Текст книги "Дети жемчужной Медведицы"

200… год
Влад

Участковый заявился на следующий же день после выходки Влада. Усадил парня на стул и кружил вокруг него подобно голодной акуле.

– Так как ты говоришь, – участковый раскрыл папку, быстро пробежался глазами по написанному, – тот мужик сам себе руку сломал? С подоконника спрыгнул и аккурат на нее приземлился?

– Со стремянки.

– С какой стремянки?

– Якут со стремянки упал. Я вообще этого не видел, мне потом рассказали. – Влад уже знал, работяга его не сдал. Почему не сдал – не понял, но даже зауважал в тот момент.

Горгулья накануне вечером вызвала парня в кабинет, где его ждал хмурый рабочий с забинтованной рукой. Увидев Влада, гастарбайтер стал вовсе чернее тучи, взгляд отводил, молчал.

– Вот, полюбуйся, – шипела директриса, указывая ладонью на притихшего мужчину, – видишь? Сколько раз я тебе говорила не ходить на стройку? А если бы не он, а ты руку сломал? Как бы я оправдываться стала? Ну чего ты молчишь, Кузнецов? Нечего сказать?

– Отпустите малого, – хрипло заговорил Якут, не поворачивая головы в их сторону. – Мы уже от начальства нагоняй получили. Завтра доска придет, пол перекроем и на этом распрощаемся. Дальше крутитесь, как хотите.

– Доска у него придет! – взбеленилась Горгулья. – Да мне ваш ремонт даром не нужен. Все равно в том крыле размещать некого. Стояло оно закрытым сто лет, и еще столько бы простояло. Теперь у меня дети туда как на экскурсию ходят. Медом, что ли, им намазано!

– Малого отпустите, – уже более настойчиво. – Я со стремянки упал, он тут ни при чем. Если спросит кто, всей бригадой подтвердим – не было его с нами.

– Поздно. – Директриса в бессилии опустилась на стул, промокнула вспотевший лоб носовым платком. – Весь интернат гудит о провалившемся паркете. Каждому рот не заткнешь. Дети молчать не станут.

– Не было его с нами, – как заевшая пластинка твердил Якут. – Если и был, значит, воды приносил. В той части здания водопровода нет.

И теперь Влад с точностью повторил вчерашнюю версию для участкового.

– Да ты не бойся, малой, – рука участкового сжала его плечо, – говори, как было. Работал ты наравне с остальными, денег тебе не платили, скажи еще спасибо руки не ломали, как альбиносу вашему.

– Я вам не малой. – Влад дернул плечом, отчего то отдалось резкой болью, все же вчера и ему досталось. – Как было сказал, больше мне добавить нечего.

– Ну-ну. – Страж порядка настаивать не стал. – Если все же вспомнишь чего, звони, не стесняйся.

Влад молча поднялся и вышел из кабинета директрисы. Сама Горгулья сидела в коридоре, теребя ворот сарафана. Из открытого настежь окна тянуло вязким зноем. Всего десять утра, а жара уже стояла невыносимая. Если такое пекло в начале июня, что же будет дальше?

Увидев своего воспитанника, женщина засуетилась. Подошла, ощупала его, точно проверяя на целостность.

– О чем говорили?

– А это, гражданочка, не ваша печаль. – Наглый голос участкового заставил ее вздрогнуть. – Если понадобится, мы и с вами побеседуем.

– Мне скрывать нечего, – тут же огрызнулась директриса.

– Может, и так. Но проверить я все же обязан.

Влад так и не понял, чего от него пытался добиться участковый и зачем вообще приходил. Даже если бы Якут заявил в милицию, что с него взять? В тюрьму не посадят, потому как несовершеннолетний, штраф платить не с чего. Потрепали бы нервы для приличия и отстали. А вот Горгулья явно напряглась. Хотя и до нее Владу не было никакого дела. Его заботили другие, куда более важные проблемы.

Крыло теперь закроют, может, даже охрану выставят, как уже делали однажды. Наверняка того же Михайловича. С ним договориться будет просто, да лишние глаза и уши все равно не нужны.

– Можно, конечно, переждать, – рассуждал сам с собой Влад, понимая – не вытерпит. Горло сдавливало, голова гудела от мыслей. Он обязательно придумает выход. Сокровища его дождутся, теперь он уверен еще больше.

В закрытом крыле он оказался на третью ночь. Никакой охраны не было и в помине. Навесной замок, надежный только на первый взгляд, оказался вовсе не заперт. Точнее, аккуратно спилен с одной стороны, чего в темноте сразу было не рассмотреть.

В какой-то момент Влада охватил ледяной страх, без всякой причины. Он развернулся, стараясь не шуметь, и уже хотел уйти, когда ему на лицо легла чья-то рука, зажимая рот. Рука пахла растворителем для краски, цеплялась за отросшую щетину на щеках застарелыми мозолями. Влад попробовал вырваться, но оказался в хитроумном захвате. Вроде и не больно, а пошевелиться не может. Не получилось даже повернуться, дабы рассмотреть нападавшего.

– Тише, малой, не дури. Я сейчас руку уберу, ты не ори, пожалуйста, люди спят. Кивни, если понял.

Влад кивнул. Он сразу узнал голос Якута. Значит, вот как тот решил ему отомстить. Почему же медлит? Мог бы уже воткнуть нож в бок или так же сломать ему руку. Якут убрал ладонь, задержав ее на несколько мгновений у лица парня. Дышать сразу стало легче, только в носу все еще оставался химический запах.

В темноте раскосые глаза зловеще поблескивали алым. Влад поежился, отметив, что плечо еще болит. Или заболело от захвата? Запоздало пришла мысль: почему Якут тогда так спокойно дал себя покалечить? В нем сил раза в три больше Владовых.

– Долго ты, малой, собирался. – Мужчина широко улыбнулся. Влад уже мог хорошо его рассмотреть, темнота постепенно редела. – Третью ночь тебя тут караулю. Уж думал не придешь.

– Я не буду с тобой драться.

Якут хрипло рассмеялся, хотя сам минуту назад призывал к тишине. И смеялся как-то злобно, обидно смеялся. А потом неуловимым движением снова скрутил Влада, да так, что парень оказался прижатым щекой к шершавой, грязной стене.

– Если бы я хотел с тобой драться, малой, не позволил бы себе кости ломать. Мне теперь придется в отпуск уходить, а семью мою кто кормить будет?

Влад сопел, раздувал ноздри в бессильной злобе, но высвободиться не пытался. Понимал бесполезность любых попыток. К тому же плечо болело все сильнее.

– Не ты меня в тот день поломал, а медведь. Только он своей силой просто так делиться не станет, обязательно взамен попросит чего-то.

Сердце пропустило удар. Откуда Якут знает про медведя? Неужели тоже видел звериную морду.

– Видеть не видел, врать не стану, – ответил, точно мысли считал. – Вот зов слышал. Он и тебя позвал.

– Отпусти, – просипел Влад. – Не сбегу.

– Да куда же тебе бежать? – Якут усмехнулся, но просьбу исполнил. – Все равно вернешься, не сегодня так завтра. Только меня здесь уже не будет.

– На кой ты мне сдался? Я тебя не звал. – Парень потирал пульсирующее плечо, стараясь не кривиться от боли. Этот альбинос небось в темноте видит не хуже кошки! И что он там про медведя говорил?

– Ты, малой, не подумай чего, – Якут снял замок, взвесил в руке, – я тебя сразу приметил. Таких, как ты, не часто встретишь. Да не заводись, – видя раздражение парня, Якут положил руку ему на плечо – о чудо! – боль начала отступать, – я не про внешность твою говорю. Ты хоть и похож на него снаружи, внутри совсем другой.

Влад слушал его странные рассуждения, мозгом понимая абсурдность происходящего, и все же не делал больше попытки уйти. Кое-что в словах альбиноса его зацепило. То, чего никто не мог знать. Он никому и никогда не рассказывал о своих снах. Да и с кем делиться? Мать с отчимом давно в могиле, а сестренка слишком мала для подобных откровений.

– Тогда почему он мне снится? – Влад почувствовал, как внутри прорвало плотину, сдерживающую многие годы бурлящую реку его страхов. Темная вода, обретя наконец свободу, с ревом и грохотом рванула вперед, круша преграды.

– Ты ему не нужен, малой. Он подбирается к кому-то, кто рядом с тобой. И он получит свое, если его не остановить.

– Как это сделать? – Влад понимал, что со стороны их разговор похож на общение двух психов, но, кроме них, здесь больше никого не было. – И кто такой он?

– Слабый человек. Слабый и несчастный. Но получивший на время силу, которая его сгубила.

– Может, хватит загадок? Почему нельзя говорить прямо? Вот ты сам кто, например?

– Я твой друг. Помочь тебе хочу. Это плохо?

Влад задумался. В его жизни никогда не было тех, кто хотел бы ему помочь. Даже мать от него отгородилась невидимой преградой, скрывая за наигранной заботой свою неприязнь, отвращение, брезгливость. Скинула его на воспитание бабке, а сама занялась устройством личной жизни. Материнскую любовь она измеряла количеством денежных переводов, считая, что этого достаточно. Бабке и вовсе не было до внука-подкидыша никакого дела. Вот и рос Владик придорожной травой, прячась от людей на заброшенной много лет назад стройке, раскинувшейся недалеко от бабкиного дома. Со временем он даже научился получать удовольствие от собственного одиночества. А игры среди осыпающихся свай, торчащих из земли гнилыми зубами, были ничем не хуже тех, в которые играли обычные дети. Это слово ему тоже нравилось. Обычность других людей автоматически возводила его на более высокую ступень. Он не был обычным, а значит, не был простым и серым, как основная масса людей. И пусть отличие играло не в его пользу, Влад сумел примириться с этим.

– У меня нет друзей. Я сам по себе.

– Глупый ты еще, – цокнул языком Якут. – Вот и влез в историю. – Раздался щелчок и темноту разбавил луч света от карманного фонарика. – Зачем ты вообще сюда сунулся? Сокровища решил найти? Так я тебе скажу – нет здесь ничего. Если когда и было, то давно все растащили, еще при жизни хозяйки.

– Врешь! – Влад, полный решимости, рванул на себя дверь. – Раз ничего нет, то незачем тебе за мной ходить.

– Не я за тобой, ты за мной ходишь. – Якут усмехнулся и, легко оттеснив Влада, прошел первым. – Ты видишь, у меня рука сломана, много не унесу, даже если найдешь чего здесь. – Он приподнял загипсованную конечность. – Только и нет ведь ничего.

– Смени пластинку, – огрызнулся Влад, ни на шаг не отставая от своего нежеланного провожатого.

Отчего-то ночью заброшенное крыло выглядело совсем иначе, нежели днем. Стены с облупившейся краской и проступившей под ней старой кирпичной кладкой вызывали неприятную ассоциацию с содранной кожей. Того и гляди, кровь потечет. Гулкие шаги, отбиваясь эхом от древних стен, превращались в зловещие стоны, затухающие где-то впереди. Сам коридор казался вовсе бесконечным, хотя был не более тридцати метров в длину. А когда до полукруглого зала, которым заканчивалось крыло, осталось всего несколько шагов, Влад услышал переливчатый женский смех, оборвавшийся вскриком и противным булькающим звуком, отозвавшимся рвотным порывом.

– Ты слышал? – Якут уже потянулся к массивной ручке двери, когда Влад остановил его вопросом. – Женский смех.

– Нет, – тот пожал плечами. – Может, показалось?

– Здесь кто-то есть, – уверенно заявил Влад, озираясь по сторонам. – Посвети-ка.

Якут послушно выполнил просьбу, обшарив фонарем узкий коридор. Все двери были закрыты, кроме одной.

– Там, – Влад указал на приоткрытую створку. – Звук оттуда шел.

Он забрал фонарь и медленно приблизился к двери. Осторожно толкнул рукой, впуская луч света внутрь. Комната служила чем-то вроде кладовки. Здесь стояли старые поломанные кровати, столы и стулья. В одном углу высилась горка полосатых матрасов. Осмелев, Влад шагнул внутрь комнаты. Под ногами громко скрипнула паркетная доска, он вздрогнул и уронил фонарь на пол. Свет заплясал по стенам, выхватывая куски все с той же облупившейся краской.

– Черт! – выругался Влад и наклонился за фонарем. Совсем рядом кто-то вздохнул. Неужели Якут решил его разыграть? Парень схватил фонарь и, резко развернувшись, посветил прямо перед собой. От увиденного из горла вырвался крик.

Девушка, бледная до прозрачности, с темными кругами под глазами, лишенными зрачков, смотрела на него, чуть склонив голову набок. На ее ночной рубашке в области живота расползалось, все увеличиваясь, красное, влажное пятно. Он ее узнал. Одна из близняшек с фотографии. Девушка подняла неестественно длинные руки и потянулась к нему, запрокинув голову. Кожа на ее шее лопнула, не выдержав натяжения, и из рваной раны брызнула кровь.

От набросившейся на него голодной волчицей паники Влад швырнул в призрак фонарем, и комната погрузилась во тьму. Ему казалось, вся его одежда теперь пропиталась кровью, он даже чувствовал, как что-то влажное и теплое стекает по лицу. Влад остервенело тер руками щеки, шею, грудь. Поднес ладони к глазам, но в темноте ничего не получалось рассмотреть.

– Эй, ты чего шумишь? – Влад не видел Якута, только слышал его сбившееся дыхание. – Решил весь интернат перебудить?

– Здесь приведение, – сообщил он срывающимся голосом. – Я же сказал тебе, что слышал чей-то смех. Почему ты мне не поверил?

Якут возился где-то возле ног Влада и не отвечал. Разумеется, он считает его психом. Влад и сам бы не поверил, если кто рассказал ему о подобном.

– Я верю тебе, малой. – Влад вздрогнул. – Она не одна здесь такая. И кто догадался детей поселить в подобном месте? Пошли отсюда, днем надо приходить. Ночью их время.

Зажегся чудом уцелевший после удара фонарь.

– Нет! – Влад был полон решимости. Призраки не могут причинить вреда, только напугать. Но на этот раз он будет готов. – Если хочешь, уходи, я остаюсь.

– Смелый. Смелый, но все равно глупый. Ладно, пошли. Покажу тебе то, ради чего ты сюда явился.

Провалившийся пол накрыли кусками фанеры, по краям натянули веревку, которая должна была преградить путь особо любопытным. Якут поднырнул под веревкой и посветил фонарем, показывая путь Владу.

– Здесь невысоко, можно просто спрыгнуть. Я не смогу, сам понимаешь. – Якут опять продемонстрировал гипс, будто о таком можно забыть. Влад кивнул, обрадовавшись удачному повороту.

Вместе они сдвинули лист фанеры. Высота и правда оказалась небольшой, чуть более полутора метров.

Оказавшись внизу, Влад попросил Якута сбросить ему фонарь.

Здесь ничего не изменилось: паутина, грязь, битое стекло и обломки старой мебели. На одной из стен красовался оборванный наполовину плакат с изображением Ленина, приехавшего на новогоднюю елку к детям. Пахло в подвале плесенью и сыростью.

– Малой, я буду говорить, куда идти. Слышишь меня?

– Слышу, – буркнул Влад, не особо радуясь такой осведомленности Якута.

– Видишь плакат висит, елка на нем нарисована? Иди по этой стене, пока не упрешься в тупик. Там кладка новая, не ошибешься. После сверни налево. А, – чертыхнулся Якут, – погоди, спущусь к тебе как-нибудь. Так не объяснить.

Почти сразу Влад услышал шум, надеясь, что Якут сломает себе шею и не будет путаться под ногами. Не сломал. Приперся.

– Вместе веселей, да, малой?

– Лучше и не скажешь, – сыронизировал Влад, но Якут то ли не понял, то ли в принципе не умел обижаться.

Оказавшись у свежей кладки, Влад почувствовал, как его буквально трясет от нетерпения. Сколько раз он подходил к этой стене с другой стороны, представляя, как однажды разнесет ее в пыль, и уходил ни с чем.

– Замерз? – по-своему расценил его озноб Якут. – Так вроде не холодно здесь. Ты не заболел?

– Ты в мамочки мне решил заделаться? – Влад чувствовал с каждым новым шагом нарастающую агрессию. Если пять минут назад он мечтал о том, чтобы Якут свернул себе шею, то теперь был готов свернуть ее собственными руками. Почувствовать, как под пальцами бьется артерия, переполняясь кровью, лопаясь, оставляет на коже синяки с неровными краями; услышать треск ломающихся позвонков, сливающийся с предсмертным хрипом в инфернальной мелодии.

– Ясно, – кивнул чему-то понятному только ему Якут. – Он все еще имеет силу. Зря я надеялся, что ее хватает только на зов.

Якут раздражал своим присутствием, выбешивал ледяным спокойствием, выводил из себя, решая за него: куда идти и что делать.

– Пришли. Ну-ка, помоги.

Влад светил фонарем в абсолютно ровную кладку. Она оказалась еще более свежей, чем та, на которую он много раз натыкался, проходя по подвалу на зов. Якут решил его разыграть? Он пришел сюда за сокровищами, а не на увеселительную прогулку.

Перед глазами опять встал кровавый туман. И был он еще плотнее прежнего. В тумане, как и прежде, слышался голос. Но если раньше голос воспринимался Владом за его собственные мысли, то теперь, казалось, звучал уже снаружи, а не внутри головы. Влад отвлекся и пропустил удар в челюсть.

– Прости, малой, так надо.

Парень не сразу понял, что произошло, тупо таращась на Якута, а потом осел на землю, чувствуя, что теряет сознание. Кровавый туман зашипел, но отступил. А голос, выбравшийся из головы, юркнул обратно и притих.

* * *

Его тянуло к этому месту и одновременно толкало в грудь упругой волной, прогоняя, не пуская. Влад знал – там его ждет то, чего он так долго искал, чем грезил во сне и наяву. Так почему теперь, придя сюда, он не решается сделать последний шаг? Откуда эта пустота, заполнившая его изнутри, вытеснившая мечты и желания, оставив только гулкое эхо отчаяния?

Он опоздал. Это стало очевидным, как только рука коснулась кирпичной кладки. От кончиков пальцев к запястью пробежали мурашки; кожа покрылась инеем, сверкающим в свете фонарика россыпью бриллиантов, которые почти сразу таяли, становясь выпуклыми капельками воды. Влад, не отрываясь, смотрел на происходящие метаморфозы. Капли воды на его коже пришли в движение, собираясь в причудливый рисунок ключа с ажурной головкой. Острая боль пронзила кожу, оставив глубокую царапину, и прозрачный ключ стал заполняться кровью, будто некто невидимый тянул поршень шприца, наполняя прозрачную колбу.

Якут схватил запястье Влада и приложил его ладонь к кирпичной стене. Несколько мучительно долгих мгновений ничего не происходило, только ключ снова начал покрываться кристалликами льда.

– Не чуди, малой! – Голос Якута прорывался сквозь поднявшийся ниоткуда ветер. В лицо полетели пыль, куски паутины и ветоши. – Там он! Ты ведь хотел увидеть!

Влад словно очнулся от морока. Хотел! И сейчас хочет!

Рука медленно входила в кирпич, нарушая все законы физики, и вот уже не видно ладони, провалившейся в ставшую вязкой и упругой стену. А в следующую секунду монолитная кладка брызнула фонтаном оранжевых искр, оглушая, лишая ориентации.

Когда пыль осела, обнажив темный провал, уходящий в глубину подвала, Якут легонько подтолкнул Влада в спину:

– Ступай, малой. Рассвет скоро, надо успеть.

Влад пригнулся и шагнул под низкий потолок. Света от фонарика вполне хватало, помещение оказалось совсем небольшим – два, может, три метра в длину и столько же в ширину. У одной стены, привалившись спиной, сидел почерневший от времени скелет со скрещенными на груди руками. Вся его поза говорила о том, что он до последнего защищал нечто дорогое для него.

– Убедился? – Парень вздрогнул и ударился макушкой о потолок. На волосы тут же посыпалась серая пыль – пепел. Откуда здесь было взяться пеплу? Никаких следов пожара в каморке не оказалось. Влад вдруг понял – скелет вовсе не от времени сделался черным, он сгорел. Значило ли это, что человека подожгли где-то в другом месте, а потом принесли сюда и замуровали? Если да, то кто-то же сюда приходил и даже сменил кирпичную кладку. Тогда почему не убрали кости?

– Ты знал? – Собственный голос показался Владу чужим: охрипший, будто простуженный и смертельно уставший.

– Да, – просто ответил Якут. – Знал и до последнего надеялся, что ошибся. Я поздно пришел сюда, как и ты, малой.

– Чей это скелет?

– Ты не слушал меня? Я уже все рассказал. Больше мне добавить нечего. Береги то, что тебе дорого, он придет за этим. Обязательно придет.

– У меня ничего нет, – горько усмехнулся Влад, – нечего мне терять.

– Тебе виднее, малой. Только помни, я тебя предупредил.

– И что теперь будет?

– С тобой – не знаю. Ты слышал его зов, и как он решит дальше, никто не сможет сказать. Авось и отстанет теперь. Поживем – увидим.

– Кто он? Ты об этой куче мусора? – Влад пнул ногой скелет и тот завалился набок. В абсолютной тишине раздался полный боли и отчаяния стон.

– Дом старый, – пожал плечами Якут, давая понять, что тоже слышал, – ветер шумит.

– Ветер, – эхом повторил Влад.

Обратный путь занял куда меньше времени. Оба хотели поскорее забыть о ночном приключении, пусть вслух никто об этом не говорил. Обветшалые стены в первых лучах нового дня больше не казались зловещими, а за приоткрытой дверью не поджидал жуткий призрак изувеченной девицы.

Влад не успел попрощаться с Якутом. Перешагнув порог заброшенного крыла, тот испарился, растаял в воздухе, оставив о себе лишь воспоминания. Позже Влад узнал, что в строительной бригаде никто не помнил альбиноса. Узбек был, но самый обычный.

А в тот день он решил вернуться в заброшенное крыло еще раз. Зов никуда не ушел и обещал дать Владу то, что он заслуживает. Если бы он только мог предугадать, какими чудовищными последствиями обернется та вылазка, своими руками заколотил бы вход в проклятое место и даже сами воспоминания о нем похоронил бы глубоко в чертогах памяти.