Текст книги "Синий каскад Теллури"

Увидев Рега, он понял, что вошел в кабинет. Ему сразу захотелось идти к жене, подарить Регу на память ониксовую пепельницу и остаться с собой. Радость сделала его грузным и переполненным.

– Вот Теллури, – сказал Глед, почти механически протягивая Регу темный пакет и хлопая дверцей шкапа так сильно, что стекла ее зазвенели.

Он говорил суетливо, двигался растерянно. Рег пристально посмотрел в его блестящие глаза, взял сверток и встал.

– Что передать Таймону?

– Все, что хотите. У меня прилив крови к голове. Передайте, что чумы нет, она была, но больше ее не будет.

– Чумы нет? – медленно повторил Рег и вдруг вспомнил второе письмо. Смутная догадка заставила его остаться серьезным. – Да, ее нет, если вы так хотите, – мягко сказал он.

Рег поклонился, вышел, и красный свет лампы остался с доктором.

– Теллури! – сказал Рег, поправляя седло и гладя утомленную лошадь: – Это место годилось бы для молитвы, рыданий или великих замыслов. Но, увы! – там предполагается только шуршать рецептами.

IV. Выдержка с пасьянсом

У спуска к набережной Рег проехал мимо двух трупов. Теперь он не удивлялся им, и они постепенно теряли для него свою обязательную зловещесть; более чем когда-либо, Рег убеждался, что камень и труп человека – скучные и даже очень простые вещи. На самом спуске Рег заметил еще одного; этот лежал боком, лицом к гавани, с открытым ртом и рваными калошами на босую ногу. Электрический фонарь дока чертил за его спиной кургузую тень.

Пустынные молы уныло протягивали в тьму залива свои каменные глаголи. Груды залежавшегося товара, окутанные брезентами, тянулись по набережной; ряды их прерывались кое-где треугольниками пустых бочек, пирамидами антрацита и паровыми «ранами. Рег миновал склады, пакгаузы и выехал к свободному пространству набережной.

Здесь он остановился, темный, на темной лошади, напоминая собой в неподвижном электрическом свете конную статую, и сообразил, что попасть в гавань – еще не значит уехать. Его положение могло измениться только благодаря случаю.

– Я уеду, – сказал Рег лошадиной холке, перебирая ее холодными от усталости пальцами. – Как – это другое дело. На первый раз возьмем за бока шаланду[2]2
  Шаланда – небольшое парусное рыболовное судно.


[Закрыть].

Шагах в десяти, покачиваясь и скрипя, чернела железная шаланда, род барки, судно, служащее буксирным целям. На корме сидел человек в войлочной шапке и рваном жилете; босые, грязные ноги его гулко ударяли в обшивку судна. Когда Рег подъехал к воде, человек этот заломил руки и сочно зевнул.

– Эй, на шаланде! – сказал Рег.

– Нельзя ли потише? – ответил, продолжая зевать, человек в войлочной шапке. – Чего вам?

– Мне нужен отчаянный человек, – деловито сообщил Рег, закуривая сигару и приготовляясь к длинному объяснению. Дети народа соображают туго и неохотно.

– Отчаянный? – хладнокровно переспросил матрос. – Теперь все отчаянные. Все стали отчаянными. Вы можете набрать их быстрее, чем воды в рот.

– Неужели все?

– Вот именно. Я, как видите, – матрос и даже вахтенный, а впал в полное отчаяние. Сидеть ли мне на шаланде, спрашиваю я вас? Не пойти ли мне в «Кисть винограда»? Я человек с мозгом. Держи вахту, служи – а помрешь с непромоченным горлом… Я – отчаянный.

– Хорошо, – сказал Рег, вздыхая, так как знал цену много болтающим, – тогда, может быть, вы рискнете?

– Я не спрашиваю – чем, – ковыряя в носу, произнес малый, – так как у меня нет ничего, кроме шкуры. Рискнуть шкурой?

– Да, к этому я и клоню речь.

– Нет, – матрос встряхнул головой. – Это соблазнительно, потому что пахнет, должно быть, хорошими деньгами. Только меня что-то не тянет. Шкуру жалко.

«Если таковы все отчаянные, – подумал Рег, – то их действительно много».

– Прощайте. – Он хотел удалиться, но матрос крикнул:

– А в чем дело, любезнейший?

– Выехать из города.

– Выехать из города! – повторил молодой. – Тогда вы лучше справьтесь в портовом или карантинном управлении, сколько подстрелили таких пассажиров. У них, дьяволов, магазинки, и стреляют они отлично. Берете вы шлюпку, хорошо. Едете, все отлично. У маяка на вас побрызгают рефлектором с карантинного крейсера, а потом, налюбовавшись, саданут залпом и возьмут на буксир. Только повезут-то вас обратно, да и к тому же слегка тепленького.

Рег молчал.

– Есть один, – продолжал матрос, – про него говорят, что он что-то такое, но туманно. Теперь разные слухи… Понаведайтесь, – может, он и в самом деле. Как поедете этак вот дальше по набережной, то увидите черный домик с голубятнями по бокам. А сбоку, ближе сюда, зубы торчат, – это у него был каменный забор, да рассыпался. Домик купил нынче Хенсур, вот он что-то такое. Я не знаю, узнайте вы.

– Хорошо, – сказал Рег, – вот вам на «Кисть винограда».

Он размахнулся и, пока матрос ловил золотую монету, брякнувшую о палубу, – успел отъехать с десяток сажен в указанном направлении. Долгая ночь томила его; моментами он засыпал в седле; секундный сон делал мозг тяжелым как ртуть. Это была та степень усталости, когда человек становится сознательно равнодушным ко всему, кроме постели.

Та часть гавани, в которой он проезжал теперь, была почти не освещена; угольные склады и нефтяные цистерны громоздились в угрюмой черноте теней; пахло копотью и железом. В стороне от шоссе Рег заметил, действительно, нечто похожее на обнаженную челюсть; неровные глыбы известняка вытянулись по одной линии, указывая границы некогда огороженного места. Сквозь мрак, повыше камней, светилась четырехугольная занавеска маленького окна.

– Должно быть, это, – сказал Рег, усиливаясь рассмотреть голубятни. Более густые пятна тьмы привлекли его внимание, он подъехал к ним и различил два столба с круглыми голубятнями на верху, напоминающими ветряные мельницы без крыльев.

Слишком усталый для того, чтобы медлить, Рег спешился, привязал лошадь к ближайшему столбу и, пошатываясь на онемевших ногах, подошел к двери. Стук его был тихим и быстрым.

– Войдите! – глухо отозвалось внутри.

Рег, толкнув дверь, попал в маленькую, ярко освещенную комнату.

Обстановка этого помещения, очень несложная, была все-таки несколько затейлива для того, чтобы он, в промежутке между входом и первым сказанным словом, успел запечатлеть ее всю. В глаза бросились цветы, канарейки, морские раковины, повеяло неприхотливым уютом. За столом, покрытым вязаной скатертью, сидел лысый человек небольшого роста, раскладывая пасьянс. Пестрая бумазейная рубашка составляла, кажется, весь его костюм, так как ноги были обернуты шерстяным одеялом и поставлены в корзину с подушкой.

– Доброй ночи, – сказал Рег.

– Можно и так, – проговорил Хенсур, почесывая небритую седую шею и не обращая на Рега ни малейшего внимания, – валета кладу на даму. Черный валет. Место освобождается. Тогда мы потянем десятку, а на нее девятку, а на нее восьмерку, а на нее… Вышел! – дико закричал он, подскакивая. – Чуяло мое сердце!

Рука его, победоносно рассекавшая воздух пиковым королем, заколебалась и нерешительно опустилась. Физиономия Хенсура выразила тяжелую подавленность.

– Не вышел, – злобно проговорил Хенсур, – дело привычное… Что скажете, как вас?

Последнее относилось к Регу. Он подошел к столу, взял стул и сел на него верхом, желая попасть в тон. Это произвело благоприятное впечатление; Хенсур перестал бегать глазами и устремил их в потолок, подперев голову кулаком.

Рег, быстро осмотрев хозяина, понял, что перед ним кремень. Старик был лыс, худ, щупл и костист, как голодный морской баклан; в глазах его, окруженных тысячами морщин, поблескивало нечто живое, ребяческое и хитрое. Слушая, он имел привычку оттягивать нижнюю губу так, что сверкали удивительные, меловой белизны, зубы.

– В городе чума, – сказал Рег беззаботным голосом.

– Наплевать, – отрезал Хенсур.

Воцарилось молчание.

– Вы – Хенсур? – резко спросил Рег.

– Я – Хенсур. Только мне плевать на то, что я Хенсур.

– Правда?

– Да. Правда. – Старик сердито укрепил голову на своем маленьком кулаке, продолжая смотреть в пространство.

«У всякого своя манера веселиться», – подумал Рег, мало обескураженный таким приемом.

– Опасно оставаться в городе, – значительно произнес он.

– Наплевать.

– Что вы думаете насчет этого?

Хенсур крякнул.

– Кому не наплевать, пусть сидит, – решительно заявил он, – а на остальных мне наплевать.

Рег поморщился. Что-то похожее на усмешку мелькнуло в углах глаз Хенсура.

– Я хочу уехать, – сказал Рег.

К его удивлению, старик на этот раз промолчал, положил локти на стол и стал потирать переносицу большим пальцем, рассматривая Рега деловито и пристально. Рег скрипнул стулом; игра эта начинала казаться ему мало забавной.

– Сколько? – выпалил Хенсур.

«Клюнуло», – мысленно сказал Рег. Вопрос Хенсура относился, по-видимому, к деньгам.

– Пятьдесят золотых большого калибра. Кроме того, у голубятни привязана лошадь. Она – ваша.

Хенсур ласково посмотрел на Рега, и тот заметил, что небритые щеки старика окрасились слабым румянцем. Должно быть, он не ожидал такой цифры.

– Вы думаете – я поеду с вами? – злобно процедил Хенсур, тасуя колоду.

– Фига с маслом, молодой человек. Я ранен в обе ноги. Меня подстрелили три ночи тому назад, но мне на это наплевать. Вы уедете, или я более не Хенсур. Вы кто? – неожиданно спросил он, подскакивая. – Принц, герцог, трубочист, банкир?

– Я – Рег, – сказал путешественник.

– Рег! Рег! – пробормотал Хенсур. – Рег, молодой человек из четырех[3]3
  По старой орфографии слово «Рег» писалось с твердым знаком: Регъ. (Прим. ред.)


[Закрыть] букв. Спать хотите? Если не хотите, то наплевать.

– Хочу. Я уже сплю.

– Вы, может быть, хотите и есть? – подозрительно спросил Хенсур. – А? Так вы поедете завтра ночью. Изотта! – закричал он с непонятным для Рега воодушевлением, – эй, ты, девчонка!

Рег оглянулся. На пороге двери, морщась от резкого крика старика, стояла девушка лет двадцати, двадцати двух; решительные большие глаза ее скользнули по лицу Рега с улыбкой нетерпеливой досады.

– Не ори! – сказала она, пряча маленькие босые ноги под клетчатый подол юбки. – Или я отниму карты.

Хенсур подмигнул Регу.

– Вот нынешние девчонки, – сказал он, – а ведь я драл ее за уши лет пятнадцать назад. Впрочем, тогда же она хватила меня зубами в мякоть. Наплевать! Изотта! Уложи и насыть молодца… то бишь, герцога. Они едут завтра.

Рег молча смотрел на девушку, испытывая смутное удовлетворение мужчины. В ее движениях, небольшой статной фигуре, маленьких круглых плечах, смуглом лице и отсутствии всякой прически сверкало нечто пленительное. Спутанные темные волосы лежали на голове пышной шапкой. На строгий взгляд она не была красавицей, но оставляла впечатление редкости.

– Завтра? – Девушка, поджав губы, безразлично осмотрела Рега и резким движением застегнула пуговицу бумажной кофты. – Ну… идите сюда.

Он вошел вслед за ней в другую, совсем маленькую комнату. Неуклюжая кровать и несколько деревянных стульев вокруг низенького стола скрашивались старинным комодом, уставленным цветными коробками и яркими помадными банками. Над стулом, обернутая шерстяным платком, висела гитара.

– Садитесь пока, – сказала девушка, – хотите мяса?

– Хочу.

– Вина нет, все выпил старик. – Она бросила это на ходу, исчезая в дверях. И из-за стены Рег услышал: – Черт побери!

– Что герцог? – спросил Хенсур.

Ответа не было. Рег судорожно зевнул, сел на кровать, вытянул ноги и ткнулся головой в подушку. Пестрый круговорот дня взмыл перед ним. Он закрыл глаза, намереваясь отдохнуть, пока не принесли ужин, сунул руку под голову и уснул.

Минут через десять вошла Изотта. В левой руке ее колыхалась тарелка с хлебом и холодной свининой, правая помахивала бутылкой, добытой, вероятно, с боя. Девушка подошла к кровати, нагнулась, пожала плечами, улыбнулась и вышла.

V. Изотта

– Проснитесь!

Кто-то положил руку на плечо Рега; он перешел из небытия к тяжелой, послесонной дремоте, перевернулся на другой бок, глубоко вздохнул и вдруг, осилив момент сознанием, проснулся и сел, протирая заспанные глаза.

Перед ним, с туго обвязанной грудью, в тяжелой, короткой юбке и полусапожках из ременной сырой кожи, стояла девушка. Брови ее слегка хмурились.

– Вы едете? – сухо осведомилась она. – Так проснитесь. Все готово.

– Готов и я, – зевая, сказал Рег, – но вот что объясните вы мне. Кто вывезет меня из этого кладбища?

– Вы поедете со мной. – Изотта бросила на него один из своих беглых взглядов, похожих одновременно на осмотр и вопрос. – Через три часа, если повезет, вам можно будет не беспокоиться.

– Но вам нужно вернуться, – возразил удивленный Рег и прибавил: – вы рискуете из-за денег?

– Деньги? – презрительно дернула головой Изотта. – Деньги, конечно, нужны мне, как и всем. Только из-за одних денег я не проехала бы и двух шагов.

– Объясните, – Рег с любопытством смотрел на девушку, – что же вас привлекает?

– Вам это зачем? – проговорила Изотта. – Вас везут – и кончено.

– Не совсем, – серьезно сказал Рег. – Там, где я всецело завишу от неизвестного мне человека, естественно разузнавать о нем, хоть бы от него самого.

– Вы долго спали… – Изотта села, положив голову на деревянную спинку стула. – Вы спали двадцать часов. С двенадцати до восьми. Теперь восемь. Я не люблю солдат. Их наставили везде. Город окружен морем, а море – солдатами. Они думают, что я взаперти. Когда подстрелили Хенсура, я благополучно проскочила два раза под самым носом у них. Я приезжаю и уезжаю, как будто их нет.

– Уезжайте и не возвращайтесь, – сказал Рег, – здесь чума.

– Чума! – Изотта презрительно улыбнулась. – Это забавно!

Рег не понял ее восклицания. Впрочем, в нем было столько же легкомыслия, сколько и странного убеждения в недоступности своего тела для этой болезни. Он почувствовал голод, потянулся к тарелке с пищей, оставленной на столе, и уничтожил все до последней крошки. Покончив с этим, Рег заметил, что Изотты нет в комнате; она вышла, вероятно, из деликатности.

Открыв дверь, он вошел в соседнее помещение. По-прежнему у стола сидел Хенсур, смакуя что-то из фаянсовой кружки; глаза его, посмеиваясь, встретили Рега прищуренным, тонким взглядом.

– Я выспался и готов ехать, – сказал Рег, опуская на стол маленький золотой сверток. Хенсур прикрыл деньги локтем, забормотал что-то про себя и окончил резким проклятьем, ударив сухим кулаком в стол.

– Я поддену этих стрелков на веревочку! – крикнул он. – Вы не думайте! Дайте только зажить ногам!

– Кость тронута? – спросил Рег.

– Наплевать! – Хенсур беспокойно заворочался, вспомнив, что Рег ждет. – Изотта! Слушай!

Рег оглянулся. За ним, прислонившись к стене, стояла девушка. Спокойная лень ее фигуры не вязалась с предстоящей опасностью; рискованная прогулка, по-видимому, была для нее чем-то вполне будничным и законным.

– Девчонка, – сказал Хенсур, – выехав за сигнальную мачту, против эллинга[4]4
  Эллинг – сооружение на берегу для строительства судов.


[Закрыть], держи к Новому молу. Там проплыви под сваями, остановись в конце и жди, пока крейсер не начнет перемигиваться! Когда ослепнет, греби до полусмерти, пройди под кормой и взвейся к берегу изо всех сил, шарахнись!

Изотта полузакрыла глаза.

– Я знаю все это наизусть. Рег, идемте.

– Вы поступаете добросовестно, – сказал Рег Хенсуру, – но все-таки мне приятнее было бы ехать с мужчиной.

– Будьте сами мужчиной, – гневно возразила она. – Я вас тоже не знаю.

Задетый сам, Рег хотел объясниться, но Хенсур перебил его:

– Изотта! Господин герцог боится за вас. Вы – дама.

Девушка вопросительно посмотрела на Рега; скупая улыбка тронула ее небольшой твердый рот, передалась глазам и угасла.

– Идемте, – повторила она.

– Спокойной ночи, Хенсур! – Рег махнул шляпой, переступил порог и, закрывая дверь, подметил в лице старика нечто похожее на одобрение.

Голубятни выступили по бокам, скрылись, лошади возле них не было. Изотта шла впереди, песок быстро хрустел под ее ногами. Рег нагнал ее, на душе у него было смутно и весело. Они пошли рядом, но молча. Под отлогим спуском блестела иссиня-темная полоса воды, обрызганная звездами; сонный прибой лениво шуршал гравием. Горб опрокинутой лодки чернел справа.

– Надо перевернуть, – сказала девушка, хлопая рукой по осмоленному килю. – Возьмите снизу.

Рег пропустил руки между песком и бортом, приподнял судно и опрокинул резким усилием. Изотта подошла ближе, намереваясь помочь; он жестом отстранил ее, схватил шкот и, стиснув зубы, протащил лодку к воде. Спутница его нагнулась, опуская в корму ружье и небольшой узелок.

– Садитесь, я столкну. – Рег перевел дух, вытянул руки и приготовился. Изотта поместилась к рулю. Сдвигая лодку, Рег умерил ее быстрый разбег, вскочил сам и взял весла. Берег медленно отходил прочь; в глубине его, на фоне ломаной черты крыш, громоздились массивные нефтяные цилиндры. Дохнуло нежной сыростью океана, соленой духотой и запахом гниющих отбросов.

Изотта держала руль. Лицо ее смутно белело в ровной мгле ночи, представляясь Регу одновременно таинственным, веселым и озабоченным. Лодка, сон бухты, неизвестная девушка и ожидание серьезных препятствий наполнили его томительной остротой темных провалов будущего, он пристально рассматривал их в себе и был спокоен.

– Вы, может быть, боитесь? – медленно спросила Изотта.

– Я? – Рег покачал головой. Вопрос этот показался ему странным. Он бегло восстановил в памяти свое поведение у Хенсура; там не было ничего, способного возбудить подобный вопрос. – Нет, я не боюсь. А вы?

– Я не бегу, – вызывающе сказала Изотта.

– А! – Рег улыбнулся. – Тот, кто боится смерти, боится ее везде?

– Да.

К его удивлению, в голосе ее не было теперь оттенков досады и раздражения, как на берегу. Он объяснил это их взаимной зависимостью.

– Я не жил в Южном порту, – помолчав, сказал он, – я приехал и уезжаю.

– Зачем вы приезжали?

– По делу.

– По какому делу?

Она спрашивала определенно и твердо, тоном спокойным, но требовательным.

Рег пожал плечами. Эта настойчивость у всякого другого получила бы немедленный мягкий отпор; но девушка, рисковавшая жизнью ради его безопасности, как будто имела право на некоторую формальную близость.

– Я обязался, – сказал Рег, – привезти из Южного порта ценные документы и съездил за ними.

– А ваша профессия?

– Скучно заниматься одним. Я делаю все то, где другие отступают по недостатку сообразительности, смелости или воображения. Я – вторая душа людей.

Он посмотрел в стороны. Черный полукруг гавани, намеченный кое-где редкими огнями домов, расширил свои объятия. Под килем глухо заворковала вода – Изотта повернула к набережной. Рег вспомнил Соррона, трупы на улицах, Денсона; вспомнил, что уезжает, и беглое чувство торжества сменилось полной уверенностью.

– Нас могут убить, – сказал он. – Что вы об этом думаете?

– Двумя станет меньше… – Изотта неожиданно рассмеялась странным горловым смехом. – А что?

– У вас есть отец. Он болен.

– Хенсур? Много таких отцов. Я – подкидыш. Старик болен, верно, так ведь у него есть брат. Тот здоров.

– Где мы едем?

– За эллингом. – Изотта перегнулась через борт, рассматривая набережную. – Гребите тише.

Лодка, описав медленный полукруг, стукнулась о толстое бревно деревянного мола. Из-под настила тянуло холодком и плесенью.

– Перейдите на ту сторону. Перебирайтесь по сваям.

Рег встал, нагнулся, чтобы не удариться головой о верхние балки, и, хватаясь за попутные сваи, провел между ними лодку на противоположную сторону. Теперь он понимал план Хенсура. Мол вытянулся по направлению к безлюдной стороне бухты; это был выигрыш, так как, оставляя мол между собой и сторожевым крейсером, можно было проехать у свай незамеченным почти третью часть всего расстояния.

Рег сел, приготовляясь грести.

– Не торопитесь, – заметила Изотта. – Силы еще понадобятся.

– Да, в самом деле. Давайте-ка мне ружье.

Девушка молча зашевелилась, и приклад штуцера уперся в колени Рега. Он быстро ощупал затвор, магазинную коробку и успокоился.

– Надежный, – проговорил он, – с системой этой я познакомился. Резкий бой.

Вздрогнув, он отчетливо увидел Изотту с зажмуренными глазами, черные тени свай на озаренной воде и свои руки. Упавший издалека свет подрожал некоторое время вокруг, перекинулся к набережной и скрылся. Это сильно походило на глаз, мелькнувший в замочной скважине.

Рег бросил ружье.

– Крейсер подмигивает, – сказал он, беззвучно проводя веслами. – Плывем!

Настил мола потянулся над его головой ровной, высокой линией. Однообразный шепот воды звучал подозрением. Справа блеснули огоньки крейсера.

– Стойте! – Изотта круто поворотила руль. – Молу конец. Сидите пока смирно. Рефлектор делает круг. Вон пятно.

Короткая в ракурсе полоса света, дымясь пронизанными ею испарениями, сверлила далекую отмель; затем прыгнула вверх углом к бухте, взяла направо, потерялась распыленным обрывком в глубине моря, метнулась к гавани, обошла воздушное пространство на высоте двух-трех сажен от лодки и погасла.

– Теперь не жалейте рук – это был сигнал. Посмотрим…

Рег взмахнул веслами. Внимание его ушло целиком к пустынному выступу мола, исчезавшего с быстротой камня, брошенного в озеро. Изотта что-то сказала; он не расслышал ее, не понял и оглянулся, хрипя всей грудью от неимоверного напряжения. За плечами бежал к нему тупой свет иллюминаторов, а рядом, внизу, дрожали подводные огни мачтовых фонарей.

В этот напряженный момент инстинкт подсказал Регу нужный маневр. Он поднял весла, инерция стремительного разбега двигала лодку еще некоторое время и иссякла только тогда, когда массивная кривизна кормы крейсера прошла над головой Рега.

– А теперь тише, – сказал он себе, переходя к беззвучным всплескам весел.

Огни крейсера уменьшались, очертания его таяли, делаясь призрачными и смутными, теряя реальную убедительность вооруженного запрета. Рег колебался. Выигрывая на тишине, он терял в скорости, но шумная быстрота движений тоже не представляла выгоды. Крейсер напоминал дальнозоркого человека, ожидающего, когда предмет зрения окажется в надлежащем расстоянии.

– Гребите! – с недоумением прошептала Изотта.

Рег задержался, не рискуя произвести шум так близко от ушей вахты, но через мгновение ему показалось, что пройденное расстояние служит гарантией. Он взмахнул веслами, замедлил очередной удар, прислушался к безмолвию моря, наклонился, поднял ружье и положил рядом с собой. Тень крика мелькнула в оцепенении тишины.

Рег хрустнул пальцами. В этот момент он испытал знакомое глухое волнение, подобное волнению человека, в уши которому спрятанный где-то оркестр грянул пленительную мелодию.

– Изотта, – сказал Рег, – как вы? Ваше мнение?

– Гребите. – Голос ее вздрогнул, но тотчас же ровные, лениво-быстрые фразы осыпали Рега: – Гребите, пока хватит сил. Не отвечайте. Это бесполезно и утомительно. Что будет.

Невидимый бич, взвизгнув, распорол воздух, тупой удар выстрела сопровождал его коротким предупреждением.

– Еще раз! – жадно сказала девушка. – Слепой тычет пальцами… Ну, еще.

Вторая пуля провизжала неподалеку от ее головы. И вдруг электрические щупальца крейсера показали им обоим друг друга, лодку и воду. Изотта встала, придерживаясь за руль, гневно-веселое, взволнованное и мокрое лицо ее казалось освещенным лицом ночи. Неподалеку, на прямой линии светлой полосы аппарата, Рег увидел карантинную шлюпку; спереди она напоминала корзину, утыканную темными булками.

Он выпустил весла, так как против его двух мчалось восемь, лег на дно и, прежде чем испытать действие штуцера, разрядил полный револьвер, пуская пули вдогонку одна другой; сбоку у самого его локтя, крутясь, залязгала уключина, тронутая ответной пулей. Рег вспомнил Изотту.

– Ложитесь! – быстро сказал он. – И не высовывайтесь.

Она не ответила. Рег сжал потной ладонью холодную шейку штуцера, это было надежнее. Он выстрелил, прицеливаясь как можно тщательнее, три раза и встал. Девушка стиснула его руку, он молча посмотрел в затуманенные глаза Изотты и рассеянно кивнул головой. Это существо держало его все время в состоянии легкого по отношению к ней любопытства, проникнутого инстинктивным уважением.

– Стреляйте! – Изотта ударила каблуком в дно лодки, словно медленность Рега висела над ними в воздухе, угрожая обвалом. – Стреляйте, говорят вам!

Чужие всю жизнь, они были связаны теперь заботой о сохранении жизни, это делало их такими, каковы были они в действительности. Спасаясь вдвоем, трудно сохранить тон незнакомых людей.

Слегка задетый, Рег освободил руку.

– Я не делаю промахов, – уклончиво сказал он. – На шлюпке один. Посмотрим, что он намерен выкинуть.

Шлюпка стояла боком. Смутная солдатская фигура раскачивалась у ее борта, нагибаясь и выкрикивая беспорядочные обрывки фраз.

– Вот ночная птица с перебитым крылом, – сказал Рег, прицеливаясь в растерявшегося матроса. – Чтобы нас оставили наконец в покое…

Он тронул спуск. Выстрел дал положительный результат. По простоте это напоминало тир; все же, когда Рег опускал штуцер, руки его слегка дрожали.

Свет поднялся вверх; растянутый круг его блеснул у карантинной шлюпки и замер на теплых трупах. Рег сосредоточенно греб; он был задумчив и утомлен.

– Берег, – произнесла девушка. – Все кончится через пять минут.

– Что дальше? – спросил Рег.

– Лодку придется бросить. Но это всегда так, иначе ничего не поделаешь.

– Изотта вздохнула. – Эту мне жаль, очень легка и устойчива. Вы тронетесь пешком, Рег, до устья реки, в пяти милях отсюда пароходная пристань.

– А вы?

Она поправила волосы, сдвигая к затылку изношенный кружевной платок.

– Я возвращусь берегом, – сказала она. – Через сутки вам надо исчезнуть. Эта проделка может обойтись дорого.

– Вероятно, – задумчиво согласился Рег. – Однако я держусь того мнения, что люди нерасчетливы или тупы. Продавать жизнь за медный грош, тарелку похлебки и железную койку – это верх бесстыдства, Изотта. Они вправе ожидать всяческих неприятностей.

Девушка засмеялась. Светящийся жук описал над головами плывущих фосфорическую дугу и ткнулся в складки платья Изотты, запятнав ее грудь дрожащим зеленоватым кружком. Тотчас же Рег увидел затлевшие пальцы девушки; схватив насекомое, она быстро запутала его волосами около уха. Огненная шпилька выделяла из тьмы половину ее лица, вторая половина осталась затушеванной мраком.

– Зачем вы сделали это? – серьезно спросил Рег.

– Зачем? – Изотта пожала плечами. – Потому что у меня нет драгоценностей. Кто живет только морем, тот ценит и раковины и вот эти волосатые угольки. Они довольно милы, Рег. Правда?

– Я отвечу вам завтра, Изотта. – Рег обернулся. – Поворачивайте, иначе мы сядем на мель.

Киль скрипнул о песок, лодка накренилась и остановилась. Выходя, Рег коснулся ногой берега одновременно с Изоттой, легкий силуэт ее отдалился к кустам и замер.

Рег постоял немного, раздумывая, вытащить лодку на сушу или возвратить океану; затем нагнулся, расшатал суденышко, заплывшее по килю песком, и оттолкнул его в синюю тьму.