Текст книги "Принцип дельфина: жизнь верхом на волне"

Расписание уроков

Ты можешь завести себе интерьерных рыбок в аквариуме и общаться с ними, стуча пальцем по стеклу. Они станут совсем ручными. С дельфинами так не получится. Хочешь попытаться наладить контакт – придется идти в воду.

Очевидно: чем свободнее и спокойнее чувствуешь себя в ней, тем больше шансов.

Мы родились и выросли в мегаполисе, вдали от моря, мы плавали, как плавает большинство современных горожан, иногда выезжающих на побережье. Первое, что приходит в голову в настолько запущенном случае, – обучение плаванию с профессиональным инструктором. Почему-то казалось, что это неверно, но объяснить это чувство мы не могли и отправились в бассейн.

Первые же (ставшие последними) уроки позволили сформулировать то, что чувствовали интуитивно: спортивное плавание и спорт вообще, основанный на соревновательности, не имеют ничего общего с образом жизни дельфинов. Дайвинг, невозможный без использования искусственных технических агрегатов, позволяющих находиться под водой, вообще чужд им.

Впервые в жизни внимательно наблюдая за профессиональными пловцами, мы научились различать за внешней отточенностью движений порывистость, напряжение, желание любой ценой достичь результата – перегнать, победить. Ничего этого не было у наших дельфинов, и чувствовалось, что речь идет не просто о разной технике, но о чем-то гораздо более фундаментальном – о подходе к воде и жизни вообще. Спортсмены-пловцы, готовые давать нам уроки, будто бы боролись с водой, стараясь покорить ее, били и резали ее руками, преодолевали ее. Дельфины были частью воды, они не тратили силы на ее преодоление, они отдавались ей, используя ее силу. Казалось, что они, будучи нераздельны с ней, занимались с ней любовью.

Наша проблема была не столько в физической подготовке, сколько в голове – требовалось изменить воспитанные опасения перед водой на радостное доверие.

Первые девять месяцев своей жизни – в утробе – мы проводим в воде и чувствуем себя настолько защищенными, насколько никогда более не почувствуем…

Мы сами на 80 % состоим из воды. Уже на расстоянии в несколько десятков метров гидролокаторы не способны обнаружить человека в воде, потому что его плотность почти идентична плотности воды. Для локатора человек растворен в воде… Простейший прибор знает то, о чем твердили алхимики и что мы до сих пор не в состоянии взять в толк: разница между внутренним и внешним – условна. Спокойного человека, лежащего на воде и ровно дышащего, сложнее научить тонуть, чем плавать. Если бы не воспитанная паника, вызванная привычкой опираться лишь на твердую почву.

Это был вопрос не тренированности, а именно иных взаимоотношений с водой.

Вода – то единственное вещество, которое можно потрогать и которое, тем не менее, существует, подчиняясь не корпускулярным, а волновым законам – как свет, как электромагнитные волны. Интерференционные картины для нее аналогичны всем волновым процессам.

Вода – лучший проводник, усиливающий малейшие волновые колебания. Мы начали воспринимать ее как лупу, просвечивающую нас до мельчайших деталей, до внутренностей, до мыслей, до настроений. Она мягко вскрывает черепную коробку и возвращает тебе ее содержимое, как мыслящий океан Лема, как Храм.

В этом общении с ней нет цели перегнать или победить, есть только возможность соединиться. Необязательность результата увеличивает шанс на освобождение от напряжения и тревоги, чтобы вдруг почувствовать наслаждение и свободу.

Это универсальный алгоритм – обязательность требования к себе показать себя в данный момент великолепным любовником почти гарантированно приводит не к успеху, а к импотенции.

Даосы говорили, что настоящая медитация, как и настоящее боевое искусство, соединяет нас с ритмом вселенной – там, где присутствует «покой в движении».

Плавность. Тот же корень, что и «плавание».

Мы отказались от пути «тренировок» и начали играть в дельфинов. Мы смотрели любое видео с ними, которое могли найти, а потом, сохраняя в памяти увиденный образ, как могли, входили в него, оказавшись в воде.

Первые опыты свободного плавания воспринимались как чудесные. Для того, чтобы они стали естественными, потребовалось почти три месяца. Вода больше не отнимала силы, а давала их. Она перестала пугать и стала источником радости. А вскоре без нее стало трудно обходиться.

Теперь нужно было что-то делать с дыханием. Хотя бы для того, чтобы проводить под поверхностью воды чуть больше времени.

Опять же естественным решением были курсы апноэ – плавания с задержкой дыхания. И опять оказалось, что дело не в постепенных тренировках, а в переключении головы: с детства укоренившаяся привычка дышать без пауз, будучи насильственно прерванной хотя бы на минуту, мгновенно вызывала в воде приступ паники – чисто физиологическая реакция провоцировала иллюзию потери контроля и заставляла инстинктивно всплывать и судорожно дышать, хотя в легких оставалась еще масса кислорода.

ОК. Нужно просто успокоиться. Майоль уже прошел эту дорожку, а за ним – многие. Известно, что человеческий организм приспособлен к пребыванию под водой. Уже через несколько секунд после погружения лица в воду, рецепторы на коже лица передают мозгу сигналы, приводящие в действие т. н. «эффект млекопитающего», начинается брадикардия: ритм сердца замедляется, кровь отливает от конечностей к жизненно важным органам, потребление кислорода снижается.

В отличие от людей, дыхание дельфинов – осознанно. В значительной мере именно поэтому они никогда не спят полностью, давая отдых полушариям своего мозга попеременно. Если дельфин прекратит контролировать дыхание на несколько минут, он утонет.

Сознательное, а не автоматическое, дыхание – основа большинства самых мощных трансформативных практик, известных человечеству. Йоги и тибетские монахи умеют контролировать сердечный ритм. До известного предела научились произвольно замедлять его и мы – через некоторое время пульс стал послушно подчиняться сознательному решению.

Вероятно, можно было двигаться по этому пути дальше, занимаясь пранаямой и другими дыхательными техниками, но мы еще меньше, чем раньше, могли учиться, преодолевая скуку монотонных повторений упражнений. Нам нужно было найти игру – веселую, импровизационную, продуктивную деятельность, ПОПУТНО развивающую координацию дыхания.

Вновь помогло совпадение: друзья пригласили нас в Лион на концерт Залема – своего приятеля, играющего на диджериду.

В похожем на ангар концертном зале было чертовски холодно, глинтвейн был весьма посредственным, и мы были настроены очень скептически, когда на маленькой сцене установили три диджериду, появился худенький застенчивый паренек, и началась магия, напоминавшая какой-то фантастический, рафинированный и одновременно первобытный джаз.

Как ему удавалось извлекать самые насыщенные обертона и создавать целые аккорды при посредстве куска дерева, выеденного изнутри австралийскими термитами, и способного, казалось бы, производить лишь одну ноту? Как удавалось удерживать звук так, чтобы он не прерывался ни на секунду?

После концерта мы час проговорили с Залемом и уехали оттуда с чудесным инструментом – нашим первым диджериду, из которого еще не могли извлечь ни единого звука.

Потом был наш первый урок, содержащий в себе самое главное, хотя и звучавшее поначалу как шутка: «секрет циркулярного дыхания один – нужно просто вдыхать и выдыхать одновременно. Когда ты выдыхаешь ртом, ты можешь вдыхать носом».

И постепенно стала появляться музыка, вводившая нас в транс, облегчавший творение музыки, усиливавшей транс, приводящий к созданию музыки, вызывающей…

Вдохновение – это от слова «вдох».

Мы испытывали нечто новое, явно выходящее за рамки простого умения волевым усилием контролировать дыхание. Пауза между вдохом и выдохом расценивается древнейшими трансформативными системами как момент перерождения, полного слияния с миром, растворения в нем.

Хью Эверетт, физик, искавший ответ на загадки квантовой реальности в идее параллельных вселенных, называл моменты времени, в которых ход событий может быть изменен, точками выбора или окнами возможностей.

Между вдохом и выдохом есть пустое пространство, кроличья нора, предназначенная для того, чтобы перескочить из одной возможности в другую. Пространство, где, затаив дыхание, совершают чудеса.

На первых порах нас вновь вела очень простая мысль: если мы в состоянии что-то передать дельфинам, как-то с ними общаться, то в качестве средства коммуникации мы, прежде всего, должны использовать собственное тело.

Что есть у нас, чтобы наладить диалог с ними? Слова? Картинки? Предметы? Ничего, кроме содержания сердца и головы, а также тела. Но как, обходясь без слов, использовать голову или сердце, мы пока не имели понятия. Оставалось тело.

Очевидно было, что важные составляющие здесь – пластика, пластичность, текучесть движений и их выразительность. Но что-то еще…

Телесно ориентированные практики казались самыми прямыми дорогами к этому: плавность и гибкость движений, их гармоничность безусловно напоминали дельфинов. Но нам требовалось еще умение почти телепатически чувствовать партнера, передавая ему едва уловимыми движениями однозначно читаемые эмоциональные и даже смысловые импульсы и принимая в ответ такие же, заставляющие нас мгновенно и однозначно реагировать на них – так, как это делает группа дельфинов, связанная чем-то большим, чем механизм биологической синхронизации.

Наверное, некогда такие учения, как йога, содержали в себе почти все необходимое для такой трансформации. Очевидно, оно было наименее алгоритмизируемым и, как нам представляется, полностью исчезло в процессе тиражирования. Многие мощные системы, некогда предназначенные лишь для подготовленных адептов, вынуждены были в погоне за тиражированием превратиться в набор расфасованных по стандартным пакетам упражнений – возможно, полезных для физического здоровья и структурирования времени, но потерявших по пути свою сердцевину.

А может быть, нам просто не повезло – в наших поисках нам встречались либо очень поверхностные, либо очень замороченные на собственной просветленности гуру.

Как бы то ни было, тайчи, цигун, йога – индивидуальные практики, направленные на внутреннее раскрытие человека в значительно большей степени, чем на развитие его общения с партнером. Кроме того, эти системы в основе своей неэмоциональны. Дельфин же, лишенный эмоций, – это кошмарный триумф борцов за искусственный интеллект.

Все это приводило к мыслям о танце, причем не всяком, а только парном, замешанном на страсти, только том, где два партнера становятся взаимопроникающими, где они продолжают и раскрывают движения, эмоции, качества, стремления друг друга. Где они ведут предельно интенсивный диалог, основанный на невербальном резонансе.

Эксперименты Н. Бернштейна, в ходе которых он снимал на темном фоне танцоров, предварительно нарисовав белые точки на их черных костюмах, показали, что движения танцующих имеют математически точный волновой характер. Как и существование воды.

Для индусов Бог – не мужчина и не женщина, это танцующее единство их двоих. Сам танец. «Парный циклон» (выражение Лилли), образующий алхимическую энергию трансмутации.

Было ощущение, что здесь мы оказываемся очень близко к чему-то фундаментально важному для нас.

Мы «поймали» Джакомо Риззолатти в холле отеля в перерыве между заседаниями какой-то конференции. Его открытие – неудобная тема в науке, потому что отрицать его бесполезно (все опыты доказательны), а принять сложно, потому что это привело бы к пересмотру многих заблуждений, на которых держатся программы образования, научные школы и социальные практики. Первооткрыватель зеркальных нейронов, он доказал, что наша природа основана не на «праве сильного», не на агрессии и индивидуальном выживании, а на эмпатии, сочувствии, сострадании.

«Про дельфинов я ничего не знаю», – с удивлением сказал он при первой встрече. Но мы рассказали ему о наших первых опытах, убедивших нас, что дельфины – едва ли не самые эмпатичные существа – несомненно, как и мы, обладают зеркальными нейронами. Через несколько лет после этого, на открытии первого Фестиваля Дельфинства, он, обведя взглядом аудиторию, скажет: «Понимаете, это означает, что мы – ты, я, он, – мы все на самом деле одно существо».

Мы искали практику эмпатии, основанную на универсальном, не зависящем от языка и культурных традиций, подходе к контакту: сочувствие, умение без слов угадывать мысли, эмоции, намерения друг друга.

Эмпатия, маскирующаяся танцем, который невозможен там, где разбито открытое Джакомо зеркало.

Нам нужен был «Урок танго» – как в одноименном фильме. Мы встретились с его хореографом и главным героем Пабло Вероном вечером в кафе на бульваре Клиши, за час до его отлета в Буэнос-Айрес, чтобы попытаться сбивчивой скороговоркой рассказать ему, что мы ищем. Время кончилось почти сразу.

Пабло посмотрел на часы, взял телефон, набрал номер и попросил перенести его вылет на следующее утро. Потом помолчал и сказал: «Меня когда-то приятель пригласил в парк аттракционов, где он работал и куда накануне привезли дельфиненка. Я окунулся в бассейн, где он плавал какими-то неровными кругами, и стал плавать вместе с ним. И вдруг он подплыл ко мне, и я взял его на руки. До сих пор чувствую, как он дрожит… а теперь расскажите еще раз, что вы задумали. Время у нас есть».

Утром, уладив дела так, чтобы освободить две недели, мы улетели с ним в Аргентину и начали учиться лучшей (конечно, после занятий любовью) из известных нам практик интуитивного чувства партнера.

С каждым днем менялись привычные ощущения и взаимодействия с частями самих себя, окружающим пространством и друг с другом. Отказавшись от привычных средств и органов коммуникации, мы учились общаться, непосредственно обмениваясь эмоциями и понятиями, мгновенно читая малейшие импульсы, исходящие друг от друга, и сознавая, что такое общение неизмеримо глубже и богаче привычного.

Это не танец. Точнее, танец в той степени, в какой он является диалогом. Личностная практика, становящаяся таинством потому, что выходит за пределы личности. Опыт растворения границ – преодоление двойственности единством.

Кроме мужчины и женщины, кроме двух партнеров здесь есть нечто третье, и оно главное. Не двое, а то, что между ними и над ними. В архитектуре это называют точкой сопряжения – она где-то вне сооружения, она неразличима для обычного глаза, но именно она держит и связывает все это (миро)здание. Невидимая ось качелей, точка опоры.

Упражнение в гравитации: поодиночке так нельзя ни стоять ни двигаться, это нарушение законов физики, мы бы упали порознь, если бы не было тебя, если бы не было меня – если бы мы были не вместе.

Все дело – в одном-единственном движении – в его начале, его развитии, его завершении. Мастер – не тот, кто лучше исполняет те или иные коленца, не тот, кто знает их больше, он просто иначе делает вот этот единственный шаг – тот, который СЕЙЧАС. Все фигуры, которые можно выучить, – неважны. Смысл – в том, как – из какого Адреса – ты делаешь только этот шаг, потому что на самом-то деле ничего другого ты и не можешь делать.

Шаг, соединяющий риск падения с доверием. Это из области электричества: два провода почти не соприкасаются, но в том-то и дело, что здесь нет никакой изоляции…

Мы не можем поверить в нетанцующего Бога…

Чем больше торопливость, тем меньше шансов успеть. «Когда я тороплюсь, я замедляю движения». Если уловить музыку, легче всего попадать в сильную долю, но мы любим слушать промежутки между ними – в них есть простор и воздух для нас. Два мгновения, одного из которых уже нет, другого нет еще, и то, что есть между ними, может быть бесконечностью. Времени достаточно, в промежутках между тиканьем секундной стрелки можно все успеть. Все наполнить, высветить, вырастить…

Все, чем мы занимались – плавание, дыхание, танец, – требовало, как это ни странно, одного и того же – спокойствия, открытости и сосредоточенности – «включенности».

Одного и того же состояния сознания, столь редкого в нынешней жизни и, как выясняется, наиболее продуктивного. Такого, при котором электрическая активность мозга функционирует в т. н. альфа-диапазоне, свойственном медитации или молитве. Такого, в котором практически постоянно, согласно исследованиям, пребывают дельфины.

Лилли, изучавший измененные состояния сознания и насчитавший их более ста пятидесяти, в конечном счете написал: «Есть только два состояния сознания – присутствующее и отсутствующее…»

Присутствующее состояние хотелось сделать постоянным.

Попавшая к нам в это время (совпадение) книга молодого тибетского ламы Йонге Мингьюра Ринпоче «Будда, мозг и нейрофизиология счастья» была именно об этом.

Через две недели мы сидели с ее автором в небольшом помещении, готовые пройти первый в своей жизни обучающий ретрит по медитации. Перед нами был Будда – спокойный, внимательный и совершенно… живой. Непостижимо сочетающий в себе умудренность тысячелетий и задор тридцатилетнего мальчишки. Полностью включенный в каждую малейшую деталь происходящего. Представившись, мы сообщили, что никогда до сих пор не практиковали медитацию и уж тем более никогда не занимались ею с учителем. Кроме одного раза, когда у нас были удивительные и крайне необычные учителя – дельфины.

Наш курс начался с того, что Ринпоче попросил в течение нескольких минут ничего не делать специально. Просто принять максимально комфортную позу и быть внимательными, отмечая все, что происходит с нами. Не пытаясь медитировать, не заставляя себя что-то чувствовать, не прогоняя приходящие мысли или ощущения, а только наблюдая и осознавая их.

По прошествии некоторого времени он спросил: «Получилось? Отлично. Это и была медитация». То, что он говорил и демонстрировал, было лишено всякого мистицизма и искусственности. Он ставит знак равенства между медитацией и осознанностью и только в этом видит практику.

В течение нескольких дней он показал нам, что любая – без исключения – повседневная деятельность может быть медитацией, при условии, что ты занимаешься ею осознанно и внимательно. Это было потрясающим открытием, таким простым, что в него не верилось.

Через несколько лет ученик Мингьюра – Тулку, – мальчик, в котором по убеждению буддистов живет вечное сознание Будды, поедет с нами в очередную экспедицию. Не умевший до этого плавать, никогда не видевший моря, он с первого дня будет принят дельфинами и станет гонять с ними целыми днями, возвращаясь на корабль только с наступлением темноты, как мальчишка со своими сверстниками на летних каникулах…

Когда он вновь окажется в монастыре, его наставники спросят его, удалось ли ему донести учение Будды до его новых друзей, смог ли он научить их медитации. Мы встретимся после этого, и он, хохоча, расскажет нам, как они были обескуражены, когда он ответил: «Нет! Это они учили меня медитации».

Но тогда – накануне первой настоящей экспедиции, нам еще требовались какие-то подтверждения, облеченные в форму современных достижений науки о человеке.

Мы позвонили замечательному психологу и гипнотерапевту Жану Беккио и изумили его новостью о том, что после стольких лет знакомства и сотрудничества созрели, наконец, до того, чтобы стать его учениками.

Его дом в пригороде Парижа – вне времени и пространства. Деревянные скамьи, неизменная картина, на которой вечер таинственным образом переходит в утро, стопки книг на полу… Семинар по измененным состояниям сознания начинается прямо от входа.

Жан – один из создателей недирективного гипноза и самогипноза, при котором человек не теряет связи с реальностью, при котором исключена манипуляция его сознанием, а он начинает действовать наиболее эффективно в самых разных областях – активируя скрытые ресурсы организма, снимая боль, регулируя частоту пульса, изменяя ритмы работы головного мозга, обеспечивая контроль над физиологическими процессами, создавая поэмы или плавая.

Беккио называет такое состояние активным трансом и считает его наиболее полноценным для жизни человека. Если обычное существование большинства людей предполагает хотя бы частичную отключенность от полного проживания момента, активный транс – полная, одновременная и осознанная включенность всех сенсорных каналов. Никакого противоречия с тем, чему учил Ринпоче – осознавание того, что ты сейчас видишь, слышишь, чувствуешь, о чем думаешь, какие эмоции испытываешь. Внимательность ко всему потоку жизни, в котором находишься, и способность произвольно перенести центр этого внимания, сосредоточив все способности на том, что сейчас является для тебя наиболее важным. Точность любого действия, в котором ты находишься целиком.

В этом состоянии существует гонщик, ведущий машину на скоростях, не оставляющих времени на интеллектуальные интерпретации происходящего, потому что малейшее отвлечение – убийственно. Художник, пишущий картину. Мастер айкидо. Виртуозный музыкант-импровизатор. Горнолыжник-фристайлер. Ученый, целиком поглощенный решением задачи. Ребенок, играющий в захватывающую игру. Влюбленный. Дельфин.

Так совершаются открытия, так случаются исцеления, так ставятся рекорды.

Что происходит в нас в это время? Как наша, непонятно из каких материй состоящая, осознанность приводит нас к единственно правильным и точным физическим действиям?

Кто прячется в каждом из нас, спокойный и внимательный, обладающий хирургически-точным разумом, способный мгновенно и с филигранной четкостью руководить нами на клеточном уровне?

По сравнению с ним, настоящим владельцем, мы с нашим обыденным сознанием, привычными способностями и стереотипными стратегиями – в лучшем случае поверхностные арендаторы, понятия не имеющие о тайных переходах, скрытых комнатах, отъезжающих стенах и подземных ходах снятого напрокат замка.

Что сделать, чтобы наладить с ним связь, объединиться, слиться?

Ничто никуда не уходило. Все – здесь. Внимательный взгляд внутрь. Без всякого пафоса, почти анекдотически: «Дорогая, я дома!»

Он – внутри нас. Мы – внутри него.