Текст книги "Вежливые люди императора"

Я объяснил все это Патрикееву, и он удовлетворенно кивнул. Еще немного посидев и поговорив, мы стали собираться в Михайловский замок для доклада императору. Выйдя на связь со Скатом, я поинтересовался, чем занимаются хозяин замка и его гость, коммерсант Алексей Иванов.

– Все в порядке, эта сладкая парочка сидит за столом, чаи гоняет, лясы точит, – с усмешкой в голосе доложил Скат. – Нам, кстати, здешние повара тоже перекусить принесли.

– Ладно, – сказал я, – передайте царю, что мы скоро к нему подойдем. И заканчивайте чревоугодничать – предстоит работа по специальности.

– Все ясно, – уже серьезно ответил Скат. – Ждем. До связи!

Глава 3. Стой! Стрелять буду!

Утро 2 (14) марта 1801 года. Санкт-Петербург.

Патрикеев Василий Васильевич,

журналист и историк

Как я и предполагал, ни мы, ни император так до утра и не уснули. Доложив Павлу о том, что рассказал нам американец, и о том, что мы думаем по этому поводу, мы приступили к «мозговому штурму». Как я понял, императору не совсем понравились наши радикальные предложения по подавлению мятежа. Мне даже пришлось достать ноутбук – Павел выпучил глаза от удивления, увидев, как на экране монитора появились цветные картинки – и показать ему фото знаменитой табакерки Зубова, а также рисунок, изображающий момент убийства Павла I из учебника истории.

Хозяина Михайловского замка это впечатлило по полной. Он перестал рассуждать о каких-то там «идеалах рыцарства и благородства» и согласился наконец, что «вор должен сидеть в тюрьме», то бишь «цареубийцы должны оказаться на эшафоте». Ну или, в крайнем случае, на вечной каторге, где они честным трудом с кайлом в руках будут искупать вину перед державой и народом. Заодно я рассказал Павлу, как радикально обошелся его младший сын Николай с мятежниками в декабре 1825 года. «Вот это по-нашему, по-гатчински!» – воскликнул император, что в его устах означало высшую степень одобрения.

Пользуясь случаем, я пошарил в компе и продемонстрировал императору несколько сюжетов о нашей жизни и о работе спецназовцев, чтобы Павел понял наконец, с кем он имеет дело. Надо сказать, что царь впечатлился. Он перестал коситься на пятнистые камуфляжки наших «градусников», и даже с некоторым почтением стал поглядывать на Игоря Михайлова.

За подобными разговорами время пролетело быстро, мы не успели и глазом моргнуть, как столовые часы в опочивальне царя пробили пять утра. Именно в это время в обычные дни Павел просыпался. А уже в шесть он начинал принимать доклады сановников. Мы предположили, что среди них сегодня обязательно должен быть граф Пален. Во-первых, император обычно с утра выслушивал доклад генерал-губернатора Санкт-Петербурга обо всех происшествиях, случившихся в столице Российской империи за сутки. А во-вторых, Пален наверняка захочет узнать побольше о странных гостях царя.

Мы прикинули, где бы нам лучше арестовать Палена. Было бы идеально сделать все так, чтобы его сообщники до поры до времени не догадывались, что их вожак арестован, и не успели бы поднять тревогу. Только как это сделать?

– А что, если графа арестовать в замке, – предложил Алексей Иванов, – снять с него плащ, треуголку, надеть это все на другого человека и, выйдя из ворот, сесть в его возок? Часов до восьми еще темно, и остальные визитеры вряд ли заметят подмену. А чтобы никто не подошел к фальшивому Палену и не пытался завязать с ним разговор, до возка его проводите вы, государь. Ведь по этикету никто не может приблизиться к вам, когда вы будете идти с «Паленом» и о чем-то беседовать. К тому же шпионы Палена доложат кому надо, что нет никаких намеков на то, что вам, государь, стало что-то известно о заговоре, коль вы оказываете генерал-губернатору столицы такое внимание.

Павел немного подумал и кивнул.

– В самом деле, Алексей Алексеевич, ваш план хорош. Пусть так все и будет. Надо только найти человека, который ростом и фигурой был бы схож с графом Паленом. Да, а что с арестованным будет потом?

– А потом, государь, его надо будет так же незаметно вывести во двор и посадить в карету, которая доставит его в Петропавловскую крепость. Ведь, если я не ошибаюсь, именно там, в Алексеевском равелине, находится Тайная экспедиция.

– Гм, – произнес подполковник Михайлов, – все это замечательно, но что будет, если Пален приедет верхом, или вообще придет пешком?

– Да, об этом я как-то не подумал, – потер подбородок Иванов. – Тогда следует подумать о страховочном варианте.

– А что, если, – сказал я, – спускаясь по лестнице, граф оступится и подвернет ногу? Тогда государь проявит участие к своему сановнику и предоставит пострадавшему карету дворцового ведомства.

– Следовательно, тот, кто будет изображать Палена, должен довольно убедительно прихрамывать, – добавил Игорь Михайлов. – Надо найти человека, который все это изобразит. Мои ребята вряд ли справятся с этим делом – нынешняя форма для них непривычна, и со стороны сразу бросится в глаза, что они чувствуют себя в ней весьма неуютно.

– Могу предложить моего приятеля Дмитрия, – задумчиво произнес Иванов. – Он одно время увлекался реконструкцией, ездил на Бородинское поле и как-то раз добрался до Аустерлица. Димка изображал артиллериста и даже научился орудовать банником и пальником. Форму он тоже умеет носить, правда, не совсем ту, что носят сейчас, а александровскую. К тому же он схож фигурой с Паленом.

– Алексей Алексеевич, – сказал заинтригованный император, – вы мне потом расскажете о ваших реконструкторах и о том, чем они занимаются. Пока же я принимаю ваше предложение. Вызовите поскорей сюда вашего приятеля, ведь уже через час мне надо выйти к сановникам, которые придут ко мне с докладами.

– А я пока прикину, как нам лучше арестовать Палена, – добавил Михайлов. – Ведь он человек храбрый и хитрый. Почуяв опасность – а чуйка у него работает, как у дикого зверя, – граф наверняка попытается оказать сопротивление. Поэтому его нужно брать строго и осторожно, чтобы не повредить телесно. Он нужен нам относительно целым и способным давать показания.

– Хорошо, господа, – кивнул Павел. – Давайте приведем себя в порядок и будем готовиться к встрече графа Палена. Скажу честно – с вами мне скучать не придется…

2 (14) марта 1801 года.

Санкт-Петербург, частный дом купца Бергера.

Чарльз Джон Кэри, 9-й виконт Фольклендский

– Еще колбасы, герр Удольф? – спросила меня Лизелотте.

– Нет, спасибо, Лизе, я наелся, – улыбнулся я. Если сказать честно, мне уже изрядно осточертели ее немецкие завтраки. То ли дело моя родная Шотландия, где у меня на столе с утра уже стояли блюда с жареными куропатками, омлет из яиц с грибами, копченые сардинки, кровяной пудинг… Но когда ты в Риме, веди себя как римляне[21]21
  Английская поговорка, примерно соответствующая русской «В чужой монастырь со своим уставом не ходят».


[Закрыть]. Тем более что меня здесь считают отпрыском знатного саксонского дворянского рода, которому зачем-то приспичило посмотреть Россию в эти холодные мартовские дни.

Лорда Уитворта я знаю по лондонскому клубу, в котором я поселяюсь, когда приезжаю в столицу по делам. В прошлый мой приезд он неожиданно пригласил меня отобедать вместе с ним. Мы уединились в приватном кабинете, где он с ходу спросил меня:

– Чарли, ты же вроде неплохо говоришь по-немецки?

– Именно так. Нам с братом преподавал этот язык некий саксонец, который бежал в Шотландию по неизвестным нам причинам. Он утверждал, что его невзлюбил саксонский король, но я подозреваю, что все было намного прозаичнее – то ли он оказался замешан в финансовых махинациях, то ли что-то связанное с неблаговидной любовной историей. Но языку он нас научил хорошо – если у Генри и прослеживался английский акцент, то меня даже немцы почитают за чистокровного жителя Дрездена или Лейпцига.

– А ты не хочешь поработать на благо Его Величества короля Георга?

– С удовольствием, – ответил я, зная, что оплачиваться эта работа будет щедро. А то меня Кристина все пилит за то, что у нас слишком мало денег. Да и отдохнуть от моей мегеры совсем не помешает.

Через две недели я встретился с Гансом Бергером, купцом из Петербурга, который пребывал на водах в Карлсбаде. Сначала он был довольно-таки заносчив, мол, сударь, я вас не знаю и не понимаю, о чем с вами разговаривать. Но прочитав записку, полученную мною от Уитворта, он изменился в лице и заискивающе произнес:

– Как там виконт поживает?

– Очень хорошо, – улыбнулся я. – Он передает вам привет.

– Виконт пишет, что вам необходима квартира в Санкт-Петербурге. Почему бы вам не остановиться в моем доме? Он находится на Кирочной улице, недалеко от нашей церкви.

– А это далеко от Английской набережной?

– Всего лишь половина мили.

Приехав в Петербург и поселившись у герра Бергера, я был неприятно удивлен, узнав, что ганноверская миля более чем в четыре с половиной раза превышает нашу, английскую. Но приняли меня вполне радушно, и я решил, что если заговор провалится и будут искать несостоявшихся убийц коронованного русского паяца, то здесь меня вряд ли кто-либо найдет. Немцев в городе много, и никто не заподозрит в приезжем из Саксонии эмиссара лорда Уитворта. Тем более сама фрау Бергер тоже посчитала меня саксонцем, и отношение ее ко мне было вполне приятственным. К тому же русских она не любит, и вся прислуга у них в доме – исключительно немцы. Англичан, к слову, она презирает еще больше.

На Английскую набережную я сам не поехал. Вместо этого я посетил некого голландца по фамилии Голдевайк, который давно уже работал на Уитворта, и поручил ему, во-первых, арендовать почтовый ящик под вымышленным именем у конторы де Конинка – такую услугу они, как правило, предоставляют всем иностранцам за сравнительно умеренную плату. А во-вторых, он должен послать надиктованное мною письмо барону Беннигсену с просьбой о встрече. Эта просьба была немедленно выполнена – ведь в письме содержалось ключевое слово, говорившее адресату, что обращается к нему человек из Лондона, имеющий соответствующие полномочия.

Встретились мы в вечернем Летнем саду – он оказался для этого самым удобным местом. В другое время года, думаю, там очень приятно, а сейчас – холодно и неуютно. Днем в нем еще попадаются прохожие, а ночью я ни разу никого не видел, кроме сторожей, которые, впрочем, не выказывают большого желания ходить по парку. Я мог быть уверен, что никто не подслушает наш разговор и даже не увидит нас вместе.

Но вот один момент мне совершенно не понравился. Когда мы встретились, Беннигсен с ходу назвал меня виконтом и присовокупил, что он был в Ганновере на Рождество, где и получил весточку от Уитворта о том, что я вскоре прибуду в Петербург. Так что конспирация моя оказалась отнюдь не лишней – достаточно Беннигсену попасть под подозрение, и русским станет известно о моем приезде. Я разъяснил ему, что о моем присутствии в Петербурге никто знать не должен. Тут он тоже чуть замялся, из чего мне стало ясно, что об этом известно не только ему.

Зато меня удовлетворило то, что он рассказал мне о самом заговоре. Не пройдет и двух недель, как у России появится новый император, устраивающий нашего короля и его правительство. Моя помощь, скорее всего, не понадобится. Если что-нибудь случится, у Беннигсена будет возможность связаться со мной через де Конинка и вымышленного Корстаанье. Адриаан, старый слуга Голдевайка, будет наведываться туда раз в день и проверять содержимое ящика. А я буду время от времени прогуливаться по Невскому проспекту – если на окне Голдевайка будет задернута занавеска с одной стороны, то это означает, что у него для меня есть новости. А если с обеих, то что-то пошло не так. Голландцы, к слову, вообще занавески не любят – у них за право их повесить нужно заплатить налог, так что по своей воле он их задергивать не будет.

Конечно, о моем местопребывании было известно немногим. Но все равно, после нашей встречи я специально покинул сад и отправился в сторону Мраморного дворца, в котором проживает сейчас сын императора Павла Константин. Пусть Беннигсен немного поломает голову, прикидывая, где я остановился.

А вскоре я покину этот варварски красивый, но холодный и сырой город. Единственное, что хоть как-то скрашивает мое пребывание здесь – Лизелотте, служанка герра Бергера, которая не прочь иногда составить мне компанию в постели за небольшую сумму денег, на что она мне намекнула в первый же день моего приезда. Должен сказать, что с ней подобное времяпровождение намного приятнее, чем с моей Кристиной. Но я надеюсь, что в скором времени я услышу, что дело сделано, и немедля отправлюсь в Кёнигсберг, откуда первым же кораблем отбуду в старую добрую Англию.

2 (14) марта 1801 года. Санкт-Петербург.

Патрикеев Василий Васильевич,

журналист и историк

Первый ход нами был сделан. Из рядов заговорщиков мы вырвали самого опасного и самого деятельного из них – графа Палена. За остальными установили слежку. Беннигсен должен был вывести нас на своих британских кураторов, а в квартиру Валериана Зубова на Миллионной к вечеру слетятся прочие, наиболее активные участники заговора.

Из общения с главой Тайной экспедиции Александром Макаровым, который по вызову императора прибыл в Михайловский замок, я понял, что помощник из него будет никудышный. Скорее наоборот. Мне вспомнилось, что о нем очень тепло отзывались люди, сочувствовавшие в нашей истории заговорщикам. Это наводило на определенные размышления.

Правда, с другой стороны, он долгое время служил в Риге секретарем при губернаторе Юрии Броуне, старом вояке и честнейшем человеке. В Тайной экспедиции Макаров начинал свою карьеру с должности помощника знаменитого Шешковского, от которого он научился многим хитростям политического сыска.

Но в данном случае Александр Семенович почему-то особого рвения не проявил. Его агенты наверняка докладывали о подозрительных сборищах гвардейских офицеров, о разговорах, в которых ругали императора и звучали призывы к цареубийству. Но Макаров относился к донесениям своих людей с преступной халатностью. В том же можно было, кстати, обвинить и генерал-прокурора Петра Обольянинова, не проявлявшего должного рвения в борьбе с крамолой.

Макаров же, получив энергичный нагоняй от императора, предоставил в распоряжение Игоря Михайлова несколько толковых агентов, которые и занялись слежкой за нужными нам людьми. Они энергично взялись за дело, и к вечеру их донесения о передвижении всех фигурантов дела лежали на столе императора. Из них стало ясно, что внезапное исчезновение главы заговора графа Палена встревожило заговорщиков, и многие из них запаниковали.

Кое-кто поспешил покинуть Петербург и перебрался в свои загородные поместья. Некоторые сказались больными, о чем с горестным выражением лица поведали лакеи визитерам, пожелавшим навестить их хозяев. Ну, а те, кто оказался не из робкого десятка, посылали друг к другу слуг с записочками. Мы, естественно, не могли с ними ознакомиться, но общий замысел переписки заговорщиков нам был понятен – они собирались внести коррективы в изначальный план, выбрать нового лидера и добиться успеха во что бы то ни стало.

Завтра подполковник Михайлов собирается отследить Беннигсена и подвесить ему «жучок». Он потолковал об этом с двумя агентами Тайной экспедиции, и те предложили способ, с помощью которого можно будет отвлечь внимание генерала и выбрать момент для того, чтобы воткнуть ему в одежду булавку с миниатюрным радиомикрофоном.

Я же был приглашен Павлом на ужин в Михайловский замок. Как я понял, он хочет познакомить меня со своей семьей. Видимо, слухи о необычных гостях и странных событиях, которые последовали за нашим появлением, заинтриговали императрицу и великих князей с княжнами. На ужин, ради общения с нами, были приглашены также Алексей Иванов с дочкой, подполковник Михайлов и Дмитрий Сапожников. Император даже перенес это событие с девяти на семь часов пополудни, пожертвовав посещением придворного театра, хотя он обыкновенно был весьма педантичен в соблюдении распорядка дня.

Но у меня возникли вопросы, которые я тут же поспешил довести до Павла.

– Государь, от себя лично и от моих друзей я благодарю вас за приглашение, но боюсь, что некоторые моменты могут быть не совсем приятными для вас и вашего семейства.

– А что именно вас беспокоит, Василий Васильевич? – насторожился император. – И что может быть неприятного в нашем общении?

– Во-первых, государь, как вы уже успели заметить, наша одежда несколько отличается от той, которую носят ваши подданные и вы сами. Как вы понимаете, мы попали в ваше время в том, во что были одеты в тот момент, когда неведомая сила забросила нас в прошлое. И другой одежды у нас просто нет.

Во-вторых, наши этикет и нравы довольно сильно отличаются от здешних. Мы мало обращаем внимание на титулы и чины друг друга, нам незнакомы придворные церемонии, и потому мы можем показаться вам и вашей семье грубыми и невоспитанными. А этого нам совсем не хочется…

– В ваших словах, Василий Васильевич, – озадаченно произнес Павел, – есть резон. Конечно, я могу приказать пошить для вас и ваших друзей платья, которые носят у нас. Но ведь вы не умеете их носить, и до тех пор, пока вы этому не научитесь, вы будете выглядеть в нашей одежде несуразными и смешными. Проще объявить всем, что вы приехали из какой-то далекой страны, где говорят по-русски, где умеют делать удивительные вещи и где люди живут по своим законам и правилам приличий. Полагаю, что все поверят такому объяснению и не будут смотреть на вас, как на каких-то заморских монстров.

– Ну, если так… – мне осталось лишь развести руками. – Только надо будет как следует проинструктировать моих друзей, чтобы они следили за своими словами и поступками. А вам, государь, неплохо было бы предупредить членов вашей семьи, что я и мои люди обладают некоторыми знаниями, недоступными пока еще жителям Старого Света. Это на тот случай, если все же кто-то из нас сболтнет что-то лишнее.

– Хорошо, Василий Васильевич, – согласился император. – Я поговорю с императрицей и моими старшими. Как вы понимаете, младших детей я за стол не приглашу – рано им еще сидеть рядом со взрослыми. Из старших же будут присутствовать великие князья Александр Павлович и Константин Павлович, а также великие княжны Мария Павловна и Екатерина Павловна…

И вот мы впятером (не считая собаки) идем по двору Михайловского замка в сопровождении поручика Бенкендорфа, который стал для нас кем-то вроде Вергилия[22]22
  В данном случае имеется в виду персонаж поэмы Данте «Божественная комедия», древнеримский поэт Вергилий, который служит спутником и проводником Данте в мире мертвых.


[Закрыть] в XIX веке. Любопытно, интересно и немного боязно. Я увижу людей, о которых знал лишь по документам и мемуарам, и которых видел лишь на картинах и гравюрах. Ну что ж, самое время нам с ними познакомиться…

2 (14) марта 1801 года. Санкт-Петербург.

Подполковник ФСБ Михайлов Игорь Викторович,

РССН УФСБ по Санкт-Петербургу

и Ленинградской области «Град»

Что бы ни говорили и ни писали про императора Павла I историки, семья у него была замечательная. Это, конечно, если не считать двух старшеньких, которые воспитывались не отцом и матерью, а бабкой. От Екатерины II и окружавших ее вельмож они и нахватались дурных манер, а также приобрели привычку к неискренности и лжи. Но это не означает, что Александр и Константин были людьми кончеными и ни на что не годными.

«Всякий необходимо причиняет пользу, употребленный на своем месте», – говаривал незабвенный Козьма Прутков. Подходящее для «екатерининских принцев» место следовало потом найти, но к трону и управлению таким огромным государством, как Российская империя, их подпускать не стоило.

Мы вошли в общую столовую залу, где обычно император принимал тех, кто был приглашен к нему на ужин. Здесь уже собралось все царское семейство. Павел представил нас как иностранцев, обитателей одной заморской страны, где живет большая колония людей, говорящих на русском языке и исповедующих православие. Царь сразу же предупредил своих чад и домочадцев, что нравы и правила поведения у нас несколько отличаются от принятых в Российской империи и потому не следует удивляться и возмущаться, если мы нарушим эти самые правила поведения.

– Господа из-за моря обладают сокровенными знаниями, доставшимися им в наследство от одной могущественной державы. Они обладают даром пророчества и могут заглядывать в будущее, – сказал Павел.

Я заметил, как Александр после слов отца побледнел словно полотно, а Константин набычился. Похоже, что ему не совсем пришлись по нраву наши экстрасенсорные способности а-ля Вольф Мессинг.

Императрица – весьма симпатичная дамочка, выглядевшая моложе своих лет, видимо, предупрежденная мужем – довольно спокойно отреагировала на его слова. А вот великие княжны Мария и Екатерина, те заволновались, и лишь присутствие отца, которого они очень любили и в то же время побаивались, удержало их от попыток тут же расспрашивать нас о своем будущем, ну и, конечно, о суженых и ряженых.

Большое впечатление на присутствующих произвел и красавец Джексон. Сперва он до смерти напугал карликового шпица императрицы, который, увидев огромную черную собаку, жалобно тявкнул на нее и от страха забился под диван. Впрочем, Джексон вел себя вполне прилично. Он вопросительно посмотрел на хозяина и, дождавшись команды «Лежать!», послушно улегся на пушистый ковер у входа в залу.

Пятнадцатилетняя Мария Павловна, девица с лицом изумительной красоты, которую не портили даже несколько оспинок, была любимицей родителей. У нее уже имелся жених – принц Карл Фридрих Саксен-Веймар-Эйзенахский. Мария и ее жених еще не были знакомы, и их свадьба в нашей истории должна была состояться лишь через три года. Так что будущая семейная жизнь Марии Павловны была еще под вопросом. Как рассказал о ней Васильич, девица сия была сущим кладом – умна, скромна, хорошо воспитана. Может быть, послать лесом этого принца с длинным именем и подыскать ей другого жениха из числа наших парней?

Что же касается тринадцатилетней Екатерины, то, несмотря на ее молодость, эта девочка-подросток была не по годам шустра и кокетлива. Она безо всякого смущения рассматривала нас. Как мне показалось, больше всего ее заинтересовала Дарья Иванова. Вот уж воистину – свояк свояка видит издалека. Екатерина сразу же почувствовала в Даше родственную душу и, воспользовавшись тем, что отец по очереди представлял нас императрице, незаметно подмигнула Даше, на что та ответила ей тем же и высунула розовый язычок. Обе девицы рассмеялись. Мария Павловна, заметившая этот обмен «комплиментами», укоризненно посмотрела на сестру и покачала головой.

Шел Великий пост, и потому угощения, которые приготовили для нас дворцовые повара, были исключительно постными. Зная о том, что Павел, как человек глубоко верующий, строго соблюдает все посты, Патрикеев посоветовал нам поплотнее поесть, отправляясь в гости к царю. Но все равно постное печенье и пирожки были очень вкусными. Вместо спиртного мы пили чай и кофе. А в основном мило беседовали, отвечая на многочисленные вопросы хозяев.

Большую часть их нам задавали императрица и великие княжны. Александр же бросал в нашу сторону настороженные взгляды. Константин, узнав, что я подполковник, спросил меня, где и с кем мне довелось повоевать. Я постарался, не вдаваясь в подробности, кратенько рассказать ему об одной моей командировке на Северный Кавказ. Впрочем, я вовремя спохватился и в самый последний момент сообщил, что горы, где мне пришлось сразиться с врагом, находятся в Южном полушарии, где-то в районе Анд.

Константин, почувствовал родственную душу, стал рассказывать мне о своем участии в Итальянском и Швейцарском походах под командованием великого Суворова. Ему было что рассказать – и о блестящих победах над французами в Италии, и о тяжелейшем переходе через горы русской армии, брошенной союзниками-австрийцами на произвол судьбы, без карт, без продовольствия и, практически без боеприпасов. Я вспомнил, что Константин показал себя во время Швейцарского похода вполне достойно – он находился в авангарде колонны, штурмовавшей альпийские перевалы, которой командовал храбрец из храбрецов, генерал князь Петр Иванович Багратион.

А императрица расспрашивала Васильича о нашем житье-бытье. Тот довольно толково отвечал Марии Федоровне. Когда же речь зашла о строительстве и архитектуре (оказывается, супруга Павла неплохо разбиралась и в таких вещах), к беседе подключился Алексей Иванов. Он начал рассказывать императрице о домах, которые строила его фирма, а потом сразил всех присутствующих, достав из кармана айфон и продемонстрировав хозяевам фотографии чудо-теремов, изготовленных его мастерами. Мария Федоровна пришла в восторг от увиденного. Ей очень захотелось, чтобы несколько таких уютных домиков было построено в Павловске.

– Господин Иванов, я покажу вам это чудесное место, где мы были так счастливы со своим супругом, – вздохнув, произнесла императрица. – Я уверена, что оно вам тоже понравится.

Алексей начал было толкать речь о том, что он бывал в Павловске, причем не один раз, но тут же поперхнулся и замолчал после того, как я и его приятель Дмитрий одновременно толкнули в бок балабола, который чуть было всех нас не спалил. Ведь, согласно легенде, мы прибыли в Петербург сутки назад. А тут он хочет рассказать о посещении им Павловска!

Чтобы отвлечь насторожившуюся было Марию Федоровну, Алексей стал показывать ей фотографии уютных японских домиков, сделанные им во время недавней деловой поездки в Страну восходящего солнца. Павел же укоризненно посмотрел на Патрикеева и покачал головой.

В общем, лед некой скованности постепенно растаял, и дальнейшее общение проходило непринужденно, можно даже сказать, в дружеской обстановке. Дарья оживленно о чем-то беседовала с великими княжнами. Даже Мария, поначалу державшаяся несколько сдержанно, вскоре забыла обо всем и смеялась, слушая рассказ своей новой знакомой. Потом Даша подозвала Джексона и разрешила девицам погладить его. Пес, который любил хозяйку, стоически выдержал обрушившееся на него внимание чужих людей. Даша решила продемонстрировать великим княжнам способности Джексона. Она подавала различные команды, и пес послушно вставал, садился, подавал лапу и звонко лаял. Даже шпиц, переборов свой страх, выбрался наконец из-под дивана и с интересом посматривал на Джексона.

Как я понял, наш визит императору понравился. Мария Федоровна загорелась идеей построить образцовую русскую деревушку в Павловске, и Алексей на листке бумаги стал набрасывать проекты теремов, сельских домиков и беседок, которые он мог бы там соорудить. Константин, перейдя со мной на «ты», по-приятельски протянул мне руку на прощание и пригласил посетить Конный полк, шефом которого он был. А великие княжны наперебой зазывали Дашу снова заглянуть к ним и поподробнее рассказать о чудесной стране, из которой она приехала.

Один цесаревич Александр сидел в стороне от всех и молчал весь вечер. Павел время от времени бросал в его сторону многозначительные взгляды и, как я понял, уже принял решение поговорить с ним начистоту, потребовав рассказать все, что тот знает о заговоре.

Договорившись с императором, что завтра с самого утра я и подполковник Баринов будем присутствовать на разводе караула на площади перед Михайловским замком, именуемой Коннетабль, мы распрощались с царской семьей и пошли в Кордегардию, которая стала для нас временным штабом и жилищем. На прощание Павел сказал, что он даст поручение коменданту Михайловского замка и в течение самого ближайшего времени для нас найдут жилье в самом замке. Мне эта идея не очень понравилась – лучше жить на некотором расстоянии от царя. В этом отношении помещения Манежа и Кордегардии мне показались более подходящими.

Выйдя из залы, мы направились к лестнице, ведущей на первый этаж. Неожиданно Джексон насторожился и зарычал. Из-за угла выскочил испуганный человек в красном камзоле и с синей андреевской лентой через плечо. Его лицо восточного типа, с большим, слегка горбатым носом и черными, блестящими, словно маслины, глазами побледнело.

– А она не кусается? – дрожащим голосом произнес он, показывая рукой на Джексона, который, оскалив зубы, плотоядно поглядывал на незнакомца.

– Нет, граф, наш пес хорошо воспитан, и без приказа хозяина он никого не тронет, – усмехнувшись, произнес Патрикеев.

– До свидания, господа, – с облегчением сказал тот, кого Васильич назвал графом. – Был рад с вами познакомиться.

Спустившись по лестнице, мы вышли во двор замка.

– Не узнали этого прощелыгу? – спросил у нас Патрикеев. – Фильм «Крепостная актриса» смотрели? Помните, кого там сыграл Евгений Леонов?

– Так это был Иван Кутайсов? – воскликнул Алексей Иванов. – Тот самый, который называл себя любимым царским брадобреем?

– Именно он. Думаю, что завтра о нашем вечернем визите к императору станет известно очень многим. В том числе и тем, кому не следовало бы об этом знать.

Вторая неожиданная для нас встреча произошла у разводного моста, когда мы пересекли площадь Коннетабля. Ожидавший нас поручик Бенкендорф о чем-то оживленно разговаривал с другим поручиком, только в мундире Преображенского полка и с царскими вензелями на погонах.

– Ну, сегодня, похоже, у нас вечер неожиданных встреч! – воскликнул Патрикеев. – Знаете, с кем беседует Александр Христофорович? Ни за что не догадаетесь.

Подойдя к поручикам, которые, увидев нас, прекратили «дозволенные речи», Васильич поприветствовал преображенца:

– Вечер добрый, Иван Федорович, как ваши дела?

Поручик от неожиданности окаменел и даже забыл ответить на приветствие незнакомого ему пожилого мужчины. Впрочем, он довольно быстро пришел в себя и произнес:

– Добрый вечер, господин… – он вопросительно посмотрел на Васильевича.

– Это господин Патрикеев, гость нашего государя, – поспешил на помощь приятелю Бенкендорф. – А откуда вы, Василий Васильевич, знаете поручика Паскевича? Вы раньше с ним встречались?

– Нет, но я знаю о нем немало и могу предсказать, что господина поручика ждет славное будущее. А об остальном я пока умолчу…

Перейдя через мост, мы направились к Кордегардии.

– А вечер прошел на ура, – задумчиво произнес Васильич, – думаю, что нам удалось произвести хорошее впечатление на императора и его семейство. Посмотрим, как пойдут наши дела дальше. Только учтите, друзья мои, царский двор – это самый настоящий гадюшник, где все интригуют друг против друга. Тут надо держать ухо востро…

2 (14) марта 1801 года.

Санкт-Петербург, Михайловский замок.

Великая княжна Екатерина Павловна

Когда мама́ сказала нам, что сегодня мы будем ужинать пораньше и что на ужин к нам приглашены люди из дальних стран, меня это поначалу не очень заинтересовало. Обычно гости на семейных ужинах – это придворные отца, какие-нибудь наши европейские родственники, либо потенциальные женихи для Марии. Мне в их присутствии приходится сидеть смирно и вести себя примерно, «как и подобает принцессе». Ведь именно так нас воспитывала баронесса фон Ливен. Она не устает повторять нам с сестрой, что мы принадлежим не себе, а государству, и быть великой княжной – тяжкое бремя.