумели сыграть многие. Каждое авизо имеет свой кодовый номер, и, если кто-то посторонний смог его узнать, это то же самое, как если бы знать код похищенной из чужого кармана кредитной карточки. Дальнейшее понятно: аферист, пользуясь известным ему кодом, посылает в некий банк ничем не обеспеченную платежку, которую там принимают за настоящую – и выдают деньги сообщнику.

Хитрушка тут в том, что некоторая часть фальшивых авизо (крайне незначительная) проходила через банки Грозного, в те времена еще не превращенного в лунный пейзаж. И трудами оставшихся неизвестными деятелей была поднята газетная шумиха, намертво впечатавшая в сознание обывателя термин «чеченские авизо» – с упором на первое слово. Многие и до сих пор продолжают верить, наивные, что аферу с фальшивыми авизо провернули «злые чечены» – хотя главная роль там принадлежала субъектам, не знавшим по-чеченски ни слова и ни в одном тейпе отроду не состоявшим. Дымовая завеса, как и в истории с Панамской аферой и «делом Дрейфуса», сработала превосходно.

Между прочим, российские следователи, работавшие в связке с австрийской уголовной полицией, установили, что в Австрию по фальшивому авизо перебросили 25 миллионов долларов вовсе не чеченцы, а Смоленский со своими подельниками. К сожалению, вялотекущее расследование в конце концов так и заглохло – злые языки связывали это с тем, что Смоленский был близок с Руцким, который в то время находился еще в силе и сам рулил загадочными коммерческими центрами вроде фонда «Возрождение».

Как бы там ни было, «финансовая империя» тихонечко и незаметно прекратила существование. Смоленский остался в живых и на свободе и притих, как мышь под метлой – в полном соответствии с законами рынка: оплошавшие и неразворотливые оказываются за бортом…

Впрочем, Смоленскому еще повезло. Потому что в иные периоды нашей истории банкиров отстреливали, как куропаток. Один за другим гибли главы частных банков с названиями красивыми и не очень. Специфика работы, знаете ли. На газетных снимках и на телеэкране они мелькали в окружении многочисленных напряженных охранников, и лица у них были стянутые. Сплошь и рядом после очередного убийства оставшиеся в живых банкиры в голос заверяли общество в своей честности и кляли на чем свет стоит происки криминалитета. Но верилось плохо – циники давно подметили, что просто так, с бухты-барахты, никто и никогда не убивает банкиров. Выражаясь вульгарно, банкир обязан был крепко накосячить, чтобы получить пулю…

В общем, частные банки внесли свой весомый вклад в сколачивание неправедных состояний и разворовывание общенационального достояния, поскольку в массе своей были не более чем паразитами, разбогатевшими исключительно благодаря сращиванию с коррумпированными чиновниками и грязными махинациями.

Не зря настоящие капиталисты, настоящие предприниматели, знаковые, как говорится, фигуры прямо-таки с лютой ненавистью относились к «торговцам воздухом». Эндрю Карнеги, американский «стальной король», в своих воспоминаниях подробно рассказывает, как сторонился всевозможных финансовых спекуляций и посылал подальше пытавшихся втянуть его в биржевые игры (в английском оригинале слово «спекуляция», как и в русском языке, носит самый уничижительный характер).

Другой «король», автомобильный, Генри Форд, всю свою сознательную жизнь яростно отстаивал несложную схему организации американской экономики: производство и торговля должны находиться исключительно в частных руках, а вот банки, все до единого, должны принадлежать исключительно государству. Потому что производители и торговцы получают честный доход от выпуска и реализации конкретной продукции – зато банкир делает деньги из воздуха, посредством комбинаций с чужими деньгами, чем вредит реальной экономике…

Эта точка зрения, поддержанная отнюдь не коммунистами и не сторонниками всеобщего равенства, едва не восторжествовала в 1933 году в США. Как впоследствии российские финансисты, американские банкиры в период кризиса (который был в немалой степени плодом их собственных усилий) начали требовать, чтобы государство оказало им срочную финансовую помощь. При том, что совсем недавно те же самые банкиры выступали против планов правительства выдавать пособия безработным и бедствующим фермерам… Это переполнило чашу терпения – и в Белый дом к президенту пришли сенаторы Лафолетт и Костиган (не коммунисты, вообще не левые), потребовавшие национализировать частные банки. Рузвельт их проект не принял, но какое-то время колебался. Сложись обстоятельства иначе, сегодня частных банков в США не было бы вовсе…

Умонастроения в Российской империи были примерно теми же самыми. Существовал некий неписаный (но свято соблюдавшийся) табель о рангах, по которому российские предприниматели делились на несколько групп – две, можно так выразиться, почтенных и одну презираемую. К первой группе относились промышленники и фабриканты, крупные оптовые торговцы, а также финансисты, но исключительно те, кто кредитовал промышленность и занимался страховым делом. Вторая уважаемая категория занималась исключительно торговлей, неважно в каких масштабах. А вот к группе презираемой относились как раз те, кто делал деньги из воздуха, независимо от их состояния и размаха. Знаменитый заводчик Рябушинский так и писал: «В московской неписаной купеческой иерархии на вершине уважения стоял промышленник-фабрикант, потом шел купец-торговец, а снизу стоял человек, который давал деньги в рост, учитывал векселя, заставлял работать капитал. Его не очень уважали, как бы дешевы его деньги ни были и как бы приличен он сам ни был. Процентщик…»

Как видим, полнейшее совпадение взглядов и отечественных, и заокеанских предпринимателей. Это и был тот самый «мировой опыт», к которому следовало приобщаться в первую очередь, но довольно долго бал правили как раз «процентщики». Те самые, о которых Рузвельт сказал: «Они провалились из-за собственного упрямства, своей неспособности, признали свой провал и бежали… Они не имеют воображения, а когда его нет, народ погибает. Ростовщики бежали со своих высоких постов в храме нашей цивилизации».

В конце концов и в России «ростовщиков», процентщиков потеснили, но до того они успели порезвиться всласть. Еще в 1996 году тогдашний глава Администрации президента Егоров подал президенту докладную записку, где говорилось, что через коммерческие банки, принадлежащие Потанину и Ходорковскому, прокручивались бюджетные деньги, предназначенные для выплат зарплат и пенсий. Вывод был таков: «Цифры показывают, что фактически осуществляется субсидирование определенных коммерческих банков в объемах, превышающих дотации на содержание армии и сельского хозяйства, вместе взятых».

Этим-то и плохи «процентщики», подобные вышеперечисленным – тем, что они ничего не создавали, а пользовались чужим. Глупо было бы уверять, будто отечественные фабриканты вроде Рябушинского, Путилова и Морозова, американские промышленники вроде Форда, Карнеги и Дюпона были ангелами и никогда не нарушали законов, а все до единого их червонцы и доллары имели честное происхождение. Не настолько уж они были идеалистами, и не зря именно Форду молва настойчиво приписывает фразу: «Все свои миллионы я нажил честным путем. Начиная со второго».

И, тем не менее, есть одно принципиальнейшее различие. Те, кого я только что перечислил, создавали, казенно выражаясь, материально-техническую базу капитализма в Российской империи и США. Они выпускали автомобили и паровозы, производили ткани и станки, кастрюли и электростанции. И, кроме того, тратили немалые деньги на нужды всего общества – не по приказу власти, а по собственной душевной потребности. Купец Третьяков основал картинную галерею, о которой нет смысла подробно рассказывать ввиду ее известности, а Эндрю Карнеги по другую сторону океана финансировал научные учреждения и библиотеки. И дело тут не только в том, что он таким путем искал налоговых послаблений. Есть еще и знаменитая история с «шотландской долиной».

Дело в том, что Карнеги был родом из Шотландии – и возле его родного городка раскинулась красивейшая долина посреди лесистых гор, принадлежавшая местному лорду, куда доступ всем посторонним был закрыт. Став миллиардером, Карнеги заглянул в родные места, купил означенную долину и передал ее в дар городу – с непременным условием сделать там место отдыха, доступное всем без исключения…

Кто-нибудь из наших пресловутых олигархов совершал нечто хотя бы отдаленно похожее? Расходы на покупку заграничных футбольных команд и грудастеньких моделей не в счет…

Кстати, один-единственный многозначительный пример. В лабораториях мощнейшего американского химического концерна «Дюпон» разработано более 2 тысяч новейших технологий. Известный всему миру нейлон – это разработка «Дюпона». Наши «прихватизированные» предприятия подобным похвастаться решительно не в состоянии, поскольку служат главным образом дойными коровами…

И, наконец, коли уж мы заговорили о финансовых аферах, нельзя не упомянуть хотя бы вкратце вовсе уж неприкрытое облапошивание соотечественников посредством тех самых «пирамид», что были известны еще прекрасной Франции начала восемнадцатого столетия. Их было превеликое множество – «Чара», «Тибет», «Хопер» – но в памяти в первую очередь остались две: МММ и «Властилина».

История слишком свежа, чтобы излагать ее подробно. Механизм самый незатейливый: людей приглашали сдавать денежки в «надежные» фирмы вроде «Л. Алиса и К. Базилио, инкорпорейтед», обещая выплачивать супервысокие доходы, и какое-то время в самом деле честно выплачивали, за счет новых вкладчиков. В этой истории масса разнообразнейших аспектов. Можно порассуждать о слепой жажде наживы, превышающей любые инстинкты самосохранения – у меня, например, просто-напросто не укладывается в сознании, почему наши сограждане уже после краха очередной пирамиды и возрождения ее в чуточку измененном виде несли туда же последние рубли. Можно пофилософствовать (с привлечением множества заграничных примеров) о том, что подобное легковерие не обязательно наша российская специфика – достаточно вспомнить, например, как в относительно недавнее время французские аферисты ухитрялись вновь и вновь «продавать» вполне вменяемым соотечественникам-бизнесменам не то что акции «золотых рудников в Антарктиде», а даже Эйфелеву башню (которую правительство якобы решило пустить на металлолом ввиду ветхости).

Но есть ли смысл? Единственное, что мне хотелось бы сделать как автору немалого числа детективных романов – построить версию. Не имея твердых доказательств, трудно утверждать что-то со всей определенностью, но вот лично меня крайне настораживает явное несоответствие между личностями устроителей пирамид и масштабом их деятельности. Братья Мавроди, по некоторым данным, собрали с миллионов вкладчиков десять миллиардов долларов. Владелица «Властилины» Валентина Соловьева прибрала к рукам примерно сто миллионов долларов. И это при том, что Мавроди до того промышляли исключительно торговлишкой тем и этим, а Соловьева закончила восемь классов и один курс педучилища. Быть может, они и были гениями афер, но все же, все же… Чересчур грандиозны масштабы деятельности. Разворачивавшейся, кстати, в полном соответствии с учебными пособиями по психологической войне, увидевшими свет еще в конце пятидесятых годов прошлого века.