Текст книги "Механизм революции. Конспект по основам полилогических материалистических естественно-исторических революционных переходов между социально-воспроизводственными градациями"

Механизм революции
Конспект по основам полилогических материалистических естественно-исторических революционных переходов между социально-воспроизводственными градациями
Александр Харчевников

© Александр Харчевников, 2023

ISBN 978-5-0059-8205-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

ЧАСТЬ 1
Доэкономическое общественное развитие

Реальный процесс общественного развития в сложной логике истории представлен на сегодня двумя научно-теоретическими направлениями по описанию эндогенных логико-исторических процессов. Это формационное понимание эндогенного развития исторического процесса как последовательности периодов равновесного доминирующего типа социального движения социума и, второе, как последовательности исторически критических форм и прорывов (рис. 1). О последнем понимании, изложенном во втором томе пятитомной метатеории А. С. Шушарина «Полилогия современного мира… Раздел второй: Эндогенная логика» говориться так:

«… мы имеем пока самое общее представление об эндогенной логике – об ее эмпирическом корреляте как главной последовательности исторически новых критических форм и прорывов (не «формаций»! ): первобытность, рабовладение, феодализм, капитализм («вульгарный»), линейная (плановая) форма, где каждая из этих форм – пока только еще ничего не значащий ярлык обозначения некоторого идеально чистого критического состояния и восходящего, преодолевающего это состояние тренда (кроме теоретически известного «вульгарного» капитализма середины позапрошлого века)» [43, с. 1].

Рис.1. Структурная теоретизация материалистического исторического восходящего развития общества по сложности

Эта главная последовательность исторически новых критических форм и прорывов (но не «градаций»! ) на схеме рисунка 1 представлена последовательностью пар больших белых кружков, соединённых круто восходящими отрезками узкой белой линии. Каждая пара напоминает стоящую почти вертикально гантель, а само пространство соответствующей «прорывной теории» ограничено прямоугольником, вытянутым строго вертикально. В свою очередь все эти «прорывные теории» главной последовательности схематично объединяет сильно вытянутый овал с надписью «Полилогия. Эндогенная логика. Теории прорывов.». Вот вся эта совокупность «теорий прорывов», её исследование, и составляет основное содержание метатеории «Полилогия…» в части лишь эндогенной логики восходящего исторического развития отдельно взятого общества на критическом этапе перехода общества от одной формы производства к другой, от одной градации к другой, более исторически высшей по сложности. В целом же основное фоновое поле схемы представляет графическое отображение исторического развития всех чистых эндогенных форм (способов производства) в виде «слоёв», вертикальный размер которых соответствует достигнутой к данному историческому моменту (горизонтальная ось «время) величины сложности (ось «сложность процессов ЧЭФ»). Соответственно белой толстой ломаной кривой с большими белыми кружками отображена интегральная кривая исторического восходящего роста данного общества как сумма сложности всех ЧЭФ-слоёв на каждый момент времени (см. рис 5. [36, с. 29]).

И далее, что важно в отношении восприятия современного экономического догматизма, и слева, и справа:

«… Подход-то Маркса идеологически был вполне классовым, но в научном отношении „классами“ заканчивающийся. Иначе-то ничего, кроме „теории“, выявленной на основе, так сказать, личных впечатлений о дядях-бяках и хороших дядях не получится. Явная выпуклость классовых противоречий „вульгарного“ капитализма действительно хронологически позволила увидеть эту стратификацию уже до Маркса, что и дает повод к ложной трактовке теории в „классовом аспекте“. Но, повторю, в научном отношении подход Маркса не классовый, а производственный („классами заканчивающийся“), служащий идейным основанием для далее уже действительно „классовых“ „партийно-политических приложений“» (Выделено мной. – ХАТ) [43, с. 31]. Но, к сожалению, этот производственный подход так и не вышел за рамки экономического догматизма.

Автор же «Полилогии…» не отвергает идеи стратификации, но, в главном, утверждает «понимание их производности от производственных структур», а действенность этих идей видит «лишь во вторичных дополнениях» [43, с. 27].

1. Динамика переходов

 
«…каждый шаг вперед на пути культуры
был шагом к свободе».
Ф. Энгельс.
Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 20, с. 116.
 

Со временем, в процессе монотонно восходящего исторического развития общества по сложности производственные отношения становятся препятствием на пути этого прогрессивного восхождения и начинают сдерживать развитие производительных сил. Динамически равновесное состояние общества становится неустойчивым, хаотизируется, и обретает форму активно зреющего эндогенного прорыва. При этом, альтернативой этому хаосу деградации с позиции потенциальных и «более высоких, новых механизмов производственных структур, связанных с возрастанием сложности, является становление радикально новой целостной композиции гетерогенных производственных отношений (теория градаций). В этой связи А. С. Шушарин замечает, – «Прежде всего, мы здесь оставляем без внимания всегда конкретное сложение особо «давящих» исторических обстоятельств перемен… В социологическом контексте Гегель на этот счёт замечал, что история учит одному, что она ничему не учит. Классики подобную мысль выражали примерно так: до сей поры люди предпочитали, чтоб состояние дошло до невыносимого» [43, с. 32 – 33].

Следует иметь ввиду, что этот переломный мутационный процесс, описываемый прорывной теорией эндогенной логики полилогии (см. рис.1), есть процесс социологически паранекротический. Этот процесс со сгущением обстоятельств неизбежно сопровождается некоторым энтропийным культурным опусканием, то есть некоторым опусканием самих производственных отношений и соответствующих институтов, но уже на их новом и высшем уровне исторического развития по сложности. При этом происходит, можно сказать, и некоторая варваризация общественной жизни, а соответственно и людского поведения.

При этом речь идет о некой логике эндогенных шагов лишь как о трендах нарастающей сложности, реализуемых в процессах, так называемых, «исторических происшествий» в форме бифуркаций. Таким образом, речь идёт только о траектории последовательности восходящих узлов прорывов как новых типогенетических подъемов (см. рис.1, – «гантели»), преимущественно уже исторически осуществившихся.

Каждая из этих перекомпозиций градации отношений, то есть трансформаций композиции гетерогенных производственных отношений, есть «конкретно уникальный революционный процесс». Это, можно сказать, были «шаги к свободе», а точнее, – это были и будут (!) «шаги преодоления только некоторой исторически и логически определенной несвободы» как некой «отчуждённой социальности».

Действительно, каждый такой эндогенный шаг к свободе есть освобождение производства и отказ от различного рода социальных зависимостей человека, его эмансипация, а в данном случае – от отжившей господствующей формы производственных отношений. Суть этого освобождения заключается в разрешение текущего основного противоречия производства, а именно, – между ограниченным (необщественным или частным) производственным присвоением (узурпацией), предметной базовой формы доминирующего объекта собственности (асимметрией), с одной стороны, и его же объективно, но стихийно, уже складывающимся общественным использованием (обобществлением), с другой стороны. То есть производительные (плодотворные) силы в восходящем развитии однажды «перенабухают» и наталкиваются на ограниченную (частную) форму собственности, все более иррационализируются, «замыкаясь» в материальной-знаковой форме воспроизводстве сами на себя, в рамках всё той же ограниченной формы собственности. В итоге производительные силы необратимо сбрасывают господство этих ограниченных отношений собственности, ликвидируют их узурпацию, приводя связанные с этими силами уже иные восходящие силы к более свободной форме.

То есть, каждый эндогенный шаг это негэнтропийный прорыв, обуздание хаоса энтропии и подъем в сложности к более высокой интеграции жизни общества, к новому типу равновесия. Это означает и типологически новую ступень обобществления производства, и постановку его под новый общественный контроль, – новые нормы и новый порядок, новые свободы и новые ограничения. Это означает необратимое изъятие из ограниченного производственного присвоения, собственности, соответствующего доминирующего объекта обстоятельств производства, а, следовательно, и сброс асимметрии в отношениях людей с этим объектом. Под этим сбросом понимается симметризация снятых ограниченных отношений, которые в вульгарном восприятии известны как «ничейная» собственности. В этом и заключается главный закон развития собственности, который реализуется на каждом эндогенном шаге главной последовательности исторически критических форм и прорывов сложной логики истории общественного развития. В этом законе главное – это типологическое усложнение производства в том законообразующем смысле, что обобществленный типологический объект попадает на соответствующем эндогенном шаге в сферу более высокого рационального использования, что производство и труд контролируются более совершенным новым доминирующим механизмом, который ранее был неактуальным и лишь потенциальным. Собственно, сама эндогенная логика как главная последовательность исторических критических форм (узлов) и прорывов – это и есть в полилогии «„чистая“ реализация развития в анизотропии по возрастанию сложности» [43, с. 35].

Этот процесс симметризации сопровождается таким революционным шагом в градации отношений, когда в соответствующем историческом базисе происходит сама революционная перекомпозиция, образно говоря, переслоение всех базовых производственных отношений. В первую очередь это симметризация, то есть снятие господствовавших отношений бывшего доминирующим верхнего слоя или, в образах «слоёв», – «уход в основания», уход в материальную «инфраструктуру» (на рис.1 это область ниже и справа от белой ломанной кривой интегрального роста сложности социума).

В социальном контексте это есть ликвидация негативного содержания при непременном сохранении рационального содержания самого этого исторически базового, никуда не исчезающего, производственного отношения, но уже как его некой снятой деформации. И далее это снятое отношение (как слой рис.1) продолжает развиваться по сложности, менять свои формы, но уже с этого исторического момента перестает быть господствующим, перестаёт определять и «диктовать», можно сказать, узурпировать, сущность последующих исторических форм.

Таким образом, после этого революционного, отчасти разрушительного, и одновременно высокоэнергетического хаоса поиска, как пишет автор полилогии, – «рождается апостериорное утверждение, „самосборка“ (будущее открыто), „выход из оснований“ в „верхний слой“ одного из „победивших“ потенциальных производственных отношений. Оно и выступает теперь в качестве уже нового, более высокого негэнтропийного механизма контроля труда и производства, новой „урегулированности и порядка“ (Маркс), типологически нового равновесия, с некоторой уже новой доминирующей собственностью, ее новым объектом» [43, с. 37].

В результате с каждым шагом этого революционного продвижения происходит установление наиболее простого (энтропийного) равновесия, уже на более высоком сложном негэнтропийном уровне, что в образах физиков есть «потенциальная яма», но эта яма образуется на более высоком уровне, чем предшествующая историческая «яма» в социальном развитии.

К этому историческому движению эндогенных форм, А. С. Шушарин замечает «предельно жестко»: «так было до сей исторической поры, а изменится ли сама логика развития дальше – дело самого этого развития. Материи, извиняюсь за выражение, будет видней, чем нам, грешным» [42, с. 37].

Наконец, в реальной истории эндогенная логика пробивается в толще многих других процессов, отстающих форм, в сложнейших сплетениях общественных отношений, и, естественно, в определенном стечении исторических обстоятельств. Всё революционное относится к прорывно-узловому чистому эндогенному срезу точек, критических узлов, логики развития социума в восхождении. В частности же, речь идет о теоретическом «восстановлении» всех доминировавших до капитализма фундаментальных базовых структур как чистых эндогенных форм, ЧЭФ-слоёв, которые никуда не исчезли из жизни современных обществ.

Итак, исторические процессы обобществления объектов собственности, пере-композиции, снятия, симметризации образуют динамическую основу и суть критических узлов эндогенных прорывов.

Несколько слов об идеологической стороне дела.

Напомним, что идеология, согласно Википедии (ru.wikipedia.org), есть – «система концептуально оформленных идей, которая выражает интересы, мировоззрение и идеалы различных субъектов политики… и выступает формой санкционирования существующего в обществе господства и власти… или радикального их преобразования…». Идеология не является наукой и имеет целью «формирование и стандартизацию сознания людей» [9], манипулирование их поведением через воздействие на их сознание, а не достижение объективной истины как того требует наука и научное познание в истинном отражении реальности.

Восходящие идеологии критичны по отношению к отжившим, преодолеваемым, а в результате – к снимаемым и, наконец, метаморфируемым (преобразовываемым) уже новой достаточно устойчивой и публично оформленной идеологией. Так как старая материальная форма производства уже отжила и более не доминирует, то и обслуживающая ее же прежняя идеология со всей её громадой положений, знаковых систем и свойственных им знаков, используемых в процессе общения и коммуникативных связях от менталитета до кабинетов, от доксического уровня как общепринятого мнения простого люда, до тонкостей и зауми верховных «жрецов», так же критична. Поэтому и по отношению к прежней идеологии новая восходящая идеология так же неизбежно критична и «разоблачительна».

В этой связи, замечает автор «Полилогии…», – «Монотеизм критикует господствующее язычество, либерализм критикует господствующий монотеизм, марксизм критикует господствующий либерализм (причем за этими доксическими критикуемыми «измами» скрыты, разумеется, сами доминирующие производственные порядки)» [43, с. 40].

Однако позитивность этой критики желает большего ввиду сложности не только самих воспроизводственных процессов, но и собственно идеологии, форм общественного сознания, как составных частей культуры, духовного производства.

Суть этого дела состоит в том, что, не смотря на сами иррациональные (дорациональные) идейные формы, в которые восходящая идеология облачается, она выражает, с одной стороны, не процесс ликвидации отжившей системы в целостности, а лишь полилектику революционного снятия доминирующей формы и структуры производства. При этом в полной мере сохраняется ее (снимаемой доминирующей формы) «разумное», рациональное, базовое содержание самого типа хозяйственной рациональности. С другой стороны, действительно восходящая идеология выражает позитивную восходящую тенденцию исторического обобществления производства, в частности, – избавление от определенной стихийности, некоторых опасностей и исторических «несправедливостей». То есть, восходящие идеологии, в форме духовной стороны уже новой революционной практики, имели возможность и могли складываться в крайне иррациональных идейных формах, так как «семантически» могли не иметь на деле никакого касательства к пониманию утверждавшихся материальных структур и восходящих тенденций. Однако, при этом они все же были релевантны историческим переменам и выражали позитивную критику, соответствовали действительной восходящей социальной ориентации.

Так, в частности, «и марксистская идеология («коммунизм») обрела отнюдь не безупречные формы – по причинам как опережения народными представлениями научного решения, так и из-за массы неэндогенных обстоятельств (не внутренних обстоятельств чисто собственного развития – ХАТ)» [43, с. 41].

Далее, всякая идеология в отвлечении от сложных организационных структур, по происхождению и возникновению, по истории зарождения и последующего развития (генезису) – идейна и творчески «придумывается» именно самими людьми, то есть является продуктом творческой деятельности человека. Поэтому же всякая идеология хозяйственно рациональна, разумеется, до момента начала зреющих перемен, а в своей общей субъективной форме в ряде моментов своего проявления идеалистична вплоть до мифичности и некой иллюзорности, но и «всегда материально обусловлена». Иначе, – неизбежный идеализм или финализм (учение о движении мира от его начала к предопределенному свыше концу, то есть идеалистическая концепция, согласно которой органическая эволюция строго запрограммирована). Всё это в идеологиях обусловлено тем «когнитивно-когитативным» (когнитивность – способность к умственному восприятию и переработке внешней информации; когитация – процесс установления некоторых новых для этого понятия связей и отношений – ХАТ) характером материала общества, который не сводимым только к рациональностям структур самого производства и никогда не ограничивается только ими.

В идеологических основах восходящих перемен лежат так же и моменты восхождения жизненных смыслов человеческого бытия посредством интериоризации (перенос действий, относящихся к деятельности внешней, в умственный, внутренний аспект жизнедеятельности и, – формирование внутренних структур человеческой психики, посредством усвоения внешней социальной деятельности, присвоения жизненного опыта) новых доминирующих ценностей, хозяйственной практики и мировидения. В том числе, посредством интериоризации обыденного сознания и семиотики, символики, или во внеиндивидуальном, общественном содержании менталитета и культов.

Однако не всё так просто, ибо смыслы бытия и перемен, компактные и «экономные» их проявления, в частности, символы, вокабулы (отдельно взятое слово), доксы (общепринятое мнение) и прочие элементы языка общения и познания вполне могут быть релевантны (соответственны, «подходящи») реальным процессам действительной жизни как воспроизводственного процесса, но никогда не будут логически адекватны им. Тем более, следует заметить, что и сама-та логика может быть иной, например, как в полилогии, – полилектична. Реальные общественные процессы, а равно и «культы» как некое местное почитание и поклонение, чрезвычайно сложны и, можно сказать, «многословны». Тогда как жизненные смыслы в своем проявлении в бытие, – лаконичны и просты, вплоть до простоватости, так сказать, как отмечает А. С. Шушарин, – «вплоть до их обозначений цветом знамени». И, в то же время, они же (жизненные смыслы), по тем же самым причинам, логически и удалены от действительных ценностей.

Так, например, это и известные формы Марксова «товарного фетишизма» как квинтэссенции (основы, самой сути) капиталистического хозяйствования. В этом хозяйствовании за историческим товарным фетишизмом скрыта внеисторическая, непреходящая базовая ценность, то есть соответствующий вещественно-продуктовый мир человеческого бытия и его экономическая хозяйственная рациональность. Эта базовая ценность становиться фетишем именно в результате абсолютизации её в некой исторической капиталистической форме.

Так, например, забегая несколько вперёд, на схеме рисунка 25 было представлено восходящее движение каждой из «внеисторических, непреходящих базовых ценностей», как базовых типологических объектов, по историческим ступеням, можно сказать, «вещественно-продуктового мира человеческого бытия». Эти исторические ступени восхождения человеческого общества от переломной первобытности, через капитализм и социализм, до Общества мудрых решений и далее, – будущее открыто. Каждый шаг этого восхождения в реалиях действительной жизни неразрывно связан с переидеологизацией, с доминированием всё новых и новых «внеисторических, непреходящих базовых ценностей».

Очевидно, что трудность в понимании этих восходящих переидеологизаций не только в их сплетенности, но и многогранности в различии. Главное же в различии понимания собственно идеологического, с одной стороны, как культового, фетишизируемого и мифологического моментов, и с другой стороны, – как рационально-хозяйственного. При этом первое, будучи чисто идеологическим, в восхождениях практически нивелируется, можно сказать, «отодвигается» и «исчезает», становится как бы нейтральным. Тогда как второе, даже будучи устаревшей былой доминантой, практически хозяйственное, уничтожено быть не может, – иначе катастрофа. Поэтому «хозяйственное» только снимается, превращается и преобразовывается.

А поэтому, переходя к конкретному анализу, говоря слогом автора «Полилогии…», предъявим «разом» и в табличной форме используемые далее изоморфизмы («концепты») и их атрибуты для ускоренного улавливания сути этих метафор (рис. 2).

Рис. 2. Таблица №1 «Полилогии…» [43, с. 45]

В этой связи, как отмечает А. С. Шушарин, – «… уже Аристотель выдвигал идеи о первостепенной важности „формы“. Изоморфизмы и образуют надпонятийный или даже матрично-понятийный уровень в социологии, который организует, со-держит (сильное выражение М. Мамардашвили по поводу „формы“) массивные предметные образования („мясо“, по Бузгалину), „компактизируют“ представления о фундаментально разнородных, полифундаментальных в целом явлениях, с обширными семантиками. Без коих, разумеется, все „неофилософское“ (как и наши изоморфизмы) – бледная немочь вечных предпосылок, предисловий, „общих соображений“, оглавлений без содержания и пр. Но … – это уже собственная когнитивная организация всего „тела“. … Все это также и есть примерно то, что обнаруживается в разнообразнейших понятийных схемах, блоках, таблицах, логических иерархиях и пр., компактизирующих связи, субординации, периодичность, сходства, различия и пр. больших семантических массивов, а за ними – таких же „устроений“ в многообразиях бытия» [43, с. 46].

В последующем восхождении от абстрактного к конкретному, то есть от базовых взаимодействий вообще к уже определенным базовым взаимодействиям, речь пойдёт о «радикальном перетолковании собственности», которое присуще чисто экономическому мышлению. Это перетолкование будет звучать для экономического понимания как нечто неземное и нематериальное.

В человеческом мире, всё, что представляет для людей ценности, блага, и богатства, выступают как объекты собственности. Это не только «вещи» («внешний предмет» по Марксу), к которым экономисты относят хлеб и мясо, джинсы и кроссовки, станки и прочие средства производства. Это и, например, друзья—товарищи, родные, близкие и соседи, язык и просто другие люди, или «малая» и «большая» родина, красота пейзажа и всякая работа, дельная мысль и профессиональное мастерство, информация и контент, знания и процесс познания, и многое иное в различных формах и субординациях могут выступать как объекты собственности. То есть эти и многие другие объекты могут быть и выступают в действительной жизни общества как объекты людских взаимодействий, как объекты производственных и воспроизводственных отношений людей, – отношений собственности.

И вся эта многообразная конкретика как объекты собственности, как собственность, есть ключ к познанию базовых форм метатеории полилогия. Сам же теоретический выход на собственность, а вслед за ней и на само фундаментальное базовое взаимодействие в обществе, несомненно, связан с чем-то имеющим смысл для человека, с некой объективной ценностью и благом.

Вообще «теоретический выход» на собственность, а за ней и на наиболее важное, а именно, – на взаимодействие, можно искать, например:

в социальном срезе – через несправедливости (узурпации);

в политическом срезе – через «вынуждающие порядки»;

в юридическом срезе – через «пучки прав».

Так же выход на собственность можно пытаться искать, например, – через власть, через жизненные смыслы и соответственно через поведение, через человеческие ценности и блага, через общественные богатства и прочее. В частности, – через символы и социальную семантику – «мое», «наше».

Наконец, считается, что чтобы определить собственность необходимо «дать описание всех общественных отношений» данной общественной системы.

Поэтому, образно говоря, в силу неисчерпаемости материи вширь и вглубь, её свойств, связей, взаимодействий и структур, именно в познании необходимо выйти именно на те базовые типологические объекты отношений собственности, которые представлены в действительной жизни бесконечным рядом конкретных объектов, лежащих на поверхности явлений взаимодеятельности людей в данное историческое время. Условно говоря, эти объекты представлены «языком, речью, бытом, родством, деньгами, питанием, полами, поколениями, семьями, трудом, жильем, воспитанием, торговлей, местностью, управлением, коллективами, начальниками…». То есть, определяя собственность, необходимо выйти на объективное бытие этих базовых типологических объектов во всех проявлениях каждого из них – как бытие узурпации. А при этом, в познании, следует постичь, для начала, самый приближенный смысл каждого базового объекта и исходить из него в постижении соответствующего взаимодействия.

Примером подобного исследования является «Марксова логика», когда «на основе симметрии товара (извечность, „равноправность“) в силу асимметрии собственности (узурпированность, „неравноправность“) объективно-исторически („первоначальное накопление“) и логически („превращение денег в капитал“) вырастает, а равно теоретически Марксом выводится вся парадоксальная система этой эндогенной формы» [43, с. 50], – эндогенной формы экономического (капиталистического) способа производства в чистом виде. В этой связи автор «Полилогии…» замечает:

«Получается, что из капитала (как уже ставшего «аномальным» явлением) устанавливается нормальный товар (базовое взаимодействие), на основе знания которого затем уже подробно раскрывается тот же капитал. Таким образом, именно собственность, ее объект, является ключом, но не золотым ключиком, а скорее наоборот, ключом, распахивающим дверь в огромное незнание. Так, достаточно очевидно, что исходно самый общий смысл тогдашней («вульгарной») капиталистической собственности, узурпации средств производства, был совершенно ясен уже в «Манифесте» (да и задолго до того вчерне – утопистам, социалистам). Но более десяти лет (!) адского непрерывного труда последовательно выйти на товар Марксу не удавалось (начало еще с «денег»).

…

Полилогия изучает только эзотерические (скрытые – ХАТ) отношения людей, т.е. только материальные формы их деятельности и взаимодеятельности (но не саму эту деятельность); отношения производства (но не само это производство) или, как говорят философы, материальные субъект-объект-субъектные отношения» [43, с. 51 – 52].

Но, кроме товара как «внешней вещи», как «метафорического выражения одной из форм существования, самой простой и предельно абстрактной», под которой может подразумеваться многое на белом свете (от вселенной до общества, от человека до его одежды, от орудий труда до обычного камня или кома земли) и который является «внеличностной вещью в самом обычном, „штучном“ и „счётном“ смысле средств производства, вещественных продуктов производительного и жизненного назначения», в жизни имеется огромное множество и совершенно других объектов. Эти объекты также внеличностны и по поводу их тоже имеют место взаимодействия и складываются производственные отношения людей как агентов производства и воспроизводства всей действительной жизни общества. Причем все это множество других объектов ничуть не менее значимо и ценно в действительной жизни, и они «материальны», но, в отличие от товара, могут не обмениваться в принципе.

Да, и Ф. Энгельс, несмотря на отмеченную ранее им связь политической экономии с «вещами» (»»…политическая экономия имеет дело не с вещами, а с отношениями между людьми… но эти отношения всегда связаны с вещами и проявляются как вещи» [19, с. 498]), позже признаёт в известном письме И. Блоху (1890 г.):

«…Согласно материалистическому пониманию истории в историческом процессе определяющим моментом в конечном счете является производство и воспроизводство действительной жизни. Ни я, ни Маркс большего никогда не утверждали. Если же кто-нибудь искажает это положение в том смысле, что экономический момент является будто единственно определяющим моментом, то он превращает это утверждение в ничего не говорящую, абстрактную, бессмысленную фразу.

…

Маркс и я отчасти сами виноваты в том, что молодежь иногда придает больше значения экономической стороне, чем это следует» [45].

То есть, признаёт, что действительная жизнь как исторический процесс значительно шире и богаче, чем её «экономический момент», связанный с товарным производством и «товаром». Да и сам К. Маркс в «Капитале» ограничил его лишь пониманием – «внешний предмет, вещь» и соответствующими «логически простыми имущественными отношениями».

Отношения со всеми другими объектами этого множества «других» также повсеместно проявляются в юридических оболочках. Однако это уже не имущественное право, а совершенно иное право и не обязательно «писаное». Это право может быть «физиологическим», половозрастным и семейным, трудовым, образовательным и профессиональным, гражданским и территориальным, жилищным и административным, авторским и технологическим, информационным и знаниевым, этническим и языковым, культурным и пр.

Таким образом, объекты обстоятельств производства (разнообразные общественные богатства, ценности и человеческие блага, условия), в связи с которыми и складываются качественно разнообразные взаимоотношения людей, и в первую очередь отношения собственности, могут быть качественно разными. Так, например, таковыми могут быть и процессы. Это процессы родства, регулирования, общения, познания, обучения, проживания, изготовления, руководства, исполнения, обсуждения и т.п., которые внешне наблюдаются и проявляются как вполне определённые деятельности.

Таким образом, – не вещи и не «другие моменты», а даже различные социальные процессы «могут быть объектами отношений, доминирующими объектами собственности, узурпации» [43, с. 54]. При этом, как следствие, это означает возникновение и существование абсолютно неэкономических материальных структур, неэкономической логики и семантики, а так же и неэкономических производных стратификаций.