Текст книги "Чемульпо – Владивосток"

– И все это при том, что вы до сих пор не знаете об объявлении войны?

– Утром все будет. Не сомневайтесь. По тактике на завтра вам все ясно?

– Вполне. Что не ясно до сих пор, так это, что на вас нашло, Всеволод Федорович? Вы просто сам не свой! Не скажу, что мне «новый» Руднев не нравится, но откуда он взялся? Никогда бы не поверил, что вы можете пойти на такую дерзость…

– Обстоятельства-с вынуждают. И потом, в каждом из нас и наших матросов живут два разных человека, мирного времени и военного. И обычно, как это ни странно, те, кто хорош в мирное время, никуда не годятся в военное, и наоборот.

– В том-то и дело, что в мирное время вы, уж простите, были выше всяческих похвал, Всеволод Федорович.

– Раз так, значит, перед вами мой злой двойник! Давайте на том и завершим. Начальства артурского над нами тут нет, так что хочешь не хочешь, а отвечать за все мне. Поневоле заведешься. А завтра – или грудь в крестах, или голова в кустах. Но мне лично первый вариант больше нравится… Ну, удачи вам, дорогой мой. От того, как вы с Берлингом нашим начнете, почти все и будет зависеть. Молиться за вас будем…

Командиры допили «адвокатов» и вышли из каюты на верхнюю палубу. Так как главный разговор уже состоялся, лезть в трюмы, крюйт-камеры, машинное отделение и прочие потроха «Корейца» не было смысла. За долгие годы службы Беляев изучил свой кораблик досконально, и вероятность что-либо подметить свежим взглядом вряд ли перевешивала неизбежно потерянное время. Ночь уже перевалила за середину, а список абсолютно необходимых дел упорно не уменьшался, а наоборот, продолжал расти, как снежный ком. С форумной точки зрения все было гораздо проще… Кстати о необходимых делах!

– Да! Чуть не забыл ведь впопыхах, Григорий Павлович. Как вы думаете, сколько шестидюймовых снарядов успеете расстрелять завтра из ретирадной пушки?

– Если нам очень сильно, безумно повезет, то тридцать – сорок, на самом деле верю в двадцать, а что?

– Видите ли, у меня в боекомплекте де-факто одни бронебойные снаряды. Причем нового, вредительского образца. А мне для прорыва надо максимально выбить артиллерию противника, тут ваши старые, но стабильно взрывающиеся фугасы были бы гораздо полезнее. Может, оставим вам на борту пятьдесят штук, а за остальными я пришлю катер? Хоть по десятку снарядов на орудие, которые взрываются при попадании в цель, а не делают аккуратные шестидюймовые дырочки в бортах на входе и выходе.

– А, бог с вами, грабьте! Только, чур, перевозка за ваш счет. Сейчас распоряжусь, чтобы поднимать на палубу начали. Но если завтра войны все же не будет, ох и много удачи вам понадобится, Всеволод Федорович, чтобы объяснить свои действия перед адмиралом и наместником! И что за новый вреди… как вы, простите, сказали, какой образец?

– Хотел бы я, чтобы разбирательство (вот ведь черт, чуть не сказал «разборка», следить надо за чистотой речи, следить…) со Старком и Алексеевым было сейчас моей самой большой проблемой. А по снарядам… Понимаете, мне тут конфиденциально один старый приятель сообщил из артиллерийского ведомства, имени назвать не могу, хоть убейте, просил остаться инкогнито, что трубки для бронебойных снарядов новых серий практически все с дефектом. Какие-то проблемы с излишней чистотой материалов, что ли… Снаряд взрывается только при пробитии достаточно толстой брони, и то не всегда.

– Да вы что! Это что же, на всех броненосцах и крейсерах эскадры, получается, невзрывающиеся снаряды? А начальство наше артурское в курсе?

– Да бог его знает! Если тут кто и в курсе, то до конца войны могут и не почесаться. Российская традиция – гром не грянет, свинья не съест! В исполнении русского чиновника – страшная вещь.

– Но ведь с этим нужно делать что-то. И срочно!

– Вот в Питере пусть и думают, как из всего этого дерь… безобразия вылезать. Здесь же на повестке дня задачка иного масштаба, только вот кому проще? Ну, не осрамиться нам с вами завтра! И да хранит нас Господь!

Глава 6
Карты на стол!

Рейд Чемульпо, Корея. 27 января 1904 года. 16:35–17:20

Через несколько секунд после первого выстрела «Корейца» варяжские становые якоря, прогрохотав на прощанье в клюзах последними звеньями цепей, упокоились на дне гавани, и крейсер, освобожденный от их узды, рванулся вперед как норовистый конь, скинувший наездника.

Под командованием старшего офицера и боцманов, заведя стальные тросы на кормовой шпиль, матросы палубной команды по очереди, сначала с правого борта, потом с левого, ловко отводили и крепили выстрелы со «снарядоулавливателями» – бывшими противоминными сетями.

Решение Руднева расклепать цепи вызвало накануне тихую панику у мичмана Черниговского-Сокола, которому, как ревизору, за эти самые якоря предстояло отчитываться. И никакие уверения командира, что они будут списаны по статье «Утраченные в бою», как и сети, не смогли вернуть ему хорошего настроения.

Поднятые еще с утра пары во всех котлах, час назад были доведены до давления в семнадцать с половиной атмосфер, полуторная смена кочегаров, залитое в опорные подшипники главных машин и валов свежее охлажденное масло, как и его дополнительный запас в ведрах, – все это должно было позволить держать двадцать два узла до заката, если не произойдет массовых разрывов котельных трубок. Правда, была вероятность, что потом придется выводить машины по одной для профилактики или, не дай бог, уже для ремонта. Но до этого еще надо было дожить.

В случае разрыва трубок в каком-либо из котлов с выводом его из действия Лейкову было приказано компенсировать недобор пара за счет увеличения давления в остальных. Конечно, это был риск. Но других вариантов удержать скорость не было.

И, похоже, фортуне тоже было любопытно, что может получиться из сумасшедшей идеи экс-форумчанина. На этот раз она решила немного подыграть русским[23]23
  Мнение о том, что история Русско-японской войны в нашей реальности была написана злостным японским альтернативщиком, высказывалось неоднократно вполне компетентными людьми. Причем вполне серьезно. Ну, а как иначе объяснить, что почти все, что могло пойти плохо для русских и хорошо для японцев, шло только так и не иначе? Взять хотя бы попадание русского снаряда в башню главного калибра «Фудзи», которое вызвало возгорание, после чего обязан был последовать взрыв артпогреба. Но тем же попаданием ломает трубу с водой, которая этот пожар и заливает!


[Закрыть]. После двух, практически одновременных, подводных взрывов у борта, крен «Асамы» медленно, но верно начал нарастать. Действие артиллерии главного и среднего калибров броненосного крейсера кончилось, так и не начавшись, – пока в ответ «Кореец» получил только одно шестидюймовое попадание в надстройку и пару малокалиберных снарядов. С «Варяга» было не разобрать, куда именно.

Впрочем, само собой, не все прошло так, как хотелось бы. Теория вероятности и законы Мерфи вносили свои коррективы. Один из снарядов первого залпа канонерки не пожелал лететь в мостик японца, как было задумано артиллеристами. Ему было угодно закончить свой жизненный путь красивым взрывом в носовой оконечности «Асамы».

Вот тут-то и аукнулось японцам интересное конструктивное решение инженеров эльсвикской верфи, разместивших динамо-машины над броневой палубой. Если на ведение огня из казематных шестидюймовок наличие или отсутствие электроэнергии существенно повлиять не могло, хотя заряжать тяжеленные снаряды в дымном мраке казематов малорослым японцам и стало гораздо «веселее», то вот ворочать вручную восьмидюймовые башни при нарастающем крене и масляном душе из разорванных сотрясением шлангов гидравлики было уже крайне затруднительно.

Второй залп «Корейца» был направлен в бортовые казематы шестидюймовок «Асамы». Память лже-Руднева услужливо подсказала, что может натворить даже один русский восьмидюймовый снаряд, взорвавшийся в нужном месте. Пусть и выпущенный из короткоствольной пушки, и с зарядом из слабенького черного пороха, но попавший в цель в аналогичной ситуации при Ульсане снаряд «Рюрика» нанес самые тяжелые повреждения японскому кораблю в том бою, «однокласснику» «Асамы», кстати[24]24
  Бой у Ульсана состоялся 1 августа 1904 года между тремя русскими броненосными крейсерами Владивостокского отряда под командованием контр-адмирала Иессена и японским отрядом из четырех броненосных и двух бронепалубных крейсеров под командованием адмирала Камимуры. Закончился потоплением «Рюрика». Но перед этим, один из его снарядов, попавших в «Ивате», разорвался в батарее японского крейсера, выведя из строя три 6-дюймовых и одно 3-дюймовое орудие и их прислугу.


[Закрыть]. А уж что могут натворить два таких подарочка, одновременно взорвавшись в броневых коробках казематов, лучше всего представить, посмотрев наиболее завлекательные и кровавые моменты «Убить Билла». Цепь вторичных детонаций зарядов и достаточно неустойчивых к близким взрывам шимозных снарядов выбила из строя три шестидюймовки вместе с их расчетами…

Нет, будь у японцев хоть полчаса на разборы завалов, пара комплектов запасных прицелов и еще небольшая кучка более мелких запчастей к орудиям – мощи одного только среднего калибра «Асамы», который, к слову, составил бы честь любому современному ему броненосцу, хватило бы на то, чтобы смести «Корейца» с поверхности моря. Увы или к счастью, как говорил (или как еще, может быть, скажет) старик Эйнштейн, все относительно.

Впрочем, японцы – не те люди, которые готовы признать, что что-либо совершить невозможно, особенно если еще есть хоть какой-то шанс! Вот и сейчас с мостика «Варяга» в бинокль можно было разглядеть, как носовая башня ГК «Асамы» медленно начала поворот в сторону «Корейца». Одного залпа пары асамовских монстриков хватило бы канонерке за глаза, поэтому с нее открыли по башне суматошный огонь из всего, что могло стрелять, включая оба пулемета.

К сожалению, восьмидюймовки самого «Корейца» находились в процессе перезарядки. Вот рявкнула ретирадная шестидюймовка. Увы, снаряд разорвался на бортовой броне «Асамы», не причинив вреда ничему, кроме краски. Пара неудачников, находившихся в отсеке за броней и получивших серьезную контузию, были не в счет в корабельной дуэли, хотя лично они бы с этим не согласились. Больше шансов предотвратить залп у «Корейца» не осталось. Надежному бронированию башни мелкие снаряды, даже попадая в цель, навредить не могли, а попасть в прорези комендорского колпака на крыше башни – слишком уж невероятная удача.

Набиравший ход «Варяг» находился еще слишком далеко, и рассчитывать на прицельные попадания просто в «Асаму», не говоря уже об отдельно взятой носовой башне, было бы самонадеянным оптимизмом. Открыть огонь прямо сейчас, с сорока пяти кабельтовых – значит рисковать поломать чертовы подъемные дуги и остаться без орудий в момент прохода мимо «Нийтаки». А это приговор не только «Корейцу» с его несколькими десятками душ на борту, но и «Варягу», где их более восьми сотен.

Вот она – оплачиваемая кровью, беспощадная цена тривиальной конструкторской недоработки, помноженной на паршивое качество металла и отсутствие жесткой системы контроля в лице военной приемки советского образца. И никак не объяснить это сейчас милым юным мичманам, командирам носового плутонга, батареи трехдюймовок и орудий правого борта, чьи удивленные глаза видны даже с мостика – ПОЧЕМУ гад Руднев так затягивает с открытием огня!

Старарт, лейтенант Зарубаев, стоявший рядом, сжал бинокль так, что костяшки пальцев побелели, а его немного раскосые, татарские глаза превратились в узкие щелочки. Было видно, что обожание командира, ловко избавившего их от самого опасного противника – «Асамы», борется в нем с недоумением и обидой. На лице его явно читалось: «Давно пора открывать огонь, неприятель в зоне действия артиллерии, чего же ждет этот олух с погонами каперанга?! Дистанции выстрела картечью этому пережитку парусной эпохи не хватает?»

Но молодец, дисциплинированно больше об открытии огня не спрашивает, всего-то двух отлупов ему хватило, особенно хорошо подействовал второй, с упоминанием подробностей интимной жизни с шестидюймовкой системы Канэ[25]25
  Морское орудие 6''/45 (152 мм) системы Канэ было разработано во Франции в 1890 году. Морское министерство приобрело чертежи на него и аналогичную по конструкции 120-миллиметровую пушку, и с 1892 года эти орудия выпускались Обуховским сталелитейным заводом, а с 1897-го – еще и Пермским заводом.
  Вес его качающейся части – 8300 кг, щита – 991 кг. Общий вес станка – 6290 кг, всей установки – 14 690 кг. Предельно достижимая скорострельность – 10 выстр./мин. Техническая скорострельность – 5 выстр./мин., а практическая (боевая) – 3–4 выстр./мин.


[Закрыть] в особо грубой и извращенной форме. Может, и обиделся, но мне сейчас миндальничать некогда.

А, хрен с ним, наверное, уже можно! На глаз, почти кабельтов сорок до нее. Нирод вон весь извелся уже, чуть ли не приплясывает за своим дальномером.

«И да свершится воля Твоя…»

– Сергей Валериянович, скомандуйте открыть огонь носовым плутонгом и всем, что дотягивается с правого борта по «Асаме» в момент нашего выхода из-за Идольми. Снаряды наши. Те, что доставили с «Корейца», беречь до момента прохода мимо «Нийтаки». Только довернем сначала немного, чтобы Беляева не зацепить.

– Есть! На дальномере!

– Сорок два кабельтовых! Скорость сближения больше пятнадцати узлов!

– На штурвале! Полрумба лево!

– Есть, полрумба лево!

– Одерживай!

– Есть, одерживай!

– Так держать!

– Есть, так держать!

Ну, вот… Сейчас… Пора!

– Носовой плутонг! Залп!!

На одно неуловимое мгновение Петровичу показалось, что крейсер даже чуть «присел», когда баковые шестидюймовки, одновременно ахнув, дернулись своими массивными телами назад, обдав боевую рубку облачками бурого порохового дыма. Снизу, из-под мостика, их почин поддержали бортовые. Парой секунд позже громыхнули еще две с кормы. Вокруг орудий деловито засуетились расчеты…

– Падение! Недолет!

– На дальномере?!

– Сорок кабельтовых…

Началось. Господи, благослови…

Приказ на открытие огня «Варягом» совпал с моментом, когда командиру башни «Асамы» показалось, что он наконец-то поймал в прицел ускользающий на циркуляции «Кореец». Увы, не показалось. Поймал-таки, зараза! Один из снарядов прошел впритирку над палубой, второй же… Хорошая точность для первого залпа, есть одно попадание в борт, впрочем, в упор – дело нехитрое. С другой стороны, без электричества не так и просто, или все же резервное динамо запустили асамоиды узкоглазые, чтоб их в бога душу коромыслом!

Нет, хоть они и враги, но молодцы, воевать умеют… Носовая часть. Вроде прямо под правой восьмидюймовкой, черт… Ну что, минус пятьдесят процентов от мощности артиллерии, и прощай всякие шансы на добивание ожившей башни «Асамы» и повреждение «Чиоды»? Дьявол, кажется, потому что очень хочется, или на самом деле получилось? Отсюда не разобрать, ну, сколько восьмидюймовок ответит на «Корейце»? Обе?! СРАБОТАЛО!!! Дуракам везет!

Особенно если они сами заботятся о своем везении…

* * *

«Корейца» «пронесло»: здоровенная, но надводная пробоина, отперфорированный мелкими осколками борт, заливаемый через три более крупные осколочные пробоины форпик, два члена расчета правой носовой восьмидюймовки убиты осколками на месте, еще трое ранены, плюс куча оспин на щите орудия, пара из них сквозные – это так, мелочи жизни.

Но еще вернее можно было сказать, что «пронесло» «Асаму», причем по полной. Один из восьмидюймовых снарядов «Корейца» все же попал в носовую башню! Пробить броню, правда, ему не удалось, но и просто встряски должно было хватить хотя бы для временного вывода башни из строя. Малейший перекос на катках, самый мелкий осколок под мамеринец – и попробуй, проверни эту махину! То же самое относится и к вертикальному наведению орудий, затворам, трубопроводам и клапанам гидравлики, а про тонкую механику прицелов и дальномеров после такого сотрясения вообще лучше помолчать.

Минут так н-дцать, свободных от смертоносного восьмидюймового душа, у «Корейца» есть. Если кормовая башня не оживет, конечно…

На напряженно ожидавшем ее залпа «Корейце» не могли знать, что мина, поставленная с катера и взорвавшаяся практически под башней, намертво заклинила элеватор. Расчетная глубина взрыва была в трех-четырех метрах от поверхности воды, но, судя по всему, течение сильно оттянуло мину, и взрыв произошел почти у днища крейсера. Сейчас в стремительно затапливаемых башенных погребах, работая в полной темноте, поскольку кормовая динамо-машина тоже не пережила сотрясение от взрыва, артиллеристы броненосного крейсера пытались вручную подать на несколько палуб вверх тяжеленные пороховые заряды.

Беляев, не дождавшись залпа с «Асамы» и понадеявшись, что тому пока хватит и ретирадной шестидюймовки, решил обратить благосклонное внимание главного калибра на «Чиоду», пока артиллеристы скорострельных револьверок[26]26
  Родоначальницей мелкокалиберных скорострельных револьверных орудий явилась пушка, созданная в 1861 году в САСШ доктором Ричардом Гатлингом. Это была шестиствольная пушка револьверного типа с вращающимися стволами, заключенными в общий кожух водяного охлаждения. Идея создания пушки Гатлинга состояла в том, что в каждый конкретный момент времени стрелял только один ствол, в то время как остальные стволы охлаждались и перезаряжались из магазина рожкового типа. В течение десятилетия орудия близких систем создали шведы Энгстрем и Норденфельд, а также француз Гочкис (с пятью стволами). Наиболее распространенными в русском флоте в конце XIX – начале XX столетий были 37– и 47-миллиметровые пушки Гочкиса, которые начали поставлять в Россию с 1882 года.


[Закрыть] продолжали зачистку палубы, мостиков и марсов японского флагмана.

Подождав минуту, требуемую для перезарядки восьмидюймовок, канонерка увеличила ход и, не прекращая яростного обстрела «Асамы» мелкокалиберными пушками, решительно направилась в обход его корпуса в сторону «Чиоды». При этом ютовая шестидюймовка успела послать «горячие» сорокакилограммовые приветы в непонятно почему молчавшую кормовую башню и прямо в кучку японских артиллеристов, столпившихся у зашевелившей «хоботом» палубной шестидюймовки. Сквозь сполох разрыва брызнуло красным… И еще разок туда, где ее расчету вновь привиделось подозрительное шевеление. Оно было вызвано попыткой японцев вынести с мостика находившегося в бессознательном состоянии адмирала Уриу…

В момент, когда шпирон «Корейца» высунулся из-за кормовой оконечности «Асамы», Беляев, разворачивая свой корабль носом к новому противнику, отдал приказ рулевому: «Лево на борт до упора и машине полный назад!» На короткую секунду канонерка замерла, после чего раздался сдвоенный грохот ее восьмидюймовок…

На «Чиоде» за прошедшие с момента торпедирования «Асамы» несколько суматошных минут успели более-менее разобраться в ситуации и подготовиться к стрельбе. Но вместо того, чтобы расклепать якорную цепь, стали штатно ее выбирать. Действительно, чего дергаться-то? Корабль прикрыт от неприятеля одним из лучших броненосных крейсеров мира, мощи и защиты которого должно вполне хватить на то, чтобы раздавить и «Варяга», и «Корейца»…[27]27
  В нашей реальности при попытке прорыва «Варяг» получил одиннадцать попаданий, три – восьмидюймовыми снарядами, восемь – шестидюймовыми. Все от «Асамы». «Чиода» вел огонь по «Корейцу», попаданий достигнуто не было. Кроме «Асамы» ни один другой японский корабль никуда ни попал, впрочем, «Варяг» с ними не очень-то и сближался. По версии японской стороны, НИ ОДНОГО попадания русского снаряда ни с «Варяга», ни с «Корейца» в японские корабли зафиксировано не было…


[Закрыть]

Поэтому канлодка застала крейсер противника хоть и готовым к бою, с разведенными парами, но не на ходу. Еще минута ушла у удивленных дальномерщиков и артиллеристов «Чиоды» на определение расстояния до неожиданно появившегося из-за «Асамы», непонятно почему еще ею не потопленного «Корейца» и на наводку на него орудий. Добавьте к этому естественный шок от зрелища стремительно нарастающего крена своего флагмана…

В итоге первый залп по «Чиоде» (и четвертый в бою при Чемульпо) «Корейцу» удалось сделать в полигонных условиях. Было зафиксировано одно попадание. Результат – здоровенная рваная дыра в борту, с нижней кромкой на метр выше ватерлинии, при любом движении «Чиоды» грозившая затоплением угольной ямы. Не смертельно, но полного хода лучше уже не давать. Орудие, расположенное над местом попадания, выведено из строя. Второй снаряд лег недолетом…

Если цель находилась на дистанции десять-пятнадцать кабельтовых, русские комендоры довоенной выучки мазали редко. И, как правило, показывали процент попаданий выше, чем их японские коллеги. Проблема была только в том, что японцы до войны учились стрелять и на большие дистанции. Поэтому, когда время предъявило новые требования и дистанции реальных морских боев выросли до тридцати – сорока пяти кабельтовых, лучшие результаты всю войну стабильно показывали именно японцы. Но бой при Чемульпо в новой редакции проходил на дистанциях, удобных для «Корейца» и под ЕГО диктовку. Старые, недостаточно дальнобойные и недостаточно скорострельные для современного боя пушки? Да! Зато калибр почти в два, а вес снаряда в четыре раза больше, чем у «Чиоды»!

Кстати о «Чиоде»: ответный залп, одно попадание, снесена и без того обрезанная фок-мачта «Корейца», осколками на мостике убиты рулевой и марсовый, тяжело ранен сигнальщик и пара человек из расчета правой 107-миллиметровки, легко ранены практически все, находящиеся на мостике, включая командира. Руль не поврежден, машинный телеграф тоже.

С учетом предыдущих попаданий с «Асамы» «Кореец» потерял убитыми и ранеными уже более двух десятков человек. Пусть половина – легкораненые, которые были способны выполнять свои обязанности, но еще пара залпов японского крейсера, и надо будет думать о том, как топить канлодку – красиво, с тараном «Асамы», или тихонько, но стратегически более печально для неприятеля – поперек фарватера, рядом с «Сунгари».

Впрочем, пока стреляют восьмидюймовки – вперед!

Это означает: сначала полный назад, перезарядиться с оглядкой на кренящегося и медленно оседающего, но все еще опасного соседа – «Асаму», а потом уже вперед. Еще один заход, снова дуэльная ситуация! На этот раз, высунувшись, обнаруживаем, что «Чиода» уже на ходу, артиллеристы крейсера настороже и успевают выстрелить первыми, два попадания. Ответный, пятый залп «Корейца»… Результат – ноль, недолеты. Обидно. Так, опять полный назад, перезарядиться, выслушать доклад о повреждениях. Паршивый, кстати, доклад – пробоина в носу, затопления форпика и снесенная со всем расчетом левая носовая 107-миллиметровка.

В следующий заход надо не пытаться упредить залп «Чиоды», это, похоже, бесполезно и нереально. Придется его пережить, перетерпеть, а потом, нормально прицелившись, попытаться все же достать эту заразу! Восьмидюймовки канонерки без проблем пробьют слабенький пояс[28]28
  Плиты из 114-миллиметровой устаревшей, нецементированной сталежелезной брони по сопротивляемости были примерно эквивалентны 50 миллиметрам брони Круппа. Сталежелезная броня (Compound) – неоднородная броня, изготовленная впервые по способу англичанина Вильсона в 1880 году. У этой брони внутренний слой был железный, а наружный – стальной, толщиной около 1/3 толщины всей плиты; опыты показали, что ее сопротивление снаряду возросло на 30 процентов по сравнению с броней из железа.


[Закрыть] «Чиоды»! На такой дистанции даже поясная броня «Асамы» не гарантирует стопроцентной защиты от их старых, но весьма мощных снарядов. Так что главное теперь – попасть. Попасть любой ценой. Еще один-два восьмидюймовых удара в корпус, и при удаче ей будет уже не до преследования прорывающегося «Варяга».

А ведь «Чиода» с «Корейцем» почти ровесники, да еще и примерно из одной весовой категории. Встретились два престарелых бульдога, к тому же представляющих собой два различных направления в кораблестроении, и на старости лет вцепились друг другу в глотки…

Интересная парочка пыталась сейчас утопить друг друга на рейде Чемульпо! Они были заочно просто созданы друг для друга. «Чиода» в полтора раза крупнее, но имеет меньший вес залпа (вес минутного был уже больше, не зря же японские, вернее английские, 120-миллиметровки назывались скорострельными) при более сильной защите.

По первоначальному проекту этот крейсер и по вооружению чем-то напоминал «Корейца» – тоже две крупнокалиберные пушки[29]29
  На современниках «Чиоды», японских «Мацусимах», стояло по одному аж 320-миллиметровому орудию, крупнее, чем на новых броненосцах, но стреляли они, судя по поговорке японских кадетов: «Раз выстрелил, день прошел», немного редковато. Правда, на самом «Чиоде» планировали 260-миллиметровые пушки Круппа, но скорострельность от этого принципиально не улучшалась.


[Закрыть] и немного мелочи. Но достроили его как один из первых в мире кораблей, вооруженных только скорострельными пушками, всего десять орудий калибра 120-миллиметров, из них в бортовом залпе шесть. Их дополняли четырнадцать 47-миллиметровых противоминных мелкашек. Подобная схема прекрасно проявила себя в боях против китайского флота. Бронирование, однако, от первоначального проекта осталось, и сейчас оно являлось главным преимуществом «Чиоды».

«Кореец» тоже достраивался в момент, когда единичные редкостреляющие (произносить с эстонским акцентом) крупнокалиберные пушки стали вытесняться более мелкими скорострельными. Но в данном случае склонность русских конструкторов к консерватизму, как ни странно, сработала в нужную сторону. «Кореец» получил не кучу новомодных скорострелок, а два новых восьмидюймовых орудия вместо одного старого в 9 дюймов. Оба были способны вести огонь по носу. Их дополняли ретирадная шестидюймовка, четыре старенькие 107-миллиметровые пушки по бортам и противоминная мелочь в виде двух 47-миллиметровок и четырех 37-миллиметровых пушечек. Бортовой залп так себе, даже по сравнению с «Чиодой», но зато под носовой лучше не попадать, чем сейчас японцы активно и пытались заниматься. К тому же Россия в то время могла позволить себе строить узкоспециализированные корабли, поэтому проектировщики не стали пытаться сделать из хорошей канонерской лодки плохой крейсер…

К недостаткам «Корейца» относились практически полное отсутствие бронирования (согласитесь, что 10-миллиметровая бронепалуба – это для артиллерийского корабля несерьезно) и наличие парусного вооружения. Теперь эта парочка пыталась очно решить, чья же концепция жизнеспособнее, причем в буквальном смысле этого слова. На большой дистанции или просто при перестрелке в открытом море, наверное, стоило бы ставить на японца, но вот при столкновении в упор и наличии искусственных шхер в виде «Асамы» преимущество переходило к «Корейцу»…

Командир «Чиоды» Мураками, после того как его крейсер снялся наконец с якоря, решил, что при выведенном из строя флагмане Уриу находиться ближе всего к надвигающемуся «Варягу» и играющему в кошки-мышки «Корейцу» не слишком разумно. Действительно, его крейсер итак самый слабый по артиллерии в эскадре, к тому же две пушки правого борта уже выведены из строя первым залпом «Корейца». В сложившейся ситуации самое логичное – попытаться оттянуть противника под огонь остальных кораблей. И «Чиода», медленно ускоряясь, потянулся в сторону выхода из гавани. Однако этот маневр выводил его из «тени» «Асамы», в которой он комфортно скрывался до сего момента от артиллеристов «Варяга».

Русский же крейсер до сих пор игнорировал обстрелом все корабли противника, кроме уже обреченного японского флагмана, хотя то, что «Асама» долго не протянет, было видно невооруженным глазом. Крен продолжал нарастать, носовая башня и казематы бортовых шестидюймовок небоеспособны – стволы орудий в них уже смотрели в воду даже на предельном угле возвышения…

На «Чиоде» не могли знать, что, прекрасно помня о результатах боя в своей реальности, а «там» «Варягом» с больших дистанций было выпущено более полутысячи снарядов калибра три и шесть дюймов при отсутствии достоверно зафиксированных попаданий, Петрович в шкуре Руднева прилагал неимоверные усилия для того, чтобы снизить темп стрельбы. Это было просто необходимо для того, чтобы не поломать излишне нежные «канэшки» собственной стрельбой раньше времени, не утомить команды подносчиков и, главное, не допустить перегрева стволов, который приведет к снижению точности орудий в момент, когда она будет максимально необходима – при прорыве мимо «Нийтаки» с «Нанивой».

Ага, щассс! Гладко было на бумаге! Артиллеристы «Варяга», избыточно воодушевленные подрывом «Асамы» и дорвавшиеся до возможности пострелять вволю по практически не отвечающей мишени, были близки к технической скорострельности, которая всегда считалась недостижимой в боевых условиях! Все грозные крики Руднева с мостика и спорадические попытки старшего офицера снизить темп огня, игнорировались не только вошедшими в раж расчетами, но и мичманами – командирами плутонгов!

С палубы начинала доноситься пока еще нестройная песня «Варяга», постепенно подхватываемая остальной командой. «Запомнили, черти, зря, что ли, утром полчаса потратили на разучивание, хоть мелодию чуток и перевирают, как и слова в паре куплетов… Блин, а может, с песней до боя не стоило заморачиваться? Воодушевление – вещь хорошая, но одновременно горланить и кидать сорока-с-лишком-килограммовые чушки шестидюймовых снарядов… Ведь дыхания же не хватит! Впрочем, пока «летают мухой», мужики здоровые, жилистые. Посмотрим, что будет после первых попаданий в нас. Упс… Вот и накликал», – подумалось Рудневу (лже– не лже-, уже все равно, за прошедшие сутки он и сам перестал разбирать, где его мысли, а где те, что шли от личности его «альтер эго») при виде вставших у борта «Варяга» нескольких водяных столбов: «Нийтака» с «Нанивой» решили активно включиться в игру, открыв огонь по «Варягу», предотвращение прорыва которого и являлось главной задачей Уриу. Похоже, что «Корейца» японцы собрались оставить на десерт, ведь с его скоростью спастись бегством он никак не сможет.

А даже если бы и смог… К искреннему удивлению моряков Микадо, ни командир, ни экипаж русской канонерки и не помышляли этого делать! «Я не поверил своим глазам, когда этот маленький кораблик развернулся и бросился на японский броненосный крейсер как английский фокстерьер на кабана!» – фраза эта, сказанная после боя командиром «Паскаля» Сенесом американскому журналисту, за три дня была перепечатана десятками ведущих мировых газет и журналов…

* * *

Игры кончились. «Кореец» шел в свою последнюю атаку, да и «Варяг» наконец-то попал под обстрел оппонентов. Следующие полчаса должны показать, выйдет ли хоть что-нибудь из затеи бывшего форумчанина, или судьба «Варяга», и вправду, была исторически предопределена на 110 процентов.

Флагман Уриу, даже с выведенной из строя артиллерией главного и среднего калибров, оставался весьма беспокойным соседом. То одно, то другое противоминное орудие[30]30
  75 мм и 47 мм, противоминный калибр (ПМК).


[Закрыть] оживало и считало своим долгом выпустить как можно больше снарядов в «Корейца». С ними азартно перестреливались расчеты ПМК канлодки и уцелевшей бортовой 107-миллиметровки. В этой дуэли на стороне русских было одно немаловажное преимущество – по тактическим воззрениям того времени, для ПМК единственным подходящим снарядом считался бронебойный, без разрывного заряда. Так что многочисленные попадания с «Асамы» пока оставляли красивые, но достаточно безобидные пробоины в бортах «Корейца». Затопления через них удавалось не допускать с помощью заранее заготовленных из снятого рангоутного дерева пробок. Зато с канлодки в ответ прилетали нормальные 107-миллиметровые снаряды, которые даже при неточном попадании стабильно корежили орудия осколками и глушили прислугу разрывами, отбивая у японцев желание, а главное – возможность пострелять.

Но вечно это продолжаться не могло, рано или поздно трехдюймовый снаряд по теории вероятности просто обязан был залететь в машинное отделение канонерки. Здесь уже работала не баллистика, а статистика. Для того ведь и создавались эти длинноствольные скорострельные орудия! При попадании в миноносец снаряд должен был пройти сквозь метр угля и пробить паровой котел или повредить машину. А по степени защиты силовой установки «Кореец» принципиально от миноносцев, увы, ничем не отличался. И, наконец, какому-то отчаянному японскому комендору на «Асаме», упорно не желающему признавать факт неизбежного утопления своего крейсера, подфартило. Выпущенный им трехдюймовый снаряд пробил борт «Корейца» и навылет прошил один из котлов.

Носовая кочегарка наполнилась паром, скорость должна была в ближайшем будущем упасть минимум вдвое. По орудию, так некстати проявившему снайперские качества, отстрелялись из двух револьверных пушек Гочкиса, но даже если узкоглазого продолжателя традиций Робина Гуда и достали, он мог представляться богине Аматерасу с чувством выполненного долга.

У Беляева оставался последний шанс поквитаться с «Чиодой». Глядя на клубы пара, поднимавшиеся из светового люка машинного отделения, он прекрасно это понимал. Сокращенная смена кочегаров не сможет долго поддерживать достаточно паров для хорошего хода, а с учетом того, что половину из них неизбежно обварило…

Превозмогая боль в правом плече (из которого потом на «Паскале» извлекут пять мелких осколков), он решительно повернул штурвал влево и толкнул рукоятку машинного телеграфа на «Самый полный вперед». Понимая, что сейчас каждый кабельтов на счету, Беляев намеревался в этот раз пройти практически впритирку к «Асаме».

– Комендоры! Братцы! Это наш последний шанс показать японцам, на что способен наш старик «Кореец». Мы теряем пары, угольная яма левого борта и форпик берут воду. Но пока мы еще можем стрелять и попадать, мы должны сражаться! Не промахнитесь. Не посрамите! Не надо стараться выстрелить раньше «Чиоды», надо выстрелить точнее!

Против ожидания командира левая погонная восьмидюймовка разрядилась в корму отходящего японца сразу после того, как тот оказался в ее секторе действия.

«Вот, зараза, – подумалось Беляеву, – ну как можно было еще доходчивей объяснить, что надо попасть обязательно, а? Видать, сдали нервы у наводчика».

Однако комендор-сверхсрочник, кондуктор Платон Диких, не первый год наводивший левое носовое орудие и уже поучаствовавший в боевых действиях в 1900 году под Таку, прекрасно знал, что делает. В момент поворота силуэт «Чиоды» идеально лег в прицел, ну грех было упускать такую возможность! Это был один их тех редких случаев, когда сознательное нарушение прямого приказа командира шло на пользу делу, что и подтвердил через две секунды взрыв на корме вражеского крейсера.