Текст книги "Этой ночью или никогда"

Александр Галин

Дыра

Пьеса в 2-х действиях

Действующие лица

Юрий Звонарёв – Йорик.

Елена Пардо.

Валя Фосс-Дивизионная.

Головатюк.

Баламутенко.

Безбрыжая.

Рашид Меламудов.

Владыко.

Бийсябога.

Карандасов.

Герасим Нужнов.

Действие первое

Звонарев.

Звонарёв. Уходит время и приходит время. Время движется. А кто-нибудь его видел? Интересно, как он выглядит, этот движущийся гражданин? У него есть пульс, он издает гул, летит на крыльях, иногда ему подсказывают направление – вперед, как вы понимаете, только вперед. Его изображают великим и могущественным, побеждающим все, и твердь, и плоть. Я чувствую колорит времени в кошмарных феериях Иеронима Босха. Босха давно нет, а время на его картинах живет, и дышит, и никуда не движется. Значит, оно не из нашего прошлого, а из нашего настоящего и, возможно, будущего. Я раньше думал, что на его картинах – сон. Теперь я понимаю, что на них не сон, а явь. Ну или явь и сон у него написаны одновременно. В моей истории я тоже расположил бы их одновременно – явь и сон. Вы мне не поверите, скажете, что ничего подобного не было и не могло быть. Не стану спорить. Итак, против окна рос огромный куст сирени, и однажды в самое сердце куста вошел белый как снег козел с ясными, умными глазами. И стал неотрывно смотреть на меня. Я боялся пошевелиться, а козел смотрел – час, а может быть, два, и я вдруг почувствовал, что время остановилось. Я взглянул в окно и увидел крохотный районный город Дыров, огоньки одноэтажных домов, кривую опустевшую улицу, по которой уходил одинокий козел. Я вспомнил о себе, я понял, что в этом городе живу я, Юрий Звонарёв, в недавнем прошлом студент-философ, вспомнил университет, любимую девушку Инну, которую я называл Инезилья и которая стала редактором на Кольском полуострове, вспомнил ребят. Всех разметало распределение по бескрайней стране. Время остановилось! А возможно, оно никуда и не двигалось, это мы убегали от него… Инезилья, время остановилось, – я увидел себя и вспомнил, с чего тут началась моя жизнь… или сон. После распределения я долго искал Дыров на карте, но так и не нашел. Горожане и жители Дыровского района любовно называли райцентр Дырой. В отделе народного образования мне случайно попался справочник телефонов местного начальства. Меня поразили их фамилии. Председатель Головатюк, его заместитель Баламутенко. Я думал: каков он, неведомый Рашид Меламудов? Кто такие Герасим Нужнов, Харитон Бийсябога, Виктор Тихонович Карандасов, Владыко?.. Я читал тогда справочник, корчась от смеха, и не знал, что меня уже несет к этим людям. Не знал, что наступит день, и завотделом культуры товарищ Безбрыжая выстроит на голове рыжую башню в парикмахерской, войдет с тылов в галантерейную лавку, прекрасная, как восточная богиня с храмом на голове, и украсит себя золотыми цепями и иной бижутерией; а в двух шагах от нее натянет на маленькие копытца лакированные туфли с бальными каблуками неспокойный как ртуть Рашид Меламудов, и, превозмогая себя, удержится, не возьмет последней, восьмой, кружки пива мрачный Герасим Нужнов, а выпьет всего семь… И, конечно, я не знал, что все это будет происходить оттого, что председатель Головатюк соберется в отпуск, а его подчиненные захотят его проводить… А теперь представьте, друзья, как над почерневшей весенней, но все еще оледенелой пашней сгорает в вечернем небе холодный сухой апрель. Ветер носит по небу клочья серых облаков, похожих на вырванную божью бороду, а по земле колючую пыль. Но все это за окном. А в спецкабинете местного ресторана «Ласка», за плотными шторами, жарко и шумно. Самого стола мы не увидим, потому что он остался в соседнем помещении, навеки сохранив государственную тайну этого спецобслуживания, и сейчас гости шумно выходят оттуда в помещение, предназначенное для отдыха…

Возникает музыка, и Безбрыжая вызывает на плясовой поединок Герасима Нужнова.

Нужнов. Опа, опа… накося, Европа…

Все бьют в ладоши, горячат Нужнова.

Владыко. Рашид, глянь на Герасима!

Безбрыжая (не сдается). На-ка, на-ка, какая кулебяка…

Пошла по кругу, манит плечами, закидывает руки с грубыми кистями за голову, раскаленную вином.

Нужнов. Ну-ка, ну-ка, смотри, какая штука…

Владыко (Меламудову). Безбрыжая у нас частушечница, Рашид. Она и свою карьеру на частушках сделала. Сначала просто пела под гармонь в самодеятельности, а когда съездила с этими частушками в Москву – показали по телевизору… К тому времени как раз сгорел директор клуба: у нас в ДК проходил смотр народных талантов, и дуровский хор ветеранов привез жюри на дегустацию напиток «Таёжный» из пробной партии их спиртзавода. Ну, директор в кулисах этого «Таёжного» хватанул и решил курнуть, спичку зажег… Короче говоря, поднес он спичку – и полыхнул. Выскочил на сцену – как факел. А в зале подумали, что такой номер самодеятельности. Он мечется по сцене – а они аплодируют. С тех пор зовут его Копченый, и он теперь постоянно стоит в рыбном ряду на совхозном рынке, потому что туда лед подвозят, а он его беспрерывно с тех пор глотает…

Меламудов. Владыко, слушай, зачем такую жуть рассказывать? Такой позитивный вечер!

Владыко. Это я к тому, что Безбрыжая тогда вместо него стала клубом заведовать, а потом и всей культурой. С тех пор не поет. Начальница!

Бийсябога. У-у-у! Она хорошо поет, Безбрыжая.

Карандасов. Безбрыжая, спой. Николай Иванович приказывает. Нужнов, отдохни!

Головатюк. Где Баламутенко?

Его никто не услышал.

Меламудов (Нужнову). Герасим, хватит прыгать. Я тут только недавно полы перестелил. Вон уже одна паркетина торчком встала, вторая… Танцуйте вальсы.

Безбрыжая. Запрягала я его, бугая здорового…

Нужнов (побеждая). Распрягала поутру сильно нездорового…

Хохот.

Владыко (громко Меламудову). Здесь этот повар служит еще, Рашид?

Меламудов. Что?

Владыко. Повар, татарин… бешбармак делает еще… бешбармак.

Меламудов. Из чего?

Владыко. Татарин твой здесь?

Меламудов. Да-да, татарин здесь.

Владыко. Повара – великие люди! Мы недооцениваем поваров. Кого славим – чувствуешь? – доярок, хлеборобов… А поваров, черт-те что, вроде как бы стыдимся. Между тем творения рук его в самые твои недра, под самую пуповину заглядывают. А мы на него как на вора смотрим в основном. Шмат мяса за пазухой несет – вот его образ. Нельзя так, нельзя.

Меламудов (Нужнову). Ну хватит, Герасим, слышишь? Безбрыжая, вы тут мебель побьете! Тихо, там же народ в зале!

Карандасов. Хватит, Герасим, вон пива сколько с тебя стекло. (Головатюку, показывая на соседнее помещение.) Николай Иванович, разрешите сходить еще раз за вас выпить.

Головатюк. Выпей, выпей. Баламутенко где?

Бийсябога. А я пойду закушу за вас, Николай Иванович.

Нужнов (сел). Тяжело… Воды, запить таблетки…

Карандасов. Говорил я, с твоим сердцем…

Нужнов. Тихо, тихо…

Безбрыжая (всё проплывая). У миленка моего зарплата больно хилая…

Нужнов (с трудом). Пляши, пляши…

Карандасов. Николай Иванович, главное теперь – ваше здоровье! Будем вас ждать бодрым, каким вы всегда и являетесь. Ну вы нам хоть открыточку-то пришлете?.. (Запел.) Эх, море, море! Волна под облака… Где мои молодые годы! Мне бы вашу энергию, Николай Иванович, жизнелюбие ваше!

Меламудов (Головатюку). Не забывайте про динамит кавказской кухни, будьте бдительны. Не ешьте ткемали.

Владыко. У них, ты думаешь, Рашид, там в таких санаториях повара грузины? Как ты считаешь, Меламудов?

Меламудов. Меня, товарищ Владыко, никто в эти санатории не впускал. Мимо пройти несколько раз удавалось. Остановился было однажды, взялся за гульфик… – читаю, табличка: «Не останавливайтесь, проходите».

Бийсябога. За что не терплю тебя, Меламудов, так это за твою бесшабашную смелость. Не болтай ты, сгоришь ведь!

Меламудов. А терпишь за что, товарищ Бийсябога? Вот за этот балык, за те двадцать четыре кило краковской колбасы, которую вчера через мой пищеторг получил твой финотдел?

Бийсябога. А ты дорасти до таких, как там, поваров, Рашид! Дорасти!

Меламудов. Меня и мои устраивают. Ты только дай мне из чего, я тебе сам такое желе изображу, проскользнет – не заметишь!

Карандасов. Ну Бийсябога-то заметит.

Меламудов. Не заметит и Бийсябога. Попробовали балычок, товарищи? Первый снег, тает на лету… Рыбки вяленой. Между прочим, Герасим, вчера из области специально для тебя… Что это с ним?

Смотрят на Нужного.

Бийсябога. Герасим, чего ты напрягся так? Ты или встань, или упади… Герасим!

Безбрыжая. Да отойдите вы от него. (Зовет.) Нужнов! (Танцует.) У миленка моего бороденка рыжая…

Нужнов (встал). Хоп-топ-перевертоп, бабушка здорова!..

Безбрыжая. Нескладушки-неладушки, притаился поп в кадушке, я увидела попа…

Карандасов. Отойди, Безбрыжая. Устал человек. Работает круглые сутки, и не с твоей отдачей.

Безбрыжая. Ты еще о моей отдаче будешь рассуждать, Карандасов! (Поет.) У миленка моего бороденка рыжая…

Нужнов (из последних сил). Опа! Опа! На то ты и Безбрыжая!

Хохот, шум. Отдав последние силы, Нужнов обрушился в кресло.

Головатюк. Безбрыжая, где Баламутенко, я спросил.

Безбрыжая. Да не волнуйтесь вы, Николай Иванович. Не думайте о делах, отдыхайте. Всё мы сделаем, летите со спокойной совестью.

Карандасов. Вы так наладили работу, так закрутили машину, что ей теперь вовек не остановиться. Отдыхайте.

Головатюк. Пусть Баламутенко звонит мне каждый день. Передашь ему, Безбрыжая!

Владыко. Николай Иванович, я бы на вашем месте отключился.

Головатюк. Ты на моем месте себя увидел, Владыко?

Владыко. Кто? Я?

Головатюк. До чего договорился! Только председатель в отпуск – тут уж и претенденты на его место появились!

Карандасов. Владыко, ты уж, действительно, думай, прежде чем сказать.

Владыко. Ни-ко-лай Иванович! Я в том смысле, чтобы вы отключились!

Карандасов. Да ты что желаешь?! Владыко! Сплюнь!

Головатюк. Спасибо, спасибо! Тебя-то я еще успею на пенсию загнать. Вот приеду – первым делом, Владыко, тебя на пенсию, хоть ты и моложе меня.

Бийсябога. Да он старше, старше…

Карандасов (Владыко). Сплюнь! Быстро сплюнь. Тьфу! Тьфу!.. Старше.

Владыко. Кто старше? Почему?

Бийсябога. Молчи теперь. Николай Иванович, он вас на десять лет старше. У него и в метриках-то разобраться нельзя. Он еще когда у меня начинал, уже весь седой был. Помню, мой кадровик говорит: «Ему, может, и сто лет уже есть».

Головатюк. Ну тогда вообще разговора быть не может. Давно я не заглядывал в твою газету, Владыко, давно… Говорят, в твоей газете много пишут в последнее время о пенсионерах? Рубрика у тебя там появилась «Дорогу молодым»… Так, Безбрыжая?

Безбрыжая. Я в его газету и селедку-то заворачивать не стану – не то чтобы читать.

Владыко. Николай Иванович, нет, такой рубрики не было. Принес статью внештатник, называлась «Дорогим молодым», про наш дыровский Дворец культуры, где идет бракосочетание, и как оно там идет, и что товарищ Безбрыжая, с лентой через плечо, отобрала у жениха кольцо и не могла кольцом попасть в палец невесте – до того была хороша! И когда это кольцо уронила, то вся свадьба, вместо положенного обряда, искала его в ногах… Неправильно она вас про статью информировала. Не пустил я заметку эту в номер, думал о чести района. Так что рубрики такой нет и не было! А рубрику наоборот я дал на следующий день новую: «Опыт руководителя тире инициатива масс»… Но знай, Безбрыжая! Есть у меня и другие статьи внештатных корреспондентов по многим вопросам нашей дыровской культуры…

Безбрыжая. Не пугай! Не прокурор еще!

Карандасов. Владыко, не время и не место здесь вот разбираться в ваших отношениях с Безбрыжей. Мы собрались проводить… хотел сказать: пожелать счастливого пути. Николай Иваныч, отдел народного образования желает вам самого скорейшего возвращения. Думаю, работы нам теперь прибавится. Молодежь, она ведь к любому изменению ситуации чувствительна. Как поймут, что вас в городе нет, дисциплина сразу упадет. Во многом строим воспитательную работу на вашем авторитете.

Головатюк. Рашид, кто у тебя здесь, в ресторане, сейчас директор? Фамилия у него Челюсть вроде?

Меламудов. Прикус.

Головатюк. Женщина?

Меламудов. Мужчина, латыш.

Головатюк. Латыш?

Меламудов. Ну, в какой-то мере. Артур Янович Прикус.

Головатюк. Ты думай, в какой мере-то!

Меламудов. Спасибо, Николай Иванович, за откровенный разговор. С кадрами не просто. Материально ответственный человек в нашем продуктовом мире все время чувствует себя на мушке. А директор ресторана – это просто движущаяся мишень! У нас глас народа, как в тире. Вешают ему кого-нибудь, говорят: нехороший дядька – он по нему и палит. Есть в Дырове «снайпер», Бийсябога. Это он вас Прикусом напугал?

Бийсябога. Мечтает Безбрыжая у нас в городе цирк построить. Вот где тебе раздолье будет, Меламудов, вот где твой талант засияет! Ты же фокусник… Жонглер балыками.

Головатюк. Ладно. Поехал. Сидите, не провожайте. Рашид, отведи к машине. Если не отключусь, то ждите.

Безбрыжая. Николай Иванович, миленький, знаю, едете не один. Жена ваша – чуткий человек, попросите ее лично от меня, пусть она за вами последит, как женщина ее прошу!

Головатюк. Ладно, посмотрит. Уезжаю, а на сердце не спокойно. Вроде бы все прилажено, за месяц ничего не сдвинется…

Карандасов. Не сдвинется, и за два не сдвинется.

Головатюк. Никакой самодеятельности! То, что выходит на область, – через Баламутенко ко мне. Баламутенко решает только то, что идет по району. (Собирается уходить.) Сидите, сидите! Отдыхайте. Давайте…

Жмет руки подчиненным.

Давайте…

Безбрыжая. А можно я поцелую вас, крепко-крепко!

Головатюк. Поцелуй.

Безбрыжая целует. Головатюк направился к двери, но Меламудов вежливо остановил его.

Меламудов. Николай Иванович, не сюда, не в общую дверь, тут теперь есть еще и другая, отдельная.

Уходят в другую дверь.

Безбрыжая. Слава богу! А то сидел весь вечер, как таракан!

Карандасов. Может, пошли и мы, товарищи?

Молчание. Возвращается Меламудов.

Безбрыжая. Посмотрите, Нужнов спит. Вот здоровье – позавидуешь!

Бийсябога. Может, он уже умер, а ты о здоровье.

Нужнов. Я не умер. Рашид, скажи, пусть чайку поставит латыш.

Бийсябога. Ну где же Баламутенко, сколько его еще ждать?

Владыко. У него свет горит в кабинете.

Безбрыжая. Ну-ка дай-ка я позвоню ему. Принеси телефон, Рашид.

Меламудов подал телефон.

Безбрыжая. Алё! Василий Петрович, милый, мы уже заждались… Уехал он, уехал, слава богу. С тебя полведерка штрафной – мужики говорят вот… Что? Какую ты бумагу не можешь разобрать? Тащи сюда, разберем. Нет, ну серьезно, Вась! Ждут же тебя. Садись в машину и приезжай… Ну давай.

Меламудов. Тут идти-то два шага.

Безбрыжая. Велел всем ждать. Сейчас подойдет.

Бийсябога. Нужнов спит, действительно будто умер.

Нужнов. Да не умер, я сказал.

Молчание.

Карандасов. По домам бы пора, конечно. И так каждый день изжога.

Бийсябога. Сиди. Сейчас Баламутенко подойдет, неудобно расходиться.

Безбрыжая. Пойду пока посмотрю, что там Артур на сладкое делает.

Меламудов. Остановись, Безбрыжая!

Безбрыжая выходит.

Карандасов. Ну да! Удержишь ее! У нее же зуд сейчас: как только новый человек в городе появляется, у нее башку сносит. Вы присмотритесь: она же не косоглазая, а как только новый мужик на горизонте, она начинает косить. Она и на него смотрит, и прежнего старается из виду не выпускать. И потом – я специально следил – у нее сразу походка становится какой-то агрессивной, как будто у нее там динамо-машина, просто на пружинах идет, вот как будто она сейчас прямо прыгнет на тебя…

Меламудов. На тебя, Карандасов, она не прыгнет, и на меня не прыгнет.

Бийсябога. Меламудов прав, она прыгает не в длину, а в высоту.

Меламудов. С шестом!

Все хохочут.

Владыко. Я читал одну болгарскую ясновидящую, мысль была такая: женщина за счет мужчины не стареет. Чем этого у нее больше, тем у нее активнее приток крови ко всем клеткам, сильнее в них разгоняются электроны вокруг ядра.

Бийсябога. Вот это точно. А без этого резона она, извините, свою «мадам» и от стула отрывать не станет.

Меламудов. Что-что отрывать?

Бийсябога. Мадам.

Меламудов. Мадам? Красиво. Местный фольклор?

Бийсябога. Кто ж это знает! У нас в Дырове – «мадам». И ведь лучше не скажешь, это ж действительно «мадам». И когда «мадам» мимо тебя проплывает, встанешь как вкопанный, о чем бы важном ты не думал в этот момент – а все равно обернешься. Стоишь и смотришь, и никаких мыслей в голове.

Владыко. У меня есть материал одного внештатника, он надумал сравнить «мадам» нашу российскую и «мадам» латиноамериканскую, и наша у него латиноамериканскую далеко оставила позади. Я хотел к Восьмому марта этот материал дать – сказали: нельзя. А я так хотел: расположить две «мадам» рядом, большие фотографии, почти на полполосы.

Карандасов. Рехнулся, Владыко? Две «мадам»?

Владыко. Они обе одетые. Все равно эротика, сказали. Вот сейчас вернется Безбрыжая, обратите внимание: она как так встанет перед тобой – вроде стоит в анфас, а все равно в профиль.

Бийсябога. У-у-у! У одной моей знакомой что в анфас, что в профиль – просто как откидной столик был. Я молодой тогда еще бухгалтер был, ну сидел, на счетах считал-считал и не выдержал, положил ей счеты.

Меламудов. И что? Сбился со счета или продолжал перекидывать костяшки?

Бийсябога (смеется). Сбился. Я из-за нее чуть в тюрьму не угодил.

Карандасов. Подождите… Владыко, я хочу понять: вот ты говорил про электроны…

Бийсябога. Да ладно, Виктор Тихонович, не занудствуй. Я с Владыкой в данном случае согласен: Безбрыжая не стареет только за счет этого. Она же как ведьма! Сколько ее знаю – все молодая и молодая.

Бийсябога. Так она ведьма и есть. Ездит в деревню Гусины к сектантам, те ее чем-то натирают.

Владыко. За Гусинами ортопедический санаторий, у нее там Захар-массажист.

Карандасов. Вспомнил!.. Захар уж год как в Москве. Приезжал тут, рассказывал, кого он там трет-перетирает.

Бийсябога. Да-а-а… там размах другой. Захару большая спина обломилась.

Карандасов. Все-таки Захар – патриот, он много для Дырова делает. Спортзал помог отремонтировать, новые рояли в музыкальную школу достал…

Нужнов (слабым голосом). Чайку организуй, пожалуйста, Рашид.

Владыко. Сигарету дай, Рашид. (Рашид протянул ему пачку.) А спичку?..

Меламудов (давая ему коробок). А у тебя только губы остались?

Вернулась Безбрыжая. Все молча на нее смотрят.

Безбрыжая. Что вы уставились? Артур спрашивает: чай, кофе когда нести, Рашид? Он зарделся весь, как меня увидел… Такой он хрупкий, Артур…

Карандасов. Безбрыжая, ты знаешь, что в тебе электроны бушуют?

Безбрыжая. Какие еще электроны? С чего это ты?

Бийсябога. Безбрыжая, а мы тут без тебя соскучились.

Безбрыжая. Сейчас гадость какую-то скажешь?

Бийсябога. Да почему гадость!

Владыко. Возьми, пожалуйста, спички, Рашид.

Бийсябога. Безбрыжая, не обижайся ты на Карандасова, он же – народное образование. Привык всех учить, а сам-то дурак.

Безбрыжая. Вот именно. На больных не обижаются!

Бийсябога. Ты лучше, пока Баламутенко ждем, спой нам. Ну давай… для души. Герасим, попроси ее.

Нужнов. Спой, Безбрыжая.

Владыко. Действительно, женщина, укрась собой вечер, спой. Что ни говори, а голос у тебя, Безбрыжая, от Бога.

Безбрыжая (тихо и лирично, низким красивым голосом). Степь да степь кругом…

Кое-кто подтягивает. Входит Баламутенко. Коренаст, озабочен, в руках папка с бумагами.

Баламутенко. Ну что это такое, Меламедов? Когда ты наведешь тут порядок? Швейцар стоит пьяный, в валенках и в тельняшке…

Меламудов. У человека ноги больные. Моряк он. Он говорит: «Я вахту стою».

Баламутенко. Официантки сидят с посетителями за столиками. Одна аж на колени забралась! У тебя тут кабаре портовое или что? Почему такая темнота в зале?

Меламудов. Экономим электричество по вашему распоряжению.

Баламутенко. Где надо экономишь: в темноте им что, обсчитывать легче?

Меламудов. Не с того входа вошли, Василий Петрович. Ваша дверь теперь с другой стороны.

Баламутенко. Тогда бы я всего этого ужаса не увидел?! Безбрыжая, какой сегодня фильм во Дворце культуры?

Безбрыжая. Не знаю, не смотрела, какая-то мура из армейской жизни.

Баламутенко. Видишь, как ты следишь за репертуаром! А я не поленился позвонил в кинофикацию. (Достает бумажку.) Фильм этот, оказывается, о взаимной выручке в танковых войсках.

Безбрыжая. Ну и что?

Баламутенко. Ты на афишу смотрела? Чьи там задницы?

Безбрыжая. Нет там никаких задниц. Я спросила художника, что имеется в виду. Танки в пелене тумана.

Баламутенко. Это танки такие у вас? А где же у них дула? Я когда тебе сказал уволить этого художника? Он же порнографию изображает! Весь Дыров с ума сходит. Что ни фильм – у него на афише какие-то бабы толстозадые с сиськами. Проверь его: может, он нездоровый.

Безбрыжая. Как я его проверю? Ты тоже думай хоть, что говоришь!

Баламутенко. Пусть шрифты пишет, запрети рисунки.

Владыко. Поддерживаю вас, Василий Петрович. К нам в газету приходят возмущенные письма.

Баламутенко. Давно Головатюк ушел? Где он сейчас? Меламедов, тебя спрашиваю?

Меламудов. Моя фамилия Меламудов. Николай Иванович в машине направляется в аэропорт.

Баламутенко. Ясно… Здравствуйте, товарищи.

Карандасов. Василий Петрович, пойдемте, своими руками налью вам штрафную.

Баламутенко. Оставь это. Нужнов, встань, приведи себя в порядок.

Безбрыжая. Пусть он отдохнет. Плохо было с человеком.

Нужнов (из забытья). Головатюк в отпуске?

Баламутенко. Пока не забыл. Завтра ко мне все в девять утра.

Карандасов. Но мы вас просим, Василий Петрович!

Меламудов. Там балычок, Василий Петрович, ждет, волнуется…

Нужнов (глядя на Баламутенко). Это Баламутенко пришел?

Баламутенко. Нужнов, что там с тобой? Что он говорит?

Нужнов. Поздравляю, Василий Петрович!

Баламутенко. Товарищи, сегодня к нам пришла важная директива, хочу довести до вашего сведения. Присядьте-ка. (Достает бумаги, ищет что-то.)

Все садятся.

Меламудов (тихо, склонившись к Карандасову). Что за люди! Мы после работы – этого мало, человек лежит в приступе – тоже мало.

Говорят между собой почти шепотом.

Карандасов. Какое все-таки усердие у него звериное! Мне бы сейчас спать завалиться – а у него глаз горит, как у голодного волка.

Меламудов. Повышение всегда окрыляет.

Карандасов. Временное повышение.

Меламудов. Хочешь восточную мудрость? Даже временное повышение – временно окрыляет.

Баламутенко (Нужнову). Герасим! Карандасов, толкни его.

Карандасов. Нужнов!

Нужнов. Василий Петрович, зачем звал? Слушаю тебя, милый. Слышишь меня, Василий Петрович?

Баламутенко. Сосредоточиться можешь?

Нужнов. Сосредоточиться могу.

Баламутенко. Товарищи! Вот, значит, здесь… Так. (Читает.) «Дыровскому…» Так… здесь: «В дополнение к плану по сезонному солению и консервированию предоставить двести бочек воробьев». Нужнов, тут ведь собственно… Он что, опять спит?

Нужнов. Двести бочек сделаем. У меня знаешь какие бондари! Они еще от тех мастеров, что на Всемирные выставки бочонки делали. А один такой есть, старый, помнит секрет – без обручей…

Баламутенко. Подожди, что ты завел про бондарей? Разве в бочках тут дело?

Нужнов. Сделаю двести.

Баламутенко. Как ты поймаешь их, на двести-то? А?

Нужнов (сквозь густой хохот и кашель). А кого ловить? Ловить их некого. Заработался, Василий Петрович. Надо и заместителя в отпуск отправлять.

Безбрыжая. Василий Петрович, отдохни. Балык иди попробуй. Рашиду балык привезли казахский из сайгака.

Меламудов. Правда, хороший балык? А теперь внимание! Товарищи, вот торт, но он с секретом и с сюрпризом. (Раскрывает коробку. Общее восклицание.) Этот торт Прикусу специально делали в Риге в одной бывшей кулинарии. Внимание! Артур передал – где-то в орешине залит коньяк, только в одной. Тот, кто ее съест, получает приз – бутылку французского коньяка!

Безбрыжая. Прямо как на Новый год, игры!

Меламудов. Он с головой, Прикус, такой затейник!

Безбрыжая. Пусть зайдет сюда Артур. Позови его.

Меламудов. Не надо. Он свое место знает.

Разрезает торт.

Бийсябога. Безбрыжая, думаешь, Артур тебе кивнет на орешину? Вон Меламудов себе уже кусок отложил.

Меламудов. Я в игре не участвую, товарищ Бийсябога. Съешь потом мою долю. Давайте, товарищи, разбирайте!

Бийсябога. А это чей кусок у тебя отдельно?

Меламудов. А это Василию Петровичу, не тебе.

Безбрыжая. Ну позови его, Артура! Хочу спросить у него, в какой это кулинарии делали. Я была в Риге, нет там таких кулинарий. Он, наверное, рабынь где-нибудь содержит, Артур.

Владыко. Василий Петрович, что вы бледный такой?

Баламутенко. Бледный? Да ничего. Смотрю на вас и удивляюсь.

Меламудов (с куском торта). Василий Петрович, возьмите. Вы о чем задумались?

Баламутенко. Всё вам нипочем! Всё вы веселитесь!

Карандасов. А что, разве случилось что-нибудь?

Безбрыжая. У тебя неприятности?

Бийсябога. А о чем это вы говорили? Объясните. Что за бочки?

Безбрыжая. Ой, потом все это, потом. Василий Петрович, дай нам немного расслабиться. Здесь все люди не меньше твоего сегодня работали. Только что областная комиссия уехала, в каком напряжении район находился! Рашид, ты участвуй в сюрпризе, но съешь орешину последним. Иначе, действительно, за что такое предпочтение Бийсябоге? Можно брать?

Меламудов. Разбирайте!

Смеясь и толкаясь, все потянулись к торту.

Карандасов (съел). Ага! У меня есть!

Бийсябога. Тихо-тихо. Дыхни-ка…

Карандасов дыхнул.

Бийсябога. А вот теперь я дыхну.

Карандасов. Коньяка не слышу. Ты что до этого пил?

Бийсябога. Да то же, что и ты.

Нужнов (надкусил орех). Вот он, коньяк, у кого! У меня он.

Владыко (тоже надкусил). У меня тоже!

Безбрыжая. Нет, нет, нет! Меламудов, неси мне бутылку: в орех налито у меня.

Смех, шум, крики: «Нет, у меня!», «Нет, у меня!»…

Меламудов. Ну Прикус! Ну черт! Что придумал! Беспроигрышная лотерея!

Безбрыжая. Приз пусть Артур принесет. Мой коньяк.

Меламудов. Такой интересный мужчина Артур, да?

Безбрыжая. Мне такие не нравятся. Ну позови его, пусть зайдет.

Меламудов. Значит, с Прикуса… (Считает.) Раз, два, три…

Карандасов. А тебе?

Меламудов. Мне не надо. Он у меня в подчинении. Не надо.

Нужнов. Рашид, не стыдись жизни. Все равно мы тебе не поверим.

Меламудов выходит.

Баламутенко. Герасим, кто у тебя сетки плетет?

Безбрыжая. Василий Петрович, завтра он к тебе с утра придет и все расскажет: и кто плетет, и кто расплетает.

Баламутенко. Я спрашиваю: надомников сколько у тебя на сетках, Герасим?

Нужнов. Ну, есть, наверное, полтора инвалида.

Баламутенко. Наверное? К утру чтоб назвал всех поименно, с указанием адресов!

Безбрыжая. Что ты все трудишься? Остановись, поешь пойди. Такой стол хороший сделал этот Артур!

Баламутенко не отвечает, углубляется в бумаги. Возвращается Меламудов, с бутылками на подносе, обносит присутствующих.

Меламудов. Безбрыжая, Артур не зайдет. В таком присутствии начальства не могу, говорит, не буду чувствовать себя человеком. Ну что, Бийсябога, не обидел тебя мой латыш? Нет?

Нужнов. Уел Артур… Уел!

Меламудов. Вот такие приехали специалисты. Видишь, выдумка куда простирается? Видишь, какой размах, Герасим?

Безбрыжая. Скажи честно, Рашид, ты знал?

Меламудов. Нет! Клянусь, что нет! В этом весь фокус.

Безбрыжая. Подождите. Вася, попробуй, съешь орешек.

Баламутенко. Ну-ка, сядьте-ка все, успокойтесь!

Безбрыжая. Тебя люди просят. Жалко съесть орех?

Баламутенко. Товарищ Безбрыжая, сядь и затихни! Не натешились еще, провожая-то? Хорошо проводили? Меламудов, я спрашиваю: проводили хорошо?

Меламудов. А почему вопрос ко мне? Что за тайное пике?

Баламутенко. Ты ведь у нас главный человек в районе, правая рука по всем вопросам. Через пищеторг у нас все проходит, как через сердце. Неужели у вас там под Баку одни такие Меламудовы живут? А я-то думаю, чего у них там все время землетрясения?

Меламудов. Не трогайте республики Закавказья! Вы вспомните: до меня сюда только квашеную капусту поставляли и картошку мерзлую.

Бийсябога. Да что ты сделал-то? Буфеты, ларьки поставил на улицах? Уже и замки срывать с них перестали: знают, что ничего нет.

Меламудов. А что ты, Бийсябога, сделал для своих земляков? Ну пусть я – южный фрукт, как ты любишь выражаться. Ты здесь вырос, ты местный фрукт, холодостойкий. Скучно мне, когда я смотрю на тебя. Не умеешь жить, не умеешь радоваться. Тебе лишь бы на счетах посчитать, кто сколько заработал! Выпей французского коньяка, забудь хоть на миг о чужих деньгах…

Баламутенко. Ну-ка помолчи, Меламудов! Заканчивайте. Сядьте все. (Собрал листки.) Считайте, что я собрал вас всех на незапланированное совещание. Чтоб завтра же с утра взяться за это дело, наметим сейчас основные направления. Подумайте, к утру дадите свои конкретные предложения. Времени у нас нет. Нет! Сколько лет работаю – дела не боялся, всегда знал: браться надо сразу. Но это, как прочитал – так рябь в глазах. Ничего себе, думаю, дельце! Приятного мало, но что поделаешь! Выхода нет.

Безбрыжая (негромко). Что-нибудь серьезное?

Баламутенко. Ну ничего себе, думаю…

Владыко. Василий Петрович, чувство ответственности, так внезапно поразившее ваше и без того отзывчивое сердце, просто непомерно увеличило размеры этого дела. Оно не превысит ранее выполненных, а иногда, чего греха таить, и перевыполненных наших районных заданий.

Карандасов. Пошел плести! Владыко…

Владыко. А всем нам известный товарищ Нужнов обеспечит изготовление, если я не ошибаюсь, бочек силами бондарно-тарного цеха своего комбината.

Баламутенко. Тебя послушать – уши липнут, так ты сладко говоришь. А воробьи?

Владыко. Воробьи? А что ж воробьи? Какой-то здесь намек у вас? Не понял…

Баламутенко. Не люблю я, что ты болтаешь много, Владыко.

Владыко. Большой запас слов говорит о большом уме. Тогда как малый…

Баламутенко. Меламудов, Прикус твои отходы кому сбывает? Какие у него отходы?

Меламудов. Что такое? Можно мне хоть при даме про это не высказываться?

Безбрыжая. Действительно, Василий Петрович! О чем ты?

Баламутенко. Я, кажется, спросил тебя, Меламудов?

Молчание.

Меламудов (напевает себе под нос). Ца-ца-ца-а-а… волнует нам сердца…

Баламутенко. Кому, я спросил, сбывает отходы Прикус?

Меламудов (продолжает напевать). Карамболина, Карамболетта…

Карандасов. Рашид!

Бийсябога. Язык-то как распустил Меламудов! Видишь, Василий Петрович?

Меламудов. Я скажу об этом у вас в кабинете.

Баламутенко. Рашид, ты понял меня? Или повторить вопрос?

Меламудов заметно бледнеет и старается не смотреть на Баламутенко, черты которого приобретают монументальную твердость.

Меламудов. Ну что? Рассказать всем за чашкой чая, как Артур сбывает отходы? Отдохнули, побеседовали, как говорится, как джентльмены.

Безбрыжая. Действительно, тема неприятная. Не надо, не надо.

Баламутенко. Вам лучше бы помолчать.

Безбрыжая. Тихо! Не набрасывайся на людей!

Карандасов. Рашид, ты тоже не заводись. Скажи. Тебе что, жалко?

Меламудов. Вы спросите лучше про входы у Прикуса! Из чего, спросите! Потом уже интересуйтесь отходами. До отходов еще дожить нужно – землю пахать, сеять, хлеб печь… и для того чтобы жевать, все зубы должны быть целы. А у нас, чтобы пломбу поставить, нужно ехать чуть ли не в столицу! Хочу золотые коронки поставить – нигде нет специалистов, всех пересажал фининспектор Бийсябога. Почему всех железом надо ковать?