Текст книги "Книга Фурмана. История одного присутствия. Часть I. Страна несходства"

Покровские джинны

1

Свою вторую бабушку, жившую в маленьком городке Покров в ста километрах от Москвы, Фурман звал по имени – бабушка Нина. Она была хозяйкой огромного двухэтажного деревянного дома, общее количество комнат в котором трудно было сосчитать. На участке был небольшой яблонево-вишневый сад с несколькими старыми соснами, высокими разросшимися кленами и заброшенной беседкой. С садом граничила глухая кирпичная стена соседнего кинотеатра – раньше в этом здании размещалась пожарная часть. Правее, за садом, начинался уходящий под горку огород с крапивно-малиновыми зарослями вдоль ветхого забора.

В некоторых частях бабушкиного дома жили квартиранты. Второй этаж снимала тихая семья преподавателей покровского педучилища. На лето «верхние» обычно куда-то уезжали отдыхать, и комнаты стояли закрытыми, хотя на пустую незастекленную террасу иногда разрешалось подниматься, чтобы осмотреть окрестности. В задней бревенчатой пристройке, похожей на избушку, жили дядя Ваня и тетя Женя – бездетная супружеская пара, довольно молодая. Здоровенный улыбчивый дядя Ваня был военным, старшиной, и служил охранником в местной тюрьме. Тетя Женя казалась Фурману красивой, но он замечал в ней что-то печально поблекшее – и это лишь подчеркивалось черным платком, который она никогда не снимала. И дядя Ваня, и тетя Женя говорили с заметным «оканьем».

Время от времени внизу, в большой светлой комнате рядом с кухней, появлялся еще один жилец – маленький рыжеватый и сутулый старик дядя Миша. У него была невыговариваемая, но странно музыкальная фамилия Тей-тель-баум, напоминавшая звук, с которым раскачивался ванька-встанька, детская игрушка-неваляшка. Дядя Миша с сипением затягивался на крыльце большими вонючими папиросами, а потом жутко, задыхаясь и наливаясь кровью, кашлял. Он говорил, что он охотник, и часто, горячась, рассказывал о Кубани, где у него жила взрослая дочь с внуками, как о какой-то райской зеленой стране, куда ему следовало бы вернуться навсегда. Бабушка Нина была с дядей Мишей на «ты» и в ответ на его рассказы о благодатной Кубани иногда бросала: «Да кому ты там нужен…» – из-за чего они тут же, со странной фамильярностью, по-стариковски ссорились и потом подолгу вообще не разговаривали, демонстративно не замечая друг друга. Пару раз вскоре после таких ссор дядя Миша в самом деле куда-то съезжал. В маленькой спальне над кроватью было пришпилено расплющенное чучело настоящего коршуна, застреленного дядей Мишей, – с распахнутыми крыльями и колючими изогнутыми когтями, но без головы…

Однажды солнечным утром, когда маленький Фурман сидел на теплых ступенях задней пристройки рядом с неторопливо покуривающим дядей Ваней, тот вдруг поинтересовался, умеет ли Фурман показывать язык. Удивившись такому вопросу, Фурман быстро высунул кончик языка и тут же спрятал его обратно.

– Ну не-ет, это ерунда! – махнул рукой дядя Ваня. – Это разве язык? Ты не умеешь показывать…

Зная, что показывать язык нехорошо, Фурман огляделся и сделал как надо.

– Вот это другое дело, – одобрил дядя Ваня. Выпустив вверх дым, он спросил, проснулся ли уже старик, Михал Наумыч, дядя Миша. Тот обычно вставал поздно, и Фурман его еще не видел.

– А ты ему-то показывал уже, как ты умеешь высовывать язык?

«Нет, конечно!» – удивленно помотал головой Фурман.

– Слышь, Сашк! А я думаю, ему тоже посмотреть будет интересно. Он же у тебя вон какой длинный-то, язык. Ну-ка, покажи еще! Да, старик-то такого небось и не видал никогда! Такого языка ни у кого и нету на целом свете!.. Жень! Ты глянь-ка, как вон Сашка умеет язык-то показывать!

Тут Фурман догадался, что дядя Ваня его дразнит, и улыбнулся.

– Да отстань ты от него! – заступилась за Фурмана выглянувшая в открытую дверь тетя Женя. – Что ты как малый…

– Подожди, не мешай! – отмахнулся дядя Ваня. – Слушай, Лександр, ты вот что сделай: когда старый на крыльцо-то ваше выйдет, ты к нему подойди, да не забудь, поздоровайся сперва, а после покажи ему свой язык, чтоб он тоже посмотрел.

– Нет, нельзя! – убежденно возразил Фурман.

– Да ты на что ж его поджучиваешь-то, балда?! – сердито высунулась тетя Женя. – Ты, Саша, не слушай его, он тя хорошему-то не научит…

– Ступай, ступай отсудова… Исчезни, я сказал! У нас с Лександром сурьезный разговор идет, верно?

– Совсем, что ль, черт, из ума выжил… – слышна была тетя Женя.

– А-а, баба… Чего б понимала… Верно, Сашк?! Бабы – они же не секут ни хрена!.. Мы-то с тобой мужики, да?.. – и, помолчав, дядя Ваня спросил: – Ну, сделаешь как я сказал?

Фурман увертливо предложил, чтобы он сам показал язык дяде Мише.

– Так я уж ему показывал, сколько раз!.. Ему мой-то и неинтересно будет – у меня язык как язык… А вот у тебя – это да!

После предъявления дядей Ваней своего неказистого языка и обсуждения различных вариантов сошлись на том, что, показав язык, Фурман все же скажет, что это привет от дяди Вани. Они пожали друг другу руки, и дядя Ваня, тяжело поднявшись, ушел к себе в дом.

Несколько раз Фурман бегал к своему крыльцу смотреть, не вышел ли дядя Миша. Наконец тот стал медленно спускаться по ступенькам, отворачиваясь от дыма своей папиросы и щурясь на солнце. Фурман срочно вызвал дядю Ваню и, вернувшись, громко поздоровался.

– А, здорово, здорово, малыш! – кряхтя и кашляя, улыбнулся дядя Миша. Лицо у него было бледное, в красных прожилках, а щека в одном месте слегка порозовела, видно, была примята со сна…

– Дядя Ваня просил вам передать привет, – сказал Фурман и высунул язык как можно дальше, от усердия даже замычав странным голосом.

– Что-о?! – вдруг изменился в лице дядя Миша.

Убрав язык, Фурман с растерянной улыбкой пояснил:

– От дяди Вани! – и посмотрел за угол, откуда дядя Ваня ободряюще кивал ему и делал знаки рукой: мол, давай, давай!..

– Мерзавец! Как ты смеешь, негодяй?! Дрянь такая! Я убью тебя за это!!! – завизжал и затопал разом побагровевший старик и кинулся к Фурману, потрясенному его мгновенным превращением. В ужасе отпрянув, Фурман краем глаза заметил, как, согнувшись, прячется за угол большой и сильный дядя Ваня. Старик, выпучив глаза и страшно крича, надвигался, уже почти зацепив его вытянутыми трясущимися руками.

– А-а-а-а!!! – завопил Фурман, извернулся и, не разбирая дороги, помчался через сад и огород. Упершись в забор на другом конце огорода, Фурман со страхом обернулся. Бежать теперь можно было только вбок, вдоль забора, – но за ним пока вроде никто не гнался…

Во дворе слышались крики. «А вдруг он там кого-нибудь убьет?..» – горько подумал Фурман и обессиленно опустился на корточки. Крики продолжались, а возле беседки он заметил какое-то стремительное движение. Фурман испуганно поднялся – это была бабушка Нина. Она несколько раз громко позвала его и, увидев наконец, побежала к нему по дорожке. Фурман не двигался, на всякий случай поглядывая в сторону другого входа в огород.

– Что с тобой, Сашуня?! – тревожно осматривала его бабушка. – Он тебе ничего не сделал? Ты просто испугался, да? – Бледный Фурман кивнул. – Ну, не бойся. Пойдем домой. Он тебя не тронет. Поорет и перестанет, не обращай на него внимания… Пойдем домой, Сашуня! – Но идти Фурман боялся.

– Вот дурак-то старый! – не сдержалась бабушка. – За что он на тебя набросился-то?

Фурман кое-как объяснил, и бабушка, заметно успокоившись и даже, как показалось Фурману, в какой-то момент быстро усмехнувшись, обняла его, и потом они потихоньку двинулись к дому. Прислушиваясь к приближающимся крикам, Фурман нервничал и замедлял шаг. Бабушка, крепко держа Фурмана за руку, в сердцах произнесла: «Вот ведь, вроде взрослые мужики, а ведут себя как неразумные дети!.. Ну ничего, я им сейчас покажу…»

Под защитой собравшихся во дворе взрослых Фурман прошмыгнул в дом мимо все еще ослепленного яростью, злобно сопящего старика. Из комнат ему было слышно, как бабушка Нина ругается: «Да разве это можно?! Напугал ребенка до полусмерти! Так можно заикой оставить на всю жизнь!.. Пожилой человек – надо же соображать, кто перед тобой!» – и еще долго они там бубнили и угрожали друг другу. «Ну и ну!..» – думал Фурман, сидя в уголке на диване.

2

Летом в Покрове иногда оказывались все четверо внуков бабушки Нины. Двоюродных Таню и Вову Фурман любил больше, чем своего привычного Борю. Однако, поскольку все трое старших были погодками, Фурман обычно оставался один, и они обращали на него внимание, только чтобы посмеяться. «Не слушай ты их! – уговаривали его взрослые. – Играй сам. Они уже большие, нечего тебе с ними делать. А то ты бегаешь за ними как хвостик, а потом жалуешься…»

– Хочешь познакомиться с джинном? – спросил как-то Вова, самый младший из них, отведя Фурмана в огород.

– Нет! – сразу ответил Фурман.

– А ты вообще знаешь, кто такие джинны-то?

Фурман знал, поэтому и не хотел. В Москве у него была тонкая книжка с картинками «Волшебная лампа Аладдина», но в этой странной сказке было что-то отвратительное, и Фурман никогда не читал ее сам. Кроме того, однажды Боря уговорил его вместе сходить на дневной сеанс американского фильма «Седьмое путешествие Синдбада-морехода». Уже вскоре после начала фильма Фурман стал упрашивать Борю уйти, а потом, по сочувственному Бориному совету, вынужден был со страху спрятаться за кресло, поближе к полу. Сидя там, он увидел, что их сосед, взрослый парень в очках, то и дело закрывает глаза – это даже успокоило Фурмана, и он через некоторое время, ориентируясь на нестрашные звуки, осторожно высунулся из-за кресла и потом сел. А уж дальше, если что, просто пригибался, чтобы не смотреть. Так что «знакомиться» с джинном Фурман совсем не хотел.

– А зачем? – спросил он в ответ на Вовкины уговоры. – Чего мне с ним делать?

– Ну, если ты ему понравишься, можешь у него попросить чего-нибудь.

Фурман поинтересовался, знаком ли уже сам Вова с этим джинном и просил ли он чего-нибудь.

– Да, несколько раз он исполнил то, о чем я просил, – задумчиво признался Вова.

– И о чем же ты просил? – со скептической жадностью углублялся Фурман.

Вова сказал, что это тайна, об этом нельзя никому рассказывать, а то ОН рассердится… Но потом все же сказал об одной вещи, которую принес ему джинн перед Новым годом: это была настоящая сабля. Вова уверял, что она спрятана у них дома на антресолях.

– Ты только никому не говори! – предупредил он, пообещав в Москве, когда Фурман к ним приедет, потихоньку показать ее.

– Ты меня опять обманешь, – с легчайшей укоризной сказал Фурман.

– Нет, в этот раз нет. Правда.

Предстоящее знакомство требовало особой подготовки – ведь теперь еще и сам этот джинн должен был каким-то образом дать свое согласие, чтобы Фурман его увидел.

Фурман пошел заниматься своими машинками и прочими делами, но, встречая Вову, все спрашивал его, поговорил ли он уже с джинном и скоро ли он сможет это сделать, интересовался, как выглядит джинн и как его зовут… Вова отвечал уклончиво, сердился на фурмановское нетерпение, объясняя, что дело-то серьезное, это ж не по телефону позвонить. Вопрос об имени озадачил его, это была чуть ли не самая главная тайна. «Если ОН захочет, сам тебе скажет при встрече».

Пару раз Вова звал Фурмана в огород следить «за знаками»: формой облаков, направлением легкого дыма из печных труб, полетом ворон и порывами ветерка. Фурман настороженно озирался, но ни в одном из этих движений Вова не видел искомого знака от джинна…

– Ну все, пошли, – вдруг позвал Вова забывшегося в песочной куче Фурмана.

– Уже? Куда? Ты его видел?.. А может, не пойдем?

– Нет, все, теперь уже нельзя отказываться. А то он рассердится и будет мстить нам.

Перед Фурманом мелькнули несколько ужасов, и он нехотя встал. Идти надо было опять на огород. Обойдя высокий компостный ящик, Вова остановился.

– Мы должны подождать здесь. Наблюдай за небом.

– Он что, прилетит?! – с ужасом спросил Фурман, представив себе огромную тень, внезапно накрывающую сад и огород. Вова точно не знал, но, посмотрев на затрясшегося Фурмана, сказал, что, скорее всего, джинн появится каким-то другим способом.

– Я больше не хочу… Я хочу уйти… – Фурман позеленел, и ему на глазах становилось плохо.

– Да ты не бойся, он нам ничего не сделает. Он добрый. Он хочет только познакомиться с тобой, и все. Подожди, не уходи.

Но Фурман уже и не мог никуда уйти. Он вцепился в Вову холодными пальцами и застучал зубами.

Вдруг скрылось солнце.

– Вот! – сказал Вова. – Подожди, отцепись на минутку, я дам ему сигнал.

Вовка достал из кармана остро пахнувший спичечный коробок и потряс его:

– Я должен зажечь спичку и бросить ее на землю… Знаешь, мне самому стало страшно, – с кривой улыбкой пояснил он. – Ну, сейчас, смотри! Смотри внимательно!

Фурман прижался к нему. Вовка зажег спичку и стал рассматривать траву перед собой.

– Сейчас он должен появиться… Я уже чувствую его приближение, – бормотал он. Спичка погасла.

– Давай убежим! – прошептал Фурман в последний раз.

– Он уже здесь, тихо! – Вовка чиркнул второй спичкой и, прикрывая ее ладонью, подождал, пока она загорится ровно. Потом он осторожно наклонился и опустил ее в траву. Резко выпрямившись, он быстро отступил на шаг, почти отскочил.

– Осторожно! Не шевелись!

Из травы стал подниматься дымок, там что-то слабо загорелось, и вдруг из-под земли со злобным ревом вылетело вверх густое красное пламя. Оно секунду, гудя, висело в воздухе и, как бы оглядевшись, в одно мгновение исчезло.

И Фурман, и Вова были в шоке. Фурман плакал.

– Здoрово, да? – произнес Вова. – Ты видел? Да не плачь, глупый, уже все кончилось. Он улетел!..

– Я не хотел!.. Ты меня заставил! Я все про тебя скажу!.. – бессильно плакал Фурман. Остановить его не удавалось, он порывался бежать в дом, и перед лицом возможных серьезных неприятностей Вовке в конце концов пришлось использовать последнее средство: он признался, что это он все устроил.

– Не было никакого джинна, я это придумал, там был порох! – убеждал он, но всхлипывающий Фурман ему не верил.

– Вот, смотри, видишь – тут дырка? – Вовка расправил траву и показал какую-то норку в земле. – Посмотри, не бойся. Там уже нет ничего!

Он стал разрывать землю вокруг этой норки и откопал грязную стеклянную банку.

– Вот, видишь? Я сюда пороху насыпал, а сверху бумагу. Когда она загорелась, порох взорвался. Здoрово ведь было?..

Фурман не верил, не понимал, но все же спросил, откуда порох.

– Дядя Миша мне как-то подарил несколько полных гильз, и я из них порох сюда насыпал, – неохотно объяснил Вовка. Но потом признался, что взял их без спросу: «Ну, тогда, помнишь?..»

– Понял теперь? Не будешь больше сопли распускать?

Шмыгнув носом, Фурман помотал головой.

– А почему же он так гудел? И так высоко?..

– Откуда я знаю – порох! Наверное, слишком много насыпал… Ну все, идем?

Они пошли к дому, и там Вова оставил Фурмана, напоследок со строгим презрением посмотрев на него.

Фурман задумчиво сидел на диване в светлой большой комнате. Два окна в ней выходили на улицу, а два других – одно было распахнуто – во двор. С улицы издалека доносилось цоканье каблуков, проехал насмешливый грузовик. Во дворе рядом с домом сильно шелестел клен, пискляво и отрывисто кричали несколько птиц. Один раз пробили большие настенные часы с маятником. В этой отчетливой тишине Фурман опять увидел и услышал, как в воздухе с гудением возникло мохнатое плотное огненное тело и как оно унеслось, а Фурман заметил, что небо изменилось. «Вовка – дурак, – подумал Фурман. – Зачем он это сделал?..»

3

На следующий день к истории с джинном бодро подключилась Таня.

– Не хочешь, не верь, – равнодушно предлагала она. – Я Вовке сразу сказала, что ты испугаешься, поэтому он и хотел тебя проверить с этим своим дурацким порохом… На самом-то деле настоящий джинн совсем не такой и увидеть его – совсем не так просто.

– А ты сама его тоже видела?

– Я-то? Видела… Пару раз.

– Ну, и какой он?

– А тебе-то зачем это знать? Ишь, какой хитрый! Ты же боишься!? Лучше не спрашивай, а то помрешь еще со страху – отвечай потом за тебя. Скажут еще: напугала бедного Сашку до смерти! Ха-ха-ха! – эти собственные шутки ей очень нравились. – Я-то его видела и – ничего, жива покуда. На самом деле, я тебе по секрету скажу, он вовсе не такой уж и страшный, как ты себе по сказкам, наверное, представляешь. Это ведь не самый главный джинн, а так, мелюзга какая-то – вроде тебя! – и она опять захохотала. – С большим-то джинном мы бы и сами побоялись связываться. Что мы, дураки, что ли?.. А этот ничего такого уж плохого сделать не может, у него для этого силенок пока маловато. Он только учится делать разные пакости. Так-то, по мелочи, он может навредить, конечно, – особенно если его обидеть или разозлить чем-нибудь… А впрочем, чего это я тебе все рассказываю? Тебе ж это ни к чему совсем знать, я и забыла. Ой, Сашка, заболталась я тут с тобой вконец!..

Фурман недоверчиво улыбался.

Ближе к вечеру Вовка вызвал его во двор и сказал:

– Ты извини, что я тебя так напугал… Тебе Таня, наверное, все объяснила? Ну, что я хотел тебя проверить?..

Фурман, сохраняя загадочно-обиженный вид, молча покивал.

– Знаешь, я себя чувствую немного виноватым… Потому что на самом деле как раз сегодня джинн исполнил одно мое желание и принес мне такую замечательную вещь – я его очень давно об этом просил, и вот, получил ее… Хочешь, чтобы мы уж совсем помирились и ты бы на меня больше не обижался, я одному тебе покажу эту вещь?

– А что это за вещь? – осторожно смягчаясь, спросил Фурман.

– Это драгоценность, очень древняя…

Из темного сарая Вовка, покопавшись, вынес что-то, завернутое в тряпку. Вещь оказалась большим старинного вида подсвечником. Он был немного помятым в некоторых местах, но все равно красивым.

– А зачем он тебе? – с легкой завистью удивился Фурман.

– Как зачем? Он же из настоящего золота! Знаешь, сколько такая старинная золотая вещь стоит?.. Она, наверное, вообще бесценна! Второго такого подсвечника нету, он единственный в мире! Ведь джинн достал его из прошлого!.. Ты что, думаешь, я тебя опять обманываю, что это не золото? Да ты потрогай, только не урони…

Подсвечник был тяжелый и по цвету красновато-золотистый.

– А почему он такой красный?

– Да ты видел когда-нибудь настоящее золото? – возмутился Вовка.

Фурман растерянно покачал головой.

– Ну так вот… Это – чистое золото, секрет его изготовления, наверное, давно утрачен. Ты, небось, думал, что золото должно быть желтым? А чистое золото, наоборот, как раз такое красноватое… Ладно, давай сюда. Ты иди домой, а я его спрячу обратно. Только ты никому не рассказывай!

Смущенный Фурман ушел, думая о том, чтo можно было бы купить на это золото. У крыльца он встретил Таню, которая мимоходом поинтересовалась:

– Ну что, видел, чего Вовка себе у джинна выпросил? Вот это вещь, да?.. Вроде дурак-дурак, а соображает иногда!..

Следующий день был сырым и холодным. Фурман ходил в резиновых сапогах, оставляя узорные следы на мокром песке.

– Сашка, слушай-ка, – подскочила к нему встревоженная Таня, – ты уже знаешь, что Вовка решил выкинуть свой подсвечник?! Говорит, он ему надоел. Совсем обалдел, наверное, от счастья. Иди-ка, поговори с ним сам. Может, сумеешь его отговорить…

– А зачем он мне? Возиться, продавать его… Еще спросят, откуда я его взял… Лучше я потом попрошу себе еще что-нибудь, с драгоценными камнями, – может, маме подарю на день рожденья, – объяснил Вовка. Но отдать подсвечник отказался: мол, дареное не дарят, сами для себя просите – а то джинн рассердится и перестанет исполнять желания.

Как они его ни упрашивали, он все ходил с подсвечником под курткой и думал вслух, куда бы его выкинуть, чтобы никто не нашел. Таня злилась:

– Вот дурак-то жадный, да? Ни себе, ни людям!..

Наконец Вовка придумал чудовищный способ избавиться от золотого подсвечника: он решил бросить его в дырку в туалете. Несмотря на мольбы прослезившегося Фурмана и отказ Тани присутствовать при этом преступлении, Вовка так и поступил, хвастливо заявив напоследок, что если ему понадобится, он может попросить у джинна сколько угодно еще более драгоценных вещей.

Фурман был потрясен и решил больше с Вовкой не водиться, о чем доверчиво сообщил Тане. Таня стала уговаривать его, чтобы он не расстраивался: мол, да мы сами лучше у джинна попросим, чтобы он вернул нам этот подсвечник… «Только чистым, конечно!» – не удержалась она, и они с Фурманом стали хохотать до слез. «А Вовке тогда – шиш с маслом достанется, раз он такой!» – решили они.

Все же, прежде чем просить что-либо у джинна, надо было с ним встретиться. Может, конечно, и будет немножко страшно – это же все-таки настоящий джинн, хотя и не очень могучий, – но ради исполнения желаний стоит потерпеть, верно?

В пыльном чулане Фурману показали маленький серебряный чайничек, в котором, как оказалось, и жил джинн. В чайнике он поселился добровольно, за неимением другого подходящего пристанища. Можно было даже приподнять крышечку и заглянуть в казавшийся пустым и необжитым сосуд – пока джинн куда-то улетал по своим делам. Все побаивались, что он вдруг вернется, и Вовка остался сторожить во дворе. Все обошлось, если не считать того, что Вовка пару раз врывался в чулан с криком «полундра!», пытаясь их напугать.

Вечером джинн вернулся в чайник, и встреча была назначена им на завтра, на после обеда, в беседке.

Серебряный чайничек был загодя осторожно перенесен в беседку и поставлен посреди старого качающегося стола из досок.

После обеда, поболтавшись минут пятнадцать по двору для отвлечения внимания взрослых, все четверо собрались в беседке, и каждый выбрал себе место за столом (при этом Фурмана загнали в угол, подальше от выхода). Фурман обратил внимание, что у присоединившегося к ним Бори было слегка недовольное выражение лица, как будто он не очень хотел во всем этом участвовать, но его уговорили. Таня, как всегда, была энергична, а Вова спокоен и сосредоточен.

– Ну, приступаем? – спросила Таня.

Перед тем как вызвать духа, требовалось ему помолиться. Фурман не знал, как это делается, и все долго учили его, как надо сидеть, как складывать перед грудью руки и какие слова повторять про себя. Пришлось остановиться на сокращенной формуле, поскольку «всю программу» Фурман никак не мог запомнить целиком. Наконец все снова расселись, но Фурману, благодаря Таниному заступничеству, разрешили отодвинуться подальше от чайника. Обстановка была торжественная и нервная. Все закрыли глаза и, опустив головы, как на всякий случай подглядел Фурман, что-то шептали про себя – молились.

– Ну все, Вовка, начинай! – скомандовала Таня.

– Подождите! А что будет? – вдруг вылез Фурман. – Я боюсь! Я не знаю, что я должен делать? Ведь я же в первый раз…

– Да, что ж это мы?! – сказала Таня. – Самое главное-то и забыли! Надо же Сашке все сперва объяснить как следует. А то он еще ничего не поймет, он же у нас тупой, ха-ха, и у него может сложиться совершенно превратное впечатление о том, что здесь происходит.

Фурману объяснили, что, во-первых, он должен сидеть смирно и не дергаться, пока все не закончится. «Ты смотри на кого-нибудь из нас, – посоветовала Таня. – Вон, на Борьку – он у нас отличник, знает, как надо себя вести, так что бери пример с него. – Боря поморщился. – Дальше будет вот что: сначала Вовка зажжет спичку и бросит ее в чайник».

– А-а!.. – заулыбался Фурман. – Я все это уже видел! Это все неправда, ты мне сама говорила. Там опять порох! Я так и знал, что вы меня обманываете…

Все были возмущены: да нет там никакого пороха! Да и вообще, нужен ты кому-нибудь, чтобы тебя, дурака, обманывать! Можешь уматывать, тебя тут никто не держит! Только давай побыстрее!.. – Они даже попытались выпихнуть Фурмана из беседки, но потом опять расселись и продолжили объяснения. Горящая спичка нужна потому, что джинн имеет огненную природу. Он же не может появиться, если ему просто сказать: «Эй, джинн, давай, выходи!» Он же не собака какая-нибудь, которая из будки вылезает, когда ее позовут. Он вообще слов не понимает и говорить на человеческом языке не может. Зато он может читать мысли. Но чтобы он появился, его нужно привлечь чем-то, что похоже на него самого, то есть огнем. Обычно, являясь людям, джинн выглядит как густое облако дыма, так что увидеть его подробно нелегко, надо всматриваться. Бояться нечего – по крайне мере сейчас – джинн хочет просто взглянуть на Фурмана, чтобы потом исполнить его тайное желание, которое Фурман должен успеть загадать во время этой встречи. Поэтому он должен быть очень собран и думать только о том, чего он хочет попросить у джинна. Если же Фурман испугается, то джинн просто сразу улетит и, обидевшись, возможно, вообще больше не станет исполнять их желания. Так что пусть Фурман не вздумает испортить им «малину»!

– Ну что, все понял, дурья башка? – завершила инструкции Таня. – Давай, Вовка, поехали! А то нас тут, того гляди, застукает кто-нибудь из взрослых – а мы тут джинна вызываем, понимаешь…

Все опять сосредоточенно посидели с закрытыми глазами. Потом Вова чиркнул спичкой и аккуратно вставил ее в носик серебряного чайника. Она тут же погасла. Все заволновались, и решено было, несмотря на риск, приподнять крышечку и бросить спичку прямо так, сверху. Джинну вся эта возня могла, естественно, не понравиться, но что делать…

Все постарались отодвинуться подальше от стола.

– Слушай, Вовка, ты уверен, что все правильно делаешь? А то сейчас как взлетим все на воздух…

– Спокуха! – сказал Вовка. – Может, и взлетим…

Одной рукой он приподнял крышечку, мягко положил внутрь горящую спичку и успел даже немного прикрыть отверстие. Фурман заметил внутри что-то серое, свернувшееся в комок.

– Ну, Сашка, держись! – громко прошептала Таня. Все отшатнулись и прищурились.

Из чайничка длинными тяжелыми струйками вытянулся какой-то желтоватый едкий дымок. Из-под крышки на миг высунулось маленькое грациозное пламя. Запах становился все сильнее, все сморщили носы. А дым быстро разрастался и густел, упираясь в потолок и заворачиваясь медленными клубами.

– Фу, ну и вонь!.. – произнес Боря.

– Да ты что, молчи, дурак! – оборвала его Таня. – Смотрите! Смотрите!

Клубы тяжело ворочались внутри странного извивающегося столба, нагнувшегося над столом. «Нет!» – крикнуло что-то в Фурмане, и он, не помня себя, но ощущая затылком погоню, выпрыгнул из беседки и куда-то побежал…

Очнулся он лежащим в огороде за самой дальней грядкой, у забора, головой к беседке. Тут же, пригибая головы и растерянно улыбаясь, были все остальные.

– Ты чего, совсем ошалел, что ли?! – сердито спросила Таня.

– Ну ты, Сашка, даешь!.. – покачал головой Вова.

– Чего ты так припустил-то? – поинтересовался Боря.

Все они лежали на земле рядком, как в окопе…

– Ты там правда увидел, что ли, кого-нибудь? Ну-ка, признавайся!

Фурман нервно пожал плечами. Говорить он пока не мог.

По просьбе Тани Вовка выглянул и сообщил, что там вроде бы никого не видно и дыма тоже. Все облегченно зашевелились и, рассматривая друг друга, стали смеяться над тем, как они быстро здесь все очутились, заразившись фурмановским страхом. Загадать желание Фурман, естественно, не успел, что послужило поводом для новых насмешек.

Впоследствии Боря убеждал его, что в чайнике находились куски засвеченной фотопленки – поэтому было так много дыма и такой запах. Фурман не возражал, но все это были «остатки», которые не могли объяснить того, что происходило. Что он, в конце концов, дыма, что ли, никогда не видел?

4

Вова сказал, что ему стало стыдно перед джинном за то, что он так обращается с его подарками, что он, конечно, совершенно напрасно зазнался и что он поэтому вчера попросил у джинна еще один подсвечник, такой же как был, без всяких драгоценностей. Что джинн и сделал. Фурман насмешливо предположил, что Вове пришлось лезть за своим «подарком» в туалет.

– Ты что, думаешь, я совсем «того»? Чтобы тебя попугать, полезу в говно?.. Ты что, правда так считаешь? Я на тебя тогда обижусь просто, и все.

Помирила их Таня. Недоверчиво рассмотрев подсвечник, Фурман убедился, что он немного отличается от первого: помят в других местах и блюдечко другой формы. У Фурмана тут же возник каверзный вопрос: а почему джинн подарил Вовке такую потрепанную вещь? Что он, не мог найти поновее чего-нибудь?

– По-твоему, он их из ювелирного магазина таскает, что ли? – ответил Вовка. – Эта вещь если и украдена где-нибудь, то из дворца персидского шаха, или принесена из Аравийской пустыни, из далекого прошлого… Видишь, на ней еще песок остался… Можно при случае спросить у джинна. Кстати, ты сам-то успел какое-нибудь желание загадать?

– Да Сашка так перепугался, что все на свете позабыл! У него, небось, только одно желание было: поскорее в землю закопаться в огороде… – посмеивалась Таня. – Ну, ничего, придется еще разок попробовать!

– Нет уж, спасибо, хватит! – сказал поумневший Фурман. – Не нужны мне ваши золотые подсвечники!..

Да-а, Сашка-то оказался крепким орешком… Но к концу лета, когда джинн совсем уже было собрался навсегда улететь на свою родину, в пустынную жаркую Аравию, Фурмана все же уломали. Как-то так получилось, что он хочет именно саблю, как у Вовки.

Боря к тому времени уже уехал, а джинн, покинув чайник, временно поселился во дворе, под заброшенной туалетной будкой, и по ночам сильно мерз там. Вообще, наши холодные края ему не годились.

Фурмана заставили произнести какие-то слова поблизости от старого туалета и попросить об исполнении своего тайного желания. А его робкие попытки пожелать чего-нибудь другого были сразу пресечены: мол, нет уж, поздно, дорогуша…

Получение сабли почему-то долго откладывалось – видимо, джинн выбирал в прошлом, какая получше. Даже Тане это надоело, и она стала выражать сомнения, не улетел ли уже наш друг совсем к чертовой матери в теплые края, плюнув на все ваши дурацкие желания…

Наконец торжественный момент все-таки наступил. Джинн не обманул, хотя у него были свои дела. Но поскольку это желание было самым последним, он на прощание, «на добрую память», так сказать, решил его обязательно исполнить.

Вовка вел последние переговоры с джинном на пустовавшем втором этаже, время от времени высовываясь с террасы и проверяя, что делают томящиеся внизу Таня и Фурман. «Осталась одна минута!» – глухо донесся Вовин голос. Фурман почувствовал приятное волнение, как перед днем рождения. Вдруг сверху из-за перил что-то вылетело и грохнулось на камни рядом с ними.

– Вовка! Ты чего, совсем охренел?! – задрала голову Таня. – Чуть не убил тут нас с Сашкой!

Вова, улыбаясь, смотрел на них сверху.

Упавший предмет был довольно странным. Во-первых, если уж на то пошло, это была вовсе не сабля, а скорее что-то вроде шпаги. Во-вторых, она была очень уж грубой: на тяжелый четырехгранный стержень, кое-где покрытый слоем ржавчины, было насажено нечто, напоминающее крышку от консервной банки – по краям даже сохранились следы от открывалки. Располагавшаяся за этим жалким кружком рукоять была плотно и даже не без «художества» обмотана толстым слоем синей изоляционной ленты.