Текст книги "Одиссея капитана Балка. Ставка больше, чем мир"

Теперь про заботы насущные. Они не успокоились, наши недруги, знаете ли. Как доморощенные, так и особенно заграничные. Шарады нам новые подбрасывают. Вот и сейчас, похоже, попытаются, как в 1878-м, вытащить наш победный мирный договор на европейский конгресс. Испытания нам впереди предстоят не легче военных. А вдруг я таки да и не справлюсь? Как там, у вас, так и здесь, возьму я, да и опять «наворочаю дел», как Михаил Лаврентьевич как-то высказался. Не боитесь? Что вы тогда со мной будете делать? – на губах Николая играла легкая усмешка, но глаза оставались серьезными, изучающими. Казалось, что он старается проникнуть не только в мысли собеседника, а в самую его душу…

Такого взгляда от царя, чей интеллект Василий изначально склонен был считать не шибко великим, он не ожидал. Как и такого первого вопроса в лоб. И, черт возьми, такого бесстрашия! Или безрассудства? Нет, тут, похоже, что-то совсем другое. То ли фатализм, то ли жертвенность? Или что-то еще… Но, может быть, это и есть то самое, осязаемое «величество»? Порода? Кто ж его знает…

Но отвечать надо. А раз нужно отвечать царю, значит – отвечать правду. Как на духу.

– Тогда, Николай Александрович, вас придется судить.

– Угу. Вот так. Судить императора. Замечательно. И кто же этим займется, позвольте полюбопытствовать?

– Русский народ.

– Народ? Русский? Занятно. А в вашей истории, что получилось? Если мне Михаил Лаврентьевич все изложил верно, то ни суда не было, ни следствия. Только сговор кучки иудеев, поляков, латышей, австрияков и разных прочих инородцев, которых наш русский народ с рабской смиренностью слушал. И которым безропотно подчинился.

– Далеко не безропотно, ваше величество.

– Да, конечно, гражданская война… Но что в итоге? Хотя, собственно говоря, может, вы и правы. Особенно рассуждая с высот лежащего между нами столетия и вашего образования. Ведь вас учили, что революция – это хорошо и правильно, что отжившее должно освобождать дорогу новому. А если не уходит само, то сметать, выжигать, как скверну, каленым железом. Я это понимаю. Как и понимаю, что со стороны государственной власти, дворянства было наделано много ужасных ошибок, приведших народ к озлоблению. Но скажите, вот когда возводят на эшафот человека, действительно виновного, осужденного судьей, это – правильно? Вы же сами сказали – «судить»?

– Да, ваше величество. Так я и считаю. Так – правильно.

– Наверное. Но за что умерщвлять его детей, жену, друзей? Всех родственников, до которых удалось дотянуться? Конечно, на все есть воля Всевышнего, – Николай коротко перекрестился, – но у меня такое дремучее зверство просто не укладывается в голове! И кинуть невинно убиенных в яму в тайге. Как такое возможно, Василий Александрович?

– Это мерзость, конечно. Но ведь и гражданская война после революции, Николай Александрович, явление само по себе страшное, вынуждающее творить жуткие вещи. Там в смертельной схватке за власть побеждают не мораль и честь, а лишь беспощадность и решительность. Если уничтожить бывшего властителя и всех его близких, то пресекается вероятность реставрации династии. Вы помните пример французов. А, кроме того, после их гибели некому будет потребовать деньги правившей семьи, вложенные в иностранные банки…

– Именно, что мерзость. И выходит, что наш народ русский на такое способен. Хотя, наверное, версию о деньгах мы тоже не можем отметать. Мне Михаил говорил об этом. Значит, так и не были найдены документы, впрямую изобличающие господина Ульянова в этом деле?

– Нет, ваше величество.

– Странно. По логике вещей их могли хотя бы сфабриковать.

– Во время существования Советского Союза это было очень рискованно. А после – какой смысл? Посчитали напрасным трудом. Да и кто мог предположить, что вы об этом узнаете?

– Да. Все логично, Василий Александрович. Уже не стоило свеч, – Николай невесело усмехнулся, явно не оценив шутку Балка. – Но понимаете, меня гнетет даже не сам факт цареубийства. Все мы ходим под Богом. Я видел, как умирал мой дед. Теперь, поговорив о многом с Мишей, уверен, что и моему отцу могли «помочь». Но безвинные души за что, Господи?! Я понимаю, Михаил Лаврентьевич искренне рассказал мне все, что знал. Но надежда, что все-таки это не так, теплилась. Значит, так все и было? Боже мой, как я хотел обмануться…

– Николай Александрович, увы, так. Но ведь сейчас ключевые точки мы проскочили почти без потерь. Самое главное на данный момент сделано – восточная политика России сохранена. Конфронтации с немцами вы уже не допустите. И, в общем, сделан мощный задел на будущее. В народ стрелять гвардии не пришлось, а отщепенцев и провокаторов люди теперь сами загоняют по подворотням.

– Да, «Кровавое воскресенье». Страшно даже предположить, что такое должно было случиться. Грех… Смертный грех… Неудивительно, что Он так покарал.

– Если мое мнение хотите знать, ваше величество, коль я бы был судьей над вами там, в моем мире, то судил бы вас не за это. С мятежом правитель бороться, как ни крути, а обязан. Ведь среди толпы были и вооруженные люди. И цели у них были…

– Вот как? Интересно… – Николай вновь коротко взглянул Балку прямо в глаза. – И в чем же тогда, любезный Василий Александрович, вы бы меня обвиняли? И за что судили?

– Да за отречение ваше, в первую очередь. За то, что фронт, армию бросили. Такое не прощается, ваше величество. Никому! И за вступление в войну с неподготовленной армией и флотом. Ни Сербия, ни все Балканы целиком, ни проливы эти несчастные таких жертв не стоили. Да еще против германцев. Что нам с ними делить? Польшу? Да она для нас только гиря на ногах и геморрой со столетним стажем!

Николай остановился. Резко повернулся к замершему Балку. Лицо императора было спокойно. Но глаза!

– Спасибо вам, Василий Александрович. За правду от сердца. Я вам – верю. За честную и храбрую службу, спасибо. И… за справедливость. Поверьте, и вы: для меня рассказ Михаила Лаврентьевича стал страшным шоком. Отречение на пороге победы! Что же они со мной такое смогли сделать? Я, кстати, не исключаю, что был какой-то грязный шантаж…

– Семья ваша была в заложниках. Не доглядели вы. Да и что бы это была за победа, когда Россия должна была своим союзникам больше десятка годовых бюджетов? Сие и близко не победа, простите. А форменное рабство.

Николай нетерпеливо стянул перчатку, сдернул с усов намерзшие льдинки и досадливо поморщился. Было понятно, что затронутый момент ему не просто неприятен. Он его гнетет… Но через пару секунд взял себя в руки.

– Все. Давайте пока не будем больше о грустном, Василий Александрович, если не возражаете… Капитан Балк. Станьте смирно! Клянетесь ли вы верно, нелицемерно и бескорыстно служить Империи Российской, Престолу, нам? Так же честно и самоотверженно исполняя торжественную клятву присяги, что дали вы нашей Родине в вашем времени?

– Клянусь, мой государь!

– Вольно, капитан… Отныне вы – офицер Российской Императорской армии. Нашей гвардии. И мой флигель-адъютант. И, кроме того, имеете право персонального доклада своему государю в случае возникновения любых особых ситуаций. В любое время. Но об этом – никому. Будут знать только министр Двора, Мосолов, Дедюлин, Спиридович и я.

– Каких «особых», ваше величество?

– А вот с этим вы теперь уж сами разбирайтесь, Василий Александрович. Сами, мой дорогой. Вы нынче же отправляетесь в Петербург. В распоряжение Сергея Васильевича Зубатова. Того самого, за которого вы меня особо просили. С зачислением к нему в штат ИССП[13]13
   ИССП – Имперская служба Секретного приказа.


[Закрыть]. Если война для кого-то и закончилась в Токио, то только не для нас с вами. И хоть погоны у вас пока останутся капитанские, должность вам предстоит принять полковничью. А по ответственности, правам и содержанию – генеральскую. Этот момент мы с братом оговорили. С учетом вашего мнения, естественно. Наверное, это правильно. Не стоит вам пока блистать. Пусть лучше о капитане Балке судачат как о любимчике и протеже Михаила Александровича, чем понимают ваш истинный уровень. Я надеюсь, что ваша будущая супруга не обидится на меня за то, что генеральшей станет еще не скоро. И спасибо вам огромное за нашего Мишкина. Я сегодня с первого взгляда на него понял, что он вернулся оттуда совсем другим человеком. Хотя по корреспонденциям от него было понятно, но лучше один раз увидеть, как говорится. Он чем-то даже напомнил мне нашего отца. Слава богу, что так все обернулось… Кстати, Михаил Лаврентьевич уже рассказал вам о том, чем будете заниматься?

– В самых общих чертах. Но по большому счету он очертил ряд задач, которые мне именно что «по профилю».

– Конечно. Я в этом не сомневаюсь.

– Государь, а наша докладная, что мы с Михаилом Александровичем…

– Все, что вы предлагаете по реформированию нашей армии, мной принято. Военное министерство уже верстает план мероприятий и роспись расходов. Документы готовит полковник Генерального штаба Петр Константинович Кондзеровский. Он вас ожидает и о полномочиях ваших проинформирован. Над изменениями в Уставы работа завершается. Примерно через месяц мы все это рассмотрим. Но у меня к вам будет еще много вопросов, Василий Александрович. Очень много вопросов. Как, не сомневаюсь, и у вас ко мне… А сейчас давайте-ка возвращаться, а то что-то в сапогах ноги начали мерзнуть, не простыть бы. В Петербурге у нас с вами будет время о многом перетолковать, когда вы обустроитесь и войдете в курс дел. По проживанию все вопросы уже решены, Сергей Васильевич вам расскажет.

Да! Знаете, есть еще любопытство некоторое. Ведь, хотя Михаил Лаврентьевич и с вами прибыл оттуда, но он много вас моложе. Ту страну, ваш великий Союз Республик, он «вживую» не помнит практически… Так почему, скажите, почему все у вас вдруг рухнуло? Только ли из-за того, что, как Миша говорит, у руководства пошел «бардак в головах»? Что система «стала проигрывать в конкуренции»? Что самое главное вы просмотрели? Как и я, кстати. Ведь только он раскрыл мне глаза на роль и место пролетариата…

– Бардак? Это было, конечно. Но не только, ваше величество. Вернее, не столько. Плановое хозяйство – это, по моему мнению, колоссальный плюс для экономического развития. Но у нас был очень умный, дальновидный и могучий враг – американцы.

– И неужели мы… Вы не смогли разобраться с этими янки? И с их жидовскими заправилами – банкирами?

– Николай Александрович, увы. Не смогли. Кишка тонка оказалась. Хотя были и глупость, и элемент предательства, но… Во всем этом виноваты опять-таки лично вы! – Василий не удержался, чтоб не рассмеяться.

– Я?!

– Конечно. Кто же еще? Довели страну до двух революций, проиграли две войны, итогом второй стала гражданская. Да еще немцы остались во врагах с воспоследовавшим вторым раундом. Самым разрушительным и кровавым. А тем временем янки развивались за океаном, уходили вперед, получая с наших войн дикие барыши. В итоге фора стала слишком велика. И в лоб эта задача решалась лишь на уровне взаимного уничтожения.

– Понятно. И в том, что вы на войну с ними не решились, тоже я виноват?

– Но…

– Что но? Видеть, что явно проигрываете, и не пойти ва-банк? Не стукнуть по столу кулаком?

– Стучали. Даже туфлей…

– Это как?! Что еще за… Ладно, почти пришли. Потом обязательно расскажете про туфлю, – царь улыбнулся. – А сейчас ступайте, Василий Александрович, своих поздравьте. Вижу же, стоят, мерзнут. Вас ждут.

– Есть! Но… простите, еще один небольшой момент, ваше величество…

– Да, конечно, конечно…

– Вот тут три списка, – Василий достал из кармана запечатанный конверт, – в первом перечислены фамилии и род занятий людей, которые, как показала наша история, были если не гениями, то великими талантами в своих областях. Но по тем или иным причинам эти люди не смогли полностью реализовать своих дарований. Некоторых нужно спасать, прямо сейчас. Это интеллектуальный золотой фонд, люди, которые окажут колоссальное влияние на успех задуманной вами модернизации страны. Вторая часть списка, та, что синим карандашом отчеркнута, – это светлые головы за рубежом. Те, кого нужно постараться любой ценой сманить к нам. Или в крайнем случае всячески осложнить их деятельность за границей. Тут уж либо-либо.

Следующий список – это наши очевидные противники. Доморощенные и зарубежные. Враги России, проще говоря. Причем враги – весьма успешные. По этим персоналиям, как я понимаю, нам предстоит весьма кропотливая, системная работа. Кого-то нужно будет скомпрометировать, кого-то пасти до поры до времени. А кого-то, простите, будет лучше убрать сразу. Поймите, это индивиды, о себе все уже доказавшие, и…

– Я понимаю.

– И третий список. В нем важнейшие месторождения полезных ископаемых, частью с координатами приблизительными, частью с общим указанием мест их залегания. Те, что на данный момент здесь пока еще не открыты. Золото, алмазы, руды черных и цветных металлов, нефть, природный газ. Этого стране хватит больше чем на столетие усиленного экономического развития. И еще больше на продажу останется.

– Так не честно, Василий Александрович! – Николай всплеснул руками. – И это «небольшой момент»! За такое чем я смогу вам отплатить? Это же…

– Главный секрет Империи, ваше величество. То главное, что я реально смог сделать для нашего народа, когда понял, где и когда мне предстоит оказаться. И с кем есть шанс встретиться. Но об этих списках должны знать только вы и я. Что же до отплатить… Вы уже отплатили. Тем, что нам поверили.

– А ваши друзья? Им об этом всем тоже не нужно знать? Или что-то можно?

– Каждому в его сфере. И не потому вовсе, что я не доверяю Рудневу или Банщикову. Просто против нас будут играть очень серьезные силы. Мало ли что? Да ведь вы и сами все прекрасно понимаете.

– Да, это логично. Согласен. Но как вы сумели все запомнить?

– Хоть и многое, но не все, к сожалению. Может, вследствие процесса переноса, или годы сказались. Там я был уже далеко не молод. Досадно, что все списки восстановить не смог. Ведь нас, офицеров Главного разведывательного управления Генерального штаба, специально этому учили. Запоминать информацию. Кроме того, о ком-то и о чем-то знал из книг, учебных программ. Было время на подготовку и была структурно подобранная, систематизированная информация, это упрощало задачу.

– Спасибо! Но все-таки знайте, Василий Александрович, что самый главный секрет нашей Империи, это вы, – Николай улыбнулся в усы. – С ума сойти можно! Вот так вот: взять и походя подарить царю полцарства, если не больше. Только что-то мне подсказывает, что с вашими талантами вы сможете сделать для России много такого, без чего все эти списки нам не очень-то и помогут. Особенно в свете того противостояния, которое нам предстоит в ближайшие годы…

– Ну, вот мы и вернулись, господа. Да! Василий Александрович! Через час, будьте добры, явитесь ко мне в вагон, вас встретят. Но только не один приходите, а с вашей невестой. У нас для вас двоих подарок имеется… – Николай усмехнулся в усы, глядя на обалдевшую физиономию Балка. – Кстати, можете ей сообщить: по поводу ее брата подтвердилось главное. Он жив. Находится на излечении в японском госпитале. Поправляется после ранений. Не слишком тяжелых, к счастью. А чтобы не возникало желания подержать в гостях наших молодцов-катерников подольше, мы вчера отправили нашему брату, Божественному Тэнно, соответствующее послание. Пока не задерживаю вас долее, капитан Балк.

«Сдал меня Мишаня. С потрохами сдал… Ну, погоди, ужо товарищ Великий…»

– Честь имею, ваше величество!

* * *

– Вадик! Ну, здравствуй, дорогуша. Заходи! Спасибо Фредериксу, свои апартаменты уступил, пока императоры с ранеными общаться направились. Минут сорок на интим у нас есть. Дверь только прикрой поплотнее, – Руднев плотоядно ухмыльнулся. – Видишь, незадачка: хотел пристебаться к чему-нибудь, да для порядка в торец тебе двинуть, а не выходит, блин. «Сделано хорошо», пришлось на фалах вывесить.

И Петрович заключил улыбающегося Банщикова в объятия.

– Молодца, однако. Четверка. Твердая. И по всем твоим питерским житиям главный вопрос у нас к тебе будет: Как ты, в принципе, умудрился Николая охмурить? Я, честно говоря, на ваш с ним консенсус и не надеялся. Тем более на столь скорый.

– Петрович, здорово! Я тоже соскучился по вам с Василием Александровичем, ей-богу! Жутко надоел этот роман в шифротелеграммах и секретных письмах. Ну, а четверка-то почему? Может, хоть с плюсом?

– С тротилом к Кадзиме вы не успели? А у меня из-за этого «Якумо» с «Токивой» живыми отползли. Срок ухода Беклемишева с Балтики сорвали? Вот тебе и «минус балл». С минометами затянули? Ага? Что, трояк корячится? Но я сегодня добрый, студент. Плюс – за КЛ-ки. Так что четверочка вам, любезный, – добродушно погрозил пальцем Петрович.

– Фу, какой педантичный стал! Вот уж от кого занудного скрипа не ожидал.

– Ты у меня адмирала не обижай, смотри. Или забыл, что мне по его милости «минус лысина и отягчение в виде двадцати годков» перепали. Каков красавчег! Роман ему с нами, видишь ли, надоел! Слыхал, Всеволодыч? – подмигнул Рудневу Василий. – Полно врать, господин военно-морской секретарь. Соскучился он… До нас ли ему, шаркуну паркетному, было? О твоем-то романе вся Расея наслышана. Это только до нас, до последних, все всегда доходило: на мостиках да в окопах не до пикантных столичных новостей. Там вокруг по большей части пошлые анекдоты, кровь, дерьмо и гайки в равномерном шимозном замесе. А ты у нас здесь, оказывается, не только фаворит царя-батюшки, но и без пяти минут зятек, па-анимаишь, – коверкая и растягивая произношение последнего слова «под Ельцина», – расхохотался Балк.

– Василий Александрович, ну зачем опять подъ…вать! Я тут из кожи вон лез, чтобы все ваши задумки сработали. Да и от себя кое-что добавил, кстати. А про Ольгу, я тебя очень прошу, – не надо так. Да и сам я не знаю, как оно дальше будет. На брак Николай разрешения не дает. Так, мол, живите, ваше дело. Пока сквозь пальцы смотрю, будьте довольны. А с бредовыми морганатическими идеями – лучше и не подкатывайтесь. Оленька уже извелась вся, а я… ну, что я могу сделать? Для нее ведь без венчания грех это все…

– Тю… Василий! Дывись: богатые тоже плачут! Почему не докладывал?

– О чем, Петрович?

– Об «особых отношениях» с особой царствующего дома, мать твою, а не каламбур!

– Петрович! Ну, хватит. И ты туда же. Это же личное…

– Личное? Какое, нафиг, личное, когда за подобные штучки у менее демократичного государя знаешь, что случается? Любофф у него, прости господи.

– Василий Александрович, вы, извините, конечно, но, во-первых, делу общему от этого только польза. А во-вторых, повторяю: это моя личная проблема. И я, то есть мы…

– Хм… Всеволодыч. Как считаешь, может, пора вздуть его? Разочек. ПРАВИЛЬНО. Чтоб понял, перед кем хвост поднимает.

– Василий. Перестань, пожалуйста. Не задирай. Сам хорош: видишь же, наша «особа приближенная» в растрепанных чувствах. А ты, Вадим, не ной. Что за пацанство? Любите друг друга? И – слава богу! Этим и дорожите. А что там и как дальше вывернет, сейчас не узнаешь. Я так понимаю, что вертят тобой, дорогуша. Причем не хитрости или капризов ради, а просто потому, что у твоей принцессы хреново личная жизнь с ее настройками православными укладывается. Можно понять. И даже посочувствовать. Но изменить что-то быстро – нельзя. Ты сам-то понимаешь, что этим взвалил на нас еще одну нехилую проблему? Не токмо на себя, любимого. А на нас, на всех. Ибо Николай нас на индивидов не разделяет. Понимаешь?

– Типа того…

– Типа? Чучело ты, а не кандидат на Нобелевку, – Петрович заржал. – Ладно. Слушай инструктаж, герой-любовник. Краткий. Первое. Нытьем, уговорами и прочим вы ни фига не добьетесь. Ситуация сама должна созреть. Но не по типу сбежать и где-нить обвенчаться или деток нарожать, чтоб потом этим шантажировать. Это фигня полная. Только отягчающие обстоятельства, не более. Далее – второе. С Ольгой веди себя уважительно, но твердо. Нежно, любя. Но до истерик не допускай. Готовь к длительной кампании. То, что ты знаешь, как Николай не сумел противостоять бракам Михаила и Кирилла, не означает, что он не смог их примерно и жестко наказать. Не забывай об этом и не вздумай Ольге рассказать про их амурные делишки. Нам подобное нужно, когда мировая драчка в перспективе? Не трепанул еще?

– Нет, конечно.

– И это правильный ответ, – улыбнулся одними губами Балк, при этом взгляд его оставался спокойным и холодным. – Только, до кучи, на десерт – третье тебе, Вадим. Если ты плохо понимаешь ситуацию, я тебе ее проясню. Ты – не в том положении, когда, ежели что, можно хлопнуть дверью и выйти с гордым видом. Опалы ни для тебя, ни для нас не будет. Мы здесь – не герои-спасители отечества. Таковой здесь имеется в единственном числе. Звать его Николай Александрович Романов. Если мы станем ему неудобными, будут четыре одиночки в Петропавловке, долгое и педантичное «потрошение», на завершающем этапе очень и очень болезненное. Которое, полюбасу, закончится девятью граммами свинца. Либо уже для сумасшедших – кто до конца не выдержал, и это их счастье. Либо для все еще вменяемых. И им же хуже.

– Это все логично, конечно. Но, Василий Александрович, поверьте, я с ним общаюсь уже год. Николай не такой, как вы привыкли его воспринимать. Вернее, не совсем такой.

– Вадим. Человек в разных обстоятельствах способен на различные поступки. Тем более человек внушаемый и болезненно самолюбивый одновременно. И даже просто способный испугаться. За свою семью, например. Понимаешь, о чем это я? Уверен ты на сто один процент, что нет такой ситуации – оговора, провокации, доноса, при которой он не решит отделаться от нас, как от лишнего фактора риска?

– На сто один процент?.. Нет. Не уверен…

– Вот о том и речь, мой дорогой. Так что обиду проглотить. Принять предложенные Николаем правила игры и терпеть. Оставаться для него верным товарищем, лекарем сына, а теперь, как я понимаю, еще и жены, и, вообще, незаменимым помощником. И при этом помнить, что тебя терпеть не может его дядюшка Алексей Александрович. Да вдобавок еще бешено ревнует к Николаю Александр Михайлович. Его «милый Сандро». Про господина Витте я вообще молчу, ты сам понимаешь, откуда ветер, если парни Азефа тебя грохнуть попытались. Но если ты вдруг не разобрался до конца в том, что у тебя под носом творится, знай: за Юличем стоят не только евреи-банкиры доморощенные, но и парижский Ротшильд. И не сам по себе Витте с ними закорешился, а благодаря своим покровителям из Священной дружины – обожателям французской кухни, красот Ниццы и франков в ассигнациях – генерал-адмиралу и великому князю Владимиру. И НикНик по твоему адресу тоже не стесняется. По калибру врагов нашел, короче. Расклад понятен?

– Понятен…

– Информация про Александра Михайловича тебя не удивляет, как я погляжу?

– Нет.

– Откуда знаешь? – прищурился Василий.

– Алексеев предупредил через Буша. А вы откуда – узнали?

– Ну, дорогой, мы-то на флоте. Там такое не утаишь. Да и брата Николая в друзьях не мешает иметь. Мишкин сам в интриганстве не силен, но память у него фотографическая, в папашу. Я же пока кой-какие пазлы складывать не разучился. Согласен, Петрович?

– Да уж. Приятного только в этом всем мало. Но что выросло, то выросло… Ты же, Вадик, ему кучу бабосов с откатов за заказы на постройку «добровольцев» порушил! Да еще и в поход с ГЭКом его Николай от сексуальной женушки, детушек и кормушки имени «Торгового мореплавства» сплавил. А лепших корешей, Безобразова с Абазой, аж в самый Иркутск упек. Великий князь Александр Михайлович считает, что это все – с вашей с Дубасовым подачи. После того, как тебя несколько раз видели в обществе Гинце, некоторым горячим головам не нужно было много времени для того, чтобы решить, что ты, мелкий прыщ, пытаешься сесть на «интерес» от заказов германцам. Да еще и Ольга в доле, само собой.

– Ясно. Только это все цветочки, мужики. На днях вскрылись факты его секретной переписки с Абазой. Дурново кое-что очень занятное там нашел, с аглицким душком.

– Еще один подследственный из тени выполз? Не сиделось ему с Безобразовым у Байкала. А ты, Петрович, еще говорил, что у него высокое чувство самосохранения…

– Василий, а чему удивляться? Сейчас «безобразовцы» постараются нашу победу «отжать» по-полной. Тем более что «Семь Пудов» снова при делах. И он свято, искренне уверен, что победы русского флота – его неоспоримая заслуга. Макарову и мне он точно кровушки попьет. Короче, жить становится интересней, жить становится веселей.

– Типа того. Прав был товарищ Сталин. Почивать на лаврах нам точно не придется, хоть «крыши» у нас и не самые худые: у тебя Алексеев, у меня Мишкин, ну, а у Вадика – сам самодержец. Но. Если шибко захотят грохнуть – вальнут. Так что, господа-товарищи, мы теперь, как саперы перед минным полем. Значит, самое время нам «сверить часы» на ближайшее время. И первым для отчета слово получит наш главный царедворец… Петрович, походу к тебе просьба: больше так генерал-адмирала не величай. «Семь Пудов»… Боже упаси, ляпнешь где-нить прилюдно. Да и негоже грешить против истины. Он за время своей крайней парижской «командировки», чисто на глазок, если по последней фотографии в «Ниве» судить, не меньше чем полпуда еще нажрал. И, как пить дать, на достигнутом не успокоится. Как же – «герой-победитель»! Не главный архитектор Цусимы, как в нашем мирке было. Кстати, по ходу своего спича, Вадим, постарайся максимально подробно доложить про последнюю изюминку на торте: как и почему твоя благоверная умудрилась публично закатить скандал дяде Алеше из-за твоей скромной персоны. И еще. Как нам понимать его отсутствие в свите? Мы-то, грешные, посчитали, что он опять в фавор к Николаю входит. Подробненько расскажи, ибо чуйка подсказывает, что сейчас эта склока самый скользкий наш оселочек и есть. А для затравки изобрази нам в лицах, как и почему твой дорогой Ники слил инфу о нашем «пришествии» императрице. И как помешанная на мистике неврастеничка такую новость переварила? Хочу знать твое мнение и как свидетеля, и как медика. Откровенно говоря, хотя я и ждал от царя-батюшки чего-то подобного, рано или поздно, но попозже – было бы лучше. С какой точки зрения на это ни посмотреть.

– Не вопрос, Василий. Будет вам в лицах. Тем более что главной «изюминки» вы все равно пока не знаете, хотя про «дядю Влада» и Николашу – бешеного кобеля – уже сами упомянули. А что смешного, Петрович? Так Николая Николаевича горячие финские парни величают. Кстати, отдать ему должное надо. После убийства генерала Бобрикова он с чухонцами разобрался решительно и не церемонясь. С ходу ввел военное положение, и – понеслось по кочкам. Одних висельников под восемь десятков по приговорам полевых судов. Лепшая подруга финской аристократии Мария Федоровна до сих пор с ним не разговаривает. Однако генерал-губернаторство замирено, причем конкретно. Они там…

– Стоп! Так чего такого главного мы не знаем? – прервал Василий Вадиков экскурс в новейшую историю Финляндии. По тому, как он заметно напрягся, было понятно, что новые вводные относительно активности родни императора воспринимаются им весьма серьезно. Тем более если речь идет о фигурах такого калибра.

– Если коротко. Сладкая парочка, дядя Вова и Николаша, собралась произвести маленький, аккуратненький дворцовый переворотик. Руками гвардии, естественно. А меня перед этим разобрать на запчасти до самой говорящей головы. Дурново и Зубатов, не без помощи кой-каких ноу-хау дяди Фрида, гнойник обнаружили. А Николай лично вскрыл и выдавил. Оба деятеля каялись, целовали туфлю и клялись в вечной верности. Письменно.

– Что?! Прелестно… Твою ж ма-а-ать…

– Погоди, Петрович… Вадим, почему не доложил?

– Приказ, Василий Александрович. Он приказал. Причем сказал, что, в принципе, не возражает, когда я докладываю вам обо всех наших делах, но это – особый случай, дело семейное. И настоятельно просит меня на эту тему письменно не распространяться…

– Та-ак… давно чувствовал, что мы под колпаком. Порадовал. Хотя я не удивляюсь, Дурново и Плеве – не дураки. И что, душка Ники дядюшкам на самом деле поверил?

– Это вряд ли. Но, во-первых, он категорически не желает выносить сор из избы. А во-вторых, как я понимаю, он решил познакомиться с тобой и обсудить это тонкое дело. Владимира Александровича и его супругу Марию Павловну, а она-то, похоже, как раз и есть «главное мутило» в этой семейке, он из Питера уже спровадил. Тот долго выбирал – Варшавское или Тифлисское генерал-губернаторство принять, но, похоже, остановится на Варшаве.

– А Николашу «чухонского», или «черногорского»? Как его теперь правильно?

– А Николаша, Петрович, в отличие от Владимира Александровича, включил дурака. Приехал к Николаю со Станой, пали на колени. Икону с собой привез, на которой клялся, что ни сном, ни духом! Пьян был, бес попутал и прочее… Это при том, что подробные стенограммы его изречений Ники читал. Ну и что ты думаешь?

– Простил?!

– Не забыл, конечно. И что простил – это тоже вряд ли. Но, скажем так, – извинил. Во всяком случае, пока что высылка в Тьмутаракань ни Николаше, ни его черногорской пассии не грозит. Думаю, из-за большой политики он его не унасекомил. Никола Негош лично к нам в гости собирается, а у него еще одна из дочек – итальянская королева.

– Да, дела веселые в вашем гадюшнике…

* * *

Выслушав до конца рассказ Банщикова о вынужденном «посвящении» императрицы в тайну их пришествия, а также о засекреченной Николаем попытке госпереворота, Балк несколько минут хранил мрачное молчание. После чего, хмуро взглянув на «компаньонов по несчастью», тяжко вздохнул и, пробарабанив пальцами по столу, многозначительно изрек:

– Пипец, господа… Вокзал уехал, клоуны остались. С дамами Николаевичей что-то надо делать. Страшнее дурака – только дурак с инициативой. А страшнее его – такая же инициативная дура. А уж если пара таких идут дуплетом… Убирать их от царицы надо. И срочно. Иначе, кроме прочих нежданчиков, могут и Распутина подогнать.

Персонально к тебе, Вадим, у меня больше вопросов нет. Поскольку просто слов нет. Детский сад! Хотя, если Николай пока с дядюшками и своей маман в контрах – это не так уж и плохо. Но в связи с вновь открывшимися обстоятельствами у меня к вам обоим вопросик возник. И серьезный. Поэтому, прежде чем думать, как жить дальше, давайте-ка придем по нему к общему знаменателю. Нет возражений?.. Тогда излагаю пропозицию.

Во-первых. Согласны ли вы с тем, что, хотя за этот год напряга мы помогли матушке России отползти от края братоубийственной мясорубки, в довесок мы поспособствовали дворянству вообще и господам Романовым в частности усидеть на верхушке пищевой пирамиды? При этом наступив на горло не только революционерам-отморозкам и прочим бунтарям-экспроприаторам, но также вполне вменяемым, умным и патриотичным людям. Понимающим не хуже нашего, что жить под господством зажравшегося, паразитического класса народу уже невмоготу. Думаю, Вадюш, насмотревшись на нравы столичного дворянства и буржуазии, ты понял, что наш общий знакомый «успешный предприниматель и эффективный менеджер» Анатом и здешние существа типа Рябушинских – духовно-ментальные братья?