Текст книги "Добровинская галерея. Второй сезон (сборник)"

Прямой в голову

Свадьба не только пела и плясала, она еще потела и икала.

Только что народный артист России Николай Басков спел, как обычно, малому «народному вече» за большие деньги, произнес тост за молодых и пожелал им брать пример с Киркорова: «Филипп своим детям и мама, и папа. И чтобы таким же Бедросовичем стали для своих будущих малышек и жених с невестой. Так что из двух новобрачных может получиться союз четырех».

Гости уже были в таком состоянии, что даже шутку из позднего Жванецкого могли принять за репризу раннего Хазанова.

Под шум аплодисментов и восторженного хрюканья «золотой голос» отвалил на следующую тусовку. Возбужденный тенором вокалист оркестра «Поющие гитары и Голубые ребята» очаровашка Сергей завел нетленный шлягер «О Боже, какой мужчина! Я хочу от тебя сына!». Зал с пониманием отнесся к мольбе миленького Сереги. Песни Gipsy Kings подняли на ноги уже больше половины московского банкетного зала «Сафиса». Ну а когда ударили «Семь-сорок», за перекрытия в здании стало боязно. Даже бокалы на опустевших столах подрагивали в такт знаменитому одесскому ритму. Танцевали все, включая детей и дядю Сему из инвалидной коляски, который выделывал такое, что живому не приснится. Страховку за ту злополучную аварию он давно получил, и дальнейшее подрагивание головой и всеми ногами исключительно в кресле выглядело на людях уже как явный перебор.

Русские танцевали не хуже евреев, и складывалось впечатление, что они тут все одесситы, просто годами прибеднялись. На мне повисла какая-то мокрая стокилограммовая белая курица, которая приняла душ из духов La petite robe noire, но ее естественный аромат из-под золотых бретелек на голых плечах мог перебить выхлопные газы всех машин на Садовом кольце в пятницу. Летом. В семь вечера. Ну хорошо, в восемь.

Наконец музыка смолкла. Я отвел Мокрицу (мокрую курицу) обратно на насест и вернулся за свой стол. Невеста с подругами удалилась для переодевания в третий раз за вечер, перед внесением праздничного трехметрового тортика.

Дамы за нашим большим козырно-авторитетным столом громко позвякивали бриллиантами на зависть Гохрану и Грановитой палате, гости пытались отдышаться после танцев и поэтому лишь громко сопели. Музыка удалилась покурить, выпить и «минус попопить».

И тут-то оно началось. Совершенно неожиданно. И абсолютно на ровном месте.

Отвратительно воспитанная или, вернее, совершенно невоспитанная пятилетняя девочка Соня дергала маму за крепдешиновый шанелевый рукав и противнейшим гнусавым голосом канючила мороженое, одновременно пристраивая собственную козявку к белоснежной скатерти.

Так как стол душераздирающе молчал, приходя в себя после одесских «антрашей», все внимание сосредоточилось на громкой маленькой зануде.

– Соня, отстань! Сейчас принесут торт! – верещала маман, обмахиваясь салфеткой.

– Нет, ты мне купишь сейчас мороженое! – продолжала девочка, похоже, положившая на некий виртуальный торт свое детское «фи».

– Отстань! Или я тебя сейчас накажу! – рявкнула Бэлла дочери, совершенно не ожидая надвигающейся катастрофы.

– Если ты сейчас же не дашь мне мороженое, я папе расскажу, как ты дяде Саше писю целовала… – внятно произнесла маленькая гадость.

Весь стол перестал дышать и повернулся почему-то ко мне.

Первый раз в жизни я почувствовал себя обвиняемым на процессе. Без права на защиту. То, что я был ни сном ни духом в этой истории, не утешало. Омерзительнее всех на меня смотрела Вика. Ее злорадно-мстительная ухмылка явственно говорила, что она ждала этой минуты много-много лет. И дождалась… С тех пор как у нас с ней что-то было, прошло столько времени, что ее давно должны были склевать грифы. Хотя бы за мерзкий характер.

Боря, муж Бэллы (метр девяносто в холке), медленно отодвинул стул и привстал… К чувству обвиняемого прибавилось еще одно гадливое чувство будущего потерпевшего… Через несколько минут эти два качества начнут первый раз в истории юриспруденции сочетаться в одном лице адвоката. Стол молчал, как фаршированная рыба об лед. Я лихорадочно перебирал варианты защиты и столовые приборы.

Спасение пришло от той же пакостной Сони.

Маленький злыдень показала на другой конец стола, за которым действительно сидел наш общий приятель Саша Ф., и, ткнув в него пальчиком, сказала:

– Вот этому дяде Саше!

«Боже! Как я люблю детей!» – пронеслось у меня в голове.

Роли потерпевшего и обвиняемого исчезли начисто. Запахло хорошей работой. Я включил диктофон и на всякий случай достал визитные карточки. Стол загалдел разом. Вика приобрела человеческий вид, но в глазах читалось то же, что и всегда при наших случайных встречах, хотя все было давно зарыто и похоронено. Я же на эксгумацию любви не соглашался. Мелкие раскопки не интересовали Викторию.

С другой стороны посиделок мягкой, но уверенной походкой Боря подошел к жертве вплотную. Саша в страхе закрыл глаза и зажмурился. Муж Борис (как бывший борец) двумя быстрыми, резкими движениями снял с окаменевшей Бэллы серьги, брошь и колье и положил их в карман пиджака. Карман заметно отвис.

«Лучше б он ее убил…» – подумал про себя стол.

– Кому мороженое? – задал чуть запоздалый вопрос официант.

Для восстановления мира на земле я забрал мороженое себе и попросил еще кофе.

В это же время добрые люди поймали Сашу Ф. на лестнице и уже вели его обратно. Парень по дороге пытался откупиться, но добрые люди были сами небедные, а возможный свадебный перформанс с мордобоем стоил дорогого.

Вокруг нас стали собираться люди с телефонами на изготовку. Многие уже снимали подводку…

Раздетая Бэлла вышла из стопора и запричитала:

– Ты что, совсем идиот? Ребенок пошутил! Это все твои дурацкие анекдоты! Она наслушалась, вот и повторяет. Очнись, тупица! Не позорь семью! На кой мне нужен этот твой дегенеративный Саша?! Ты посмотри на него! И посмотри на меня! На свою жену… И этот урод! Он же конченый придурок, я тебе всегда говорила! С ним нельзя иметь дело! А ты заладил: партнер… партнер! Чтобы я? У него?! Да чтоб он сдох! И ты тоже, если так подумал!

Саша, на которого сверху вниз злобно смотрел Боря, соглашался со всем сказанным и нервно кивал на каждое услышанное слово.

Урод? Кивок. Конченый придурок? Конечно, кто бы спорил? Ребенок придумал? А что же еще тут может быть? Где красавица Бэлла, а где я – козел?

Боря крепко держал Александра за горло. Тот не рыпался и боязливо посматривал по сторонам. Все ждали возвращения из переодевальной подруг невесты. Среди них, и пока в неведении, находилась слегка пьяная Яна, жена Саши.

Оркестр, чувствуя за шестым столом девятый вал и шухер на локальном Майдане, заиграл и запел во всю мощь «сафисовских» динамиков.

«Я знаю все твои трещинки…» как песня, может быть, и хорошая, но в настоящий момент была явно не в жилу.

– Я тебе должен полтора миллиона долларов? – шепотом, перекрывающим трещинки оркестра, спросил Борис партнера.

– Так я тебе больше ничего не должен, – сам себе ответил потерпевший и отпустил синюшного Сашулю.

Придя в себя через несколько минут после асфиксии, подозреваемый в поцелуе «бэлла донны» тщедушный Борух сам перешел в наглую атаку:

– На хер мне твоя жена, эта дутая силиконовая грелка? Твой ребенок несет ахинею, а я попал на полторушку? Так дело не пойдет. У меня что, на лбу написано: «Саша – мудак»? И вообще, откуда я знаю, а вдруг ты со своей уродиной делаешь мне постановку?

На челе борца отразились внутренние сомнения… Саша продолжал наезд, усиливая впечатления правды визгливым голосом и обилием жестов. «Да у меня жена сосет в тысячу раз лучше!» Последняя фраза была явно выкинута в эфир со зла и почвы под собой, на мой взгляд, не имела.

Хотя мнения гостей по этому поводу явно разошлись.

На радость Сашиному и Бэллочкиному лицу, сентенция все-таки потонула в оркестровой перкуссии, так и не дойдя до долговязого Бориса.

Все могло бы еще обернуться более-менее прилично, если бы не вернувшаяся к столу поддатая Яна, супруга Саши. История ванильного мороженого стала ей известна по дороге на ринг. Подойдя к Бэллочке, в сопровождении противоречивого тезиса «Ах ты проститутка несчастная!», Яна нанесла сочный удар прямо в голову, в область места возможного соприкосновения с мужем Сашей, по версии малолетней Сони.

Бэлла заорала, но попыталась оторвать Яне ухо. Партер взорвался. Кровь брызнула из силиконовой губы, куда вместо чего-то Сашиного попал Яночкин острый семикаратник. Мускулистый Боря схватил Яну за волосы и застыл, полностью офигевший, с шиньоном в руке. Девушки били друг друга ногами и мелкой десертной посудой. К нам бежала охрана. Я раздавал визитные карточки и автографы, позируя для селфиков на фоне акционерных разборок. В зал вносили огромный торт. Дядя Сема пихал маленькой Соне ложку с десертом и требовал деталей…

Гости живо обсуждали ценообразование в области предоставления услуг на открытом рынке орального секса и сравнивали его с перспективой раздела имущества вкупе с адвокатским гонораром. Для каждой пары. Сашу почему-то били уже двое… Вечер удался.

Мысленно пожелав Викусе перестать на меня злиться и начать думать о вечном (самое время… и возраст уже такой), я смылся по-английски, обдумывая на досуге актуальный вопрос о том, кого все-таки взять из этого квартета в клиенты…

Ночью мне не спалось. Любимая была со своей группой в поездке. Лондон. Фриз. Ярмарка современного искусства.

Я никак не мог для себя определить: Соня – выдумщица? Или она сказала правду?

Меня занимала детская психология. Больше ничего. И с чего пятилетний ребенок взял, что минет дяде – это плохо? А папе – это хорошо? Тоже, кстати, интересный вопрос. Видела? Странно. Придумала? Непонятно… Если видела, то почему не спросила у мамы? А если придумала, то как такое можно придумать в пять лет? Я понимаю – в семь, когда начинается школа. Или хотя бы в шесть… В подготовительном. Но в пять?!

Но не спалось мне не из-за этого. Я кое-что вспомнил…

…Много лет назад, когда старшая дочка была еще единственной, мне приходилось раз в неделю вылетать к клиенту в Нижневартовск на пару дней. Пятилетний ребенок каждый раз плакал, по-детски трогательно переживал и просил меня остаться дома и никуда не лететь.

Однажды, когда я вернулся из командировки рано утром и мирно завтракал на кухне, малышатина залезла мне на руки и тихо сказала:

– Папа! Пока тебя не было, тут приходил чужой дядя с бородой. Ходил в твоем халате. А мама с утра делала ему сок.

Я посмеялся. Любимая была на пятом месяце очередной беременности… Дядя тогда показался мне чистейшей детской фантазией…

Но не теперь.

Я набрал парижский номер.

– Пап? Что случилось? – услышал я испуганный заспанный голос дочери.

Я рассказал про завтрак девяносто шестого года.

– Я ничего не помню, пап. А зачем тебе это в два часа ночи? И где мама? А вообще, я была такая выдумщица! Приезжай на weekend! Плиз… Я выгнала Жана и купила собаку.

Бесполезняк. Я набрал Лондон и прямо попросил объяснений про дядю с бородой.

– Ты псих? Тебе ночью делать нечего? Или ты не один? – Дальше шел бэллочкин текст – наезд с вариациями.

История же Бори, Бэллы и их чудесной Сонечки довольно быстро облетела всю Москву, обросла легендами и анекдотами, но в конечном итоге мне все-таки удалось расставить в ней все точки над «i».

Все, кроме одной. А был ли действительно «дядя с бородой на пятом месяце беременности»?

И ответа у меня нет до сих пор.

Дорогая, это Лена

У него дрожало почти все. Руки и губы. Им не в такт подрагивали нос и уши. Остального дрожащего желе не было видно.

Я подумал, что он пришел пьяный или с бодуна.

– Только вы можете мне помочь! – начал он обычную песню о главном, миллион раз пропетую в нашей переговорной.

– Мне надо, чтобы вы утихомирили мою бывшую жену. Иначе я сдохну.

«Это не страшно! – подумал я. – За консультацию в кассу уже заплачено. Дохнуть можно спокойно».

– Мы прожили вместе пять лет. Детей нет. Она очень успешный предприниматель. Я тоже. Год назад она не вовремя приехала на дачу. Ну вот совсем некстати. С кем не бывает?

Я согласно кивнул. Клиенту нельзя перечить во время рассказа.

– Ситуация была, конечно, не очень… Мария Николаевна (это моя бывшая) вошла в самый неподходящий момент. Моя девушка говорить в этот момент не могла по техническим причинам, а я так разволновался и растерялся, что выпалил первое, что пришло в голову.

«Это был момент, когда им обоим что-то пришло в голову. У девушки в голове было одно, а у него совсем-совсем другое…» – подумал я про себя.

– Надо было что-то сказать… – продолжал Владимир Николаевич. – Ну я и сказал, обращаясь к жене: «Познакомься, Маша. Это Лена Петрова. А это Маша». Глупость, конечно, но я был не в том состоянии, чтобы думать. Ну, вы меня понимаете?

Я понимал. Песня даже была такая: «…Не отвлекаются, любя…»

– И как прошло знакомство после того, как вы представили дам? – напрашивался законный вопрос.

– Не очень хорошо, – потупился ловеласный клиент.

– Вы меня удивляете! – не сдержался я. – Не может быть! Как странно. А я думал, все сели пить чай с тортиком.

– Нет, чай не пили. Но жена пьет из меня кровь. Галлонами. Как я ни извинялся, но она меня не простила почему-то. А потом начался развод. Нудный и долгий. Затем… Раздел имущества. Все было кошмарно, ужасно. Деньги свои я спрятал. Дом загородный переписал по-тихому. Ее средства сначала блокировал через суд, потом часть я забрал и уже думал, что все хорошо. Хотел еще отобрать ее компанию. У нас же три года можно делить имущество после развода. Только вот два месяца назад собрался начать последнюю атаку… Но не тут-то было… На мой день рождения, в теперь уже полностью мой дом врываются «маски-шоу». Человек двадцать. А у меня полный дом бомонда́.

«Как забавно поставлено ударение. По-французски. На последнем слоге», опять я отвлекся от интересного повествования.

– Всех мордой вниз. Обыск по полной программе. Перебили весь фарфор в доме. Оперативное сопровождение ФСБ. Гости орут, собаки лают. Фээсбэшники кричат. В этот момент хотелось застрелиться. Оказывается, Следственный комитет возбудил уголовное дело по выводу «из-под нее» части дома и тех денег, про которые я вам говорил. Обыск шел с девяти вечера до шести утра. И это в мой ДР?! Вы поняли? Со мной больше из гостей никто не разговаривает. Но это все цветочки. Знаете, кто ведет следствие?

– Кто?

– Некая Елена Петрова!

– Ну и что? Это просто совпадение. Это же не та девушка, которая делала вам… как это сказать… удовольствие. Распространенная фамилия. Имя «Елена», конечно, редкое. Но не очень. Что-то вы себе не то придумали…

– Я вообще сначала на эту дуру внимания не обратил. И отреагировал точно так же, как вы сейчас. Но потом… Потом, через неделю, в меня врезалась дурацкая «Шкода». Я точно знаю, что ехал на зеленый. Это было около дома в Москве, поздно вечером, я там знаю каждый куст и столб. Мало того, я профессиональный и очень осторожный водитель. В общем, моего «Мерседеса» больше нет. Трое свидетелей, три вонючих пешехода, показали, что я ехал на красный свет. Но это наглая и отвратительная ложь!!!

– Тихо, тихо… Не волнуйтесь. Не понимаю пока, при чем здесь ваша авария? Что дальше?

– Что, что… Я заплатил за чешскую развалину сумасшедшие деньги и выкинул «Мерседес». У водителя этой гнилушки якобы сотрясение мозга и постоянные головные боли. Поди проверь, что там в его сраных мозгах. Но он далеко не дурак и подал на меня в суд. Дал ему уже пятьдесят тысяч грина. Теперь он еще придумал, что у него мочеиспускание от шока и импотенция от тормозов. Еще хочет полтинник. Тварь. Но самое главное в другом. Знаете, кто был свидетелем аварии?

– Нет.

– Студентка какого-то третьего курса Лена Петрова.

Я засмеялся.

– Что смешного? – спросил клиент дрожащими губами. – Вы думаете, это мистика? Неееет. Я знаю Машу. Но это еще не все. Позавчера я по электронной почте получил письмо с вложенным резюме. Почта моя. Личная. Женщина-врач ищет работу. До этого работала в морге. Врач ищет работу у меня?! Я торгую полиграфическими машинами. Я бы выбросил письмо в помойку, и рожа к тому же у этой выдры была на фотографии просто эсэсовская. Садистка с висячими зрачками. Но ее звали Елена Петрова! И внизу резюме, в разделе «личные качества» было написано: «Никогда не прощает несправедливости. Мстительна. Готова на все». Я не сплю вторую ночь. Ни минутки. Я выпил бутылку коньяка. Потом еще одну. Принял таблетки. Хоть бы хны. Помогите! А еще вчера следователь Елена Петрова взяла с меня «подписку о невыезде» и говорит, что у меня скоро будет очная ставка с одной женщиной, которую я, может быть, знаю… Если это будет очередная Лена Петрова, я повешусь!

– А что вы хотите, чтобы я сделал?

– Я хочу, чтобы вы ее успокоили. Я на все согласен. Я ей все верну и вообще все отдам. Но я хочу жить. Пусть бедно, но жить. А так, как сейчас, я больше не могу. Мне плохо.

И он заплакал.

Я взял в руки телефон. Владимир Николаевич от страха побежал в туалет или вниз покурить, что практически одно и то же…

Она сразу согласилась на встречу. И добавила:

– Я знала, что вы мне позвоните. А «трусишка зайка серенький под елочкой скакал», конечно, не придет?

Мы договорились попить чай в «Турандот» в пять часов.

Передо мной сидела холеная, красивая женщина с отличной фигурой и стальными серыми глазами.

Женщина позднего ар-деко. Конец тридцатых. Ну, может быть, сорок. Не больше. Элегантно одета. Едва заметная косметика. Пара колец. Всё вместе – на пять баллов. Каким кретином надо быть, чтобы ей изменять?

Я объяснил ситуацию. Она улыбнулась. Удивительно: лицо улыбалось, а глаза оставались стальными. Стало слегка не по себе.

– Я знала, что он придет именно к вам. А к кому еще? И я знала, что вы мне позвоните, потому что вам станет интересно. Документы у вас с собой?

Я достал папку. Она быстро просмотрела бумаги, отложила папку в сторону и внимательно на меня посмотрела.

– Сколько у вас было жен, Александр Андреевич?

– Считая своих или вообще на круг? – Я должен был все-таки держать марку клиента и язвить для приличия.

– А вы милый. Я думала, все будет значительно неприятней. Я зарегистрирую все, что вы принесли, за два дня. Все неприятности для вашего клиента после этого закончатся сразу. Я даже за свой счет найму грузчиков, чтобы вынести его чемодан и телевизор с дачи. Потом пусть Вова ищет уже какую-нибудь, на этот раз, Наташу Попову.

И опять улыбнулась. «Это была странная пара! – подумал я. – Владимир Николаевич в виде супруга ей идет, как мне гонорея».

– Я разошлась с первым мужем от усталости. Мы поженились, когда закончили школу, проучившись вместе десять лет. Владимир работал водителем у моего бывшего. Он был, да, собственно, и есть, большой и красивый парень. Тогда показалось, что такой мужчина рядом мне просто необходим по определению. И я решила сделать из водителя бизнесмена. Я сделала. Но сделать из шофера джентльмена так и не удалось. Когда он «представил» меня Лене Петровой, я не была оскорблена, мне было просто противно. Потом он очень топорно украл у меня дом и средства на некоторых счетах, предварительно спрятав свои… Вот я и захотела дать ему урок.

– Если вы действительно решили заняться в нашей стране идиотами, у вас большое поле деятельности! – не сдержался я.

– Когда я пришла в Следственный комитет с заявлением, то, проходя по коридору, увидела на какой-то двери табличку «майор юстиции Елена Петрова». Я не могла пройти мимо, хотя шла в другой кабинет. Моментально родился весь план. Мы разговорились с Леной, и она как женщина меня поняла. А остальное – дело техники и небольших капиталовложений. У меня есть еще неисчерпаемый запас Лен Петровых. Социальные сети – это кладезь работы. И всем там нужны деньги. И врачам, и студентам… А зная Володю, я была уверена, что его надолго бы не хватило…

И опять, но уже по-доброму, улыбнулась.

Я, кажется, сам начал влюбляться.

– У моей бабушки в Одессе была подруга Леа. Она была замужем за страшным гулякой. От Бори страдал весь город. Жена очень переживала, когда он не возвращался вовремя домой: не попал ли Боречка в больницу или под машину? Не арестовали ли случайно Борюсика? Когда его не стало, получив статус вдовы, Леа говорила: «По крайней мере, я теперь знаю, где он ночует…»

Мы посмеялись и начали прощаться. Прощались мы часа два. И расставаться нам совсем не хотелось. Поэт бы сказал (а это я): «Они разошлись, но остались вместе».

Дома, под впечатлением вечера, я рассказал любимой историю знакомства Марии с Леной Петровой. Ну и все дальнейшие события, вплоть до «Турандот». На всякий случай я решил остановиться до входа в ресторан. То, что потом было, уже интересно только узкому кругу лиц.

И, конечно, без имен. Любимой имена ни к чему.

– А ты бы что сделала на месте жены? – нелегкая меня дернула спросить подругу жизни.

– Я бы… Если б я не то что увидела, а что-то почувствовала, я бы просто тебя отравила. Сразу. Без выяснения отношений.

– А дети? – возмутился я, думая, что хотя бы теоретически надо пожалеть папу ради детишек.

– Дети пусть живут! – ответила любимая. – Дети (в отличие от тебя) – это святое. Идем пить чай.

Чай уже мне пить не хотелось. Как-то было не по себе. Я достал из холодильника йогурт, на всякий случай проверил сохранность фабричной крышечки и начал есть.

Мне показалось, что умнейшая йоркшириха Джессика тоже смотрела на мой чай с опаской.

Какой-то с возрастом я стал мнительный, что ли…