Текст книги "Шаг влево, шаг вправо"

– Что же? – повторил я.

– Оно заметило нас.

– И?..

– И пока ничего особенного, – сказал Топорищев. – Тигр рычал на кусты, пока притаившийся в них козленок не взмемекнул от испуга. Теперь тигр знает, где козлик… Послушайте, вы бы лучше на дорогу иногда посматривали. Вмажемся во встречный грузовик, вот и не будет нам никакого «и». Признаюсь, у меня нет особых оснований надеяться, что Монстр в виде любезности восстановит в целости мое тело, да и ваше тоже, не говоря уже о памяти и прочем…

* * *

Седьмого ноября Максютов дал мне выходной, но предупредил, чтобы вечером я был дома. Я забыл справиться у него, когда, по его мнению, наступает вечер, и, поразмыслив, решил, что уж никак не раньше восемнадцати часов. Вроде бы так следует из астрономии, в которой Максютов теперь большой дока.

Так или иначе, я наконец-то принял горячую ванну, сдержанно подвывая от удовольствия, и всласть отоспался, продрыхнув до полудня, а потом мы с Машей съездили в интернат к Насте, имели содержательную беседу с педагогом-дефектологом и часа два выгуливали дочь в парке. Конечно, был и обязательный «сникерс». День выдался сухой и ясный, для поздней осени просто роскошный, даже жухлая растоптанная листва на дорожках парка не выглядела обычной прелой слякотью, а подсохла твердым тонким ковром, источающим пряные запахи, и нам вовсе не хотелось возвращаться. Последние листья парашютировали с деревьев, их гнало ветерком вдоль аллей, за ними можно было бегать наперегонки – кто быстрей поймает. Зимой будет хуже: Настю скорее всего не выпустят гулять дальше внутреннего дворика и притом на срок не больше десяти-двадцати минут, потому что дети с болезнью Дауна если что и умеют лучше других, так это подхватывать тяжелые инфекции дыхательных путей. Знаем, проходили.

Ничего. За двадцать минут можно успеть слепить небольшого снеговика, Настька их обожает. И чтобы нос непременно был из морковки. Кроме того, на выходные мы будем по-прежнему забирать дочь домой. А главное и лучшее свойство зимы состоит в том, что она всегда кончается…

Как ни странно, на Машу сошло некое деловое спокойствие вполне оптимистического свойства, и она увлеченно говорила о том, какие здесь замечательные специалисты по развитию речи, и кому надо бы приплатить за большее внимание к нашей дочери, и все такое… Особых сдвигов в речи Настьки я что-то не приметил, но возражать не стал, да и, по правде сказать, не хотелось этого совершенно. Ну что нормальному человеку надо от семьи, а? Мира и спокойствия, потому что обратных эмоций он в любой момент предостаточно огребет вовне. Мира, спокойствия и любви. Чуть-чуть надежды на лучшее. Кто бы иначе по своей воле сунул голову в этот хомут?

Почему-то мне подумалось, что наше умиротворение не к добру, но пока все было как раз наоборот. Оказалось, что Маша вчера получила-таки гонорар за перевод, деньги сугубо небольшие, но как-никак повод для скромного семейного праздника. По возвращении домой виновница торжества объявила, что желает ужинать со свечами, примерное меню также было мне продиктовано, и я побежал за шампанским и деликатесами.

Пой, душа, чирикай мелкой пташкой! Только тогда и начинаешь по-настоящему понимать прелесть простых радостей жизни, когда лишишься их надолго! Возле подъезда я растаял настолько, что сунул рубль похмельному приставале, встретившему мой жест растерянным матюком. Пой, душа!

Маша встретила меня в таком прикиде, что я едва не уронил сумки на пол.

– Ы-ыть! Откуда это платье?

– От верблюда.

– Красиво верблюды шьют, даже не ожидал… А серьезно?

– Послушай, сыщик. Примени дедуктивный метод. Я гонорар получила или нет?

– Ага, – сказал я озадаченно. – Гонорар. И сколько нужно доплатить?

– Не разоримся. Тебе еще на пиво останется… на отечественное. Вот на женщин, извини, вряд ли.

Ну-ну. Я давно заметил: как только у меня появляются деньги, на них сразу находится тьма претендентов. Летняя поездка к морю, например. Это претендент крупный, с ним следует считаться, а есть и помельче. То же платье. Новые шторы взамен выгоревших. Хорошая, но безумно дорогая книга для жены. Новый пылесос взамен старого, испустившего на прошлой неделе предсмертный дымок. И что интересно – если денег нет, то и претенденты куда-то прячутся, не маячат настырно, по крайней мере, большинство из них…

– Пфуй, мадам, – манерно ответил я. – За кого вы меня принимаете? Я по чужим женщинам не бегаю. А от пива брюхо растет, из штанов выпадает. Мне показан только кефир, и то обезжиренный…

– Так-таки и не бегаешь? А кто домой приходит через две ночи на третью и тут же валится бревном? На жену – ноль внимания.

– Кто ноль внимания?! – плотоядно взревел я, аккуратно ставя сумки у стены. – Я ноль внимания?!! А вот сейчас мы это исправим…

Взвизгнув, Маша пустилась наутек, но не тут-то было.

– Уйди!.. Платье порвешь!

– Ну и порву, что с того? Для чего, по-твоему, нужны платья?

– Отстань! Я так не хочу. Пусти, говорят!.. Иди лучше сумки разбери. Что у тебя там?

– Канистра бренди и две ириски. Не отвлекай меня, женщина!.. О черт! – Я хлопнул себя по лбу, хотя надо было по затылку, где чип. – Я лед забыл заморозить!

– Как же, дождешься от тебя. Я сама заморозила, еще утром, пока ты дрыхнул. Иди, иди… Посуда за мной, а ты сделай жене красиво.

Я пошел делать красиво. Икра, исходящая жиром семужья нарезка, декорированная зеленью, глянцевые маслины, ананасы в кусочках, конфеты, ледяное «Абрау-Дюрсо» и «Мускатное», резервная бутылка «Ахашени», пара пирожных и любимые Машей пикули – очень может быть, что от такого сочетания блюд порядочного метрдотеля хватил бы удар, но, между нами говоря, только метрдотеля нам сейчас не хватало! Побудем варварами, троглодитами из пещеры. В конце концов, живот схватит не сразу. Люди придумывают правила для того, чтобы их нарушать.

Когда я осторожно выкатил из кухни в гостиную накрытый столик с не зажженными пока свечами, Маша сидела в кресле и смотрела телевизор. Шла какая-то нудная телевикторина, туповатые, как на подбор, участники набирали очки и вожделели призов, слащавый ведущий дежурно острил, явно используя чип-подсказку, короче говоря, полная мура для умственно ограниченных – хорошо еще, что не передача «Я самка», где вздорные бабы, не поделив одного мужика на двоих, имеют обыкновение с визгом таскать друг дружку за волосы. Но и эта мура меня не радовала, особенно сейчас, и я совсем уж было собрался возроптать, а то и без слов выдернуть антенну, как вдруг мура кончилась и пошли «Пять минут новостей обо всем». Ладно, пять-то минут потерпим…

Я зажег свечи, с наслаждением потянул ноздрями распространяющийся по комнате аромат (люблю! пусть горит не воск, а парафин с сомнительной отдушкой – все равно люблю!), выключил люстру и, придвинув кресло к столику, уставился в экран, уже через минуту поймав себя на том, что смотрю с интересом. И ничего удивительного: если не видеть этого ящика месяца два, реакция троглодита обеспечена, его, пещерного, от экрана за мамонтову шкуру не сразу оттащишь. Ему и женщины не вдруг нужны.

Ведущих было двое – разнополые и безупречные как по внешности, так и по дикции, а значит, оба виртуальные. Ничего не поделаешь, живой ведущий – вымирающая профессия. Как ни странно, догадываются об этом немногие зрители, да и те предпочитают сразу забыть. Наверно, со временем появятся и виртуальные ведущие телешоу, и виртуальные участники телевикторин… Почему бы, собственно, и нет?

Интересно, дадут ли этим «ведущим» со временем постареть?

Две трети новостей касались Монстра – теперь о нем знали все. Я услышал о планируемой попытке точнее определить орбиту «объекта Иванова» и впредь отслеживать ее эволюцию, для чего в пару к телескопу SIRTF предполагалось нацелить в сторону Юпитера инфракрасную оптику еврокосмического аппарата «Розетта», предназначенного вообще-то для исследования ядра кометы Виртанена, ну да бог с ней, с кометой. Остальные новости касались собственно Земли и последних событий на «фронтах».

Тележурналисты как дети – вечно тянут в рот все, до чего могут дотянуться, в особенности то, что им ненавязчиво подбрасывают. Позабавили меня и их недоверчивость, и их собственные доморощенные интерпретации. Ну-ну, ребята, флаг вам в руки, продолжайте в том же духе…

Катастрофы последних дней – к счастью, мелкие и по большей части уже занесенные в мою память. Мне оставалось только ловить комментаторов на неточностях. Опять же – странности без шумных катаклизмов… Тут было забавнее, и у меня сложилось впечатление, что отныне каждый споткнувшийся или поперхнувшийся индивид, не говоря уже об укушенных домашними любимцами, винит в этом Монстра. Некая пожилая леди из Дублина вызвала приходского священника изгнать беса из поцарапавшего ее кота персидской породы. Велось следствие по делу отечественного казнокрада, попытавшегося списать хищение на Монстра…

Насколько я понял, ведущие церкви мира еще не определили своего отношения к последним событиям: считать ли их признаками гнева господня – или наоборот? Ужели пришла человекам пора понести наказание за грехи свои и отцов? Признанные теологи отмалчивались или осторожно комментировали наименее жуткие места из Апокалипсиса, явно стараясь не вызвать паники раньше положенного ей времени. Зато моментально и повсеместно возникли новые конфессии. Кое-где по миру прошли многолюдные религиозные действа с молениями, обращенными к невидимому Монстру…

Монстропоклонники, блин!.. Скорее всего, эти ненормальные возникли не на пустом месте, а произошли из сатанистских сект: для произрастания чертополоха одной почвы мало, требуется еще и семя. А ведь поганенький росточек… Хотел бы я знать, что глупее этого придумано людьми с тех пор, как древняя обезьяна свалилась с баобаба? Китайская стена? Петровский указ всем поумнеть? Торты с несмываемым кремом для метания в лицо? Военные маневры вблизи ядерного грибка с целью привыкания к радиации? Всеобщее и равное избирательное право? Туалетная бумага с портретами на заказ?.. Поднимите мне веки, не вижу!

Одно сообщение сразило меня наповал – его приберегли под занавес, никак не комментируя. Оказалось, что специальные антенны, некогда установленные в горах обеих Америк и нацеленные на спутники глобальной навигационной системы, перестали смещаться на запад с обычной скоростью три-семь сантиметров в год – вместо этого за последние двенадцать месяцев Южная Америка ПРИБЛИЗИЛАСЬ к Африке (а Северная, естественно, к Европе) примерно на ту же величину! Прежние модели динамики коры полетели к черту, сейсмологи неуверенно предрекли несколько слабых землетрясений в Андах…

Я содрогнулся. Н-да… Это вам не ядерные бомбы плевками гасить. Что-то неуютно становится жить на этой планете – кому как, а мне неуютно. Хорош Топорищев, предлагающий отставить в сторону энергетику Монстра! Как ее отставить-то, когда она движет континентами? И кто бы объяснил мне, глупому, КАК она ими движет?! Опять Топорищев? Хм. Академические мужи? Дважды «хм». Они о Монстре и слышать не хотят, а при упоминании Топорищева едва не плюются, как верблюды, – чем-то он крепко их достал. Во всяком случае, никто из них ни разу не пожелал присоединиться к группе «Шторм», зато, как однажды обмолвился Максютов, от запросов на гранты «для фундаментальных исследований проблемы» отбоя нет.

Хотелось бы мне верить, что последнее сообщение – всего лишь «утка» или какой-нибудь баг в программе обработки сигналов с антенн! Ох как хотелось бы…

Самое интересное, что все новости уложились ровно в пять минут, ни минутой больше. Уловив заставку рекламы, телевизор переключился на другой канал – там показывали какой-то праздник на воде: не то финиш парусной регаты, не то парад военного флота республики Кот-д’Ивуар.

– А теперь я его выключу! – прорычал я, перехватывая пульт. – Приговор окончательный, обжалованию не подлежит. Молчи, женщина! Лед тает, желудок урчит. Где мой питательный бобовый суп?

– А где шампанское?

– Щас открою. С выстрелом или без?

– С канонадой. Джеймс Бонд. Не настрелялся еще?

Парировать этот выпад я не стал. У Маши свои представления о моей службе, пусть они так и останутся в неприкосновенности. Стрелять… В последний раз я стрелял с Максютовым в тире номер шесть. В августе месяце. Но, во-первых, никакие служебные обстоятельства, кроме карьерных, обсуждению в семье не подлежат, а во-вторых, зачем Маше знать, что я ведь и в Нацбез пошел наполовину оттого, что очень уж не хотелось мне видеть ее лейтенантской женой в разворованном дочиста, бедствующем военном городке где-нибудь под Ангарском. Хотя военный городок, может быть, лучше, чем ребенок с сорока семью хромосомами…

А если и то, и другое сразу?

Что чип умеет хуже всего, так это изгонять из головы ненужные мысли.

– Ты что, над ЭТИМ работаешь? – спросила Маша, кивнув в сторону потухшего экрана.

Я постарался удивиться как можно натуральнее.

– С чего ты взяла?

– Видела. Тебя. По телику. В Тюмени, кажется. Правда, ты сразу отвернулся.

Естественно. Я не телезвезда, а секретности с темы «Монстр» пока еще никто не снимал. Правда, и кассету у телеоператора отбирать не стали, ничего путного он все равно заснять не мог – «эффект отталкивания»!

– Я там был по другому делу, – соврал я, обрывая клочья фольги с горлышка бутылки. – Между прочим, как ты смотришь на то, чтобы безобразно напиться и немного побуянить? Я имею в виду – в постели.

– Только немного?

– Это только так говорится, – успокоил я.

– А как на самом деле?

Я не успел ответить – в этот момент грянул телефон.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Для чего Максютов назначил мне рандеву в офисе «Альков-сервиса», я так и не понял, как ни старался. Может быть, он не хотел, чтобы нас прослушивали. Впрочем, с равной вероятностью могло быть и наоборот. А может быть, исключительно ради того, чтобы с комфортом посидеть на действительно хорошем выставочном диване. С Максютова станется.

Блин… Поужинали со свечами.

Полуоткупоренная бутылка «Абрау-Дюрсо» отомстила за пренебрежение, выстрелив пробкой в потолок, сбив рикошетом свечу и залив шампанским стол плюс праздничный наряд жены. Слушать Машин крик мне было некогда, я выскочил из квартиры, по пути сдернув с вешалки куртку и завязав ботиночные шнурки уже в лифте.

Бобик…

Что теперь на мою голову?

Интересно, как вел бы себя ты, капитан Рыльский, по дороге на эшафот? Наверно, тоже торопился бы, нарушая чинность церемонии, – чтобы уж поскорее…

Максютов был в офисе один, и я как-то сразу понял, что «разбора полетов» нынче не предвидится. Сегодня на инкрустированном журнальном столике, придвинутом к выставочному дивану, помещался ноутбук с отключенным экраном, рядом с ним красовался проектор, а у противоположной стены, кривовато зацепленный за вешалку, висел средних размеров экран из белого пластика. Наверно, Максютов сам вешал.

– Садись, Алексей, – пригласил он. – Садись и смотри.

Он выключил верхний свет, уселся на диван рядом со мной и, неловко пристроив ноутбук на коленях, ткнул пальцем в «пробел».

Это был не фильм, как я ожидал. Просто фотография: широко улыбающийся загорелый мужчина средних лет. Приятное, хотя, пожалуй, немного тяжеловесное лицо. Хорошо очерченный нос, выгоревшие на солнце брови. Необычные темно-серые глаза, почти под цвет мокрого асфальта, если только цветопередача выполнена правильно. Крепкий подбородок, волевые складочки в углах рта.

– Как он тебе? – спросил Максютов.

Я осторожно пожал плечами.

– По-моему, сильный мужик.

– Это Томас Риордан, полковник Военно-Космических Сил США. Пять космических полетов на «шаттлах», в трех из них был командиром корабля. Участник долгосрочной экспедиции на станции «Альфа». Отмечается как волевой, сдержанный, опытный и так далее… Послужной список безупречен. Сорок шесть лет, женат, трое детей. Терпеть не может бейсбола, хотя тщательно это скрывает. Увлечения: плавание, рыбалка, верховая езда. Жена владеет хорошей конюшней в штате Вайоминг – бизнес на туристах. Сам считается одним из нынешних «зубров» американской астронавтики. По соглашению сторон утвержден командиром «Зевса». Основной дублер – Скотт Макнил.

Я ждал, что Максютов хотя бы намеком пояснит мне, для чего он лично знакомит меня с этой информацией, и не дождался: он просто стукнул пальцами по «пробелу». Появилась новая фотография.

– Джессика Фоско, астронавт-исследователь, второй член экипажа. Опыт двух космических полетов, включая и управление «шаттлом». Прекрасные аттестации. Магистерская степень по астрофизике. Магистерская степень по космической медицине, так что в случае чего сработает за второго врача. Тридцать лет, не замужем. Хобби, вероятно, не имеет. Кстати, как она тебе?

– Не хотел бы я иметь такую подружку, – улыбнулся я.

– Почему? – насторожился Максютов. – Разве не красивая?

– Чересчур властная. Лицо, осанка. Страшно дотронуться – обморозишь руку. Она случайно не феминистка?

– Для нее это пройденный этап, – усмехнулся Максютов. – Но ты прав, Алексей. Стерва, конечно. Пока такая вот баба не пробилась на высокий пост, толк от нее есть, а потом… – Он шутливо махнул рукой, словно защищаясь от наваждения. – Ладно, вот тебе Джеффри Стюарт, бортинженер и третий член экипажа.

Джеффри Стюарт оказался негром с худым серьезным лицом, и лицо это здорово блестело: по-видимому, снимок был сделан на какой-то пресс-конференции под световым шквалом нацеленных в упор софитов.

– У него за спиной только одна космическая экспедиция, зато долговременная, – озвучил Максютов. – Помнишь ту историю в две тысячи седьмом, когда «Альфу» собирались спешно эвакуировать? На всякий случай знай: тогда обошлось в значительной мере благодаря ему. В НАСА он считается первым техническим гением, по крайней мере, первым среди астронавтов. Тридцать девять лет, женат, четверо детей. Окончил Массачусетский технологический, имеет докторскую степень, преподавал, затем участвовал в разработке космической техники. Увлечение: коллекционирование всевозможных этикеток и наклеек любого содержания, но обязательно темных тонов.

– Он что, с пунктиком? – спросил я.

– Если бы только он. – Максютов заметно дернул щекой. – Представь себе, его дублер тоже негр. А дублер астронавта-исследователя – тоже женщина. Эстер Фитцджеральд. Ты находишь это забавным?

– Да как сказать… – промямлил я. – Пожалуй.

– Идиоты! – рявкнул Максютов. – Кретины! Десяток умных идиотов в верхушке НАСА тщится сделать красиво тремстам миллионам глупых идиотов! Равноправие, мать их… Еще увидишь: будут демонстрации геев и лесбиянок против дискриминации сексуальных меньшинств в астронавтике. Блин, учинили шоу!.. – Остыв столь же быстро, как вспыхнул, он продолжил: – Ладно… С более подробными сведениями по каждому из этой троицы ознакомишься позже.

Факт: я все еще не до конца понимал, куда он клонит.

– Товарищ генерал, разрешите задать вопрос…

– Без чинов. Спрашивай, Алексей.

– Анатолий Порфирьевич, я правильно уловил: после провала с боеголовками НАСА готовит экспедицию к Монстру? Обитаемый корабль?

– Да. И не только НАСА, но и европейцы, и мы. Долевое участие. Всего шесть человек экипажа: трое американцев, один из Еврокосмического агентства и двое наших. Штатники здорово прокололись и мечтают разделить ответственность. К тому же они по обыкновению уверены, что Америка не должна всегда платить за все. Сам хорошо понимаешь, сыграть на нашем национальном самолюбии да на воспоминаниях о величии – дело благодарное. И мы на это, конечно, клюнем, точнее, уже клюнули! – Максютов безнадежно выругался. – В общем, президент дал «добро», деньги Роскосмосу пошли, спорить не о чем. Что с того, что мы пять лет не запускали пилотируемые корабли? Кого это интересует?

Он встал, нервно прошелся по кабинету, сжимая и разжимая кулаки. Включил электрический чайник на пустующем столе секретарши. Дернув щекой, сообщил:

– Есть такая психическая болезнь – мания престижа. Мы больны ею в тяжелой форме.

Я промолчал. Да вернувшийся на диван Максютов и не ждал от меня комментариев.

– Ну а если «Энергия» взорвется на старте? Если рухнет, не выйдя на орбиту? Нам ведь не привыкать. – Он секунду помолчал и изменил тон. – Собственно, я не должен был бы тебе это говорить, но ведь ты же не вьюнош с горящими глазами, сам все понимаешь…

Пока что я не понимал ничегошеньки. Смысл разговора ускользал.

– Мы участвуем полуофициально… пока как консультанты спецчасти проекта. Мы – в смысле Нацбез.

– Любопытно, – внешне равнодушно поинтересовался я, – какие средства решено на это угробить?

– Любые. В пределах четверти госбюджета.

Ого!..

– Так серьезно? – не удержался я.

– А ты как думал! – гаркнул Максютов. – Надо будет – не то что четверть, а и половину дадут. Не хватит половины… потрясем кое-кого. Мы еще и для этого нужны. Сами отстегнем в крайнем случае. В общем, средства будут. На «время – деньги» плюнь, понял? Сейчас для нас время намного дороже денег, понял? Решено, что терпеть дальше нельзя, понял? – Каждое «понял» Максютов сопровождал припечатыванием ладони к столешнице.

– Понял.

Честно говоря, пока я понял лишь одно: раз пошли такие игры с бюджетом, семейные сбережения опять пора переводить в валюту.

– Хорошо, что ты такой понятливый. Ну так вот… Участник полета от Еврокосмоса пока не определен. О возможных вариантах мы с тобой гадать пока не будем. А Колю Степанова ты должен знать.

Лицо, появившееся на экране, я узнал, конечно. Николай Степанов, полковник полуживых ВКС России, командир последнего «Союза-ТМ», не без проблем слетавшего в космос пять лет назад, как верно заметил Максютов. Хорошее лицо, а вот улыбнуться в камеру не догадался. Скорее, чем-то недоволен. Такое впечатление, что его упрашивают сказать «чи-и-из», прежде чем вылетит птичка, а он собирается кратко и доступно послать фотографа к едрене фене. Сорок четыре года, женат, бездетен, два полета, нештатные ситуации, правительственные награды… По правде сказать, я узнал его в лицо лишь благодаря чипу да давным-давно просмотренной вполвзгляда программе новостей – ну кто у нас сейчас всерьез интересуется отечественной космонавтикой? Не я, точно. Не рядовой среднестатистический россиянин. И уж подавно не нынешние политики. Коммерческие запуски и то становятся редкостью, о злополучной «Молнии» не хочется и вспоминать, на номинально международную «Альфу» летаем на американских «шаттлах», пока в Тюратаме и Свободном ржавеют стартовые столы…

Печально сие, ну а мне-то что?

– Осталась последняя картинка, – сказал Максютов. Немного помешкав, словно замявшись неизвестно отчего, он ткнул пальцем в «пробел». – Алексей, я бы хотел, чтобы ее озвучил ты.

Я не поверил. Нет, этого просто не могло быть…

Но к животу словно приложили кусок льда.

– Алексей Рыльский, – проговорил я механическим голосом. – Капитан УНБ. Опыта полетов не имеет. Тридцать один год, женат, один ребенок…

– Поправка, – вмешался Максютов. – Не капитан, а майор УНБ. Также майор Военно-Космических Сил России. С этой минуты.

– В случае моего согласия? – спросил я.

Молчание Максютова было вполне красноречивым.

Так…

Можно не сомневаться, кто предложил мою кандидатуру. Трудно ожидать от Максютова знаний о космонавтике, далеко превосходящих обывательские. В самом деле, если уж в космос летали советники президента, киноактеры, журналисты, и планируется запуск эстрадной примадонны ради концерта с орбиты, то почему бы не слетать несостоявшемуся военному инженеру, ныне капитану, пардон, майору Нацбеза? В какие обывательские мозги без настойчивой подсказки со стороны придет простая мысль: полет к Юпитеру (и, надо надеяться, обратно) соотносится с заурядной работой на орбитальной станции примерно так же, как участие в ралли Париж – Кейптаун с мирной дремой на диване.

Если только не хуже. В конце концов, я тоже не специалист ни в чем, кроме разве что работы в УНБ да технологических цепочек производства оптоэлектроники, и от обывателя отличаюсь лишь одним: могу приблизительно представить себе масштаб проблемы и ужаснуться…

Комедию абсурда хорошо наблюдать со стороны. Кому как, а мне нет никакой радости скакать перед рампой на потеху всего мира. С плачевными, скорее всего, результатами.

– В данном вопросе мое согласие вообще требуется?

Не знаю, как я это выговорил… Дерзость, конечно. И я ожидал услышать резкое «нет», произнесенное Максютовым как нечто давно решенное.

Против ожидания он ответил:

– Да. Пойми правильно: мне бы не хотелось приказывать тебе как своему подчиненному. Мне нравится уже то, что ты не рявкнул с оловянными глазами: «Служу России» и не стал благодарить за доверие… Ты нормальный человек, ты, как и я, любишь ходить по земле. И вместе с тем ты – уникум, по-видимому, почти не чувствительный к «эффекту отталкивания». Подумай: много ли наберется таких из тех, кому я мог бы доверять во всем? Ты нужен, Алексей. Мне. Нам. Всей Земле, наконец, прости пожилого Носорога за громкие слова. И еще. Никто не собирается запихивать тебя в ракету насильно или давить на семью – это не филантропия, это практицизм. Силового варианта не будет, можешь поверить на слово. Здесь нужен заинтересованный доброволец, а не припертая к стене жертва с дрожащими поджилками…

Это я-то заинтересованный доброволец?! Ну-ну.

Максютов крякнул.

– Никто не знает, есть ли вокруг объекта «зона отталкивания», но мы обязаны предположить, что есть. «Зевс» не станет приближаться к Монстру вплотную. Это придется сделать тебе, Алексей.

Так.

– Не Каспийцева же туда посылать, – невесело усмехнулся Максютов.

– Не Каспийцева, – кивнул я.

– Ты выйдешь из корабля и подберешься к объекту вплотную. На чем – вопрос технический. Ты должен попытаться понять, что такое Монстр. Если он зонд, то с ним, вероятно, можно установить прямую связь. Если он не зонд, будешь действовать по обстановке. Возможные варианты уже просчитываются. В случае агрессии со стороны объекта или при невозможности установить с ним связь ты… примешь решение. Единственно возможное. Ты понимаешь меня?

Я снова кивнул, и только. Говорить не мог.

– Я уверен, что ты справишься. И что в случае чего сумеешь унести оттуда ноги. Я не собираюсь тебя терять, ты мне еще нужен. Имей в виду, палец в чернилах я за тебя держать не стану, потому что знаю и так: старого Носорога ты не подведешь. Ведь не подведешь, Алеша?

Если молчание может быть ответом, то я ответил. Максютов вздохнул.

– Ты можешь отказаться. Не сочти мои слова за недоверие, просто я хочу, чтобы ты знал все. Вместо тебя полетит дублер, один из тех, кого я гонял на «аномальщину», парнишка, который переносит «отталкивание» гораздо хуже тебя, но все-таки худо-бедно переносит… Это уменьшит наши шансы минимум наполовину, но в крайнем случае мы пойдем и на такое решение. Крайний случай – это твой категорический отказ, а поскольку я буду вынужден тебе приказать – неподчинение приказу в мирное время. Последствия для тебя будут неприятными, но далеко не фатальными. Я хочу, чтобы полетел ты, потому что лучшей кандидатуры у меня нет. Есть другие обладатели почти тех же свойств, но они не работают у нас… Прости и пойми меня правильно, Алексей.

Я понял правильно. Бобику полагалось бы сказать «гав» и повилять хвостом.

Я молчал. Чайник на секретарском столе засвистел и выключился.

– Кофейку хочешь, Алеша?

– Хочу.

– Я не буду, а ты выпей.

Я насыпал в чашку две ложки растворимого кофе, механически плеснул туда же чайной заварки, залил кипятком и, отхлебнув, вылил гадость в кадку с фикусом.

– Выглядеть это будет примерно так, – продолжал Максютов, по виду нисколько не интересуясь моими душевными эволюциями. – «Зевс» собирается там, – он показал большим пальцем вверх. – Шестью-семью «Энергиями» мы поднимаем на орбиту разгонные блоки первой ступени и наш обитаемый модуль. У американцев будет свой. Психологи считают, что экипажи должны иметь раздельные спальни, можешь по этому поводу сострить, если хочется… Остальное выводят на орбиту штатники. Наш модуль – на трех человек: Степанов, ты и врач. Возможно, наш. Еврокосмос пока мнется: то ли посылать своего человека, то ли воздержаться. Но денег дадут. Все системы связи – их… они их хорошо отработали на «Гермесе». Основное жизнеобеспечение – американское. Телеметрия зато наша. В ЦУПе будут точно знать, кто и когда из вас пукнул. И каким газом. – Максютов улыбнулся своей шутке, я же не нашел в ней ничего смешного. – Ну и все такое прочее… Точность измерения расстояния до корабля – плюс-минус один метр на всей траектории полета, точность по скорости – плюс-минус один сантиметр в секунду, точность по ускорению… – Максютов почесал лоб. – Хм, забыл… В общем, тоже хорошая точность. Не радует?

– Радует, – глухо сказал я.

– Говоря короче, на околоземной орбите все эти блоки и модули автоматически стыкуются, образуя собственно «Зевс». Я его в модели видел – та еще каракатица, но впечатляет, можешь поверить! Почти сотня метров в длину, начальная полетная масса две тысячи сто тонн! – Ей-ей, он произнес эти слова с торжествующим энтузиазмом в голосе, и глаза его блестели! Спохватившись, он продолжал спокойнее: – Никаких сверхсложных выдумок касательно траектории – сразу разгон до семидесяти километров в секунду, один доворот у Марса, он вам еще немного скорости поддаст, и инерционный полет. Туда – примерно десять месяцев, включая торможение, маневры выхода на орбиту Монстра и сближение. Семь-двенадцать суток там. Обратно… вот обратно долго, Алексей. Через Марс и Венеру, с гравитационными маневрами. Не хочется тебя расстраивать, но…

– Сколько?

– Около двух лет.

– Понятно.

Итого – почти три года полета… Если космическая медицина не изобрела ничего нового, по возвращении на Землю участников экспедиции будут вычерпывать из анатомических кресел как кисель. При условии, что возвращение вообще состоится.

Ни мы, ни американцы пока еще не теряли людей в космосе. Но ведь когда-нибудь это случится, как все неизбежное. У тех, кто полетит, немало шансов стать первыми…

Максютов продолжал говорить что-то насчет длительной работы слабосильного ионного движка на ксеноне, необходимого для возвращения, и специального запуска «шаттла», который снимет нас с околоземной орбиты, когда мы на нее вернемся, но я уже не очень внимательно слушал. Зачем мне сейчас технические подробности? Понадобятся – прослушаю еще раз через чип.

Хорошо еще, что он не сказал: Марс, мол, увидишь со ста километров… даже дважды, Венеру, Юпитер, само собой…

Стоп. А почему, собственно, я подумал «мы», «нас»?!.. Я что, уже согласился на это безумие?!

«ЧИППИ, ПОДСКАЗКУ!»

«НЕПОЛНОТА ДАННЫХ. ПОДСКАЗКА НЕВОЗМОЖНА».

Так я и думал…

Железяка хренова! Ну зачем ты мне? Зачем?!!