Текст книги "Всё золото мира"

Александр Грич
Всё золото мира

– Поклоняетесь золотому тельцу?

Потемкин двинул вперед пешку и уютно откинулся в кресле. Смотрел он не на шахматную доску, а на каминную полку, где тепло отсвечивал желтым миниатюрный, дюйма три на два, искусно сделанный бычок на подставке из розового палисандра. Невинная маленькая хитрость – иногда, когда затеваешь что-то в трудной партии, не грех слегка отвлечь противника.

На этот раз удалось. Вольдемар проследил за взглядом Потемкина, поднялся с кресла, аккуратно, даже нежно взял бычка и поставил на ладонь. Тихо погладил по спине и только потом поднял глаза на собеседника.

– Да, знаете ли… Поклоняюсь, вы совершенно правы. Золото… Я могу его без всяких анализов различить. Золото – оно пахнет по-другому. Оно в руках становится теплым. Оно с понимающим человеком разговаривает – хотите верьте, хотите – нет. И оно не подвластно ни времени, ни идеологии – как все настоящее…

Так завершил свой короткий монолог Вольдемар Рейнджер. Предложил Потемкину взять золотого бычка в руки, а потом бережно забрал обратно и тихо поставил его на столик рядом с доской.

Совершенно неожиданные «золотые» откровения обычно скупого на эмоции Вольдемара были для Олега Потемкина безусловно интересны. Как нежно – другого слова и не подберешь – он говорил о золоте. Откуда это у почтенного профессора? Он, правда, еще при первой встрече рассказал, что прадед его, Феодор Рогожин, (Вольдемар произносил именно так: «Феодор»), был купцом первой гильдии, поставщиком императорского двора. Но больше к этой теме никогда не возвращался. А впрочем, так всегда и бывает – ты можешь контачить с человеком годами, подолгу беседовать с ним – и всё это остается в рамках светского знакомства. И вдруг – совершенно неожиданно, маска общепринятого исчезает с лица собеседника, и ты видишь, что волнует его по-настоящему, что воистину заботит – и это настоящее придумать и сыграть почти невозможно.

С почтенным профессором Рейнджером (такую фамилию прадед Вольдемара взял в Америке), много лет преподававшим в бизнес-школе USC, одного из крупнейших университетов Калифорнии, Потемкина познакомили в один из прошлых приездов в Лос-Анджелес. Американец в третьем поколении, на редкость хорошо для представителя здешнего среднего класса образованный, сохранивший русский язык, да к тому же прекрасно знающий русскую литературу – классику во всяком случае – Вольдемар Рейнджер был личностью приметной. И они сошлись с Потемкиным – не то, чтобы подружились близко, но «шахматные вечера» устраивали регулярно, когда Потемкин бывал в Калифорнии.

Две партии за вечер, иногда – три… Приятели играли примерно в равную силу, а потому скучно не было. Олег подозревал, что на самом деле Вольдемар играет чуть сильнее и временами просто сдерживает себя… Так или иначе, Потемкину надо было выкладываться на полную, чтобы иметь шансы.

– Настоящее, казалось бы, очевидно, – продолжал Рейнджер неторопливо. – И тем не менее его редко принимают сразу – если вообще принимают…

Вольдемар умолк на минуту и сделал ход слоном. Ход внешне совершенно безобидный, но грозящий взрывом на левом фланге Потемкина. А заодно нейтрализующий дальнюю угрозу, от которой Потемкин хотел партнера отвлечь. Рейнджер есть Рейнджер, его на мякине не проведешь.

– А я, грешный человек, вообще не знаю, что такое – очевидность… – Потемкин поправил мягкий свитер и уютно потянулся. Он хорошо себя чувствовал у Вольдемара дома. Уютно. И хозяин был уютный – полный, но не оплывший, розовощекий, румяный, неторопливый в движениях. А Рейнджеру нравился Потемкин – сдержанный, поджарый, светловолосый. Темные брови и усы, не тронутые сединой, раздвоенный твердый подбородок. Ощущение надежности и силы вызывал этот человек.

Собеседники подходили друг другу – Вольдемару надо было отдыхать после лекций и ежедневного общения со студентами на занятиях. Рейнджер не очень любил об этом говорить, но у Олега сложилось впечатление, что Вольдемар не в восторге от своей преподавательской работы. И, общаясь с Олегом, Вольдемар с удовольствием от нее отвлекался. А самому Потемкину надо было отходить от другого – от оперативной текучки, от неопознанных трупов, от козней наркомафии в разных странах мира, от ночных вызовов, от совещаний у начальства – малого и большого…

Приятели курили, тянули из широких стаканов чайного цвета бурбон «Black Maple Hill» 16-летней выдержки и невероятной крепости. Он каким-то чудом обладал ароматом коричневого сахара и чуть попахивал дымом осеннего леса. Льдинки в стаканах тихо позвякивали о стекло.

К телефону по негласному уговору в эти часы на подходили. Потемкин, любивший точность, оговорился всё же: «У меня – одно исключение. Только если с работы и по работе…» К счастью, такого не случалось до сих пор. И, когда телефон зазвонил, Олег лениво глянул на экранчик, готовясь переключить звонок на автоответчик. Но на экране высветился номер Хопкинса – а Хопкинс звонил нечасто даже в урочное время. А потому Потемкин взглядом извинился перед Вольдемаром и нажал кнопку ответа.

Хопкинс, как всегда, не тратил времени на приветствия.

– Через двадцать минут будь на Колдуотере у пожарной команды. Там тебя встретят.

– Но, послушай, я сейчас далековато.

– Где бы ты ни был – выходи немедленно.

«Вызов завершен» – замигало на экране.

Потемкин с неудовольствием оглядел шахматную доску, где партия медленно шла к благоприятному для него эндшпилю. Уж ничья-то тут точно гарантирована, но можно и за победу побороться…

– Я могу оставить партию до нашей следующей встречи, – Вольдемар глядел на Олега понимаюше. Вообще люди с пониманием и уважением относятся к вещам, которые им самим и их образу жизни несвойственны. Вольдемара наверняка за всю его карьеру так, в поздний час, не вызывали на работу. И потому оттенок интереса и даже зависти читался в его взгляде. – Или всё-таки есть время доиграть?

– Есть время поднять тост… – Потемкин взял свой тяжелого литого стекла стакан, плеснул немного бурбона. – Чтобы из-за нас с вами никогда, никого и никуда по ночам не вызывали.

Они чокнулись по-русски и выпили. Потемкин с удовольствием прислушался, как огненная жидкость побежала по пищеводу.

– Да, партию оставьте, если можно. Созвонимся на неделе.

– Надеюсь, ничего плохого? – Вольдемар кивнул на телефон.

– Ничего хорошего – это точно, – пожал плечами Потемкин. – А степень плохости будет видна позже…

По дороге к своему «Кадиллаку» Потемкин, развлекаясь, решал задачку – где именно произошло убийство. В том, что именно убийство – сомнений не было, иначе Хопкинс бы так не разговаривал. Значит, убийство… Но где? Уж точно не в здании пожарной команды. Тогда – либо в предгорной части Беверли Хиллз, где улицы становятся уже узкими и утопают в зелени, но это всё же ещё равнинная часть города. Либо – в горах. Если свернуть дважды направо у пожарной команды – дорога поднимается в горы и там уже стоят дорогие дома, прилепленные к склонам, кое-где над дорогой нависают поставленные на сваях теннисные корты, свешиваются ступенями висячие сады как те, древние, устроенные в честь легендарной Семирамиды…

Для Лос-Анджелеса такой пейзаж – не редкость, город рассекают на части три горных хребта, а холмов и предгорий – и вовсе не счесть. Бывают просто неожиданные, нелогичные даже подъемы местности: в равнинной части, вдалеке от горных массивов – вдруг вспучилась когда-то земля. Предприимчивые люди, естественно, застроили все домами и вот ты можешь любоваться прекрасным видом на долину Сан-Фернандо, сидя на балконе посередине этой самой долины…

Место, где произошло убийство, часто определяет первые шаги в расследовании. Так где же – в низинной части Беверли Хиллс или в горах? Потемкин прислушался к себе – нередко он интуитивно угадывал какие-то обстоятельства еще до прибытия на место преступления. Но в этот раз ничего не придумывалось и, остановившись под уличным фонарем, Олег подбросил квотер: «heads or tails» – загадав, что если выпадет орел – убийство на равнине. Выпал орел. И, сидя за рулем, Потемкин примерно прикидывал, куда именно попадет.

Он однако не угадал. Встречавший полицейский сказал, что труп обнаружен на озере Франклин.

– Где, где? – переспросил Потемкин. – Но уже задавая вопрос понял, о чем речь. Если ехать по этой извилистой дороге в горы, надо миновать обжитой район и еще минут через десять попадешь на уютное горное озеро. Туда ездят редко – это резервный водоем города и рыбалка там запрещена. Купание – тем более. И вообще туда, кажется, направляются только влюбленные… Сколько слышал Олег, никто не называл это озеро по имени. «Озеро на Колдуотере» – да и всё.

По дороге его спутник в двух словах рассказал то немногое, что знал сам. Труп мужчины. Найден сторожем в камышах у воды. Вообще-то это – чистая случайность, что сторож нашел его вечером – место тут тихое и обычно охранник объезжает территорию на машине, заезжает к зданию насосной станции, небольшому офисному помещению – да и возвращается обратно. Государственные служащие – они везде государственные служащие. Они не перерабатывают, профсоюзы ревниво охраняют их права и контроль над ними по жесткости ни в какое сравнение не идет ни с одной частной компанией.

Но вот и озеро. Тихо шепчутся сосны, шелестят темной листвой платаны и тополя. Пирамиды кипарисов вырисовываются на фоне розоватых облаков там, на Западе. В облаках отражаются огни бессонного мегаполиса, мировой столицы кино – и – чего там ешё? – одним словом большого, очень большого города Лос-Анджелес.

Обычная желтая лента, огораживающая место происшествия, здесь выглядела странной. От кого тут отгораживаться? Все, кто здесь в этот ночной час – на работе. Полиция, эксперты, прокуратура, врачи, коронер.

Убитому было лет сорок – сорок пять. Совершено убийство не здесь – это совершенно точно. Вокруг высокие камыши, если бы была борьба – не заметить это невозможно. Насчет причины смерти гадать не приходилось: пулевая рана на виске, еще одна на груди. Может, есть еще что-то? Вскрытие покажет.

Почему те, кто это сделал, решили привезти труп сюда? Что за странное место для того, чтобы избавиться от покойника? Коп из ближайшего участка рассказывал в стороне, что за семнадцать лет его работы на озере вообще никаких происшествий не фиксировалось.

Как-то раз, правда, под вечер позвонили, что на берегу употребляют спиртные напитки – а это в Калифорнии запрещено в публичных местах. Но даже наряд посылать не стали – охранник сам разобрался.

– Ну что? – спросил у Потемкина невесть откуда появившийся Хопкинс (он обладал этим умением – возникать как бы ниоткуда и также мгновенно исчезать бесследно).

– Что? – повторил он. – Есть соображения?

– Пока ничего, – сказал Потемкин сдержанно.

– Значит, так: наш персонаж по имени Фрэнк Франклин – иностранный подданный, – и Хопкинс продолжал почти без паузы. – Из Южно-Африканской республики. Он снимал номер в отеле «Четыре сезона» – недалеко, в Беверли Хиллз. Я хочу, чтобы ты этим занялся…

* * *

В номере убитого беспорядок. В комнате что-то искали. Наверняка не хозяин. Хозяин всегда более или менее ограничивает для себя район поисков. Тут явно искал человек, который не имел никакого представления, куда был спрятан предмет или предметы, его интересующие, поэтому обыск велся, что называется, навалом. Так артиллерия, не имея ориентира, «утюжит» землю по квадратам. Перед массированной атакой пехоты это, может быть, как раз то, что надо. А тут…

Значит, чужой – решено. А хозяин номера что же, наблюдал спокойно за этим? Что-то трудно себе представить такое. Выходит, гость Франклина был в номере один. Но ключ у него был – дверь не взломана.

А это ещё что такое? Прямо на стекле экрана телевизора обычной канцелярской липкой лентой наклеена оранжевого цвета «флешка» – дополнительный драйв к компьютеру. Странное место для драйва. Кто бы его туда не наклеил – сам Франклин (сомнительно) или те, кто побывал в номере – это информация для третьих лиц. Для тех, кто будет заниматься делом Франклина.

Итак, флешку – в пакетик. Аккуратно, пинцетом. Хотя вряд ли тут оставили «пальчики»… Следствию пытаются подсказать что-то? Ну-ну…

«Жизнь умнее нас, – вспоминал Потемкин любимую поговорку своего учителя, легендарного Бене. – Кто с этой истиной не согласен, тому сыщиком не бывать.»

Денег преступники не взяли. Правда, деньги – семьсот долларов – хранились в сейфе. Но сейф, как ни странно, не заперт… Итак, сейф открыт, а деньги не тронуты. Кроме того, не тронуты были ювелирные украшения – дорогая булавка для галстука с крупным алмазом – не очень чистой воды, но все же… И массивный золотой перстень, на печатке которого искусный мастер выполнил затейливый вензель, где, если вглядеться, легко читались буквы «FF» – инициалы владельца. Печатка подвижная – если потянуть легонько камень на себя, а затем сместить вправо, можно повернуть ее вокруг оси – тогда на свет глядел совершенно иной рисунок – сплетение двух, а, может, трех арабских букв.

Олег достал из кармана рабочий блокнот и зарисовал этот второй вензель, стараясь не упустить подробностей. Уложив блокнот в карман, щелкнул камерой телефона – так проще и удобнее, но Потемкину всегда казалось, что бесстрастный фотографический снимок что-то скрывает от глаза, в отличие от рисунка, который выполняешь сам. Потемкин, кстати, очень недурно рисовал, хотя никогда не считал себя художником. Однако в жизни не пропадает никакое знание, и никакое умение тоже.

Узор арабских писмен напомнил Потемкину что-то. Что именно – он пока и сам не знал, но сделал в памяти отметку, что надо порыться в энциклопедии символов – было у него дома такое редкое издание. Даст это что-то для расследования или нет – кто знает…

Под конец, можно считать, повезло. Дежурная горничная рассказала, что вчера около десяти вечера видела на этаже человека, который к числу их постояльцев не относился.

– Почему вы так решили? – спросил Потемкин. – Не так одет? Или сказал что-то не то?

– Даже и не знаю… – Миловидная круглолицая шатенка лет сорока была озадачена. – Во-первых, на этом этаже гости меняются не так часто… Многих знаешь в лицо. Этого я видела впервые. Латинос. Или, может, индус? Волосы черные, как смола. Чуть выше среднего роста. Но пониже вас. Потом… Он вроде нервничал. Непривычно ему вроде здесь было, неуютно. А одет он был как раз прилично. Костюм и галстук…

– Описать его подробней можете? Тогда задержитесь, скоро подъедет наш художник, вы ему поможете составить портрет.

Потемкин дождался приезда вызванных из отдела Глетчера экспертов и художника и вышел из отеля на Родео Драйв. Поглядел на хрустальные люстры, висящие над самой дорогой улицей мира (тогда они еще висели без нынешних прозрачных защитных футляров, и поэтому смотрелись куда лучше), прошел мимо туристов, фотографирующихся у знаменитого фонтана напротив гостиницы. Надо же, утро – а уже столько народу… Родео драйв, ничего не попишешь. Потемкин аккуратно обогнул влюбленную пару, завороженно глядевшую на огромные флаги, развевающиеся над центральным входом в отель. Явно провинциалы, приехавшие в Беверли Хиллз откуда-нибудь… из Милуоки, может быть? И парень сейчас рассказывает девушке, что именно в этом отеле снимался знаменитый фильм «Pretty Woman» с Джулией Робертс в главной роли. И именно отсюда по Родео драйв разгневанная героиня уходила после размолвки.

Родео Драйв, Беверли Хиллс, «Фор Сизонс» – как люди подвержены фетишам… Сюда, также как к знаменитому китайскому кинотеатру на бульваре Голливуд, стекаются толпы со всего мира. Причем приезжие из американской глубинки выглядят ничуть не более уверенно, чем откуда-нибудь из далекой Африки. Потемкин знал, как ведет себя человек, попавший куда-то, где чувствует себя не в своей тарелке, а виду подавать не хочет. В том же туристском квартале на пересечении бульвара Голливуд и авеню Хайланд, скажем. Такой приезжий хочет выглядеть независимым. Он почему-то непременно опускает руки в карманы и делает вид, что всё вокруг ему привычно. А кого только нет вокруг! Все народы, нации, племена, одежды, повадки – от флегматичных северян – до дисциплинированных немцев, от держащихся группами японцев до беззаботных африканцев…

Кстати, Африка. Убитый мистер Франклин – бизнесмен из ЮАР. Человек, если судить по тому, как он одет, состоятельный. Никакого ширпотреба, никаких дорогих брендов, купленных на распродажах. Название его компании на визитной карточке ровно ничего Олегу не говорило.

«Да, – подумал Потемкин, – но сейчас надо поспать хотя бы чуток…»

Он нажал кнопку вызова Хопкинса, кратко рассказал об увиденном и условился о встрече в офисе после полудня.

* * *

В кабинете Хопкинса уже были молодой Лайон О’Рэйли, не так давно поступивший на службу в Группу («У него IQ больше 160» – сообщили Потемкину шепотом), психолог Сандра Амальдено, которую Потемкин с первой встречи запомнил – потому что такую женщину просто нельзя было не запомнить. И, конечно, Ким – «ККК» – так его называли в Группе – «Ким – Король Королей». Бывший хакер, который делал чудеса, отыскивая в Сети информацию на фигурантов самых трудных и запутанных дел. А кроме того – обеспечивал защиту секретов Группы в Сети и умело проникал в чужие секреты – хотя говорить об этом даже между коллегами было не принято.

Хопкинс дал короткую вводную. Во-первых, личность убитого подтверждена. Фрэнк Франклин – представитель «Уэстерн Майн Корпорейшн» – золотодобывающей компании в ЮАР. Смерть, по заключению экспертов, наступила между восемью и десятью вечера. Два огнестрельные ранения – в грудь и в голову. Место совершения преступления пока остается невыясненным.

Компания, которую представлял Франклин, давно имеет деловые связи со Штатами. В последние годы эти связи активизировались. Торговля золотом и золотыми изделиями – традиционно области, где обращается большое количество наличности. А потому наше учреждение, – Хопкинс поднял палец, – относится к этому виду предпринимательства с повышенным вниманием, скажем так. Однако ничего незаконного за «Уэстерн Майн» не замечалось.

Представляя интересы своей компании, Фрэнк Франклин бывал в Калифорнии регулярно. Круг его обязанностей пока полностью неясен, но очевидно достаточно широк. Он работал представителем «Уэстерн Майн» уже долго – больше десяти лет, во всяком случае. Значит, пользовался доверием. Жил, насколько сейчас известно, по крайней мере на два дома. Первый – у его подруги, фотомодели Илоны Фаркаш. «Не звезда первой величины, но, говорят, красотка», – вскользь отметил Хопкинс. – А второй его дом был всегда в гостиницах. И всегда в разных. И всегда в дорогих.

Франклин регулярно вывозил из страны многие сотни тысяч долларов наличными – в качестве уплаты за золото и ювелирные изделия. Все эти сделки были строго документированы. «Коллеги из параллельных ведомств не видели криминала… – Хопкинс помедлил. – Хотя, как мы с вами понимаем, это не значит, что криминала не было.»

Нынешний приезд Франклина, насколько известно – обычная для него поездка. Вроде бы она подходила к концу. Значит, он как всегда должен был увезти из страны наличные. Однако наличных в значительных количествах ни на убитом, ни в его сейфе не оказалось. Где эта наличность, а также где и почему Франклин был убит – надо выяснять.

Реально на подозрении пока один человек – тот, чей портрет составлен на основании слов горничной из «Four Seasons». Портрет и ориентировка разосланы. По базе данных пока совпадений не найдено. «Флешкой», демонстративно прикрепленной на экран, занимаются техники. Итоги будут, скорее всего, завтра. Проверен мобильный телефон убитого. Из довольно обширного списка абонентов выделены шесть самых популярных адресов – ими и предстоит заняться в первую очередь.

– Адресаты разнообразные… – Хопкинс обвел глазами собравшихся. – Максуд Вазири – известный адвокат и бизнесмен. Как ни странно, он уверенно на первом месте по разговорам с Франклиным. Борис Гарнетт – предприниматель, хозяин ювелирных бизнесов. Ну, это понятно. Дальше – офис фирмы «Уэстерн Майнер». Гэс Сандерс – пенсионер, но общались они с убитым часто… И Илона Фаркаш – пассия Фрэнка Франклина. А также – ее отец, Ласло, в прошлом – видный журналист – международник.

– Вопросы? – Хопкинс выждал паузу и резюмировал. – Вот такая начальная информация. Есть соображения?

Выслушали короткое сообщение Потемкина, потом – первые сведения, добытые Кимом. На этой основе распределили обязанности. Потемкину Хопкинс поручил возглавить расследование. «У меня и без этого Франклина сейчас дел по горло! – буркнул он, когда Потемкин попытался возразить. – И общее руководство все равно остается на мне, так что не волнуйся – прикрою в случае чего». Поглядел на то, как Потемкин поднял брови и завершил примирительно: «Да знаю я, знаю, господин Потемкин, что ты не нуждаешься в прикрытиях. Это я так, к слову…»

Потемкин без колебаний выбрал себе для первой встречи самую необычную пока фигуру – знаменитого лоббиста Макса Вази – у того, по сведениям Кима, были тесные отношения с убитым. О’Рэйли был направлен в офис здешних партнеров «Уэстерн Майн», а затем – к Гэсу Сандерсу.

– Вряд ли они скажут хоть что-то путное… – негромко поделился своими сомнениями О’Рэйли с сидевшей рядом Сандрой. – Впрочем, как говорили древние: «Dum spiro, spero»[1]1
  Пока дышу, надеюсь – лат.


[Закрыть]…

Сандра перехватила заинтересованный взгляд Потемкина и улыбнулась, как бы извиняясь за молодого коллегу.

Самой Амальдено предстояла встреча с Илоной Фаркаш. Эта молодая женщина больше трех лет была близкой подругой убитого Фрэнка Франклина. Ее отец Ласло Фаркаш – известный журналист-международник и бизнесмен, тоже, судя по информации, хорошо знал покойного. Встречу с ним Потемкин наметил на ближайший день.

* * *

Ласло Фаркаш в далекой молодости был убежденным диссидентом (хотя тогда такого слова, кажется, не знали). Участвовал в венгерском восстании 1956 года. В Будапешт тогда вошли советские танки, восстание подавили. Однако оставшись формально в социалистическом лагере, Венгрия уже никогда не была до конца социалистической – опасаясь повторения волнений, стране был разрешен некий социализм щадящего режима – и более или менее это всех устраивало. Когда Ласло Фаркаш, отсидев шесть месяцев, решил уехать за рубеж на постоянное место жительства – особых препятствий ему не чинили.

Ласло тепло встретили в Мюнхене. Речи, интервью, зачисление на радио «Свобода». Но через несколько месяцев новая работа стала рутиной. Борьба с международным коммунизмом, которой был так одержим в родной социалистической Венгрии журналист Ласло Фаркаш, на другой, капиталистической, стороне баррикад радости не приносила. Шли скучные трудовые будни, дежурные обличения в эфире «той», социалистической действительности. Однако теперь, при работе на Западе, эти обличения были начисто лишены сладкого привкуса подпольности и опасности. На поверку эта назойливая пропаганда демократических ценностей оказалась так же скучна, как непрерывная борьба с призраками империализма в прошлой жизни Фаркаша.

Не таким рисовалась Ласло в мечтах его будущее!

Из Штатов приезжали время от времени руководители радиостанции – американцы – громкие, веселые, бесцеремонные. От них шел запах другой жизни.

Кто ищет, тот находит… На одном из приемов Ласло был представлен приезжему из Штатов человеку, отрекомендовавшемуся как Джеймс, профессор славянского департамента какого-то калифорнийского университета – Фаркаш даже толком не разобрал, какого именно. Джеймс оказался вроде бы именно тем, кого искал Фаркаш – веселым циником, ни в грош не ставившим идеологию, но умевшим жить весело и бесшабашно. Они встретились еще дважды, и в конце вечера, в третьем по счету баре, Фаркаш был завербован. Ласло сам тогда это так не называл, да и потом был разборчив в терминологии – но так или иначе именно это произошло в тот вечер.

И вот Ласло Фаркаш через несколько месяцев явился в венгерское посольство в ФРГ и заявил, что разочаровался в западных ценностях и не мыслит себя вне жизни на родной земле. Как ни странно, ему разрешили вернуться – для венгерских контрразведчиков он был ценный кадр, для пропагандистов – тем более.

Теперь Ласло с удовольствием рассказывал в венгерских газетах и на телевидении о трудностях западной жизни и несправедливостях тамошней системы. А так как журналистом он был талантливым, то и материалы были хороши. Его телевизионные обозрения и острые комментарии тоже были в новинку. Вроде бы на грани дозволенного, но безусловно полезны социалистической Венгрии. Так что Ласло был обласкан руководством и стал одним из ведущих телевизионных журналистов, которого знала вся страна.

Американцы его до поры не трогали. Незначительные задания, которые он получал, щедро оплачивались…

И вот такая жизнь уже целиком была по душе Фаркашу. Он побывал и в Юго-Восточной Азии, и на Ближнем Востоке, и в Южной Африке…

Потом ему приелись и эти поездки и он перебрался в США, где открылся новый корпункт венгерского ТВ в Лос-Анджелесе. Ласло с детства отлично знал английский и подходил для этой должности идеально.

– Послушайте, – говорил он иногда в подпитии приятелям, – я уникален по многим причинам, но прежде всего потому, что я могу с равной степенью убедительности защищать любую точку зрения – и той стороны, и этой…

Говоря это, Ласло про себя ухмылялся, и думал, что никто никогда не спросил его – кого он собственно имеет в виду под «той» и «этой» стороной. Он уже и сам не знал, какая сторона для него превалировала.

Женился Ласло, когда ему было за сорок и длился брак недолго. С бывшей женой Фаркаш сохранил добрые отношения. Дочь Илону любил – но в воспитание ее особо не вмешивался.

А экс-жена мечтала сделать Илону звездой. Уже лет с пяти водила она дочь в фотостудии. Лучшие фотографы делали серии снимков – и для Илоны лучи прожекторов и специальных подсветок, отражающие свет матовые круглые щиты, которые держали ассистенты, и теневые устройства, создающие глубину кадра, студийная суета и принимание самых разнообразных поз перед камерой были также естественны, как еда и питье.

Был и успех – реклама детской одежды, где Илона играла главную роль – ангела, слетающего с облаков в платьице фирмы «Энтель» – пришлась зрителям по вкусу и много месяцев не сходила с экранов. «Тем лучше! – говорил Ласло. – Мне и без этих забав есть, о чем подумать…»

И был прав. Восьмидесятые шли к середине. В Советском Союзе настал период, который остряки называли «ППП» – Пятилетка Пышных Похорон. Мало кто тогда предвидел скорый распад СССР и гибель социалистического лагеря, но Ласло Фаркаш, обладавший отменной интуицией, почуял веяния времени – и не ошибся. Должен был начаться передел собственности, дело пахло гигантскими деньгами – пропустить такой шанс было бы преступлением! Какая на хрен демократия? Какая высокая политика? Деньги, огромные деньги оказались на кону!

И Фаркаш стал активно перемещаться по всему миру: венгерские «новые богатеи» из старой партийной элиты имели большие деньги, связи и возможности, но никогда не имели заграничных контактов – того, чего у Ласло было в избытке. И вышло так, что одной из точек притяжения для новых капиталов стала Южная Африка – страна бриллиантов и золота.

Ласло Фаркаш в свое время прожил в этой стране несколько месяцев. Сделал серию телевизионных материалов для Венгрии и Штатов – они прошли в эфире с успехом. Ласло и впрямь нравилась эта страна, ЮАР – он считал, что существовавшая там система, когда правит белое меньшинство – эффективна и рациональна. Одним из героев его телевизионных очерков стал Эрнесто Менандес – преуспевающий предприниматель, который ребенком убежал из родной мексиканской Тихуаны.

Именно в ту пору у Менандеса и возникли дружеские отношения с Ласло Фаркашем. А после, когда настало время новых возможностей, Ласло вспомнил о Менандесе. И отправился в ЮАР – налаживать через Менандеса канал для венгерских и других «постсоветских» инвесторов. Менандес воспринял предложение с энтузиазмом и новые деньги из бывшего соцлагеря потекли в ЮАР. Оттуда пошел золотой поток в Калифорнию, чтобы, приумножившись, вернуться снова в оборот. Деньги делали деньги. Конечно, доходили до Ласло сведения, что Менандес, с которым он дружен многие годы, не только преуспевающий бизнесмен, но еще и один из отцов мафии в Йо-тауне (так называли Йоханнесбург). Что под его началом – сотни бойцов. Ласло Фаркаш знал об этом – и относился к этим фактам не то, чтобы равнодушно, но даже с пониманием. У Менандеса небольшая империя: шахты, золото, бриллианты, торговля. Если режим в стране нестабилен, кто позаботится об этом? Хозяин. Монарх. А какой же монарх без армии? Словом, Фаркаш понимал и уважал Менандеса. И бизнес успешно продолжался. Сам Фаркаш, наладив его на старте, отошел в сторону – и делами фирмы Менандеса в Калифорнии уже много лет занимался Фрэнк Франклин – дальний родственник и доверенное лицо Менандеса. Ласло Фаркаш был как бы в почетной отставке – и его самого это устраивало.

* * *

На экране – одна из центральных улиц Лос-Анджелеса – бульвар Уилшир. На самом деле – никакой это не бульвар, а широкая улица с шестью рядами движения. Но день, видимо, воскресный, движение редкое. Камера показывает пикетчиков около одного из супермаркетов – там объявлена забастовка. Судя по плакатам – то ли хозяева отказываются платить положенные сверхурочные, то ли зарплату не поднимают. Трудовой спор, одним словом. Потемкин повернул голову, посмотрел на Хопкинса: зачем это видео?

Хопкинс кивнул успокоительно: «Погоди немного…»

Любительская съемка ведется, очевидно, с балкона здания на противоположной стороне улицы. За кадром вдруг – истошный визг тормозов, удар железа о железо и камера, вздрогнув, перемещается налево. Там внезапно остановился белый фургон, и ехавшая следом «Кямри» не успела затормозить. Камера пытается сделать медленный наезд – и тут же отъезжает снова, потому что события стремительно развиваются. Ого! Да это – не просто уличное происшествие. Сзади вплотную к «Кямри» подкатывает фургон. Теперь автомобиль обездвижен. Двери «Кямри» распахиваются, из них выскакивают двое спортивного вида парней, но выяснять отношения им не приходится: справа и слева от них впритык останавливаются две темные машины, из их окон на «Кямри» нацелены автоматы. Знакомые силуэты. «АКМ», не иначе. Популярное во всем мире оружие…

Между пассажирами и атакующими происходит короткий диалог. Потом один из подъехавших стреляет в воздух – раз, и другой. Из «Кямри» достают какой-то бумажный пакет и передают нападавшим. В это время на капоте «Кямри» и сзади на багажнике, уже размещены какие-то свертки, из которых повалил густой дым – с каждой секундой всё сильнее.