Текст книги "Как убивают Россию"

Александр Евсеевич Хинштейн
Как убивают Россию

© ЗАО «ОЛМА Медиа Групп», 2011

© А. Хинштейн, 2007

От автора

Эта книга – для тех, кто умеет думать. Всем прочим читать ее – прямо противопоказано.

Нет ничего проще, чем отмахиваться от горькой неприятной правды, затыкая уши и прикрывая глаза. Именно так, еще с незапамятных времен, предпочитают поступать наши разлюбезные западники и либералы.

Я ничуть не удивлюсь, если после выхода этой книги в мой адрес посыплются упреки, что написана она по заказу Кремля и ФСБ, дабы дискредитировать российскую оппозицию в канун парламентских и президентских выборов.

Пусть себе. Это очень удобная, чисто страусиная позиция: не слышать то, чего слышать не хочешь. Сам дурак – вот и весь ответ.

Поиск легких ответов на самые сложные вопросы – всегда был излюбленной нашей национальной забавой.

Но давайте хотя бы однажды попытаемся уйти от эмоций и разобраться наконец, что же происходило еще вчера со страной и что происходит с ней сегодня.

Нужна ли кому-то сильная и мощная Россия? Вопрос, по-моему, риторический.

Запад никогда не понимал России и откровенно ее страшился; как боятся всего неведомого, а потому опасного и враждебного. Так было всегда: и при царях, и при советах, и при президентах.

Вся история нашего государства – это одна сплошная непрекращающаяся война, которую ведут против России внешние и внутренние враги – и неизвестно, кстати, кто еще страшнее.

Говорить об этом считается почему-то дурным тоном; с незапамятных времен любая, даже самая слабая попытка проявления национального достоинства воспринимается у нас как свидетельство мракобесия и реакционности.

ХХ век был эрой борьбы сверхдержав. Надо иметь смелость признать: эту войну мы проиграли. И самая главная победа, которую удалось одержать Западу, это победа над нашим сознанием.

Оглянитесь. Петля НАТО стянута вокруг российских границ. На наших исторических землях полыхают «цветные» революции, организованные на западные деньги по западным же сценариям. В воздухе вновь звучат речи об «империи зла» и «угрозе мировой демократии».

Что это, как не война?

И все равно наши прекраснодушные либералы продолжают рассуждать о вечной дружбе и единстве цивилизаций, и открыто мечтают, чтобы «цветная» волна поскорее накрыла Россию.

План развала России – это не миф и не паранойя. Он давно уже действует, и первые его этапы реализованы были вполне успешно.

Невозможно даже себе представить, сколько агентов иностранных спецслужб находились у власти в начале 1990-х годов. Урон, нанесенный ими российским национальным интересам, не поддается никакому учету.

Сегодня эти люди грезят о реванше, и не они одни. Сколь ни прискорбно, друзей у России – практически нет, зато врагов – хоть отбавляй.

Я специально поместил в приложении к этой книге различные карты России: какой она была, какой могла стать и какой может стать; увы, такова нынешняя суровая реальность.

Рано или поздно надо начать называть вещи своими именами. Во многом от этого тоже зависит, сумеем ли мы сохранить Россию для будущих поколений.

Ноябрь 2007 года

Глава первая
Неприступная крепость

«Если все государства, вблизи и вдали,

Покоренные, будут валяться в пыли –

Ты не станешь, великий владыка, бессмертным,

Твой удел не велик: три аршина земли».

О. Хайям

1. Заграница нам поможет…

Заграница нам поможет. Это хрестоматийное бендеровское изречение вполне может претендовать на то, чтобы считаться одной из наших главных национальных идей.

Иностранцев в России любили всегда; еще с тех незапамятных времен, когда явились править Русью варяги Рюрик, Трувор и Синеус. На этот счет, правда, единого мнения у историков не существует – черт его знает, может, и не было в действительности никаких варягов – тем не менее уже сам факт существования столь популярной версии говорит за себя.

(«Славяне, – пишет Карамзин, – добровольно уничтожают свое древнее народное правление и требуют государей от варягов, которые были их неприятелями».)

Если вдуматься, большего самоуничижения трудно представить. Славяне, значит, поголовно были сплошь дураками и простофилями и управлять своей страной – никак не могли; обязательно требовались им добрые чужеземные дяди, которые придут и сразу же наладят счастливую, новую жизнь.

 
Ведь немцы тороваты,
Им ведом мрак и свет,
Земля ж у нас богата,
Порядка в ней лишь нет.
 

По-моему, это единственный в мировой практике случай, когда нацию, не стесняясь, заставляют расписываться в собственной беспомощности и никчемности, ибо, следуя «варяжской» версии, не будь варягов – не было б и России.

Беда наших западников и либералов в том, что они совершенно не знают и даже не хотят знать отечественной истории и, следовательно, делать из нее надлежащие выводы. Потому что достаточно просто пролистать того же Карамзина или Ключевского, чтобы увидеть: испокон веков любая заграничная помощь выходила для России боком. Бойтесь данайцев, дары приносящих…

Был, например, в XIII веке такой князь: Даниил Галицкий. Не сумев отразить натиск татаро-монгол, он, тоже по наивности, решил искать поддержку на Западе, для чего слезно ринулся молить римского папу Иннокентия IV защитить Русь от басурман. Даниил почему-то искренне считал, что папа непременно пошлет ему в помощь отряды крестоносцев и совместными усилиями им удастся остановить Орду.

Однако Иннокентий IV – тот еще был лис – лишь согласно кивал в ответ, но делать – ничего не делал. Перво-наперво он требовал от князя перейти в католичество, а вот тогда-то, мол, обо всем мы и договоримся.

В итоге кончилось все довольно печально: наивный Даниил Галицкий принял папскую корону в Дрогичине, обратив свои земли в новую веру. Но никакой помощи в ответ так и не дождался. За исключением лишь того, что Галичем и Юго-Западной Русью вместо татаро-монгол овладели Польша с Литвой; неизвестно, кстати, что лучше – то ли в лоб, то ли по лбу…

Проходили столетия. Менялись границы, названия и очертания государств. Но восторг и преклонение перед добрым заграничным дядей – оставались по-прежнему неизменными.

Сначала был Петр I со своим вечным сквозняком из прорубленного окна в Европу. (Это во многом его стараниями прежнюю, допетровскую Русь повсеместно стали считать оплотом мракобесия и темноты, хотя даже в самые лихие, кровавые годы правления Ивана Грозного опричнина унесла жизней куда как меньше, чем святая инквизиция в просвещенной Европе.)

Потом на престол взошел его внук Петр III, открыто восхищавшийся немецкими порядками и взявший в жены себе голштинскую принцессу, которая быстренько скинула бесноватого муженька и уселась на трон сама, успев произвести на свет еще одного истового германофила – Павла Петровича, вообразившего, что «немытую Россию» спасет лишь слепое копирование прусской муштры. (Однажды, опоздав на вахтпарад, он приказал отправить на гауптвахту свои собственные часы.)

Павла, как известно, по наущению наследника престола Александра прямо в своих покоях задушили шарфом. Этот (не шарф, ясно, а Александр) был уже явным англоманом; до такой степени явным, что, по мнению ряда историков, дворцовый переворот был организован при активнейшем содействии английского посланника в Петербурге Уитворта.

Надобно сказать, что как раз к началу XIX века англичане, считавшие себя хозяевами мира, всерьез озаботились сближением России и Франции. Появление на международной арене новой могущественной силы совершенно не отвечало британским интересам.

Стоило лишь Павлу I двинуть чубатых донских казачков в поход на Индию – совместно с наполеоновскими частями, как мгновенно – и двух месяцев не прошло – он заснул навсегда мертвым сном, укутанный шарфом.

Первое, с чего начал свое правление Александр, – вернул казаков обратно и разорвал былую дружбу с Парижем. А тем временем, под шумок, Индию преспокойно захапала себе британская корона.

До тех пор, пока русские враждовали с французами, англичане могли чувствовать себя вполне спокойно; но после крушения Наполеона британцам пришлось вновь прибегнуть к старой как мир тактике международного стравливания. Они организовывают серию польских восстаний, а потом затягивают Россию в Крымскую войну.

Когда Николай I вводил армию в Молдавию и Валахию, он и не предполагал, что сражаться ему предстоит не со слабой Турцией, а обратно – с Британией и Францией. На созванном в Вене конгрессе европейские державы высокопарно объявили, что не позволят-де обижать несчастных турков. И хотя Россия готова была подчиниться условиям этого конгресса – несмотря даже на заведомую их унизительность, – Турция, по наущению англичан и французов, сознательно вела дело к войне с Петербургом; каковую и объявила в 1853 году. Само собой, Лондон и Париж тут же пришли к ней на помощь и общими усилиями разгромили Россию, лишив нас Черноморского флота, Южной Бессарабии и былого международного престижа.

Крупнейший отечественный историк Евгений Тарле писал по этому поводу:

«Обе западные державы имели в виду отстоять Турцию (и притом поддерживали ее реваншистские мечтания) исключительно затем, чтобы с предельной щедростью вознаградить себя (за турецкий счет) за эту услугу и прежде всего не допустить Россию к Средиземному морю, к участию в будущем дележе добычи и к приближению к южно-азиатским пределам…

И Пальмерстон, и Наполеон III посмотрели как на счастливый, неповторимый случай выступить вместе против общего врага. “Не выпускать Россию из войны”; изо всех сил бороться против всяких запоздалых попыток русского правительства, – когда оно уже осознало опасность начатого дела, – отказаться от своих первоначальных планов; непременно продолжать войну, расширяя ее географический театр, – вот что стало лозунгом западной коалиции. И именно тогда, когда русские ушли из Молдавии и Валахии и уже речи не могло быть об угрозе существованию или целостности Турции, союзники напали на Одессу, Севастополь, Свеаборг и Кронштадт, на Колу, Соловки, на Петропавловск-на-Камчатке, а турки вторглись в Грузию.

Британский кабинет уже строил и подробно разрабатывал планы отторжения от России Крыма, Бессарабии, Кавказа, Финляндии, Польши, Литвы, Эстонии, Курляндии, Лифляндии».

Между прочим, турецкая карта разыгрывалась Англией всякий раз, едва только Россия вновь пыталась приподнять голову. Пока турки бесчинствовали на Балканах и форменным образом топили в крови болгар и боснийцев, демонстративно игнорируя международные соглашения, Европу это почему-то ничуть не заботило. Но стоило лишь начаться очередной русско-турецкой войне, как вновь поднялся дикий шум и «цивилизаторы» заголосили об имперских амбициях Петербурга.

(Как тут не вспомнить события недавнего прошлого: бомбардировки Югославии, международную свистопляску вокруг Чечни.)

Когда в 1877 году российский флот подошел к Босфору и султан почти запросил уже мира, мгновенно нарисовались тут же британские флотилии, вставшие на рейде у Принцевых островов. Однако Александр II эту грубую демонстрацию силы столь же демонстративно проигнорировал (мощный был царь, хотя и либерал); и прелиминарный договор заставил-таки турков подписать. По его условиям Россия возвращала себе Южную Бессарабию и приобретала ряд крепостей в Закавказье. Кроме того, Сербия, Черногория и Румыния получали независимость от турков.

Однако «цивилизованным» державам такой поворот совсем не понравился. В 1878 году они созвали в Берлине международный конгресс, на котором потребовали пересмотра Сан-Стефанского договора. Канцлер Бисмарк, игравший на этой сходке ключевую роль, хоть и обещал Александру II быть «честным маклером», на деле занимал позицию, России совершенно враждебную. Да и как могло быть иначе, если сам же он признавался потом в мемуарах:

«В качестве цели, к которой надлежало стремиться Пруссии как передовому борцу Европы, …намечалось расчленение России, отторжение от нее остзейских губерний, которые, включая Петербург, должны были отойти к Пруссии и Швеции, отделение всей территории польской республики в самых обширных ее пределах, раздробление основной части на Великороссию и Малороссию…»

Интересы собственно балканских народов, равно как и судьба Турции, никого на конгрессе том вообще не заботили; вся эта высокопарная трескотня была не более чем формальным поводом. Тот же Бисмарк открыто заявил как-то туркам: «Если вы воображаете, что конгресс собрался ради Османской империи, то вы глубоко заблуждаетесь. Сан-Стефанский договор остался бы без изменений, если бы не затрагивал некоторых вопросов, интересующих Европу».

В итоге Берлинский конгресс перечеркнул все достигнутые прежде русско-турецкие договоренности. Россия вынуждена была вернуть туркам крепость Баязет, Австро-Венгрия – оттяпала себе Боснию и Герцеговину, а Британии достался остров Кипр.

Вернувшись из Берлина, глава российской делегации канцлер Горчаков написал в докладе императору: «Берлинский трактат есть самая черная страница в моей служебной карьере». На этом документе Александр II начертал собственноручно приписку: «И в моей тоже».

А в то же самое время в либеральной печати западники активно ринулись вбрасывать идею об опасности для цивилизованного мира славянских амбиций; Россия-де мнит себя наследницей Византии и претендует на ее земли. В качестве аргумента тогдашние политтехнологи обычно ссылались на некую концепцию «Третьего Рима». Смысл ее сводился к тому, что ветхий Рим пал за утерю веры, Новый Рим (Константинополь) – за утерю благочестия, и Третий Рим (Москва) тоже непременно падет, если не сохранит верность заветам православия.

При этом даже для отвода глаз никто не пытался в этих хитросплетениях разобраться; в противном случае – все разговоры отпали бы сами собой.

Единственным документом, подтверждающим означенную концепцию, являлось опубликованное незадолго до того стародавнее послание божьего старца Филофея Псковского к царю Василию III, датированное еще XVI (!) веком. Ничего общего с аннексией Константинополя оно не имело; Филофей лишь пытался побудить великого князя обратиться к нравственности и отречься от земных благ: «Не уповай на злато и богатство и славу, вся бо сия зде собрана и на земле зде останутся».

Примечательно, что три века об этом послании вообще не вспоминали; оно было вытащено из нафталина, лишь когда возникла в том политическая целесообразность…

Причина такой двуличности, собственно, лежит на поверхности и именуется политикой двойных стандартов; за прошедшие полтора века это явление, кстати, изменилось не сильно.

Каждая из европейских сверхдержав – Франция, Англия, Германия, Австро-Венгрия – не желала видеть Россию рядом с собой в качестве равного игрока. Ее огромные территории и столь же масштабный потенциал вызывали у Европы вполне понятные опасения.

Ничего криминального тут, впрочем, нет; испокон веку любая внешняя политика строится с позиции силы. Кто смел, тот и съел. Разделяй и властвуй. И если мы поставим себя на позиции европейцев, то волей-неволей вынуждены будем признать, что со своей точки зрения действовали они совершенно логично.

Другой вопрос, что в самой России говорить об этом почему-то было не принято; либеральная часть общества – всякие демократы, разночинцы и вольнодумцы, – напротив, почитали за норму восторгаться западными порядками. Если же кто-то пытался им возражать, справедливо замечая, что негоже восхищаться чужеземными обычаями, такого критикана мгновенно записывали в мракобесы и ненавистники прогресса.

Едва ли не во всех дворянских семьях на французском языке изъяснялись лучше, чем на родном русском; даже после войны 1812 года российская знать продолжала упиваться музыкой французского слога и боготворить Наполеона; как будто это не платовские казаки дошли до Парижа и Берлина, а мюратовская конница укрепилась навечно в Кремле.

По этому поводу драматург Александр Сумароков сочинил когда-то комедию «Пустая ссора», главные герои которой – ксюши собчак тогдашней эпохи – беседуют меж собой исключительно следующим образом:

Дюлиш: Вы не поверите, что я вас адорирую.

Деламида: Я этого, сударь, не меретирую.

Дюлиш: Я думаю, что вы достаточно ремаркированы могли быть, что я опрэ вас в конфузии…

Деламида: Я этой пансэ не имею, чтобы в ваших глазах эмабль имела…

Вся европейская история XIX–XX веков – это одна сплошная непрекращающаяся агрессия против России.

И чем сильнее становилась держава, тем жестче вели себя наши западные соседи; те самые, любезные либеральному сердцу французы и англичане.

Один из интереснейших русских мыслителей позапрошлого столетия Николай Данилевский метаморфозу эту объяснял так:

«Дело в том, что Европа не признает нас своими. Она видит в России и в славянах вообще нечто ей чуждое, а вместе с тем такое, что не может служить для нее простым материалом, из которого она могла бы извлекать свои выгоды… материалом, который можно было бы формировать и обделывать по образу и подобию своему…

Тут ли еще думать о беспристрастии, о справедливости. Для священной цели не все ли средства хороши?.. Как дозволить распространяться влиянию чужого, враждебного, варварского мира, хотя бы оно распространялось на то, что по всем божеским и человеческим законам принадлежит этому миру? Не допускать до этого – общее дело всего, что только чувствует себя Европой. Тут можно и турка взять в союзники и даже вручить ему знамя цивилизации».

Звучит так, словно сказано это было только вчера, а не 140 лет тому назад. Как, впрочем, и посвященные господам-либералам стихи, принадлежащие перу…

Нет, не буду говорить, чьему именно; попробуйте догадаться сами.

 
Напрасный труд – нет, их не вразумишь, —
Чем либеральней, тем они пошлее,
Цивилизация – для них фетиш,
Но недоступна им ее идея.
 
 
Как перед ней ни гнитесь, господа,
Вам не снискать признанья от Европы:
В ее глазах вы будете всегда
Не слуги просвещенья, а холопы.
 

Думаете, автор этих строк – какой-нибудь ретроград, держиморда и агент Третьего охранного отделения, вроде Фаддея Булгарина? А вот и нет.

Написал их… Федор Иванович Тютчев – один из величайших русских поэтов и вполне здравомыслящий человек, лишенный каких бы то ни было признаков квасного патриотизма. (Семнадцать лет Федор Иванович прослужил в русских миссиях за границей, где порядком понабрался европейского лоска и завел дружбу с Гейне и Шиллингом.)

Справедливости ради следует заметить, что подобным образом «цивилизованная» Европа вела себя и по отношению ко многим другим государствам; дело здесь вовсе не в звериной ее русофобии, а исключительно в прагматичном расчете. Недаром Уинстон Черчилль – кстати, организатор блокады против Советской России, а впоследствии зачинатель «холодной войны» – скажет потом, что у Англии есть только два постоянных союзника: армия и флот.

(Когда в середине XIX века в Китае вспыхнула гражданская война и мятежники-тайпины захватили Нанкин, англичане мгновенно этим воспользовались и, придравшись к совершенно формальному поводу – китайские власти задержали британское судно «Эрроу», промышлявшее контрабандой, – объявили императору войну. Воевать на два фронта китайцы, ясно, не могли, благо в коалицию с англичанами быстренько вошли и французы с американцами, также пославшие свои эскадры к берегам Поднебесной. В итоге император вынужден был запросить пощады и согласиться со всеми условиями победителей: выплатить им 8 миллионов лянов контрибуции и отдать Британии южную часть Цзюлунского полуострова. Такая вот политика гуманизма.)

Чувство собственного достоинства – вот чего недоставало и недостает по сей день нашим либералам. Это не значит, что они не любили Россию; любили, конечно, просто по-своему.

Отправляя боярских детей учиться в Европу, Петр получил назад не только подготовленных специалистов, но и хорошо подготовленную «пятую колонну». На всю жизнь ребята эти воспылали восторгом к Западной Европе, где быт и порядки – чего там греха таить – ни в какое сравнение не шли с дикой российской действительностью; и поклонение это завещали и детям своим, и внукам.

Из поколения в поколение передавались красивые легенды о заморских красотах и чудесах. Именно впечатлительные потомки этих голландских выучеников – как кровные, так и духовные – и стали главными агентами чужеземного влияния, искренне верящими, что сказки эти могут стать былью лишь при одном-единственном условии: если Россия интегрируется, как сказали бы сегодня, в мировое пространство.

Они не понимали лишь одного: Западу такое «счастье» и даром не было нужно. Наши соседи откровенно страшились роста могущества России, воспринимая ее точно обезьяну с гранатой, но никак не в качестве потенциального партнера.

Уже цитировавшийся мной Федор Тютчев так объяснял это явление:

«Длительное время своеобразие понимания Западом России походило в некоторых отношениях на первые впечатления, произведенные на современников открытиями Колумба – то же заблуждение, тот же оптический обман. Вы знаете, что очень долго люди Старого Света, приветствуя бессмертное открытие, упорно отказывались допустить существование нового материка. Они считали более простым и разумным предполагать, что открываемые земли составляют лишь дополнение, продолжение уже известного им континента. Подобным же образом издавна складывались представления и о другом Новом Свете, Восточной Европе, где Россия всегда оставалась душой и движущей силой…»

Иными словами, Запад не хотел признавать за Россией права на самостоятельность и суверенитет; удел дикарей – лишь прислуживать господам.

С началом ХХ века, когда революционные настроения и вольнодумство захватили Россию, именно наши доблестные соседи сделали все возможное, дабы развить их и тем самым расшатать империю изнутри.

Это хорошо видно на примере русско-японской войны 1904–1905 годов, когда революционеры оказались фактически заодно с внешним врагом.

Официальные причины начала ее широко известны. По общепринятой версии, японцы не могли простить России аннексию Ляодунского полуострова, а также оккупацию Манчьжурии, вот и, придравшись к формальному поводу, двинули они армию генерала Куроки к маньчжурской границе. Однако о важнейшей роли англичан и американцев в этой постыдной странице отечественной истории большинство сказать отчего-то забывает.

А мы – напомним. О том, например, что в 1902 году Британия подписала с Японией союзный договор и открыла для микадо обширную, выражаясь нынешней терминологией, кредитную линию. И именно на эти деньги японский флот начал готовиться к нападению на Россию; англичане же – делали при этом все возможное, дабы усыпить бдительность Николая II.

Дошло до того, что прямо накануне войны британцы организовали под своим патронажем русско-японские переговоры; и едва ли не до последнего дня убеждали наш МИД, что ситуация – под контролем и никакого кровопролития Англия – кровь из носу – не допустит.

Итогом этой войны стал позорный Портсмутский мир, по которому Россия вынуждена была отдать японцам все Курилы и Южный Сахалин. Между тем размер уступок мог оказаться гораздо меньше; но в дело вмешались теперь уже американцы.

К тому времени США тоже вышли уже на мировую авансцену и рассматривали Дальний Восток как зону своих стратегических интересов. Многократно подбивали они японцев на войну с Россией; при этом – российской стороне говорилось прямо обратное: уж чуть ли не лучшие они – наши друзья. Неудивительно, что при такой хитроумной политике американцам удалось застолбить за собой статус этакого международного арбитра. Портсмутские переговоры проходили при непосредственнейшем участии Штатов. Правда, такая доверчивость в очередной раз для России вышла боком.

Поначалу японцы требовали отдать им не только Курилы, но и весь Сахалин, а также выплатить немалую денежную контрибуцию, однако русская делегация во главе с графом Витте на подобное коленопреклонение упорно не соглашалась. Переговоры явно стали заходить в тупик, и в конце концов Япония почти пошла уже на попятную. Японский император принял решение отказаться от претензий на Сахалин, о чем направил соответствующие депеши своим дипломатам.

В Петербурге об этом еще не ведали. Зато быстренько узнали в Вашингтоне. Однако президент Рузвельт не только не стал делиться приятной новостью с лучшим другом Николаем Александровичем, а напротив, мгновенно отбил ему встревоженную телеграмму, где сообщал, что Япония – тверда и непреклонна в своей позиции как никогда; если не отдадите им Сахалин – потеряете все Забайкалье и вовсе.

Одновременно царя мастерски начал обрабатывать американский посол Майер. После многочисленных увещеваний и посулов Николай II сдуру пошел на попятную.

«Да Бог с ним, с этим Южным Сахалином, – почти дословно предвосхищая легендарный монолог домоуправа Бунши, в сердцах бросил он. – Пущай забирают…»

Нетрудно догадаться, что японцы были молниеносно извещены об этих неосторожных словах царя. Глава японской делегации Кикудзиро Исии – кстати, будущий министр иностранных дел – тут же кинулся связываться со своим премьером, дабы изменить полученные прежде инструкции насчет Сахалина. Чем закончилось это – думаю, хорошо всем известно: Южный Сахалин отошел к Стране восходящего солнца.

А в России тем временем вспыхнула первая революция, во многом спровоцированная японскими событиями – во всех, между прочим, смыслах. Во-первых, общество не могло простить властям бездарного поражения в войне. А во-вторых, японцы вместе с англичанами активно подбрасывали полешки в занимающийся революционный пожар – деньги на подготовку восстания эсерам и эсдекам ссуживали они вполне охотно.

Известен, допустим, конкретный исторический пример, когда на японские средства в Швейцарии был закуплен огромный арсенал: 25 тысяч винтовок, 3 тонны взрывчатки, свыше 4 миллионов патронов, – и английским пароходом «Джон Графтон» все это великолепие отправилось в Россию. Лишь по воле случая японские гостинцы до боевиков не дошли; пароход сел на мель в наших водах…

Аналогия с германскими спонсорами большевизма и поездкой Ленина в запломбированном вагоне – напрашивается сама собой. Мотивация кайзера Вильгельма, дававшего деньги на русскую революцию, была абсолютно идентична японской; немцам также следовало остановить затянувшуюся порядком войну любыми путями. (Тот факт, что Николай II на 98 % крови был германцем, кайзера ничуть не смущал.)

Правда, выпустив джинна из бутылки, Вильгельм сам пал его жертвой; внутри Германии вскоре тоже вспыхнул мятеж, и кайзера прогнали взашей. А Европа, еще вчера довольно снисходительно взиравшая на рост в России революционных настроений и даже максимально тому способствовавшая – (а как иначе: большинство будущих вождей переворота преспокойно жили себе в Лондоне, Цюрихе и Париже; из шести съездов РСДРП(б) три прошли в Лондоне; почти легально действовали на Западе большевистские типографии и школы, где готовили квалифицированных агитаторов и боевиков) – как водится, тут же деланно сдвинула брови и завопила об опасности для судьбы демократии.

Со всех сторон двинулись на Россию армии аж 14 иностранных держав. Агрессия эта обставлялась, по обыкновению, благими, высоконравственными мотивами: союзнический долг, судьба цивилизации…

В действительности ничего подобного не наблюдалось и близко. Даже с формальной точки зрения их вторжение было грубейшим попранием всех норм международного права.

Японцы, например, высадились в Забайкалье по просьбе самопровозглашенного правителя атамана Семенова, который уж точно полномочий таких отродясь не имел. Англичане – десантировались в Архангельске по аналогичному обращению такого же точно самозванца Чайковского. Закавказские меньшевики – зазвали к себе турок и французов.

Больше всего страны Антанты боялись, что их успеют опередить немцы, которым по условиям Брестского мира большевики отписали несметные территории и природные богатства. То есть – это было самым обычным мародерством; стоило лишь России ослабнуть, как тут же дражайшие союзники и поборники мировой демократии кинулись рвать ее на куски, еще и грызясь по дороге друг с другом.

Реставрировать романовскую империю – никому и даром было не нужно; выступая в британском парламенте, премьер-министр Ллойд Джордж открыто заявил, что сомневается «в выгодности для Англии восстановления прежней могущественной России».

Да и как иначе, если ни одно из обещаний, взятых Антантой перед лидерами контрреволюции, выполнено не было даже близко. Англичане, например, поддерживая Колчака и Деникина, одновременно финансировали их же злейших врагов. А французы, признав правительство Врангеля, палец о палец не ударили, чтобы спасти черного барона от крымского разгрома.

(Хитрее всех вели себя американцы. С одной стороны, они оказывали помощь большевикам, с другой – финансировали походы Антанты.)

Каждая из стран-агрессоров думала в первую очередь о своих собственных экономических интересах. За четыре года Гражданской войны эти цивилизаторы попытались вывезти из России максимальное число богатств – ценной пушнины, леса, рыбы, кораблей.

Один только адмирал Колчак, импортированный незадолго до того в Омск в вагоне английского генерала Нокса, умудрился щедро облагодетельствовать своих союзников захваченным им золотым запасом империи. В общей сложности адмирал передал правительствам США, Англии, Франции и Японии 8898 пудов золота, превратив таким образом интервенцию в прибыльнейшую коммерческую операцию.