Текст книги "Собака Баскервилей из села Кукуево"

10

Утро было тяжелым после ночи, проведённой в нервном, прерывающемся сне, наполненном допросами, версиями и обсуждениями, граничащими с болезненным бредом. Кажется, я вчера изрядно переработал, тут не только говорящие собаки, но и поющие хомячки, голуби-футболисты или кошки-почтальоны привидятся. Я с большим трудом заставил себя встать, умылся и долго пытался очень крепким чаем и сигаретой хоть немного вернуть себе способность мыслить и воспринимать окружающий мир. В итоге на работу я чуть не опоздал, и пришлось бегом скакать по сугробам, прерывая дыхание и откашливаясь от проклятых сигарет.

Утренний мир человек воспринимает совсем другими глазами, мои вчерашние сумасшествия казались мне полной ерундой, усталость от тяжелого понедельника отступила, и я был вполне готов к новым процессуальным свершениям.

– Зосимыч, ты веришь в собаку Баскервилей? – спросил я старательно шутливым тоном, закурив и вытянув под столом ноги. Вызванный на девять свидетель запаздывал. Зосимыч прошивал уголовное дело, готовясь направлять его с обвинительным заключением прокурору. Я невольно позавидовал коллеге-следователю Алексееву – позади месяцы напряженного процессуального, криминалистического, психологического и бюрократического труда. Сам я стоял только в начале пути. Это ещё ничего, у меня в производстве лишь одно дело, а вот в крупных городах прокурорские следователи имеют в своем производстве от пяти до десяти уголовных дел, а милицейские – значительно больше, исключение составляли только следователи ФСБ, в чью подследственность входил наименьший круг преступлений, но это уравновешивалось жёсткими требованиями к работникам и грузом ответственности их непростого ведомства. Так что жизнь следователя там похожа на конвейер – одно дело передаешь прокурору для утверждения и направления в суд, три других в самом разгаре, а очередное в стадии возбуждения, плюс материалы проверок по сто девятой и прочие поручения прокурора.

– Конечно, верю, – серьёзно сказал Зосимыч, – у меня дома книжка такая есть.

– Да я не в этом смысле. Вот верят же люди в НЛО там, магию, привидений всяких.

– Ну… НЛО, бодай его кальмар, я, когда служил, сам видел. Нахальные такие. Частенько вокруг кружили. Может пришельцы, может НАТОвцы, это уж не знаю… А может, просто пары авиационного топлива! – Зосимыч в своей манере хитро подмигнул мне, улыбаясь в усы. – Из магии уважаю только водку – действует наповал, и тёщины пироги – тут уж точно не без колдовства. Привидений вроде не встречал. А собака та – литературный персонаж, ничего общего с необъяснимыми явлениями.

Мы помолчали.

– А чего это вдруг тебя заинтересовало это? – Зосимыч закончил прошивать том и тоже закурил.

– Да так, спрашиваю. Может тут у вас в Средневолжске есть легенды какие местные, мистические верования… Собак тут много… – пробубнил я под нос.

– Да, – согласился весомо мой сосед, – собаки имеются. Так домов частных много, а у живущих в квартирах тоже самосознание поселковое, етить—колотить. Заводят зверюшку, а убирать за ней не желают. Весь двор загадили!

Разговор начал переходить в совершенно иную от интересовавшей меня плоскости, и я поспешил свернуть его. Тем более что мой опоздавший свидетель уже робко стучался в дверь. В кабинет несмело заглянула голова с кислым лицом, обрамленным светло-пегой, реденькой бородёнкой. Следом за головой протиснулось и тельце в куцем пальтишке, неопределенного цвета штанах и валенках, постепенно напротив моего стола образовался дворник-сторож гаражного массива Борисыч. Глаза его смотрели печально и виновато, руки теребили знававшую лучшие времена пегую под цвет бороды шапку-ушанку.

Вообще то Борисыча, как обнаружившего труп, полагалось допросить ещё вчера, сразу по окончании осмотра места происшествия, но в суматохе, пока бегали за понятыми, Борисыч выудил откуда-то из-за гаражей заначенную бутылку неустановленной алкоголесодержащей жидкости и махом осушил её с устатку и переживаний, сразу после чего пришёл в невменяемое состояние. Ждать до обеда, пока Борисыч протрезвеет, не было ни времени, ни резона – дворника-сторожа могло так колотить с похмелья, что никакой допрос был бы невозможен. Я махнул рукой, выписал Борисычу повестку на сегодняшнее утро, передал участковому и попросил лично проконтролировать явку шельмеца под угрозой вытрезвителя, пятнадцати суток, штрафа с конфискацией спиртного и других страшных кар.

– Ну что, болезный, сознание вернулось? – хмуро спросил я дворника-сторожа.

– Ну так, эт… Вчера ещё… В обед уже как стекло… Эт… Работал я ещё… С обеда вчера… как стекло… – спотыкаясь о собственные слова забубнил Борисыч.

– Паспорт давай, присаживайся, – вообще-то я всегда взрослым незнакомым людям говорю «вы», но Борисыч был из той прослойки общества, которая легче воспринимает привычное для себя простое обращение. Я решил не путать дворника-сторожа в социальных ролях, отчего весь допрос сам себе казался хамоватым приказчиком.

«Свидетель Рябинкин Василий Борисович, 1941 года рождения, русский… По существу заданных мне вопросов могу пояснить следующее:

В ГСК №15 работаю около трёх лет, в должности сторожа, по графику: сутки через двое, в мои обязанности входит осмотр территории ГСК, проверка целости замков на дверях гаражей, выявление посторонних предметов, автомобилей, странного поведения посторонних людей, вызов органов правопорядка в случае обнаружения попыток хищения или хулиганства на территории ГСК.

Территория ГСК не огорожена, через массив гаражей проходит дорога, с одной стороны ГСК расположен дом №37 по ул. Прокофьева, с другой стороны детский сад, номер и точный адрес которого я не знаю.

Я заступил на дежурство в 6 утра, понедельник 7 февраля 2000 года, мой сменщик Федотов Виктор Анатольевич, был с бодуна, то есть в состоянии похмелья, после принятого накануне алкоголя. Он ничего не сказал мне о событиях прошлой ночи. Думаю, если бы он заметил что-то подозрительное, он бы мне обязательно сообщил. Предполагаю, что предыдущей ночью, скорее всего, он крепко спал.

Приняв смену, я отправился обходить территорию. Это было приблизительно в 7 ч. 30 мин. утра. Около гаража №28 на обочине дороги, я увидел странную кучу, как мне сначала показалось, тряпок, покрытых снегом. Около кучи не было видно следов, потому что соседними гаражами зимой хозяева не пользуются, а ближайшие, из которых по утрам забирают машины, находятся от этого места на расстоянии около 30—50 метров. В это время года по утрам еще бывает темно, когда хозяева забирают машины, поэтому автовладельцы вряд ли заметили эту странную кучу.

Подойдя ближе, я увидел, что это тело человека. Он лежал, раскинув руки, головой от дороги в сторону гаража №28. Сверху тело было присыпано снегом. Я ничего не стал трогать, а сразу побежал вызывать милицию».

Я окончил писать и откинулся на спинку стула:

– Рядом с телом точно ничего не было?

– Ну так эт… не было ничего…

– К телу подходил кто-нибудь?

– Так эт… как же… когда ваши приехали… они и подходили.

– А до их приезда никто?

– До них вроде никто… тока я же эт… звонить бегал… мог и не видать.

– Убитого знаешь?

– Нет, ваши сказали – коммерсант, что ль… Не из наших гаражей точно.

– Ладно, читай и расписывайся, на первой странице просто роспись ставь, на второй пиши: «С моих слов записано верно, мною прочитано», а потом роспись.

Борисыч расписался, не читая, вздохнул с явным облегчением и, вероятно желая польстить всемогущим правоохранительных органам добавил от себя:

– А ваши эт… молодцы, ну молодцы! Приехали утром быстро, поработали. А я эт… после обеда как проспался, эт… смотрю, опять работают. Один приехал, но шустрый такой, всё облазал.

– Кто шустрый? – не понял я.

– Так, эт… милиционер ваш.

– А откуда ты взял, что он милиционер? Опергруппа же с утра была, – я, кажется, набрёл на кое-что подозрительное.

– Так, а кто ж?.. Он же в форме был…

– Так, с этого места поподробнее! Как он выглядел, во сколько пришёл?

– Ой, да я не знаю… не… может, спутал чего, – сторож-дворник замахал на меня руками и как будто смутился.

На такие случаи, у меня в запасе был старый, как шапка Борисыча, следовательский приемчик. Строгим голосом, театрально сделав официальное лицо, я задал вопрос:

– Свидетель, то есть вы утверждаете, что на месте происшествия в понедельник после обеда точно никого не было?!

– Нет, я эт… говорю же, был милиционер.

– Как он выглядел?

– Не я эт… не помню. Говорю ж, эт… не помню совсем я.

– Ну, например, это мог быть негр с балалайкой на одной ноге?

– Не, – осторожно захихикал Борисыч, – эт… не… не негр!

– Ну вот видите, свидетель, – продолжал я строго, – что-то вы всё-таки помните! Значит, будем вспоминать дальше…

«Дополнение к протоколу. В понедельник утром, когда на место происшествия прибыла оперативная группа, я почувствовал себя плохо, прилёг в сторожке и уснул. Проснулся около полудня и узнал от дворничихи с дома №37 Варвары Степановны, фамилию которой не знаю, что сотрудники милиции, приезжавшие на место преступления, уже уехали. После обеда, приблизительно в 13 ч 30 мин, я опять совершал обход территории и видел, что место преступления ещё раз тщательно осматривал милиционер в форме. Приметы милиционера: волосы черного цвета, рост средний, лицо славянское, особых примет не имеет. Во сколько он ушёл, я не видел».

Отпустив на волю в пампасы истомившегося в нашем пыльном помещении Борисыча, я набрал по телефону уголовный розыск, попросил знакомый хриплый глухой голос позвать Мельникова и выяснил у него, что из работающих по убийству Герасимова оперативников никто вчера на место происшествия не возвращался, да и незачем это было делать. И что подобных поручений они никому не давали. Я вроде тоже. М-да… Очень странно.

– Очень странно, етима! – подтвердил мои мысли Зосимыч, присутствовавший при допросе и беспрерывно отравлявший воздух в кабинете своей убойной «Примой». – Кто бы это тут мог быть и зачем? После путёвого осмотра места происшествия вряд ли там можно чего ценного найти. А под такое описание тут половина нашего РОВД подпадает.

– Может совпадение? – засомневался я. – Но уж больно оно странное, это совпадение. Пойду-ка сам погляжу ещё раз свежим взглядом на это место. Может, что натолкнет на мысль? Всё равно следующие допросы теперь только после обеда.

– Ага, валяй, слетай соколом, – одобрил Зосимыч, – а я в суд потопал, вызывают тут по делу одному, недавно расследовал.

11

Место происшествия после вчерашнего напоминало вытоптанную мамонтами поляну. Интересно, что тут можно найти. Искать в снегу – вообще кислая затея. Однажды в детстве я уронил в сугроб ключи от дома, и мы втроём с приятелями потратили больше часа на обшаривание заснеженного участка площадью всего два метра на метр. Искать то, неизвестно что на участке, протяженностью около десяти метров, казалось мне мало перспективным, особенно с учётом того, что вчера при производстве осмотра это что-то могли затоптать или отшвырнуть в сторону, а после обеда его мог найти и забрать неизвестный милиционер. Но я в кои-то веки решил проявить упрямство. Взяв у Борисычевого сменщика штыковую лопату, я принялся как заправский археолог набирать по пол штыка снега, относить в сторону и аккуратно ссыпать, просматривая, не затерялось ли там что-то интересное.

Расчистив почти до асфальта, во всяком случае, до слоя намёрзшего на асфальт льда, площадку почти в три четверти участка поисков, мне удалось обнаружить только две пустые пачки из-под сигарет, одну из которых выкинул вчера я сам, и мятую жестяную банку из-под пива. Мда, не густо. Я набрал очередную порцию снега, чиркнув об лед, и вдруг заметил кое-что. О! Это уже интереснее. Вдавленный одним уголком в ледяную корочку посреди снежной россыпи чернел небольшой полиэтиленовый пакет, аккуратно сложенный вчетверо. Я, намотав на руку завалявшийся в кармане носовой платок, осторожно отделил ото льда пакетик и, стараясь не касаться открытыми руками, развернул. Там лежали паспорт и водительское удостоверение на имя Нестеренко Максима Николаевича тысяча девятьсот шестьдесят восьмого года рождения, проживающего по адресу: город Средневолжск, проспект Коммунистов, дом девять, квартира три. Ну вот! Кто ищет, тот найдет.

Было два варианта действий. Первый – обратиться к операм и дать поручение произвести оперативно-следственные мероприятия, в ходе которых выяснить, что за гусь Нестеренко, знаком ли с потерпевшим, где находился с десяти вечера воскресенья до трех ночи понедельника. Этот вариант совсем для меня не напряжный, но долгий и скучный. Второй вариант был направиться по указанному адресу и попытаться выяснить что-то самому. Вариант рисковый, но зато быстрый и достойный настоящего мужчины. Желая взять реванш за страх перед «собакой Баскервилей», я направился по указанному в прописке адресу.

Кода на дверях в подъезд не было, сильно обшарпанную дверь квартиры мне открыла пожилая женщина в очках, на голове узелком стянуты сероватые от седины волосы, на плечах пуховый платок такого же серого цвета. Пригласив меня войти в прихожую, она спросила, кто я и чего мне угодно. Ох, эти нравы маленьких провинциальных городков! В Самаре бы час изучали удостоверение в глазок, потом звонили в прокуратуру и проверяли, работает ли там такой Виноградов.

Обстановка в прихожей была советской, унылой и скромной. Даже попахивало бедностью. Вряд ли человек, проживающий тут, водил дружбу с успешным бизнесменом, но в жизни, конечно, встречаются и не такие случаи. К тому же, чтобы убить человека, водить с ним дружбу вовсе не обязательно.

Я передал документы, без черного пакета, который предварительно аккуратно запаковал и упрятал в кармане.

– Ой! Нашлись! Надо же! Большое Вам спасибо! Жаль, что так поздно, сын уже восстановил все. Сколько мы вам должны за труды? – легко сменив настроение с радостного на грустное, поинтересовалась женщина. У нее были манеры и речь, весьма типичные для поселковой интеллигенции. Наверное, учительница или врач, подумалось мне.

– Ну что вы, какие пустяки! – в той же манере ответил я. – Не извольте беспокоится. А когда ваш сын дома будет? У меня к нему разговор.

– Да о чём вам с ним говорить? Он будет не скоро! – женщина вдруг разволновалась, перестала быть любезной, в голосе появились сердитые ноты. – Скажите мне, что хотите, я ему передам!

– Боюсь, что мне нужно поговорить именно с ним, – я показал женщине удостоверение. – Так во сколько он дома будет? И вас, простите, как зовут?

– Мария Антоновна, – женщина как-то даже успокоилась. – Знаете, это ошибка какая-то. Мой сын работает на севере, а документы потерял ещё перед Новым Годом, когда со снохой и внучкой в отпуск приезжали. Он ещё так волновался, боялся, что из-за праздников не успеет перед отлётом всё восстановить.

– А вы уверены, что он сейчас на севере, а не вернулся, например, по делам в город тайком от вас? – чувствуя, что тяну пустышку, не сдавался я.

– Конечно, уверена! Я в воскресенье звонила вечером им по межгороду, поздравляла внучку с именинами, говорила с ним, и со снохой, и с маленькой Леночкой, – гордо сообщила Мария Антоновна.

– Ладно, проверим, – уже совершенно безнадежно вздохнул я, – извините за беспокойство!

– Ну что вы, это вы меня извините, я-то подумала, что вы из его дружков бывших. Он хулиганистый у меня был, но уж пять лет как женился, остепенился, работает на севере. Тут-то у нас какие зарплаты… – женщина, как бы извиняясь за размер зарплат, развела руками.

Я попрощался и вышел. На ступенях подъезда закурил. М-да, похоже, я два часа просеивал снег напрасно.

Когда я вернулся в кабинет, меня уже ждали посетители. А точнее, посетительница. Женщина-валькирия. В миру – адвокат Скрябина Людмила Васильевна.

– Да что вы мне говорите! Хоть капля совести есть у вас!? Нелюди!! – голос адвокатши не просто звучал, он рокотал, он громыхал.

Всё понятно. Дама ознакомилась с моим постановлением об отказе в возбуждении уголовного дела.

– Я двадцать пять лет работаю в адвокатуре и такой неслыханной наглости не видела!!! Вы, мальчик, ещё будете горько сожалеть! Человеку вызывают «скорую помощь» прямо в РОВД, и вы делаете вид, что это нормально!! – гнев клокотал в горле, сотрясал крупной дрожью огромное тело, вырывался наружу искромётным взглядом.

Я молчал. А что я мог сделать, возражать? Этот человек и раньше вряд ли был расположен слушать окружающих, а в гневе проявлять несогласие с ним – это реально осложнять ситуацию так, что она чёрт знает до чего может дойти. Причем дама крупнее даже меня, не слишком худенького. Раза в полтора. Шучу конечно, я не предполагал применения «последнего довода королей» – физической силы – со стороны Людмилы Васильевны, всё-таки здесь офис прокурора как-никак, а не базарный ряд. Но спорить и объяснять свою позицию я не видел никакого смысла. Адвокатша-воительница ещё пару раз смешала обитателей двадцать третьего кабинета с ничтожнейшей грязью (бедный Зосимыч), пригрозила нам областной прокуратурой, Генеральным прокурором, Президентом, Верховным и Страсбургским судами и, наконец, задохнувшись, потеряла ритм, после чего довольно мирно убралась восвояси.

– Если она к прокурору, то зря, он на коллегии, – лукавым тоном прокомментировал Зосимыч.

– Это сколько баллов сейчас было? Девять? – я закурил, чувствуя себя совсем несчастным, уставшим и оплёванным.

– Да нет, Серёга, полагаю, всего семь. Девять, это когда мебель разбивают, или хотя бы посуду.

Я вздохнул, затушил окурок и решил сходить до соседнего продуктового, надо было купить чаю и, может, печений ещё каких-нибудь, не всё же Зосимыча объедать, к тому же в кармане заканчивались сигареты.

Когда я вернулся, кабинет был полон народу. Зосимыч опрашивал какого-то милиционера, за моим столом по-хозяйски расположился заместитель прокурора Баграмян, а перед ним на стуле для посетителей сидел майор, с которым недавно общался Зосимыч, как же его… Кондурин, не сразу вспомнил я. Два заместителя вели оживленный разговор, резко стихший при моем появлении. Баграмян вскочил и поздоровался со мной за руку.

– Вот, гостя развлекал, пока хозяин отсутствует, – словно извиняясь, торопливо проговорил он и быстро ушёл из кабинета, что-то бормоча себе под нос.

Я включил чайник, сунул пакетик в стакан и опустился за стол.

– Чем обязан? – имя отчество майора никак не хотело вспоминаться.

– Да вот, Сергей Егорович, решил заглянуть к Вам, узнать, как по убийству Герасимова дело продвигается, – майор внимательно посмотрел на меня.

Блин, какое его дело, как продвигается, его же епархия вроде бы МОБ – милиция общественной безопасности, а тут – интерес уголовного розыска. Ругаться с заместителем начальника РОВД не хотелось, и я осторожно сказал:

– Идет помаленьку…

– Может быть, нужно чего? Участковых подключить, например, или ГИБДД? Вроде бы в гаражах труп нашли, можно «пробить» по базе данных хозяев гаражей этих.

Мне показалось, что майор не столько говорит со мной, сколько прислушивается к разговору за соседним столом. А там закипали нешуточные страсти.

– Да едрить твою медь! Да что так-то?! – допрашиваемый Зосимычем капитан обладал, оказывается, довольно неприятным визгливым голосом, не очень вяжущимся с его широченными плечами и чёрными как смоль усами, отпущенными, видимо, по моде правоохранительных органов Средневолжска. – Почему ты мне не веришь, Денис?!

Где-то я видел этого капитана. Чайник закипел. А точно, это в первый мой день в Средневолжске, когда он с мужиком-сердечником у «бобика» говорил, и потом с тем же мужиком и Кондуриным в «Олимпе» был в пятницу. Зосимыч мне тогда сказал, что это и есть Мерецков, его фигурант по материалу, стрелок вольный. Вдруг не к месту вспомнилось, что мне еще Зосимыч советовал посмотреть, что написано в туалете уголовного розыска, дрянь, поди, какая-нибудь, военно-морской, пардон, сухопутно-милицейский юмор.

Это было забавно. Если, как говорил мой профессор в универе, «в Самаре – десять человек», намекая на тесноту мира, то в Средневолжске их было всего четыре, и все они находились сейчас в моем кабинете. Нет, пять, я забыл посчитать Катю.

– Костя, етить-колотить, отвечай на вопросы заданные, а не устраивай мне тут «плач Ярославны»! – Зосимыч был сердит и взвинчен. Баллов пять по его шкале, наверное.

Я посмотрел на майора Кондурина, который совершенно уже отвернулся от меня и открыл рот, намереваясь встрять в Зосимычевский опрос. Всё ясно, помощь тут только официальный предлог, майор опять пришел коллегу и приятеля перед Зосимычем выгораживать.

– Э-э-э… Спасибо за предложение, товарищ майор! Пока ничего не нужно, но, если что, я обязательно сразу к вам обращусь! – громким голосом перебил я так ничего и не успевшего сказать Кондурина и встал, намекая на окончание разговора. Майор опешил от неожиданности, поднялся на автопилоте и вынужден был попрощаться. Проводив майора до дверей, я пригласил из коридора ожидавшего допроса свидетеля и залез в стол за папкой с уголовным делом.

Когда через полчаса Зосимыч закончил опрашивать своего робин гуда в погонах, мой свидетель, ничего особого не привнесший в расследование, уже дочитывал протокол, собираясь расписаться.

– Молодца ты, Серега, лихо Кондурина выпроводил, я уж думал, всю кровь мне выпьют менты эти оба, етима! Выйдет из тебя толк, чётко ощущаю выйдет, – Зосимыч посмеивался в усы и смотрел на меня одобрительно.

А мне было совершенно не до него, мысли путались, в висках колотило. В папке с уголовным делом документы лежали совершенно не в том порядке, в котором я сложил их накануне вечером – точно помню, крайними сверху я положил два протокола допроса соседей потерпевшего, а теперь один из них лежал в середине, а другой вообще был вложен в объёмный протокол осмотра места происшествия. Кто-то рылся в моих документах. Но кто, Зосимыч, Баграмян, прокурор? Посторонних не принято оставлять одних в служебном кабинете, это все знают. Я полез опять в ящик стола и вытащил пакет с вещественными доказательствами. Печать была сорвана. Я напрягся сильнее. Однако все вещдоки, как и все документы уголовного дела были на месте, ничего не пропало.