Текст книги "Порт-Артур – Токио"

В ответ Николай Николаевич закричал, что «его офицеры готовы порвать зубами по первому его приказу» господина Банщикова. Но Владимир Александрович его скоро успокоил, заявив, что «главное – сперва проверить то, что находится у Михаила Лаврентьевича в голове, в смысле информации, а не какого цвета у него мозги». А потом, послушав его, они решат, что нужно делать с… простите, ваше величество, с «этим двинутым Николя и его гемофиличным дохликом»…

Оба они были уже изрядно навеселе и долго смеялись над этой, с вашего позволения, шуткой. Я старался поддерживать компанию, но без излишества. В завершение мне было заявлено, что во мне, как в старом члене «Священной дружины», они не сомневались никогда. Мне было велено раз в неделю извещать кого-либо из них, как идут дела и когда вы, Михаил Лаврентьевич, будете готовы для откровенной беседы с ними… Такие вот дела…

А предложений моих было, да и есть (больше я ничего не надумал), три. Либо мы на время прячем Михаила Лаврентьевича, инсценировав его смерть, что позволит потянуть до принятия каких-то мер к господам великим князьям. Либо их сразу нужно арестовывать и начинать следствие. Либо государь может, не откладывая этого, сперва в личной беседе постараться убедить своих родственников в их неправоте. И уже по результатам этой беседы принимать дальнейшие решения.

– Да. Дела наши как сажа бела… Оленька, успокойся…

Возок, поскрипывая и покачиваясь, быстро катил по зимней дороге. Какое-то время все молчали. Затем вновь заговорил Николай:

– Так вот, любезный Петр Николаевич, откровенность за откровенность. И верность за верность. Действительность же такова, что у нас нет времени для условностей. Поэтому я решил, что Михаил Лаврентьевич сейчас расскажет вам, кто он такой, как здесь появился и кто его к нам послал. Чтобы вы не подумали, что он маг, спирит или медиум, овладевший рассудком государя. Мы с Ольгой Александровной подтвердим вам его рассказ фактами, чтобы вы вполне убедились, как все серьезно. И на что, в силу своей дремучести и злобности, готовы замахнуться мои милые дядюшки. Попытка мятежа и цареубийства – сущий пустяк в сравнении с этим, банальный и вульгарный…

Через двое суток Петр Николаевич Дурново запишет в своем дневнике: «Несомненно, события вчерашнего дня, когда до Петербурга дошли известия о грандиозной морской победе под Порт-Артуром, сделали сенсацию и потрясли многих до глубины души. Причем очевидно, что не только лишь в России. Про себя же, не кривя и не лукавя, должен отметить, что, находясь всецело под впечатлением события, приключившегося со мною накануне заслуженного торжества наших моряков, отнесся я к добрым вестям с Дальнего Востока буднично. Как к чему-то вполне естественному и должному…»

Биографы российского премьера так и не смогли выяснить, о каком именно событии, случившемся при участии Дурново за день до Шантунгской победы, шла речь.

Из воспоминаний генерал-лейтенанта генераладъютанта, председателя ИССП (1905–1921 гг.) графа С. В. Зубатова «Мои песочные часы»

МилиТерра, Москва, 1946 г., издание 2-е, дополненное биографической справкой

Итак, мои песочные часы опять перевернули. В третий раз.

Добравшись кое-как из захолустного Владимира до Первопрестольной, никуда не заходя и ни с кем не встречаясь, сразу на вокзал. Повезло, поезд уходил через сорок минут. Есть время на стакан горячего чаю и бублик с маком в вокзальном буфете.

Пока отогреваюсь у метлахского печного бока, быстро просматриваю свежую газету. Ну конечно, главная новость – определен срок восстановительных работ на Кругобайкалке. Четыре-пять месяцев. Судя по всему, туннель там рвануло основательно. Версий три: японцы, радикалы, националисты. Я бы, пожалуй, прибавил – или наше головотяпство. Но нет, «по заслуживающим вполне доверия сведениям, состав был загружен исключительно продовольствием и предметами обмундирования для нашей маньчжурской армии»… Значит, не сами.

Наконец, колокол… Гудит паровоз. Дернул. Еще раз… Поехали… Москва постепенно уходит вдаль. Дома мельчают. Тянут в небо дымки деревни. Скоро вечер. В вагоне хорошо натоплено. И от окна, слава богу, стужей не тянет. Хорошо все-таки ехать первым классом.

Билет на меня действительно был записан, так что все серьезно. Однако так и подмывает: в который раз берусь перечитывать письмо. Так коротко, без прелюдий: «Сергей Васильевич! Прошу вас прибыть в Петербург возможно скорее, вам назначена личная аудиенция. Дело крайней государственной важности. Дату прибытия либо невозможность выезда телеграфируйте». И подпись: «Личный секретарь ЕИВ по военно-морским делам Михаил Лаврентьевич Банщиков». В письме его карточка, пятьдесят рублей ассигнациями и квитанция на билет 1-го класса.

Ну, допустим, кто таков этот Банщиков, мне и в ссылке стало известно. И то, как скоро преобразился в делах император, после того как приблизил к себе прибывшего с Дальнего Востока морского доктора, участника славного дела при Чемульпо, я понимал прекрасно. И искренне радовался, что судьбе было угодно так устроить, что в тяжкий для отечества час возле Николая Александровича оказался не очередной пройдоха или проходимец, а серьезный боевой офицер. И не какой-нибудь старый интриган, не случайный мистик французского разлива вроде разных мсье Филиппов или Папюсов, а, если судить по фотографиям в газетах, бравый молодец, кровь с молоком.

Но все-таки из письма однозначно не следовало, кому я понадобился столь срочно. Автору письма-записки или все-таки самому государю, если аудиенция? Если все это не предлог, чтобы добыть меня для какой-либо мутной придворной интриги… Если так, то нет, увольте. Не мое-с… Но, как говорится, утро вечера мудренее. Выпив еще чайку и поговорив о всякой ерунде с соседом по купе, лесничим из-под Пензы, устроился спать…

Столица встретила снегопадом. Мягким, пушистым. Здесь много теплее, чем в Москве, крещенские так не трещат. Взял тут же извозчика, и покатили. Шуршат полозья, с парком покрикивает возница с облучка… Последний раз ехал Невским полтора года назад, стояла августовская жара. Тогда ехал в другую сторону, уже как «неблагонадежный». Провожали самые близкие коллеги, бесстрашные и честные. Да еще господин Гапон, чуть не подведший к государю убийц в декабре. Приходил, как я теперь понимаю, окончательно уверовать, что вся работа по созданию объединений рабочих, что шла до того под моим началом, остается выброшенной в хлам и можно кое-чем постараться воспользоваться, поживиться. Как же мне неприятно было вдруг осознать, что в свое время я серьезно ошибся в этом человеке…

Вот уже и Зимний скоро. Но к самому дворцу ехать почему-то не хочется. Прошу возницу остановить.

– Тпр-ру-у, родимая…

Стали на углу Морской, напротив арки Генштаба. Расплатился, как обычно, не мелочась. Этому «как обычно» усмехнулся в душе: по карману ли шик?

– Благодарствуйте, ваше сиятельство!

– Какое же я тебе сиятельство, голубчик…

Гнедая протяжно фыркнула на прощанье, скосив на меня большой добрый глаз.

– Это вам к удаче, барин. Она вещуха у меня! Коль сейчас не «сиятельство», так, стало быть, станете! – крикнул весело так и укатил…

Дальше пошел сам. Снег так и валит. Я налегке, со мной лишь маленький дорожный саквояжик. Захожу с черного. Карточку офицеру-гвардейцу. Козырнул и просил подождать. С карточкой споро ушли наверх. С сапог и шубы натекло немного. Неудобно, но что делать…

Банщикова узнал сразу. Стройный, подтянутый, как на газетном фото. Длинная морская шинель, фуражка, гвардейские усы, приветливый взгляд. Крепкое рукопожатие теплой, сухой руки. Доброе рукопожатие. И сразу с места неожиданно:

– Едемте! Государь нас ожидает.

Пока переварил известие, выходя за Михаилом Лаврентьевичем из дворца, даже не заметил, как подкатил закрытый санный возок. Сзади шестеро казаков личного конвоя, все при оружии…

– В Царское!

Забираемся внутрь. Уселись. Лошади взяли резво, с гиком за нами казаки… Банщиков весел и непринужден.

– В поезде поспать удалось, Сергей Васильевич?

– Конечно. Человек с чистой совестью всегда хорошо спит.

– Слава богу, значит мы с вами немного коллеги. Но я еще, бывает, громко храплю, что соседям по купе не нравится. Кстати, вы перекусили чего-нибудь или сразу с вокзала?

– Честно: сразу с вокзала.

– Значит, предчувствие меня не обмануло…

Банщиков не спеша забрался под свое сиденье и, вытащив тщательно укутанную корзинку, добыл оттуда пироги и бутылку еще горячего чая. Поблагодарив за заботу, я предался трапезе с наслаждением. Оказалось очень кстати.

Дожевав последний пирожок, спрашиваю:

– Михаил Лаврентьевич… Цель моего столь неожиданного вызова вам известна или я все узнаю непосредственно от его величества?

– Вполне известна. Пока мы катим до Александровского дворца, как раз предварительно все сможем обсудить.

– Вы действуете по указанию Николая Александровича?

– Безусловно.

– Тогда чем могу быть полезен? С моей-то «неблагонадежностью»?

– Сергей Васильевич, о чем вы… Какая неблагонадежность? Но, действительно, к делу. Если коротко: с вашим уходом Третий департамент преследуют весьма серьезные неудачи. Про инцидент с подачей петиции гапоновцев царю вы из газет, конечно, знаете. Затем диверсия на Транссибе. Слава богу, не раньше на несколько месяцев… Возникающие стачки из чисто экономических буквально по прошествии нескольких часов становятся радикальными, выбрасывают политические лозунги и требования. Итог ясен: нагайки, аресты и… Ответная реакция, вплоть до террора.

Связаны эти неудачи, по мнению государя, конечно же, со стилем работы Вячеслава Константиновича. Он убежденный государственник, весьма жесткий человек, под его чутким, неусыпным руководством полиция и жандармы неплохо пресекают и искореняют. По факту происшедшего. Но работа на опережение… С этим, увы, проблемы. И пока просвета никакого не видно. Поэтому…

Перебиваю:

– Мое отношение к методам работы господина фон Плеве, вы, конечно, знаете?

– Конечно.

– И понимаете также, надеюсь, по каким именно причинам я намерен никогда не общаться с этим… С этим господином лично, а тем более по служебным делам?

Вопрос повисает в воздухе… Банщиков внимательно смотрит на меня. Наконец отвечает, тоже вопросом:

– А если государь вас попросит, как тогда?

Так же внимательно смотрю на него.

– Михаил Лаврентьевич… Я, может быть, дерзость сейчас скажу, но если речь пойдет о моей работе с господином Плеве под одной крышей, то уж лучше высадите меня прямо здесь! А государю императору передайте, пожалуйста, мое верноподданническое глубочайшее почтение и сожаление. Но с этим человеком в одном ведомстве я не буду служить. Увольте-с!

Банщиков, чувствуя, как я распаляюсь, неожиданно улыбается, кладет мне руку на руку, которой я нервно сжимаю ручку моего саквояжика.

– Сергей Васильевич, дорогой, поставьте обратно свой саквояж, ради бога. Никто не собирается вам предлагать службу под Плеве или мирить с ним. Придет время, если захотите, сами во всем с ним разберетесь. Но тогда, полтора года назад, вы понимаете… Вас просто очень профессионально подставили. Сиречь выставили козлом отпущения за то, чего вы не совершали. И сделали это хладнокровно, обдуманно. Даже, если здесь уместен такой термин, красиво. И могу Вас обрадовать: сейчас я уже без сомнения точно знаю, кто именно был режиссером сего многоходового действа.

Молчу. Хотя вопрос так и рвется…

– Это сделал господин фон Витте.

– Но…

– Да-да. Именно он. Злейший враг Плеве. Его вполне устраивала ситуация, когда два его врага перегрызутся не на жизнь, а на смерть.

– Я?! Я враг Сергея Юльевича? Вот уж…

– Это вы себя не считали его врагом. А вот он вас считал. Причем весьма и весьма опасным. И рассчитывал сперва вашими руками, точнее руками вашей агентуры, прикончить своего конкурента на поле влияния на государя – господина Плеве, а затем, вернув себе реальную власть, разобраться с вами. Ведь вы уже слишком много знали… Да, донес на вас именно он, а вовсе не старик Мещерский.

Но не только ваша информированность страшила Витте. Это цветочки. А где ягодки? Объясню вам как дважды два. Вы, милостивый государь, своей так называемой «зубатовщиной» организовывали рабочих практически в профсоюзы. Пусть зачаточные, однобокие, ущербные в чем-то, но для фабрикантов и капиталистов не менее от того страшные. Понимаете, чем? Вы отбирали у них деньги! Для рабочих, конечно, для их детишек, впроголодь живущих, не себе любимому. Но им-то, господам предпринимателям, от этого веселее не становилось. Может быть, это были как раз те самые деньги, которые они планировали отдать эсерам или эсдекам на дело буржуазной революции!

Другое дело, если бы вы денежку «отпиливали» себе в карман. С подобными типами они умеют быстро решать вопросы. Полюбовно. Но вы – другой случай… Вы попытались изменить для них правила игры в государственном масштабе. Вы радели за интересы государства и не скрывали этого. Вы доказывали императору, что государство, власть должны стать арбитром в борьбе труда и капитала. И вы оказались вдобавок неподкупным чиновником! Форменной белой вороной! Моральным уродом в их понимании! И были просто обречены стать их врагом.

Да вы, собственно говоря, и сами, не таясь, вызывали их на бой. Ваша идея сдержек и противовесов – в данном случае «прикормка» рабочих в противовес «нахальной» буржуазии? Вы ведь в письме к Ратаеву черным по белому свои взгляды предельно четко изложили, по пунктам. Чистосердечное признание – царица доказательств, не так ли?

– Но, простите, это же частная корреспонденция! Как оно оказалось… Хотя про «царицу доказательств» – да… Сильно сказано.

– Поверьте мне на слово, эта информация ушла не через него. Но, как вы понимаете, осведомлен о вашей позиции по данному вопросу не только я… Однако закончу свою мысль. Вы же прекрасно понимаете, кто при государе Николае Александровиче всегда был агентом промышленной и банковской буржуазии? Можно сказать, первейшим выразителем их интересов? Правильно, Сергей Юльевич. Ему в вашем клинче с Плеве нравилось все. И по большому счету, ваша голова на подносе, любезный Сергей Васильевич, была нужна ему не меньше, чем голова министра. Если бы вы, посредством господина Азефа и его подручных, помогли ему разобраться с Плеве, вы тотчас угодили бы не в ссылку во Владимире, а в Шлиссельбург.

Только вот незадача, вы ему отказали! И он немедленно оклеветал вас перед патроном. Но не в отместку, а в надежде, что тот, как разъяренный носорог, вас стопчет, а вы от ярости и обиды сметете его с доски. Физически. И тут наш финансовый гений в вас ошибся: нельзя же всех мерить по себе. – Банщиков тонко усмехнулся. – Неужели вы, с вашей-то проницательностью легендарной, не догадывались о таком раскладе?

– Догадывался о чем-то подобном. Но, к сожалению, уже потом, во Владимире. В тот же момент, к своему стыду, должен признаться, эмоции взяли верх, увы. Да и доброхоты разные подсобили… Ежели начистоту, позже я понял, что наступил в столице на нечто большее, чем вся эта история с рабочими союзами. Она-то как раз на виду, как и все брожение в рабочей среде. Но есть опасность, укоренившаяся много глубже. И она куда опаснее…

Еще за пару лет до отставки очевидным для меня стал стремительно идущий процесс финансового закабаления России международными банковскими синдикатами, еврейскими в первую голову. С целью политического подчинения в будущем. И его требовалось срочно остановить, поскольку их удавки протянулись уже слишком высоко. Результат этой ползучей агрессии мне видится только один – войны за чужие интересы, расчленение и гибель империи…

Плеве же в этом вопросе просто, простите, ни черта не соображал, как не соображает до сих пор. И никогда соображать не будет. Поэтому его нужно было срочно убирать. А получилось… Получилось так, как получилось… А ведь мной были подобраны детальные досье практически на девяносто процентов наших банкиров, отработаны их связи и там и здесь! Я-то тогда полагал, что это поможет Сергею Юльевичу манипулировать ими на благо империи, а оказалось… Но, как я понимаю, ваше появление при дворе каким-то непостижимым образом помешало подрывным планам фон Витте?

– В некотором смысле… А то досье, о котором вы упомянули, оно у кого?..

– Полагаю, что подлинное уничтожено.

– Подлинное?

– Сохранилась копия. Я, хотя не имел права, переписывал для себя практически все значимые факты, чтобы дома иметь возможность спокойно проанализировать, когда никто не мешает. По ночам думается лучше…

– И что? Эти записи существуют до сих пор, Сергей Васильевич?!

– Да. Вот в этом саквояже лежит моя синяя рабочая тетрадь. Только Плеве никог…

– Господи! Да оставьте же вы его в покое, наконец, Сергей Васильевич! Давайте пока забудем о нем. Он и так до сих пор в прострации после того, как чудом избежал смерти!

– То есть?

– Готовившееся покушение на министра внутренних дел боевой организацией партии социалистов-революционеров было сорвано месяц назад. Исполнители уничтожены при попытке оказать сопротивление аресту. Все. Кроме его главного организатора, господина Евно Фишлевича Азефа…

Удивились? Понимаю… Пес решил укусить хозяина. И, скорее всего, преуспел бы, не убери вовремя государь господина Лопухина. Да-да, этот субъект обманывал не только вас. Так что не расстраивайтесь слишком сильно… Подонок пока на свободе, но вряд ли он догадывается, что его подлое двурушничество открыто. Ибо перед смертью несостоявшиеся бомбисты рассказали все…

Но вернемся к господину Витте. План бывшего премьера по водворению в кресло министра внутренних дел записного либерала Святополк-Мирского перед походом Гапона рухнул в небытие. Кроме того, появились и некие улики, изобличающие самого многоуважаемого Сергея Юльевича в косвенной причастности к этому замыслу. Как и к попытке прикончить меня… Но это длинная история. Возможно, вскоре я вам ее расскажу. Хотя это будет зависеть в первую очередь от итога вашего разговора с императором.

Скажу больше, после отставки Сергей Юльевич начал подумывать об устранении государя. Да, вы не ослышались… Не зря же он так старательно обхаживал в свое время Михаила Александровича. Про запас на самый крайний вариант, наверное… По полному секрету: господину Лопухину эту идею Витте высказывал лично. И тот об этом Плеве… не сказал ни слова! Так что назначение Дурново шефом департамента имело свои корни. А уж окончательно наш герой засветился с эсеровско-гапоновской петицией. И всем тем несостоявшимся ужасом, который вокруг нее замышлялся… Что, совсем весело стало, да? – подмигнув, спросил, сообразуясь, по-видимому, с выражением моего лица, Банщиков.

Что было ответить? Молчу… После чего он продолжил:

– Для нашего с вами понимания ситуации важно то, что с ролью цепного пса в кресле министра внутренних дел Плеве, несмотря на его определенный дубизм и склонность к шаблону, пока вполне справляется. Ну и бог с ним! Пока полицией рулит Дурново, он до взрыва страну довести не даст. Поэтому вся эта громкая активность фон Плеве…

– Для меня лично, Михаил Лаврентьевич, важно лишь то, что я не готов быть его подчиненным. Это после всего, знаете ли…

– Вот и славно. Если мешало лишь это, значит, присказка закончилась. Переходим к делу, приведшему вас сегодня сюда. Сейчас вокруг предстоящих реформ и дальнейшего политического курса страны, как внешнего, так и внутреннего, даже вокруг самого государя императора и членов его семьи, стягивается паутина из различных враждебных сил. И в своих действиях они пока идут на шаг впереди нас. Ибо их действия, где очевидно, а где втемную, контролируются из одного центра. Из какого именно, мы уже нащупали. Получается, что и вы, собирая это досье, были в шаге от разгадки…

Стоящие за всем этим силы поставили своей целью мировое господство. Первейшая их задача на пути к нему – демонтаж трех крупнейших европейских империй. Эти силы скрытны, могущественны, беспринципны, безжалостны. К своей цели они идут почти три столетия. И борьба с ними может закончиться для России трагически. Во всяком случае, борьба честная, в которой пристало действовать с открытым забралом. Если сражаться так, наши шансы мизерны и иллюзорны.

Конечно, некоторые превентивные меры государю удалось предпринять, но они далеко не достаточны. Да, и Витте, и Ламсдорф отправлены Николаем Александровичем в отставку, и кое-какие принципиальные моменты, которым они яростно пытались противостоять, уже свершились. С другой стороны, возможно, уже плетется заговор крупной банковской и промышленной буржуазии. У них в руках деньги, причем деньги колоссальные… Поэтому очень здорово, очень важно, что цела ваша синяя тетрадь…

Активизировались и явные внешние враги, кстати. Англия взбешена нашими военными успехами и развернула против нас тайную войну на всех фронтах, в том числе на информационном. Оцениваете накал безостановочных русофобских завываний лондонской прессы? Ага, она же у них «свободная»!

Англичане еще весной замкнули на японского резидента в Стокгольме полковника Акаши, ныне покойного, большинство своих рычагов влияния на наши радикальные партии и националистов всех мастей, а кроме того, тайно субсидировали его деятельность. Внешне все это выглядело как операция японской разведки по внутренней дестабилизации положения в противной державе, и Лондон как бы вовсе ни при чем…

С августа им пришлось начинать все сначала, и теперь следы тянутся в Париж… Да! К британцам готова присоединиться наша милая союзница – Франция, находящаяся пока в ступоре от возможных перспектив сближения России с германцами и, случись что, невозврата кредитов. Америка Рузвельта, официальная, не простит нам Корею, если по итогам японской кампании мы, а такое возможно, объявим над ней протекторат.

И наконец, еще один момент, самый щекотливый. Дела семейные, так сказать. А именно – определенно проявляющееся с некоторых пор стремление ряда членов августейшей фамилии убрать с трона Николая Александровича, в их понимании «недопустимо мягкого и неспособного управлять страной». Дабы заменить его кем-то более жестким и харизматичным. Упаковывается это все в заботу о великой России, которой не должен править слабый и нерешительный человек, вдобавок произведший на свет немощного, обреченного наследника-гемофилика. Что, в части обреченности, совершенно неправда, это я вам как врач ответственно заявляю.

Прежде всего речь, как вы, несомненно, уже поняли, о трех великих князьях – Владимире и Алексее Александровичах и недавно примкнувшем к ним главном кавалеристе. Началось все это с того момента, как они поняли, что период их безраздельного влияния на государя остался в прошлом. Ситуация обострилась после отставки и выезда во Францию Алексея Александровича, явившихся следствием вскрывшихся безобразий в подготовке флота к войне. Определенная информация о его встречах и высказываниях в Париже и Монте-Карло настораживает.

Но мало того, эта замечательная троица втемную использует против государя его матушку, пользуясь ее определенной… э-э-э… наивностью, давайте так скажем. Одним словом, устремлениям названных особ тоже нужно противостоять. Причем тактично и в высшей степени аккуратно, ибо любое открытое насилие здесь, в делах семьи, неуместно.

В общем же и целом ситуация по всем названным направлениям продолжает исподволь накаляться. Более того, фактически она начинает уже выходить из-под контроля. Как вы знаете, наверное, двадцать пятого декабря случилась попытка цареубийства боевиками партии эсеров, а эти-то точно уже на британском прикорме. Обоих уродов мы взяли, слава богу…

Вывод: пришло время жестко разобраться с их боевой организацией. Господин Азеф, на которого вами и вашими коллегами возлагалось столько надежд, как я вам уже сказал, по факту тройной агент, если не более того. Бизнесмен от террора, одним словом. Реально же в руководство их боевиками выбивается некий молодой человек по фамилии Савинков. Сейчас на прицеле у него, по заказу упомянутого Азефа, великий князь Сергей Александрович. Допустить этого никак нельзя… При этом сам Савинков, кстати говоря, личность уникальная. Но о нем отдельно…

Теперь по конкретике последнего времени. Из вполне надежных источников стало известно, что по наущению великого князя Владимира ряд гвардейских офицеров готовил расстрел несущих петицию царю гапоновцев в случае малейшего неповиновения их войскам или провокаций. Слава богу, но этот безумный сценарий нам также удалось предотвратить.

Через несколько дней был парализован из-за теракта Транссиб, а попытка взрыва батопорта дока во Владивостоке была сорвана благодаря бдительности охраны. Наконец, счастливо сорвалось, лишь благодаря вмешательству Провидения, не иначе, возможное покушение на жизнь императора шестого января. Так что делайте выводы…

– Простите, а шестого января… Ведь никто ничего не писал…

– Писали. Изъяты все тиражи. Теперь Дурново не знает, куда бумагу деть… Как вам известно, ежегодно в Крещение на церемонию водосвятия император с семьей выходит к иордани на лед Невы. По случаю торжеств с крепости и от биржи палят холостыми гвардейские батареи… Но в этот раз произошел выстрел из одного орудия не салютным холостым зарядом, а боевой картечью. Было пробито более десятка стекол в Зимнем дворце, часть пуль попала в Царский павильон. Три человека получили легкие ранения, в том числе был ранен в ногу барон Фредерикс, министр двора.

– Господи, боже мой! Но это же уже… Простите, Михаил Лаврентьевич, перебил…

– Да, такие вот, Сергей Васильевич, у нас дела. Случайность ли, если двадцать пятого декабря император согласился провозгласить равенство всех перед законом, а вечером тридцатого имел серьезный разговор с противящимися этому великими князьями Владимиром и Николаем?

Следствие или тайное дознание по этой картечной пальбе император проводить запретил… Он планирует в ближайшее время провести рокировку. Великий князь Владимир Александрович должен будет на выбор получить генерал-губернаторство в Киеве или Варшаве или же стать командующим войсками юга России. Нужно кому-то готовить армию к возможному походу в Персию или даже подальше того. Васильчиков и Мешетич – ему в помощь. Пусть, пока скандал не уляжется, приложат свои опыт и знания подальше от Петербурга…

Великий князь Сергей Александрович, чья лояльность государю императору сомнения не вызывает, займет место своего старшего брата во главе гвардии. Какое-то время он будет исполнять и обязанности генерал-губернатора Санкт-Петербурга. А в Москву на его место отправится пока наш финский герой – Николай Николаевич Младший. У государя теплится надежда, что Николаша может образумиться. Хотя боюсь, медицина тут почти бессильна. Случай сам по себе суровый, если не сказать клинический. Даже неясно, от кого там больше – от параноика или от маньяка.

Банщиков неожиданно рассмеялся, после чего уже серьезно продолжил:

– Однако это все меры по факту. В складывающейся обстановке идти на поводу у обстоятельств нам больше нельзя. Нужна игра на опережение. С наличными силами и средствами аппарата МВД, без коренного переустройства структуры и кадровых изменений снизу доверху, добиться этого невозможно. По крайней мере, в сжатые сроки.

Поэтому императором было принято решение учредить Имперскую службу секретного приказа. ИССП… С правами самостоятельного силового министерства. Все функции тайной войны с внутренними и внешними противниками империи поручаются ей: от разведки и контрразведки до силовых операций и политических устранений там, где таковое под давлением обстановки может потребоваться. Уровень ее компетенции и ответственности выше, чем у МВД. Что, как вы понимаете, будет закреплено соответствующими документами.

В аппарат ИССП будут переведены лучшие офицеры из структур МВД, военного и морского министерств, а также любые иные специалисты по первому требованию ее руководителя, который наравне с премьер-министром будет иметь право прямого личного доклада императору. Как будет названа сама его должность, пока не решено, ибо в этом вопросе его величество желает предоставить инициативу тому человеку, которому он сможет доверить руководство ИССП…

Стало быть, Сергей Васильевич, у вас есть еще минут сорок для размышления над этой задачкой. На мой вкус, вполне неплохо бы звучало, например, председатель… Как думаете?

– Хм… Вот так вот и сразу?

– Тянуть? На это просто времени нет. И так опаздываем. Ваш полуторагодичный отпуск слишком затянулся. Кстати, чтобы вы были в курсе: начинать действительно придется сразу. Уже сегодня. Кроме вас император пригласил также Ратаева, Герасимова и Лаврова с Батюшиным из контрразведки. Так что у вас будет на кого опереться в самые первые дни. А дальше сами разберетесь.

– Лаврова знаю, тифлисский герой. А вот Батюшин… С ним не знаком, к сожалению.

– Штабс-капитан. Пока… Только что вернулся из Польши. Им лично взята часть боевой группы некоего Пилсудского со товарищи. Взрыв тоннеля – их рук дело. Уже доказано.

– Пилсудский… Эту фамилию я знаю. Старшего братца, как я помню, упекли в Сибирь еще при мне, пару лет тому… Значит, подрос Юзеф. Самого мерзавца в Питер доставили?

– Нет, к сожалению. В перестрелке получил пулю в желудок. Однако был живуч: три дня отходил.

– Н-да-с… Не повезло, однако, в петле бы быстрее отмучился… А знаете, Михаил Лаврентьевич… Будь по-вашему! Председатель так председатель.