Текст книги "Циклогексан (сборник)"

Балыкин посмотрел на меня, и я кивнул: посмотрю, мол. Хотя на его месте я послал бы Степана. А на месте скользунов с Радости, прибывших сюда раньше нас, окружил бы территорию не только сигнальными устройствами, но и видеонаблюдением.

Склад, где для нас оборудовали временную штаб-квартиру, имел только один вход, он же выход – широкие ворота из гофрированного металла, откатывающиеся по направляющим, но сейчас закрытые. В воротах – узкая дверь с застекленным окошечком. Не очень удобно для штурма, но и мы внутри, как в мышеловке. Если нас уже пасет какая-нибудь из местных служб слежения за всеми и друг за другом, то руководитель ее оперативной группы наверняка сбит с толку – либо считает нас полными идиотами, либо предполагает ловушку. Пожалуйста. Думать так дозволяется. Плохо только, если он скользун или осведомлен о скользунах – тогда он способен сделать правильные выводы.

Гм. А почему, собственно, сигнализация не могла сработать на бродячую собаку? Или даже на пролетевшую ворону?

Прежде всего я нашел рубильник и обесточил складское помещение. Затем осмотрел окрестности склада сквозь окошечко и прибор ночного видения. Ночь. Пусто. Никого. Мерно качались под ветром жестяные фонари на высоко подвешенном кабеле, и вместе с ними качались тени. Кому придет в голову шляться по промзоне среди ночи? Здесь холодно и неуютно. Наверное, где-то есть и охрана, которая может выстрелить без предупреждения. Нет-нет, никто посторонний не слоняется по территории. Разве что воры, собирающиеся подломить какой-нибудь склад, но нам они не опасны…

Конечно, я не вышел наружу. Даже за дверную ручку не взялся. Я просто прикинул направление на ближайшие кусты и расстояние до них, после чего сообразил, какой из смежных с Малиной миров наиболее предпочтителен для моих целей.

Скользнул – и сразу понял, что скользнул неудачно.

Вокруг меня громыхало и лязгало. Было жарко, шипел пар, воняло железной окалиной. Мне был нужен пресловутый лесопарк или хотя бы пустырь, чтобы, перебежав куда надо, вновь скользнуть в Малину, – а я вынырнул в цехе. Мимо меня по прокатному стану с грохотом ехал добела раскаленный лист стали. Ладно… Могло быть хуже. Мог бы, скользнув, оказаться прямо внутри мартена. Веселенькая перспектива!.. Хотя если выбирать между мартеном и колонной для производства серной кислоты, я, пожалуй, выберу мартен.

Кажется, меня пока не заметили. Зато я заметил двоих – рабочего в козловом кране и диспетчера в будке. Прикрываясь прокатным станом, я перебежал на полусогнутых почти в то место, какое себе наметил. Последние шагов десять прошел, не скрываясь, и исчез, не дождавшись ничьего окрика. Возможно, меня не успели заметить. Возможно, заметили, но не обратили внимания. А что шел какой-то тип да вдруг исчез, так это глюк. Насмотришься за смену на раскаленный металл – еще и не такое померещится. Никто не захочет плодить нездоровые сенсации.

Обратно я скользнул удачно – как раз очутился в глубокой тени и притом за кустами. Хотел было сделать шаг – и понял, что шевелиться не надо. Даже дышать надо неглубоко и через раз.

Я был не один.

Шагах в пяти от меня, почти сливаясь с кустами, лежал плотный мужик в зимнем камуфляже, имея при себе устройство, чрезвычайно напоминающее автомат. Я не издал ни звука, но все же он начал поворачивать голову в мою сторону – уловил, гад, отточенным звериным чутьем мое присутствие. Может, каким-то боком правы те, кто вопреки азам оптики уверяет, что человек способен ощутить затылком чей-то взгляд?

Я вновь скользнул.

На сей раз не было никаких сюрпризов. Я не упал ни в электролитическую ванну, ни в кислородный конвертер. Я вообще оказался вдали от всяких технологий. Светило солнце – мир был сдвинут по времени, – и среди кустов акации паслись носороги…

Нет, лучше динозавры. Большие, утконосые и глупые. Дураки дураками. Ходячий мясной склад. Стадо гадрозавров с детенышами. Наверное, травоядные ящеры не обратят никакого внимания на моего Вовочку, поскольку привыкли опасаться только существ размером с грузовик. А может быть, и наоборот: встанут в оборонительный круг – и давай размахивать во все стороны хвостами. Удар хвостом отличается от капли никотина только тем, что убьет лошадь сразу, а не постепенно. Вовочке придется далеко обходить утконосых – а тут как раз из засады выскочит голодный тираннозавр… Не беспокойтесь, плохо придется гадрозаврам, а не Вовочке. Он отделается лишь совсем коротким кроссом по пересеченной местности и спешно ускользнет в Малину. Настолько спешно, что сделает это в прыжке и обрушится на бетонный пол в пустом складе. После чего отряхнется, зайдет в контору и сообщит как бы между делом: «У нас гости».

– У нас уже гости.

– Кто?

– Не представились. Чего хотят – сами, думаю, скажут. Но мы блокированы.

Никто и не подумал встревожиться. Лишь Терентий Семенович пододвинул к себе свою технику, чтобы ее можно было разом схватить в охапку. Скользуна можно убить только исподтишка; информированный скользун – неуязвимый скользун. Вряд ли те, кто нас блокировал, кем бы они ни были, сразу начнут со стрельбы на поражение. Но даже и в этом случае у нас есть уйма времени, чтобы смыться и продолжить работу в другом месте.

– Гадость эта ваша Малина, – только и сказал Балыкин.

Ставлю метку. Буду править рукопись, пока еще довольно конспективную, – обязательно порассуждаю в этом месте о связи между Малиной и Землей. Вообще-то приятно, что мы не лишены недостатков отчасти из-за того, что на нас влияет еще менее благополучный мир. Сами по себе мы не такие уж плохие. Людям это понравится. С другой стороны – непонятно, почему вороватая и не дееспособная в перспективе цивилизация Малины еще шевелится, попискивает и даже может устроить ядерную войну. Почему она давным-давно не выродилась, не развалилась? Где в коррумпированном до предела обществе стимул для борьбы с коррупцией? Запишем это в загадки. Сама Малина – дрянь, но, может, на нее положительно влияет какой-нибудь продвинутый суперфункциональный мир? Пусть так. Подвернется случай сказать об этом – скажу, а не подвернется – тоже ладно. Зато будет повод вложить в чьи-нибудь уста несколько мужественных слов о том, что, какова бы ни была матрица влияния, мы, люди Земли, будем ничуть не лучше поганых аборигенов Малины и вдобавок последними слабаками, если допустим… ну и т. д.

Пока я бегал и скользил, они существенно продвинулись. Я не стал мешать им просьбами ввести меня в курс дела, а просто начал слушать и вскоре многое понял. До десяти часов тридцати минут обоим президентам полагалось находиться в своих резиденциях: президенту Рашки – в пародии на Кремль, расположенной вдобавок не на Боровицком холме, а на Швивой горке, а гостю с супругой и целой толпой охраны – в целиком снятой гостинице по ту сторону реки. На одиннадцать часов в Кремле (ладно уж, буду называть его так) намечался дружеский ланч с пятиминутным допуском тщательно отобранных фотокорреспондентов и съемочных групп правительственных телеканалов, после чего у президентов должны были состояться трехчасовые переговоры с глазу на глаз. В четырнадцать тридцать – или, может быть, несколько позже, если переговоры затянутся, – оба президента должны выступить перед прессой с коротким обращением. В пятнадцать часов – обед. С шестнадцати до семнадцати президент-хозяин знакомит президента-гостя и его супругу с достопримечательностями Кремля на Швивой горке близ Яузы. Среди оных: Пахан-дудка, служившая некогда сигнальным устройством и накачиваемая мехами при помощи мускульной силы двухсот рабочих, и Пахан-арбалет для метания железных стрел размером с телеграфный столб (впрочем, Пахан-арбалет никогда не стрелял, а от единственного пробного рева Пахан-дудки будто бы обрушилась часть крепостной стены). В семнадцать тридцать президент-гость, распрощавшись с президентом-хозяином, прочтет часовую лекцию перед студентами университета и прямо оттуда отправится в аэропорт. Вот и вся программа. Никакого «общения с народом» на улицах, никаких открытых пресс-конференций, никаких согнанных за малую мзду бездельников с флажками вдоль маршрутов следования. Уже хорошо.

– Наиболее вероятные места покушения: открытая территория Кремля, университет и дорожные трассы, – подытожил Терентий Семенович. – Но полностью исключить гостиницу и Кремлевский дворец мы все же не можем. В последнем случае способ убийства должен быть возможно более подлым, и, полагаю, смерть должна наступить уже в самолете или даже еще позже. Гм… я бы проследил за тем, что гость пьет и ест.

– Вряд ли мы в состоянии держать это под контролем, – проворчал Балыкин. – Уважаемый Фоло, у вас есть канал связи с охраной? Нет? Не извиняйтесь, у нас тоже нет. Но предупредить охрану президента-гостя мы, думаю, сможем… косвенно, понимаете ли. Юлия, для тебя есть работенка…

Лет десять назад я вознегодовал бы: ну почему самые интересные задания Балыкин поручает не мне? Чуть позднее смирился, во всяком случае внешне. А годам к двадцати пяти понял, что самые интересные задания – те, которые требуют ума, а не только ловкости в сопровождении впечатляющих внешних эффектов.

Мы понимали друг друга с полуслова, и даже чужак Фоло Робус сразу догадался, о чем идет речь. Юлии предстояло пугать охрану при президентской кухне – сыпануть ЛСД в подливку, отравить цианидом эклер или попросту уронить капсулу с радиоактивным стронцием, убегая. Но быть застигнутой на месте преступления и убегать от охраны надо обязательно. При этом не нарваться на пулю и непременно ускользнуть из Малины вне поля зрения людей и следящих камер. Пусть ищут хоть до посинения. Главное – поймут, что система охраны несовершенна, и утроят бдительность, чего нам и надо. Большего мы, к сожалению, сделать не можем.

Юлия исчезла, а мы принялись сокращать количество вариантов. На экране ноутбука появились схемы городских подземных коммуникаций – теплотрассы, канализационные коллекторы и прочее. Коммуникации под Швивой горкой и гостиницей – отдельный и важный вопрос. Но масса всего проходила под путем следования президента-гостя. Конечно, лимузин у него такой, что его броню не пробьет и бронебойная крупнокалиберная пуля, с этой броней даже не всякая граната справится, но заложенный под дорогой фугас уделает и танк, не то что лимузин. Вот они, теплотрассы, аварийные лазы метро и, конечно, коллекторы. Невесть откуда в моей голове всплыло: «А еще они могут плыть по канализации, и тогда нам понадобится группа канализационных аквалангистов…» Наверное, цитата, но чья и по какому поводу – убейте, не вспомню. И не надо.

Далее. Снайпер. Президент-гость дивится на Пахан-дудку и спрашивает, нельзя ли устроить так, чтобы она подудела немного, президент-хозяин не рекомендует, поскольку инфразвук для здоровья не полезен, а в это время в километре от них из чердачного окна высовывается вороненый ствол… Возможный вариант? Безусловно. Поэтому мы можем не дергаться – о таких вещах президентская охрана заботится в первую очередь. Всё под двойным и тройным наблюдением, на крышах расставлены снайперы из лояльных спецподразделений, ждущие только целеуказания.

– Лояльные снайперы, гм… – в сомнении пробормотал Терентий наш Семенович.

– Не вижу способа проверить их лояльность, – оборвал Балыкин, сморкаясь в платок. – Это тупик. Университетом надо заниматься.

– А если нападение с воздуха? – предположил Герка. – Чего проще? На улице по маршруту следования невзначай устраивается пробка, скажем, рекламный щит завалится или еще что-нибудь, а в это время пилот-смертник на легком самолете, набитом взрывчаткой…

– Над городом будут барражировать истребители, – отмахнулся Балыкин. – И еще вертолеты.

– Вдобавок отнюдь не просто срежиссировать покушение данного типа, – улыбнулся Фоло Робус.

– Вот я и говорю: в первую очередь университетом, понимаете ли, надо заниматься…

– Постойте! – Меня осенило. – По-моему, мы идем логически неверным путем. В первую очередь мы должны как можно яснее понять цели и мотивы…

Балыкин зарычал. Я не дал ему шанса произнести обидные слова.

– Именно цели и мотивы! Прошу не перебивать! Если целью убийства является война между двумя державами, то президент-гость должен быть убит не как-нибудь, а способом, бросающим тень на президента Рашки и уж заодно на всю эту страну. Терентий Семенович уже говорил о максимально подлом способе. Что это означает на практике? Поставим себя на место покушающихся. Если речь идет об отравлении медленным ядом, то место не имеет значения. Кстати, я бы выбрал именно этот способ. Сукин сын президент Рашки отравил своего коллегу на дружеском обеде! Обыватель клюнет. Шум и вонь на всю Малину! Ответные действия будут приняты на «ура».

– Мы уже приняли меры, – бросил Балыкин.

– Надеюсь, они дадут результат. Далее, возможно покушение любым способом после – повторяю, после того, как президенты дружески распрощаются. Фугас. Снайпер. Камикадзе. Шахид. Купленный охранник. Киллер-пешка – студент, разыгранный втемную. Бомба на борту президентского самолета. Поражение оного самолета неизвестно кем выпущенной ракетой. И так далее. Но уже после встречи двух президентов, а не до нее и уж подавно не во время. Оцените резонанс: подлый президент подлой страны подло нанес своему чистому, аки горный снег, коллеге удар в спину!..

Терентий Семенович улыбался мне, кивая, как китайский болванчик. Фоло Робус надувал щеки. Степан и Герка аж рты раскрыли: вот тебе, мол, и Вовка Соколов, вот тебе и середнячок, звезд с неба не хватающий! Голова!

– Все равно за год не разгрести, – покачал головой Балыкин.

Да, задачка у моих героев что надо. Не хотел бы я оказаться на их месте. Предотвратить покушение, организованное неведомо кем, неведомо как и ожидающееся неведомо когда! Причем сделать это надо тайно, точно и аккуратно. Ни о каком прямом сотрудничестве с местными спецслужбами и речи быть не может. Туземцам Малины совершенно незачем знать о множественности параллельных вселенных, о скользунах и о способах целенаправленного воздействия одного мира на другой.

Мой Вовочка упростил задачу лишь на первый взгляд. Теперь он и его коллеги должны найти иголку не в стоге сена, а лишь в большой копне. Но дурная бесконечность тем и дурна, что дели ее хоть на тысячу, хоть на миллион – все равно в итоге выйдет бесконечность.

Казалось бы, сейчас должны вернуться коллеги Фоло Робуса, что рыщут по городу, – не одного же скользуна направил в Малину мир Радости! – и принести новые сведения, резко сужающие круг поиска. Хорошо бы им взять ценного «языка», а на крайний случай годится и совсем малая зацепка, в которую объединенная команда вцепится, как клещ в собаку, и начнет раскручивать. И за пять минут до покушения мои герои познают истину, вопрос будет только в том, успеют ли они вмешаться или не успеют? (Ну конечно же, успеют.)

Но нет, ничего этого не будет, и коллеги Фоло Робуса (Соло Бобус и Гомо Фобус) вернутся практически ни с чем. Не будет этого не потому, что я ничего не слыхал о законах жанра, а потому, что я придумал кое-что поинтереснее. Балыкин верно сказал, что у него подобралась «так себе команда». Они не самые крутые оперативники. Один вообще теоретик, а у остальных разгильдяйские натуры. Вот я и придумал этим натурам занятие по душе. Не дисциплиной же их гнуть – это жестоко и скучно.

– Знаю! – прошептал вдруг Герка. Глаза его расширились – по-моему, он сам испугался небывалой продуктивности своего мозга. – Знаю, что надо делать. Мы дураки!

– Я попросила бы не обобщать! – послышался знакомый хриплый голос, и мы, невольно вздрогнув, увидели вернувшуюся Юлию.

– Я сказал «дураки», а не «дуры», – поспешно уточнил Герка. – Стой!.. Ты ранена?

На правом боку Юлии торчал вырванный клок материи. Вокруг него расплывалось темное пятно.

– Царапина. Где у нас аптечка? А, вижу. Отвернитесь.

Мы все равно не смотрели на нее. Мы смотрели на Герку – Балыкин и Терентий Семенович с недоверием, а мы с Семеном, пожалуй, с надеждой.

– Мы не тем занимались, – сказал Герка. – За два часа мы только и поняли, что точного решения нам не найти. Ну и не надо его искать. Надо действовать иначе. Разве наша задача не в том, чтобы предотвратить покушение? Зачем же мы тогда пытаемся вычислить исполнителей, заказчиков, способ убийства? Мы не сыщики. Нам не надо ловить их. Нам надо только предотвратить убийство, вот и давайте предотвращать!

Мы растерянно переглядывались. На лице Степана я, к своему неудовольствию, заметил признаки понимания. А ведь считается, что Степан у нас стрелок и костолом, а не мыслитель. Я сам пока еще ничего не понимал.

От Балыкина и Юлии последовало: «Поясни» и «Он прав».

– Есть только один способ решить задачу: мы сами должны имитировать покушения! – вдохновенно вещал порозовевший Герка – ну просто идеальный исполнитель роли какого-нибудь мирового гения в студенческой юности, сцена посрамления отсталой профессуры. – Мы должны прямо-таки терроризировать этого заезжего президента – нагло, вызывающе! Пусть рядом с ним плющатся пули, пусть неподалеку рвутся бомбы. Юлия уже начала, нам остается только продолжить…

– И тогда наши противники опешат, начнут выяснять, кто их конкуренты, и, разумеется, на всякий случай откужутся от своих планов, – ядовито проскрипел Балыкин и начал сморкаться.

Герка даже руками всплеснул.

– Да нет же! Тогда будет кардинально изменена вся программа пребывания президента в этой стране! Ни единого лишнего шага, протокольные мероприятия перенести в другое место и на другое время, маршруты следования – изменить, прессу – долой, необязательные мероприятия – тоже долой. Об университете можно забыть. Остается только президентский самолет, но тут мы вряд ли сможем как-то повлиять… И нам нет никакого дела до того, кто наши противники!

Теперь дошло до всех. Балыкин понапрасну открывал и закрывал рот, ища возражений, и не находил их. Терентий Семенович вновь уподобился китайскому болванчику. Степан сказал: «Ну, это другое дело», и заметно повеселел. Коллеги с Радости усердно надували щеки, во всем соглашаясь…

Оглушительно грохнуло. Тугой ком воздуха испытал на прочность мои барабанные перепонки. Рухнули ворота склада. Не успел затихнуть их грохот, как чей-то лающий голос загавкал в мегафон на местном диалекте:

– Вы окружены! Выходить по одному! Руки за голову! Одна минута на размышление!

Глава 7

На этом месте я застрял, и застрял крепко. Выходил на балкон, подолгу курил. Пил кофе. Брал лукошко и отправлялся за город по грибы, срезал крепкие подосиновики, выискивал прячущиеся в траве белые и думал о какой-то чепухе. Например: для чего мне понадобилось переносить действие романа на февраль месяц, когда на дворе стоит сентябрь? Раз уж пишу фантастический роман, то надо полностью отрешиться от окружающей действительности, да? Чушь какая-то. Притом наглядно опровергаемая.

Я с абсолютной точностью знал, что произойдет в романе дальше, – а писать не мог. Наверное, такое случается с писателями – переполнение файлов. Тут нужно просто отдохнуть от всякой церебральной деятельности. В перетруженных мышцах и то накапливается молочная кислота, а что же накапливается в голове? Пресловутая словесная руда? Долой ее. В отвалы. Чтобы продолжить, мысли должны быть как у Буратино: коротенькие-коротенькие, пустяковые-пустяковые. Добьюсь. Длинными, кудрявыми и завиральными они потом сами станут.

Видя, что я который день бездельничаю, жена потребовала, чтобы я ей дал почитать то, что у меня получилось. Я начал было отговариваться тем, что это пока не роман, а скелет романа, да еще и неполный, без нижних конечностей, таза и хвоста, но быстро сдался. Любимые жены умеют уговаривать. Любимые и шибко умные – те уговаривать не станут, а дождутся, пока муж сам предложит. К счастью, у нас не тот случай.

Прочитав довольно быстро, несколько раз хихикнув и заявив, что Гомо Фобус – это пошлость, жена вернула рукопись в задумчивости.

– А эта женщина, как ее… скользунка? скользячка?.. ну, в общем, Юлия…

– Что Юлия?

– Чего она искала-то по всем мирам? Твой герой вроде как догадался, но не сказал. А сам-то ты знаешь?

– Сам-то я знаю.

– Ну?

– Понимаешь, у нее ведь феминистские заскоки. Каждый скользун в свободное от работы время ищет наиболее подходящий для себя мир. Конечно, кроме тех, кто уже нашел его. Так вот, Юлия давно и упорно ищет такой мир, где мужчины были бы настоящими мужчинами – сильными, смелыми, добрыми, верными… словом, рыцарями без страха и упрека.

– Неужели такого мира нет?

– Почему нет? Сколько угодно. Но ей нужно еще одно непременное условие: чтобы при всех распрекрасных качествах мужчины в том мире находились в полном подчинении у женщин. А вот этого не может быть, потому что не может быть никогда. Либо одно, либо другое. Вместе – шиш с маслом. Вот Юлии и попадаются то идеальные, но лишь частично управляемые мужики, то покорные, забитые и подлые рабы. В одну телегу впрячь не можно… В общем-то, несчастная она женщина.

– Так и будет вечно искать?

– Откуда мне знать? Я не пророк. Может, со временем смирится.

– И не жалко тебе ее? Умная красивая женщина…

Вот и пиши после этого беллетристику. Я взорвался.

– Почему красивая? Где сказано, что она красивая? По-твоему, раз попала в книжку, так уже и красивая? Ты мне эти штучки брось! Она несколько мужеподобна, это во-первых. А во-вторых, какая кому радость от ее ума? Женщине нужна мудрость, а совсем не ум. На свете сколько угодно умных стерв, а вот мудрые стервами не бывают…

Ссоры не получилось. Какой женщине приятно расписаться в отсутствии у нее мудрости?

– Ладно уж, теоретик. Может, хоть картошку к ужину почистишь, раз уж все равно бездельничаешь?

– Иду.

И за чисткой картошки вдруг понимаю: могу двигаться дальше.

Какая еще минута на размышление, зачем она? Чтобы исчезнуть, нам хватило бы и доли секунды, а чтобы уйти с комфортом, забрав технику и договорившись о новой точке рандеву, – секунд пяти, да и того много. Так что мы не торопились. Балыкин даже осведомился с прищуром, кто это забыл следить за периметром.

Отвечать ему не стали.

Уходили врассыпную. Я скользнул в Степь – знакомый мир, отличающийся двумя полезными качествами: хорошим обзором во все стороны и малолюдностью. Если заниматься только кочевым скотоводством, то большой плотности населения ждать не приходится, а туземцы только скотоводством и занимались. Может, тысячу лет, а может, и двадцать тысяч. Жизнь кочевника – чем не жизнь? Перегоняй скот, жуй вареную баранину, пей кумыс, пой в седле заунывные, как сама степь, песни, а если голод – собери дюжину молодцов и отбей стадо у соседей. Свобода!

Мне только и надо было, что пройти пешком около километра, после чего вернуться в Малину. Направление я знал. Солнце стояло высоко и припекало порядочно, а трава под ногами была прошлогодняя – сухое бурое мочало. Так в любой степи, хоть в этой, хоть в земной, начинается весна – снег напрочь стаивает за считаные дни, его уже нет, и скоро, очень скоро попрет молодая трава, коврами лягут цветы, и уже сейчас тепло так, что любой северянин не постеснялся бы сравнить эту раннюю весну с северным летом к невыгоде последнего…

Довольно сильный, но теплый ветер дул мне в лицо, норовя запорошить глаза пылью и травяной крошкой. Подскакивая, как мячи, катились сухие шары перекати-поля. В ушах завывало. Из-за ветра я не сразу услышал стук копыт за спиной, но оглядываться время от времени не позабыл – и очень хорошо сделал.

На меня галопом мчался всадник.

Расстояние было еще велико – сотни полторы шагов, а то и больше. Поняв, что обнаружен, всадник перевел коня на шаг. Неизвестно для чего я вынул пистолет и помахал им над головой. Понял ли всадник, что я вооружен, – не знаю, но во всяком случае он понял, что я его не боюсь. Тогда он привстал в стременах и начал раскручивать что-то над головой.

Вж-ж-ж… чпок! Небольшой округлый камень сердито прожужжал мимо моего уха и выбил из сухой травы фонтанчик пыли. Праща! А я-то ожидал лука или сабли!

Всадник вновь завертел ремнем над головой. Во время этого занятия с него слетела шапочка, и роскошные черные волосы рассыпались по плечам. Вон оно что. Женщина!

– Александр Дюма-внук, «Дама с каменьями», – пробормотал я, готовый отпрянуть в сторону, как только в мою сторону будет пущен очередной гостинец. – Не хватало еще призрака Дюма-отца…

Оп! Уйдя с траектории второй каменюки, я сделал то, что делали все белые сахибы, не желающие, чтобы им докучали дикари, – выстрелил в воздух. Подействовало. Всадница унеслась прочь, не забыв, правда, подхватить с земли свою шапочку. Некоторое время я еще мог видеть стелющийся за всадницей пыльный хвост. Валяйте, леди. Приведите сюда всех мужчин стойбища, чтобы разобрались с пришельцем. Да только он не станет вас ждать.

Пройдя намеченный отрезок пути, я скользнул обратно в Малину и далее шел по ночной… нет, не могу назвать Москвой этот город! Нет сомнения, московские ночные закоулки не лучшее место для прогулок, но здесь… Низшая категория преступного мира как раз вышла на работу. Дважды меня пытались ограбить, и я отбился только благодаря урокам, полученным некогда в спаррингах со Степаном (ох, и швырял он меня!). То и дело какие-то оборванцы с волчьими глазами катили тележки на больших колесах, прикрытые сверху дерюгой, – не иначе транспортировали слам к скупщику. В форточке на третьем этаже застрял форточник – зад и ноги снаружи, остальное внутри. Его подельник чесал репу внизу – помочь дружку или смыться? Я дал ему несколько дельных советов по технике преодоления вертикальных стен.

Все это была мелочь, килька. Снетки. Настоящий вор Малины респектабелен, уважаем и в чужие форточки не просачивается. Не комильфо. Да и брюхо не позволит. Ему самому несут и еще умоляют не побрезговать. В ночных переулках мне реально следовало опасаться только отморозка-мокрушника, которому, по местным понятиям, уже некуда падать дальше и который сначала бьет ножом под ребра, а потом уж грабит. Но не мокрушникам учить скользунов бдительности.

– Итак, внимание! – провозгласил Балыкин. – Начинаем, едва рассветет. Наша основная задача – не давать, понимаете ли, службам безопасности, всем, сколько их тут есть, ни минуты передышки. Пусть побегают. И пусть запаникуют…

Стоп, машина! Я ведь еще не описал новую временную штаб-квартиру сводной бригады скользунов Земли и Радости. Придется пока оставить это в тылу. Предварительные соображения: штаб-квартира должна располагаться в непосредственной близости от Кремля («…а из нашего окна горка Швивая видна»). Сводная бригада идет ва-банк и действует нарочито нагло, иное читателю не понравится. Пройдет сколько-то времени, прежде чем руководители местных спецслужб осознают, что «противник» до такой степени нахален, – так что подобный модус операнди можно считать вполне рациональным. Так оно на самом деле или нет – не будем сейчас вдаваться.

Ну, малый вперед!

Утреннее солнце еще не успело коснуться крайнего окна президентских апартаментов, как в это окно влетела пуля. Пробив тройное стекло, продырявив плюшевую (в гостинице любили стиль «ретро») портьеру, она благополучно пересекла спальню и, отколов дубовую щепку от резного шкафа, ушла в стену.

Случился переполох. На звон стекла и заполошный визг супруги президента прибежала охрана. Что творилось дальше в президентских апартаментах, покрыто мраком неизвестности, но на центральных улицах ранние прохожие могли наблюдать чрезвычайную активность полицейских и немалого количества людей, сплошь одетых в короткие зимние куртки почему-то одного покроя и одинакового неброского цвета. Минут через двадцать их активность принесла плоды: был задержан маленький автофургончик, в кузове коего под коробками с куриными тушками таилось около двухсот килограммов пластиковой взрывчатки. Шофер, уложенный мордой в сугроб, истерически верещал, что он ни в чем не виноват, что его просто наняли перегнать машину, и материл всех подряд: тех, кто его так подставил, гэбэшников, полицию, мерзлых кур, президентов и вообще жизнь такую. Его выдернули из сугроба, сунули в машину и увезли.

После чего настал мой выход. Балыкин знал, что для быстрых перемещений на расстояния до тысячи километров я люблю использовать Аэроклуб. Знал он, вероятно, и то, что я брал – неофициально, конечно – уроки пилотирования малого самолета у одного тамошнего славного парня. Парень уговаривал меня пройти официальный учебный курс и получить лицензию, но я воздержался. Такие уж порядки в том мире, что хочешь лететь один – лети хоть на шестимоторном гиганте, хоть на помеле верхом, никто слова не скажет. И друзей возить можешь, если даром и если они в курсе и доверяют мастерству безлицензионного любителя. Захотел заняться авиабизнесом – вот тут уже извини-подвинься, без лицензии нельзя.

Ага, падают любители. И на дороги падают, и на дома. Бывает, что и на нефтехранилища. Но никому не приходит в голову запретить людям летать, где им вздумается. Человек придумал крылья не для того, чтобы всякие чинуши ему их подшибали. Уж таков аэроклубовский народ, что чинуше самому отшибут голову, чтобы в нее не лезли столь странные фантазии. Хорошие люди, доброжелательные и очень вольные. Хороший мир.

– Нужны деньги, – твердо заявил я.

– Много ли? – прищурился Балыкин.

– Купить самолет.

– Угони.

– Аэроклубовский? Никогда. Отниму, если не выйдет иначе, но возмещу стоимость.

– А ты знаешь, сколько мы, понимаешь ли, уже раздали взяток? – Я знал. – Короче, бери деньги где хочешь, но чтобы шоу состоялось вовремя. Понял? Марш.

Я не торопился.

– Чего ждешь?

– Думаю.

– Ну, думай, думай… Лобачевский.

Наши посмотрели на меня с недоумением и тут же забыли. Они были заняты, им предстояло организовать еще парочку фальшивых покушений. А у меня холодок пробежал по спине, когда я понял, во что сам себя впутываю.

Мне нужен небольшой самолет, вроде «Сессны». Это вам не велосипед и не семейное авто китайской сборки, но и далеко не «Боинг». Нужны деньги – небольшие по нашим меркам, но неподъемные по моим личным. И все же будь я проклят, если отниму у любого аборигена Аэроклуба самолет, не компенсировав его стоимость. Это все равно, что поймать ангела и овечьими ножницами отстричь ему крылья. Да еще и в морду плюнуть. Так что компенсировать «честный отъем» мне придется с большой лихвой, потому что летчики в Аэроклубе искренне любят свои самолеты, дают им нежные имена, холят их и лелеют. Самолет для них – нечто вроде любимого домашнего животного, лучший друг и почти член семьи. Отобрать безвозмездно? Я, может, и циник, но не скотина.

Взять денег было бы проще всего на Земле в Штабе. В сейфе всегда есть запас в основных валютах и золоте, но у меня нет доступа к сейфу. Нужен Балыкин, а к нему сейчас не подступишься – занят человек. Он-то в Аэроклуб почти не наведывается, потому и удивлен: какого рожна я вздумал, понимаете ли, миндальничать? А такого рожна, что Аэроклуб – не Малина!