Текст книги "Аномальная зона"

3

Через несколько минут к месту преступления подъехало сразу три автомобиля – прокурор, эксперты-криминалисты, опера из Промышленного РОВД. У тела убитого началась неторопливая, выверенная годами работа, озаряемая время от времени сполохами фотовспышек.

– На бытовуху случившееся явно не тянет, – веско изрёк толстый, вальяжный прокурор, понянчив в руках килограммовый золотой слиток. – Надо товарищей из ФСБ подключать.

– Валяйте, – равнодушно согласился Фролов. – А наше дело служивое. Задержать убийц да расколоть. А если федералы на себя это дело возьмут… что ж, как говорится, баба с возу – кобыле легче.

– Ответственности за раскрытие данного преступления с вас пока никто не снимал, – заметил неприязненно прокурор, искоса глянув на капитана как на мелкую оперативную сошку, не демонстрирующую почтительности к надзорному органу. – Так что приступайте к исполнению своих прямых обязанностей. И представьте нам виновных в преступлении лиц. Ну а мы уж без вас разберёмся с юрисдикцией этого дела…

Фролов, скривившись, отошёл в сторону. Он терпеть не мог прокурорских работников – как на подбор холёных и спесивых. Это лишь в телесериалах они гоняются с пистолетами в руках за преступниками, а в реальной жизни просиживают штаны в кабинетах, щеголяют отутюженной формой, курят дорогие сигареты и презирают ментов как «чёрную кость».

– Привет работникам центрального аппарата, – окликнул капитана знакомый голос.

Он оглянулся. К нему тянул, здороваясь, лапищу подполковник Смирнов – начальник отдела УГРО Промышленного РОВД, огромный широкоплечий мужик.

– Даром что управленческий кадр, а на месте преступления, гляди-ка, раньше моих парней оказался!

– Шустрим. Подаём нижестоящему звену личный пример, – оттаивая от пикировки с прокурором, улыбнулся Фролов. Смирнов ему нравился – свой парень, всю жизнь пропахал на земле, прирождённый сыскарь.

– Ну и что ты думаешь по этому поводу? – указав на труп, спросил вполголоса подполковник.

– Убитый – курьер, обеспечивавший трафик незаконно добытого золота, – пожал плечами Фролов. – А может быть, и похищенного с прииска. Причём работают ребята в крупных масштабах. Этот мужик десять кило на себе пёр. Откуда и куда – пока неясно. А замочили его, судя по всему, случайные ухари, здешние отморозки. И смылись, не подозревая, какой клад хранится под драной фуфайкой потерпевшего. Вот их-то нам с тобой и надо срочно найти. Дело закручивается серьёзное. Хищение золота – сам понимаешь, преступление против государства. И нас с тобой и непосредственное начальство, и прокурорская братва с фээсбэшниками будут трясти, как грушу, пока мы им пацанов, запоровших курьера, не предъявим. Так что давай поднимай по тревоге весь вверенный тебе в подчинение личный состав!

В кармане куртки-штормовки Смирнова заверещал мобильник. Подполковник поднёс его к уху:

– Да… Молодцы. Сейчас подъедем. – И обернувшись к Фролову, сообщил довольно: – Кажись, хлопнули ребята из патрульно-постовой службы тех, кто нам нужен. Двоих местных. Они в райотделе уже, в обезьяннике сидят. Можешь дежурку отпустить. Я на колёсах, со мной поедешь. Давай быстро, пока эти чистоплюи прокурорские не пронюхали, мы с подозреваемыми первыми потолкуем.

4

В дежурной части РОВД, несмотря на пятый час утра, когда дремота валит с ног даже самых крепких, царило совсем не сонное оживление. У крыльца главного подъезда двухэтажного здания райотдела, многие окна которого были освещены, урчали милицейские автомобили, а возле металлической входной двери со смотровым глазком не по-уставному вольно смолил цигарку часовой в бронежилете, с короткоствольным автоматом АКСУ на груди. Он по-свойски кивнул Смирнову, безропотно пропустив подполковника и его спутника внутрь.

В вестибюле дежурки толпилась разношерстная публика. Возбуждённо прохаживалась туда-сюда, подметая пол длинной юбкой, цыганка. Оперативному дежурному втолковывал что-то, сунув голову в окошко в пластиковой перегородке, не слишком трезвый гражданин. На длинной деревянной скамье посапывал сладко неряшливый старик. Рядом с ним, отодвинувшись брезгливо, устроилась хорошо одетая семейная пара. Между ними уместился их отпрыск лет четырнадцати. Он сосредоточенно ковырял в носу, в то время как родители с двух сторон жужжали ему в оба уха свои наставления. В обезьяннике, за стальными прутьями решетки, забившись в угол, рыдала, размазывая по лицу макияж, пышненькая блондинка с фингалом под глазом. Свернувшись по-собачьи, калачиком, прямо на цементном полу спал пьяный бомж. А на длинной скамье раскинулись вольготно два парня. Один, постарше, – длинный и жилистый, какими бывают долго сидевшие на тюремной баланде урки, с синими от наколок руками. Второй помоложе, вполне вероятно несовершеннолетний – коротко стриженый, тощий и настороженный злобно, словно хорёк.

– Эти? – указав на парочку, поинтересовался у дежурного милиционера Смирнов.

– Так точно! – кивнул старший лейтенант и заорал на хмельного посетителя в окошке. – Кончай мне мозги парить! Напиши заявление и приноси утром! – А потом опять повернулся к подполковнику: – Задержаны на улице Розы Люксембург, у круглосуточного пивного ларька. У молодого изъят при личном досмотре выкидной нож с пятнами бурого цвета, на руках следы крови. Сделаны смывы, всё задокументировано.

– Дай ключ от крякушника, я с этими пацанами потолкую. А это товарищ из управления, он со мной, – распорядился Смирнов.

Открыв клетку, подполковник бросил татуированному верзиле:

– Ты! Иди ко мне.

Тот, независимо вздернув подбородок, подошёл, ухмыляясь.

– Руки давай…

Смирнов защёлкнул на его запястьях стальные браслеты.

– На хрена в наручники закоцал, командир?! – вскинулся урка. – Я, в натуре, ваще не при делах. Задержали незаконно… Адвоката давай!

– Ага. Он тебя как раз ждёт. Пошли, – хмуро сообщил подполковник и, взяв парня за костлявое плечо, толкнул, направляя в конец коридора.

– Да чё ты на меня грузишь, начальник! – громко возмутился задержанный. Но Смирнов ткнул его кулаком в спину:

– Иди, не базарь, там узнаешь.

Так, подталкивая, урку довели до двери кабинета. У порога он опять возмущенно обернулся:

– Это вам не тридцать седьмой год, чтоб людей ни за что ни про что на улицах хватать и в каталажку прятать! Я требую соблюдения прав моей личности!

Смирнов профессионально коротко, без размаха, врезал ему в челюсть. Задержанный головой вышиб дверь, перелетел через порог, кубарем прокатился по полу, влепившись в противоположную стену.

– Это тебе по правам твоей личности, – угрюмо сообщил, входя следом, подполковник. – А сейчас ещё по почкам пройдусь…

Фролов, шагнув в кабинет, прикрыл за собой дверь, посоветовал отечески-сочувственно:

– Колись, парень, по-хорошему. Вы с подельником не бомжа, а серьёзного мужика завалили. Так что мы по-любому тебя раскрутим. А чистосердечным признанием ты существенно облегчишь свою незавидную участь.

Урка сел, опершись спиной о стену, тряхнул головой, сказал, будто проснувшись:

– Всё, граждане командиры. Понял. Я человек больной. У меня ещё с прошлой ходки в сизо почки отбиты. Запросто крякнуть могу, если бить будете. Потом не отпишетесь…

Смирнов подошёл к нему, прихватив за воротник кожаной куртки, поднял с пола, подбодрил:

– Я же вижу – ты конкретный пацан. С понятиями. – Подвёл и водрузил его на привинченный к полу табурет, сам сел за обшарпанный стол напротив, указав на место рядом с собой Фролову. – Но и ты меня тоже пойми. Всё, что ты мне сейчас скажешь, между нами останется. А я этих понтов ваших блатных насмотрелся, они у меня вот где, – провёл он ребром ладони по своему горлу. – Перед следователем кривляться, в несознанку играть будешь. А мне конкретный расклад нужен – кто из вас и за что мужика на улице замочил. Говори честно. Я, видишь же, никаких бумажек ни пишу. А оперативную информацию, сам знаешь, к уголовному делу не пришьёшь. Так что давай по-хорошему. Тем более что у тебя почки больные…

Верзила поёрзал на табурете, попросил покаянно:

– Сигареткой не угостите? Мои при шмоне изъяли.

Подполковник вытряхнул из пачки сигарету, прикурил, сунул в губы задержанному, спросил мирно:

– У тебя сколько ходок на зону было?

– Четыре, первая по малолетке ещё… Последний раз на тройке сидел, на крытом режиме. Месяца не прошло, как откинулся. И на тебе. Опять неприятность. Но я, гражданин начальник, в натуре не при делах… Не для протокола скажу. Ежели что, предупреждаю честно: в несознанку уйду на следствии. Мне же своих сдавать по понятиям не канает…

– Договорились же, – вроде даже обиделся оперативник. – За кого ты меня держишь? Любого авторитетного парня спроси, и тебе подтвердят: подполковник Смирнов от своих слов не отказывается, обещал – сделает. На хрена нам протоколы, бумажная дребедень? Ты же, я вижу, здравый арестант, понимаешь, что весь базар между нами останется. А это товарищ из управления, – пояснил, заметив косой взгляд задержанного в сторону Фролова, – тоже человек с понятиями… Дай-ка я наручники с тебя сниму, а то курить неудобно…

Он расстегнул на татуированных запястьях задержанного стальные браслеты. Тот кивнул благодарно, потёр задумчиво ушибленную челюсть.

– Короче, командир, как на духу… Я, как от хозяина откинулся, сразу сюда, на хату к братану родному. Отлежусь, думаю, здоровье поправлю. У меня ж язва желудка, а её лучше всего чистым спиртом лечить. Ну, в крайнем, водочкой. Короче, отдыхаю, лечусь. Братан в автосервисе шабашит, целый день там. Ну, я от скуки с племяшом и скорефанился. Он хоть и малолетка, но вроде по понятиям просекает… Да только он не племяшом, а козлом оказался. Отмороженным на всю голову.

– Да ты чё?! – сочувственно возмутился Смирнов.

– А то! Подставил меня, козёл, по полной программе. У них, у нынешних молодых, ваще тормозов нет. Пошли мы с ним сёдня… то есть вчера уже… пивка попить. Отдохнули культурно – пивко, водочка, шмары… Короче, всё путём. Домой возвращались ночью уже. И тут навстречу мужик этот. Бомжара…

– Ну-ну, – подбодрил его опер.

– А Васька… ну, то есть племяш мой… грит: щас я к нему приколюсь. Чё, грит, таскается здесь, экологию портит. Я было его укорачивать: дескать, чё тебе этот мужик сделал, пусть канает своей дорогой. А племяш не послушал. Подлетел к мужику. И как водится: дай закурить. Тот руку в карман и кисет достаёт: угощайся, мол. А Васька глаза вытаращил. Они ж, нынешние, кисета никогда не видели! И спрашивает: эт чё, конопля? А тот: не-е, махорочка местная. Раз, грит, не хошь – тада отвали. Сопли, грит, у тебя ещё не высохли, штоб сурьёзный табак курить. И кисет опять в карман спрятал. Ваське, козлу, такой базар обидным показался. Он пику выхватил (я, грешным делом, и не знал, что у него нож с собой) и раз – мужику в грудь. На, дескать, знай, кому грубить можно… Они ж беспредельщики все, малолетки-то! Им человека завалить – раз плюнуть…

Задержанный замолчал, раздавил в пустой консервной банке, заменяющей пепельницу, сигаретный окурок.

– Дальше-то что было? – не отставал Смирнов.

– Да чё… Свалили быстро оттуда, да и всё. А пока шли, я ему предъявил: чё, грю, сучонок, наделал? Сам, грю, мужика завалил, сам и отвечай. Я ж тюремной баланды и так нахлебался, штоб за какого-то козла, хоть и племянник, сидеть! Опять же здоровья у меня нет никакого… Так что, командир, берите его и крутите. Пусть, в натуре, если такой борзый, на шконках попарится, срок помотает. Глядишь, рамсы-то и встанут на место. Я таких крутых на зоне много видел. Приходят с этапа – все воры, а через неделю, смотришь, половина уже в петушатнике…

– Куда мужик шёл, откуда? – бесцеремонно прервал откровения урки подполковник.

– Да хрен его знает. Я ж говорю, этот козёл, племяш то есть, сразу за пику. И меня, падла, под срок подвёл.

Фролов достал из пачки сигарету, протянул задержанному, высек огонёк зажигалки, спросил сочувственно:

– А ты сам-то что о том мужичке думаешь? Кто он, по-твоему, по жизни? Приворованный, из блатных или просто алкаш?

Зек с благодарностью пыхнул дымком:

– Да ты понимаешь, капитан, что-то мне в нём странным показалось. Ну как тебе объяснить? Я бичей-то всяких видал. А этот… Вроде артиста, для роли бродяги переодетого. Трезвый, голос такой… Ну, как у тебя, к примеру… ментовский. И взгляд строгий, цепкий. Бомжи так не смотрят… Господи! – озарённо хлопнул он себя по лбу. – Уж не вашего племяш завалил?! Во блин, облом какой вышел… Теперь точно сухари на этап сушить придётся! Слышь, командир? – заискивающе обернулся он к Смирному. – Но я, ты ж знаешь, не при делах…

– Замётано, – кивнул подполковник и взял его за плечо. – Ладно, пошли. Да шепни племяшу: пусть, пока не поздно, явку с повинной напишет. Глядишь, на суде годик-другой срока скостят.

Отведя задержанного в обезьянник, он вернулся в кабинет и вздохнул облегчённо:

– Ну вот, Николай, мы своё дело, считай, закончили. Убийц задержали. А уж кто курьера запорол – малолетка ли, дядя ли уркаган – пусть теперь прокуратура да следствие разбирается. Но, чую, для тебя ещё работа останется. И с установлением личности убиенного, и кому, а главное – откуда, он пёр золотишко, попотеть вам в управлении изрядно придётся.

5

На следующий день капитан Фролов, сопровождаемый шефом, полковником Титаренко, предстал перед грозными очами начальника УВД – генерал-майора милиции Березина.

Главный милиционер края мало соответствовал растиражированному экраном образу своих руководящих коллег. Те лампасоносцы были как на подбор кряжистыми, седовласыми, непробиваемо-спокойными, всякого повидавшими мужиками предельного для госслужбы возраста. И, в общем-то, образу верному. Ибо только обладая крепким телом, уравновешенной психикой можно дослужиться в нынешних условиях до высоких чинов, не надорвавшись, не спившись и не загнувшись преждевременно от инфаркта.

Однако Березин был моложав, худ и вспыльчив, водрузив на тонкий нос очёчки, и вовсе становился похож на склонного к истерии интеллигентика. Такой выбивающийся из плотного строя отечественного генералитета типаж начальника УВД объяснялся по настойчиво циркулировавшим в управлении слухам, высоким покровительством обитателей неких бизнес-сфер, вознёсших стремительно ещё недавно мелкого инспектора отдела кадров Березина до генерального поднебесья.

Фролов вычитал где-то, что в старину подобных генералов называли «паркетными», но начальство, как известно, не выбирают.

К тому же благодаря своей малозаметной должности капитану контактировать с главным милиционером не приходилось, но на этот раз довелось встретиться лично.

Березин сквозь золотые очёчки строго посмотрел на вошедших в кабинет, и когда полковник и капитан застыли у порога, вытянув руки по швам, сухо кивнул им на приставной столик:

– Присаживайтесь… Наконец-то у нас и уголовный розыск стал форменную одежду носить, – не преминул удовлетворённо отметить он. – Солидно, официально, приятно для глаз. А то шастали по управлению, как обалдуи. В свитерах каких-то, кофтах, куртках замызганных. Не стриженые, не бритые. Не поймёшь – то ли задержанный, то ли милиционер…

Титаренко мог бы, конечно, объяснить генералу, вся прежняя да и нынешняя служба которого проходила по выстланным ковровыми дорожками коридорам УВД, что милицейская форма на операх вовсе не приятна для глаз подведомственного им контингента, что сияющие звездами погоны и кокарды на фуражках видны за версту, в ней невозможно незаметно приблизиться к преступнику, скрутить его неожиданно и, вполне вероятно, получить пулю в сверкающий золотыми нагрудными знаками китель. И что даже в сталинские, затянутые в портупею, времена сотрудникам уголовного розыска разрешалось ходить по гражданке, но…

– Так точно, исправимся, – согласился полковник и, втянув живот, втиснулся на указанное место.

Фролов разместился напротив.

– Вот я ещё до райотделов доберусь…. – оседлал любимого конька Березин. – Лично проведу там строевые смотры. Проверю ношение формы одежды личным составом. Чтоб все как положено. Удостоверение личности в кармане, жетон, платок носовой, расчёска…

– Презерватив, – не удержавшись, вставил Фролов.

– Что? – вскинул на него линзы генерал. – А-а, понимаю. Шутить изволите.

– Никак нет! – честно выкатив глаза, ответил капитан. – СПИД гуляет по городу. Для профилактики.

– Ну-ну… – нахмурился начальник УВД. – Над этим подумаем…. – И спросил неожиданно: – С чего, товарищ полковник, начинается успех любого дела?

– Э-э… – замялся тот.

– С дисциплины! – торжествуя, отрезал генерал. – А дисциплина, в свою очередь, особенно в нашем ведомстве, – с правильного ношения форменной одежды. Чтобы блюсти честь мундира, надо, как минимум, его иметь. И постоянно носить!

Титаренко покорно склонил крупную, с проплешиной лысины на затылке, голову.

– Так что там у вас? – перешёл наконец к делу Березин.

Полковник раскрыл тонкую, бордовой кожи папочку с золотым российским гербом, специально для визитов к высокому начальству приберегаемую, достал из неё несколько листов бумаги, водрузил на нос очки и стал докладывать, вглядываясь в строчки компьютерного набора.

– Позавчера примерно в половине третьего ночи в краевом центре произошло убийство из хулиганских побуждений неизвестного гражданина. Двое подозреваемых в совершении данного преступления в ходе оперативно-розыскных мероприятий задержаны по горячим следам. Один из них, несовершеннолетний Василий Степанович Пузырёв, взял на себя вину за содеянное. При осмотре погибшего на его теле обнаружены контейнеры в виде пояса, из которых изъято золото в слитках – в количестве десять штук, весом в один килограмм каждый, а всего, стало быть, десять килограмм. По заключению нашей экспертно-криминалистической лаборатории, золото чистейшей, девятьсот девяносто девятой, пробы. Клейма на слитках, удостоверяющие вес, пробу, место и время плавки, отсутствуют. При углубленном анализе, который по нашему запросу провели на кафедре аналитической химии горно-металлургического научно-исследовательского института, это природное золото, полученное путем переплавления самородков. И соответствует образцам драгметалла, добываемого в Острожском районе.

– Выходит, оттуда курьер шёл? – уточнил генерал.

– Вероятнее всего, – подтвердил Титаренко. – Однако, по данным федерального агентства Гостехнадзора по нашему краю, промышленная разработка месторождения золота там не ведется, хотя золотоносные породы встречаются. До середины девяностых годов добычей золота в этом районе на прииске «Надежда» занималась артель, в настоящее время закрытая из-за низкой рентабельности. В самые удачные годы больше двух с половиной килограммов золота они не получали. Сейчас промывкой золотого песка в пойме реки Вея, согласно выданным лицензиям, занимаются три старателя. В прошлом году ими добыто и сдано государству около полутора килограммов золота. Конечно, наверняка есть и нелегальные старатели. Но получать золото в таком количестве, какое нёс на себе курьер, на известных месторождениях невозможно

– А на неизвестных? – спросил Березин.

Титаренко пожал печами.

– Это вопрос к геологам, – поднял он глаза на генерала, – они в неофициальной беседе заявили, что перспективных для промышленной разработки залежей золота в Острожском районе нет. Хотя документально подтвердить своё заключение отказались.

– Почему? – насторожился начальник УВД.

– Потому что со стопроцентной уверенностью заявить, что богатого месторождения там нет, не могут. Здесь, товарищ генерал, история мутная. Есть сведения, что до 1953 года промышленная разработка золота в Острожском районе велась. В спецучреждениях НКВД – МВД. Но документы по этому поводу тогда ещё были засекречены, а сейчас вообще исчезли. В управлении геологии один престарелый профессор показал мне вырезку из газеты «Таежная коммуна» за ноябрь 1950-го. В ней опубликован доклад первого секретаря крайкома партии, посвящённый тридцать третьей годовщине Великой Октябрьской социалистической революции. Профессор подчеркнул в нём одну фразу… Сейчас, я себе её переписал… – пошелестел он бумажками в папке, – вот… «Казна советского государства пополнилась в этом году почти тонной золота, добытого нашими славными чекистами в богатом недрами Острожском районе». Понятно, что наковыряли золотишко зеки, содержащиеся в лагерях. Но где именно, никому сейчас неизвестно. И если менее чем за год удалось получить тонну золота, то это месторождение, как охарактеризовал старый профессор, богатейшее. И даже указал мне на карте приблизительную территорию, где оно может находиться. Километрах в двухстах севернее райцентровского посёлка Острожск располагается обширный, практически полностью заболоченный и малоизученный участок тайги площадью около пяти тысяч километров. Туда, как говорят, даже местные охотники не ходят. А те, что пытаются промышлять там зверя, пропадают частенько. Одним словом, место действительно гиблое.

– Всё? – пометив что-то в блокноте, спросил генерал.

– Почти. Возраст потерпевшего – около сорока пяти лет. Личность до сих пор не установлена, хотя мы принимаем к этому все меры. По предметам, изъятым при досмотре погибшего, тоже ничего определённого сказать нельзя. Одежда фабричной маркировки не имеет. В кисете обнаружены обрывки газеты, все та же «Таёжная коммуна» за 1952 год. Кстати, в 1954 году издание изменило название – теперь это «Таежные новости», газета администрации края. Там же найдена смятая пачка из-под махорки, выпущенной на табачной фабрике имени Клары Цеткин. Дата изготовления не сохранилась – эта часть пачки оторвана. Но известно, что линия по выпуску махорки закрылась на этом предприятии в 1966 году…

– Запасливый парень, – хмыкнул генерал, – на сорок с лишним лет махорки заначил.

– И еще. Самое любопытное, – извлёк из папки последний листок Титаренко. – В шве телогрейки погибшего обнаружена записка следующего содержания: «Предоплата за продукцию согласно ранее оговорённого перечня. Маршрут и время доставки определите с курьером. Благодарим за сотрудничество». И всё. Ни даты, ни подписи. Остаётся предположить, что курьер нёс золото как плату за неизвестный нам товар. Мы передали записку нашим экошникам. Согласно их экспертному заключению, текст выполнен на пишущей машинке «Москва» образца 1938 года. Писчая бумага, на которой отпечатана записка, изготовлена в тридцатых годах прошлого столетия.

Закончив доклад, Титаренко застыл, сосредоточенно глядя перед собой.

– Значит, что мы имеем? – нахмурился генерал. – Неизвестного сорока пяти лет, читающего газету за 1952 год, курящего махорку, произведенную не позднее 1966 года, несущего неведомо кому записку, напечатанную на машинке и на бумаге тридцатых годов, и волочащего на себе десять килограммов золота, которое добыто в Острожском районе, возможно, в 1950 году и месторождения которого, как уверяют учёные, там сейчас нет. Он что, музей ограбил? А может, клад середины прошлого века раскопал? С махоркой и золотом…

– И запиской, в которой благодарят за сотрудничество, судя по датам, с загробным миром, – не выдержав, опять вставил Фролов.

– Да уж… Задача со многими неизвестными, – скорбно потупился Титаренко.

Березин, зардевшись от гнева, посмотрел на оперативника. Потом перевёл взор на начальника УГРО. И отчеканил:

– Приказываю вам, товарищ полковник, эту задачу решить, все неизвестные моменты установить и доложить мне лично в десятидневный срок. Вы свободны. Время пошло. А вам, товарищ капитан, – добавил он вслед, – не мешало бы посетить парикмахера. Укоротить волосы, а заодно и язык.

– Слушаюсь! – преданно глянул на него, вытянувшись по стойке смирно, Фролов. – Разрешите идти?

– Валяйте, – раздражённо махнул рукой генерал…

– Всё понял? – обернулся к капитану полковник минуту спустя, когда они, миновав приёмную, шагали длинным коридором управления. – Я тебя специально с собой на доклад прихватил, чтобы ты лично убедился, в каких условиях твоё непосредственное начальство работает. И как с нами разговаривают. А когда надумаешь в очередной раз права качать насчёт ненормированного рабочего дня да неиспользованных отгулов, вспомни, что и со мной в высоких кабинетах не церемонятся. Десять дней на всё про всё, и ни на сутки больше! С генералом ведь не поспоришь! Сказано «люминий» – значит, «люминий»!

– Поговорил – как дерьма наелся, – скривился Фролов. – Добью три года до пенсии – дня не задержусь в органах. Уйду к чёртовой матери!

– Куда? В частную охранную структуру? Там такой же наверняка сидит. Хозяин. Будешь ему дверцу в машине открывать и в глазки заглядывать. Здесь хоть государева служба… А генералов таких я знаешь уже сколько пережил? И этот, помяни моё слово, через годик-другой куда-нибудь сгинет… – А потом, покосившись на капитана, – спросил вдруг: – Ты, Никита, извини, конечно, за бестактный вопрос, у нас кто по национальности?

Тот развеселился искренне:

– Монголоид! Мне в школе за внешность пацаны кликуху Монгол дали. А вообще-то мать хохлушка, отец – якут. А я по паспорту русский. Был. В нынешних-то паспортах национальности не указывают!

– Вот и добро, – думая о чём-то своём, рассеянно кивнул полковник. – За аборигена-таёжника сойдешь. – А потом, помолчав, добавил неожиданно: – Собирайся-ка ты, брат, в служебную командировку. Поедешь в Острожский район. Экипируйся соответственно – ружьишко, патронташ… Шкур каких-нибудь зверушек на складе из конфиската прихвати – вроде продаёшь или меняешь…

– Так зверя-то зимой бьют, а сейчас лето, – подначил его Фролов.

– Ну, не знаю. Сообрази что-нибудь для вхождения в образ. Вам, якутам, видней…