Текст книги "О хирурге. Хирурга жизнь – совсем не мёд"

6 граммов в сердце…
(из цикла о чёрных хирургах)

Когда я вижу сломанные крылья,

Нет жалости во мне и неспроста —

Я не люблю насилье и бессилье,

Вот только жаль распятого Христа.

В. С. Высоцкий

День выдался плохой с самого начала. Операции, смерти на столе… Невезуха. На душе херово. Работа – операции или операции – работа. А может, просто, бабло сшибаешь? Вот сказали бы – уезжай. Уехал, ушёл, в чём есть. А идти некуда. Квартала не пройдешь, шёлкнут в один момент, это запросто. Курим, короткий передых. Анестезиолог куда-то смылся. Крученный. Всё объехал. Афганистан, Север Африки, Югославия… Интересно. Есть у него семья? Шифруется, думаю и имя своё придумал. Ассистент проще, что-то в семье не заладилось, переживает. И боится… У самого тоже всё разваливается. Семья… на ниточках отношения. На работе – избиение начмеда и угроза убить главного врача. Хотел на меня бандитов натравить, но ошибся. Я их на дому оперировал, мне и доложили сразу. Надо было уйти от греха. Грохнул его кто-нибудь, всё, на меня списали бы, свидетелей много.

Шум в операционной.

Анестезиолог кричит – Огнестрел, мойтесь.

Маска, руки в первомур, халат, перчатки. Входное отверстие чуть выше соска. Солдатик щуплый, как семиклассник. На аппарате. Вот бляди, детей на войну посылают! Торакотомия, в плевральной кровь, в полости перикарда тоже. Глазами ищу диафрагмальный нерв, рассекаю перикард, рану в сердце закрываю пальцем, удаляю сгустки. Кровь бьёт на задней стенке. Сквозное. Закрываю пальцами две раны. Вывихиваю сердце, швы на рану задней стенки. Шов раны левого желудочка на передней, вдоль, коронарные сосуды близко. Последний шов затянул, но не вяжу на узел. Кровотечение остановилось, сердце пустое, еле тикает. Катетер подключичный в полость левого желудочка, полиглюкин, массаж. Сердце заработало, сначала медленно, потом зачастило, но ритм есть. Завязываю последний узел. Сушу отсосом.

Анестезиолог – Пульс на сонных.

– Зрачки не поплыли?

Анестезиолог – Всё чики-чики.

Рана в диафрагме, кровь в брюшной полости. Лапаротомия срединная. Крови немного, желудок насквозь, селезёнка в дребезги. Спленэктомия. Ушиваю раны в области дна желудка и по большой кривизне. Шью диафрагму. Стоп, себе думаю. Осмотримся, спешка закончена. Странное ранение, вернее, ход раневого канала. Салфеткой сушу и прохожу по левому фланку. Вот она пуля, в теле грудного позвонка. Удаляю. Даже не деформирована. Выстрел с близкого расстояния, почти в упор.

Анестезиолог – Начальник, мальца убивали и по-серьёзному. На руках следы от верёвки. Руки были связаны. На самострела не похож.

– Сам вижу. На коленях со связанными сзади руками. Оттянули голову назад, да передумали резать шею, вот из Макарова и выстрелили сверху вниз. Приблизительно такой механизм травмы, судя по ранению.

Дренаж в брюшную полость, зашиваю брюшную стенку.

Ассистент – Шеф, и нас вот так шлёпнут. А может, ночью сонных постреляют?

Анестезиолог – Хер ты, молодой, угадал. Взорвут, в машине на обратном пути. Случаи бывали.

– Хватит пугать людей. Оперсестра и так язык со страху проглотила.

Сердце работает. Сухо. Редкие швы на перикард. Лёгкое не повреждено. Дренаж вверх, вниз. ПХО огнестрельной раны. Зашиваю торакотомную рану.

Анестезиолог – Пульс на лучевых, АД 80 на 0. Начальник, у тебя выживали огнестрельные ранения в сердце?

– Нет, может этому повезёт. Ты там посуетись. Уже пора заканчивать босоту всякую за бабло вытаскивать. Сделай хоть раз по-христиански.

Анестезиолог – Да хоть по-христиански, хоть по-мусульмански, хоть по-иудейски. С тобой по-христиански кто поступал? Со мной? Про молодого не говорю… Ещё одумается.

Операция закончена. АД 100 на 60 мм рт. ст. На ЭКГ тахикардия, нарушение внутрижелудочковой проводимости, снижение вольтажа. Осторожно перекладываем раненого на каталку.

– Ты подержи его на аппарате. Обезболь. Антикоагулянты есть?

Анестезиолог – Не учи учёного. У него гемодилюция. Эритроцит эритроцита не догоняет. Катит с анестезистом каталку. Тот весь день молчал. По-русски не понимает. Где его анестезиолог нашёл? Работает хорошо, не советская школа. На турка похож… Ну да хер с ним.

На сегодня всё. Может быть… Обмыться и спать. Осталось ещё 6 дней. В оставшиеся дни, ничего примечательного. Работа – операции или наоборот. Навещаю мальца перед отъездом. Дренажи убраны, может садиться в кровати. АД 110 на 60 мм рт. ст. Тахикардия, 96 в 1 мин., ритм сохранён. ЭКГ – элевация сегмента ST незначительная в отведениях II, III, aVF, V1.

– Солдат, как тебя зовут?

– Паша.

– Как самочувствие, что болит?

– Хорошее, раны только болят.

– Выздоравливай. Возьми свою пулю, амулет сделаешь, оберег. Ты крещёный?

– Да, мамка говорила, что крестила ещё маленького.

– Перекрещиваю его. Ну, пока. Жму его детскую руку. Ухожу. Муторно, предчувствие плохое. Может… Да всё может…! БОГ должен быть? И ХРИСТОС!

Садимся в машину. Я впереди. Анестезиолога нет. Сука, опять задерживается. Слышу, кричит, оглядываюсь. Бежит, в руках две канистры 10 литровые с коричневой жидкостью. Такие, в которых антифриз продают.

– Канистры мне сюда, наперед. Открываю, нюхаю. Коньяк.

– Не много ли на четверых с женщиной?

Анестезиолог – Друзья…, сколько дали. Во все руки. Расчёт получили? Тогда валим отсюда.

– Выпивать будем за Ростовом, может за Новочеркасском или Новошахтинском. Посмотрим, как с транспортом.

Анестезиолог – А почему не за Харьковым, за Белгородом, а? В Дебальцеве лучше…

Трогаемся.

Анестезиолог – Начальник, на какой день умирают с огнестрелом в сердце? Ты видел ЭКГ?

– Если сразу не умер, то на 6—7 день. Прорезаются швы, тромбоэмболия…

Анестезиолог – Умрёт сегодня малец.

– Не каркай. Всё в руках БОЖЬИХ. Там есть кому за ним присмотреть?

Анестезиолог – Местная врач. Грамотная. Жалела мальца. Я всё ей расписал, что и как.

Дорога плохая, молчим. Будет потом пересадка в Аксае. Выпивка за Новошахтинском. Каждый наливает себе, пьёт столько, сколько сможет. Без чоканья и тостов. Никому не нужные, да и ждать нас некому, если честно. Пожмём друг другу руки. Потом разъедимся в разные стороны. Мир большой, может встретимся… как было не раз.

– Начальник, и ты здесь! Работаем и оперируем или наоборот???

P.S. Прошло время. Опермедсестра наконец купила себе двухкомнатную квартиру.

Ассистент уехал в Польшу.

Анестезиолог повесился у себя на даче. Трезвый.

Местная женщина врач погибла. Случайно снаряд попал в машину, в которой она ехала с мужем.

Начальник, шеф на пенсии. Купил дом в деревне. С коллегами не общается.

Солдатик Паша… жив. Так думает хирург. БОГ ЕСТЬ, говорит он, но в церковь не ходит.

Возлюбил проклятие, – оно и придет на него…

Было это лет 6 назад. Поступает в хирургическое отделение больной с рожистым воспалением левой голени. Мужик видный такой, лет 40, высокого роста, работает лесником. Состояние тяжёлое: температура за 40 градусов, кожные покровы бледные, левая голень красного цвета, отёчная, с огромными геморрагическими пузырями и участками некроза кожи. Начинаю лечить – обработка, повязки, УФО, антибиотики внутривенно и внутримышечно, дезинтоксикация и т. д. Как всегда, заболевание нередкое. Какие трудности? Через сутки приходит его жена. Обычная, деревенская, без…. Ну, вы понимаете… Глаз не цепляет. Ветеринар по профессии, но не работает. Притащила с собой пенициллин, бициллин 3 из ветеринарного набора. Крайне озабочена, встревожена. В заболевании разбирается в пределах своей компетенции и образования. Разговорились. И во что она мне поведала.

– Я мужика этого отбила от жены и двух детей. Пока мы с ним погуливали, всё ничего. Потом забеременела, и он сам перешёл ко мне жить. Месяца через два приходит его жена к нам. Он уже с ней к тому времени развёлся, но детей навещал, давал деньги, покупал подарки. С ним она не стала разговаривать, а со мной поругалась и перед уходом сказала: «С ребёнком будешь маяться всю жизнь, а с моим мужем долго не проживёшь!». Через некоторое время уехала к родителям в другой район. Значения этим словам я не придала. Зажили хорошо, по-людски, дружно. Дом подправили, мебель, машину «Ниву» 4-х дверную купили. Газ, воду провели. Муж ездил к бывшей, просил прощения. Что она ему отвечала, не говорил, ходил мрачный после поездки. Дня три отходил. Родила… У ребёнка к 3 месяцам диагностировали ДЦП. Крепко задумалась. Сошлось! Накаркала! Теперь мужик уйдёт от меня. Повезла мужа и сынишку к бабкам. Нашла очень знающую в этих делах женщину. И вот что она поведала – На твоём муже проклятие, снять я его не в силах. Отмолить нельзя. Есть одна, кто может, но дело это долгое, дала адрес. Специалист этот оказалась в Москве, очередь не пробиться, потом поехала за границу. Так до сих пор ждём. Ребёнка таскаю по врачам. Тула, Москва, а тут на мужа напасть. Не умрёт? Может к Семёновне…? Заговорить? Мне помогла рожу излечить на руке.

В деревне это обычное дело. Все рожу лечат у «бабок».

– Если считаешь нужным, заговаривай. Лечиться ему долго. Вот УЗИ вен сделаем, ещё некрозы иссечём. Отёк спадёт, раны долго будут заживать.

На этом и договорились. Днём он лечится в больнице, а вечером ходит на заговоры. Так пролежал 1,5 месяца. Отёк спал, язвы очистились, выписался на амбулаторное лечение. На перевязки приходил регулярно, через 10 дней. Всё шло к тому, что язвы заживут и даже слоновости не будет. Осень, соседи стали его беспокоить – Выходи на работу. Мы без тебя дров в зиму не заготовим. Газ то довели до сельской администрации, а дальше за свои, кровные. А у кого в деревне деньги и немалые? А если дом за километр…? Выписал я его на работу. Через неделю слух – Убило Славку деревом, сразу, на месте, даже не шевельнулся, мозги наружу. Встречаю односельчан, спрашиваю: «Что произошло?». Рассказывают.

– В очередной раз повезли его в лес, чтобы показал, где и какие деревья валить. Он только пальцем показывал, что и как, остерегался, стоял у машины, далеко не отходил. Дерево повалили, но попалась сухая толстая ветка, сломалась, отлетела и ему прямо в голову. Всё. Вызвали милицию, прибежала жена, отвезли в морг, схоронили. Вот вчера на 9 дней поминали. Нет человека.

Этой осенью я подписывал направление на очередное МСЭ для коррекции ИПР ребёнку, заключение ВК на обучение на дому. Жена бывшая и настоящая не замужем. Кто из них прав, кто виноват? Нелепость, трагическая случайность? Рок, колдовство с проклятием? И как тут не вспомнишь… на сон грядущим.

Господи Боже наш, еже согреших во дни сем словом, делом и помышлением, яко Благ и Человеколюбец прости ми. Мирен сон и безмятежен даруй ми. Ангела Твоего хранителя посли, покрывающа и соблюдающа мя от всякаго зла, яко Ты еси хранитель душам и телесем нашим, и Тебе славу возсылаем, Отцу и Сыну и Святому Духу, ныне и присно и во веки веков. Аминь.

Опять о хирургии…

Расскажу один случай. Было это лет 6 назад. Мне часто приходилось оперировать в разных больницах, с разными, порой незнакомыми хирургами, анестезиологами. Оперирую ОЖК. Ассистирует мне заведующий хирургическим отделением. Он хирург, предпенсионного возраста, я чуть моложе. Знаю его давно и с не очень хорошей стороны. Хроническая язва задней стенки ДПК с пенетрацией в головку поджелудочной железы. Типичная резекция желудка по ГФ с ручной обработкой и ушиванием культи ДПК. Операция недолгая, заканчиваем. Перед ушиванием брюшной полости считаем салфетки. Выкладывают на край таза малые, средние, большие – всё по счёту. В руках у меня и ассистента остаются по одной большой салфетки. Обычно я накладываю 3—4 шва выше пупка, захватывая апоневроз с брюшиной, потом ушиваю брюшину непрерывным швом, а затем послойно – апоневроз, если надо, подкожную клетчатку и кожу. Всё. Больного в ПИТ. На 4 день пальпирую у больного инфильтрат в брюшной полости слева за прямой мышцей. Сразу мысль об оставленной салфетке. Свою, я точно, опустил в таз, а что сделал со своей ассистент не помню, вернее не обратил внимание. Ладно, думаю подожду, ослизнится, удалю. Салфетка лежит на большом сальнике. Я его расправляю перед уходом из живота. С кишечником контакта нет. Ассистенту ничего не говорю. Он заверяет, что смотрит больного ежедневно, пишет дневники и т. д. Про инфильтрат ни слова. На 7 день приезжаю после работы в больницу. В отделении дежурная постовая медсестра. Смотрю больного, инфильтрат на месте. Беру больного в перевязочную, снимаю через один швы. Делаю местную анестезию над инфильтратом, развожу края послеоперационной раны, снимаю шов с апоневроза, захожу зажимом в брюшную полость и начинаю тихонько что-то тянуть. Показался край салфетки, и я с облегчением её удаляю. Большая салфетка, плотно сжатая в комок. Ставлю резиновый выпускник, шов на апоневроз, кожу. Медицинской сестре говорю – Тишина, никому и заведующему ни звука. Больной ничего не почувствовал, принял за обычную процедуру. Обошлось. В душе осадок – я виноват – не уследил. Больной выписался без всяких осложнений, жив и сейчас. Как-то, месяца через 2 после этого случая, встречаю медсестру на улице, и она мне заявляет с уверенность, что салфетку мне подсунул ассистирующий хирург. Отвечаю ей – Ты была в операционной? Нет. Кто бы это не был, но виноватым остался бы оперирующий хирург. Куда смотрел? Но червь сомнения всё же точит. Неужели можно так ненавидить собрата по профессии, чтобы подсунуть салфетку в живот? За много лет работы видел много гадостей от коллег, предательств, подстав, но такой случай впервые. Уж лучше я сам бы оставил эту чёртову салфетку, было бы легче. НАВЕРНОЕ, САМ!?!

Не хотел…, но отомстил
(продолжение)

Опять больница, операционная. Оперируем пожилого мужчину, поступившего с острой задержкой мочи. Обследован, всё в порядке. Планируем одномоментную аденомэктомию. Больной в операционной, анестезиологи делают эпидуральную или СМА, не помню. Пока они колдуют с больным, решаю иссечь ductus deferens. Захватываю проток бельевой цапкой, разрез, выделяю, иссекаю, перевязываю. Смотрю, ассистент смотрит не в рану, а на член больного. И, надо сказать, больной попался редкий. После СМА член увеличился в длину до школьной линейки. Ладно, делаем аденомэктомию, довольно легко, кровотечение небольшое. Ушили ложе, установили катетеры, зашили рану. На столе промыли пузырь, всё нормально. Установливая дренаж через уретру, металлического катетера ели хватило, чтобы провести трубку. Отвезли больного в палату, наладили промывание, отток хороший, раствор прозрачный. Больной не кровит. В ординаторской пишу операцию. Даю советы, как промывать, когда убирать трубки и т. д. Хирург, мне помогавший, у меня спрашивает – Кимович, а есть медикаментозные препараты улучшающие эрекцию, но не гормональные. Думаю, у человека давно умерла жена, к нему похаживают молодые девчата, надо помочь. Говорю – Смотришь порнуху? Там в фильмах секс без перерыва минут 40. А чем они себя поддерживают? Колют в пещеристое тело 2% папаверин. Не знал? Отвечает – Первый раз слышу. И начинает расспрашивать у меня, что да как. Я ему с дури, возьми и расскажи. Сказал и забыл. Проходит недели 3, приезжаю, смотрю больных с утра. Заходит хирург, держится за живот и говорит – Язва обострилась, пойду дома отлежусь. – Ну, иди. Молодой хирург пошёл на приём, я поехал в университет. Отчитал 2 пары, приехал никакой. Лучше работать, чем читать лекции. Тяжкий труд. Вечером звонок от хирурга. – Приезжай, мне совсем плохо. Ну вот, долежался до перфорации. Приезжаю. Картина «маслом». Бегает по дому, член привязан к животу ремнем, стонет. Всё ясно, приапизм. Спрашиваю – Когда и сколько ввёл папаверина? Отвечает – Вчера, часов в 9 вечера 1,5 куба. Нормально. Смотрю на часы – прошло 21 час. Что дальше? Совершил половой акт, ничего не вышло, ещё раз попробовал, боли усилились. – Показывай свой член. Вижу, сильнейшая эрекция, член дугой, головка члена обычная, мягкая. Мочился? – Мочился себе на живот. Едем в хирургию. Концерт начался. Операционная, анестезиолог и поехали. Холод на член, обезболивающие, адреналин, норадреналин, эфедрин, допамин, наркотики, пресакральная блокада, СМА. Ноль эффекта. Беру иглу типа «Дюфо», но короткую и начинаю из пещеристых тел аспирировать кровь, вторая игла – промывать гепарином. Короче, всё это заняло 4 часа. Эрекцию ликвидировали, больной заснул. Историю болезни завели, диагноз придумали – хроническая язва ДПК. Пенетрация. Выраженный болевой синдром. Обследовали. Анализы, УЗИ и всё как положено. Обошлось, выписали через 7 дней. Прошло около месяца. Встречаемся. Спрашивает – Наверное, я много вколол? Отвечаю – Ты не спросил главного. Поднять, поднял, а как опустить спросить забыл. Вот в этом и беда.

Коллеги, спасибо. Не всё так драматично. У «больного» потом родился мальчик от женщины почти на 30 лет моложе его. Вылитый папа. Сомнения о соседском вмешательстве отпадают. Все действующие лица и сейчас здоровы и благополучны. А о приапизме урологи могут много баек интересных рассказать.

Вещие сны в хирургии

Вопрос о вещих снах в хирургии довольно часто обсуждается коллегами. Примеров множество и каждый хирург может отыскать их в своей памяти. Всем известно, что химик Дмитрий Менделеев увидел во сне таблицу и теперь ей пользуется всё человечество. История Гая Юлия Цезаря и его жены, Наполеона при Ватерлоо, Жанны д'Арк не в счёт. Специальные толкователи вещих снов тоже ещё не перевелись. Но наша профессия реалистична до неприличия. Тут не до переработки и «архивирования» полученной наяву информации. Но всё же…

Конец 70 годов XX столетия. Остаюсь временно один на район. А это 60 коек хирургического стационара и приём до 100 больных в день. Потом опять стационар и бессменная ургентность. С приёма направляю в хирургическое отделение двух ребят лет по 20 с подозрением на острый аппендицит. После приёма прихожу, повторно их осматриваю, обследую, делаю даже обзорную рентгенографию брюшной полости на предмет свободного газа. Ничего для «острой» хирургической патологии. Анализы крови в норме, газа в брюшной полости нет, температура нормальная, боли в животе не беспокоят. Спокойно ухожу домой без всяких забот и тревог. Эта была суббота. В то время по субботам работали. Засыпаю мгновенно. И что же? Вижу сон, что оперирую этих ребят. У одного из них острый аппендицит, у другого прободная язва двенадцатиперстной кишки. И что интересное, точно вижу у кого какая патология. Просыпаюсь. На часах 4 часа утра. Умываюсь, одеваюсь и иду в больницу. Спрашиваю у ночной смены – Как дела у ребят? – Всё нормально, спят. Сейчас будем температуру измерять, кровь возьмём на контроль. Иду смотреть в третий раз, второй раз в стационаре. Опять, информации дополнительной никакой. Сел в ординаторской, вспоминаю сон. Вот у этого был острый аппендицит, у того прободная язва. Всё, беру парня с острым аппендицитом, а другого посмотрим по результату вещего сна. Оперирую с дежурной операционной медсестрой под местной анестезией. Есть! Острый гангренозный аппендицит. Не закончив операции, посылаю санитарку в приёмное отделение, чтобы привезли на «Скорой» м/с анестезиста. Анестезиолога тоже на данный момент не было в городе. Следом, уже уверенно, беру на стол второго парня. Под общим масочным наркозом лапаротомия. Опять в точку! Перфоративное отверстие на передней стенке луковицы ДПК с жёлчным содержимым под печенью. Ушивание перфорации, осушение, дренирование. Справился! Через 14 часов с момента поступления в стационар!? Интуиция? Пророчество? Психоанализ? Или всё вместе? Библия – это серьёзно, очень. Нам хирургам не понять, да и Вещий Олег из нас никакой.

90-е годы. Заступаю на суточное воскресное дежурство. Работы невпроворот. Утром подходит ко мне дежурная постовая медсестра из нашего хирургического отделения

– А. К., я привезла своего мужа. Мы с ним два дня назад отравились. Я ему и себе промывала желудок, пили активированный уголь, левомицетин. Со мной всё обошлось, а у мужа понос не прекратился. Нельзя ли покапать ему.

– Положи в палату, в/в солевые, глюкоза, гемодез. Всего 4—5 флаконов, витамины. Только не делай антибиотики. Анализы крови не забудь. Я минут через 30 посмотрю.

Смотрю в палате. Жалобы на понос до 6—8 раз в сутки со слизью, но без крови. Боли в животе никакой, температура нормальная. Муж её бывший шахтёр, перенёс спинальную травму, колясочник и весит 140 кг не менее. Посмотрел и забыл напрочь. Закружился, то приёмная, то операционная. Ещё назло трое больных с ОЖК. Гастроскопия, зонды, кровь, контроль анализов и всё такое… Освободился около 16 часов и прилёг в кабинете отдохнуть. Отключился мгновенно. И вот те на, сон. Оперирую этого мужика с запущенным аппендицитом. Что делать? Встаю, иду в палату. Больной с женой уже собираются уходить, смена закончилась.

– Стойте! Дайте посмотрю ещё раз живот. Покажите анализы крови.

– А. К., мне так помогла капельница, что даже понос прекратился. Большое спасибо.

Пальпирую живот. Мягкий, болезненности нет, перистальтика хорошая, газы отходят, мочился. В анализах лейкоцитоз 17 тысяч, палки, сдвиг влево формулы.

– Дружок, надо делать операцию. Боюсь, у тебя острый аппендицит.

– А. К. Какой аппендицит? У жены тоже в крови лейкоциты повышены.

Смотрю, лейкоцитоз у жены 10 тысяч. Говорю ей:

– Ты не первый год работаешь. У таких, как твой муж, всё через одно место…

С трудом, но уговорил обеих. На каталке мужа в операционную. Нижнесрединная лапаротомия. Острый гангренозный перфоративный аппендицит, тазовое расположение, диффузный гнойный перитонит.

Вот такие фокусы! Хирургия – это очень своенравная женщина. Крученная, ветряная, красивая… зараза. Ты её ругаешь, на чём свет стоит и терпишь. Хочешь уйти, а не можешь. Измены не прощает. Назад не примет. В награду получаешь иногда ВЕЩИЕ СНЫ.