Текст книги "Утесов. С песней по жизни"
Автор книги: Александр Хорт
Жанр: Музыка и балет, Искусство
Возрастные ограничения: +12
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 5 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]
Глава 3
«Чтобы собака не поняла»
* * *
И в Москве, и в Ленинграде Утёсов играл во многих театрах, пробовал себя в разных жанрах – в оперетте, как чтец и как драматический артист, пел, танцевал, снимался в кино… Одним словом, вёл типичный образ жизни молодого человека, находящегося в поисках собственного пути.
В 1929 году Леонид Осипович наконец создал то, что в дальнейшем стало делом всей жизни – 8 марта дебютировал перед публикой его джаз-оркестр.
С этого времени начинается второй период творческой деятельности Утёсова.
«Идея создания театрализованного джаз-оркестра возникла в поисках нового жанра и стремления синтезировать разнообразные виды искусства малых форм, – писал Леонид Осипович в автобиографии. – Мне хотелось создать такое гибкое портативное искусство, которое позволяло бы разнообразно интерпретировать советских поэтов, авторов, драматургов, пропагандировать и агитировать, владеть героикой, лирикой, иронией, шуткой и провозглашать важные, острые и актуальные темы в увлекательном разнообразном решении, доступном САМЫМ ШИРОКИМ МАСССАМ».
(Закроем глаза на шероховатость стиля – писалось-то для узкого круга высокопоставленных чиновников. Но мысль – понятна.)
Отныне он лишился покоя – гастроли, гастроли, гастроли… Утёсовский коллектив быстро приобрел большую популярность. А руководитель – тем более. После же главной роли в фильме "Весёлые ребята" его известность достигла немыслимых пределов. Он стал поистине культовой фигурой. Хотя и у этой стороны медали имеется оборотная сторона – известность приводит к тому, что человек постоянно находится под пристальным вниманием. Каждый его поступок интерпретируется по-разному друзьями, недругами и нейтральной публикой.
В первые годы работы с джазом проявилась приверженность Леонида Осиповича к блатному фольклору. Почему песни такого пошиба нравились зрителям. Утёсов исполнял их в разных аудиториях вплоть до правительственных концертов и всегда с успехом. Как-то на приёме в честь лётчиков-героев, перелетевших в через Северный полюс в Америку, ему пришлось исполнить "С одесского коичмана" на "бис" три раза!
Очевидно, здесь имелся эффект "запретного плода", зрителей привлекала самостоятельность подобных произведений, идеологическая незашоренность, свобода от официозных указивок. Однако оригинальные слова и музыка тоже играли свою роль. При этом Утёсов не воспевал романтику преступного мира. Содержанию песен он придавал ироническую окраску. Зачастую в подобных песнях его привлекала лишь мелодическая сторона и тогда он заказывал поэтам новые слова. Скажем, его многолетний соратник В. Лебедев-Кумач написал на мотив "Мурки" совершенно безобидную песню "У окошка":
Солнце догорает, наступает вечер,
А кругом зелёная весна!
Вечер обещает радостную встречу,
Радостную встречу у окна.
Ласково и нежно запоёт гармошка,
А за ней тихонечко и я.
Дрогнет занавеска – глянет из окошка
Милая, хорошая моя!
Другой специфической краской его творчества тех лет было стремление использовать в музыке джаз-оркестра мелодии народов нашей страны. Тут Леонид Осипович с точностью локатора находил среди россыпей народного творчества близкие по духу произведения и органично включал их в музыкальную палитру своего джаза. Он любил повторять, что, если американский джаз вырос из негритянского фольклора, то почему бы советскому на мотивы, существующие у народов СССР. И следовал этому принципу. Например, вторая программа «Джаз на повороте» состояла из рапсодий, написанных И. Дунаевским на темы украинских, белорусских, армянских и еврейских народных песен.
* * *
В периоды гонения на джаз музыкантов обвиняли во всех мыслимых и немыслимых грехах – от антинародности до использования сурдин в трубах. Причем сплошь и рядом обвинители плохо разбирались в предмете, что можно увидеть на примере тех же сурдинок. Как-то один музыкальный «теоретик» выговаривал Утесову за то, что в его джазе используются «отвратительные инструменты».
– Да что вы! Мы играем на тех же инструментах, которые используются в симфонических оркестрах, – вынужден был оправдываться Леонид Осипович. – Например, на трубах.
– Трубы трубами, – не унимался его оппонент, – но вы вставляете в них коробки от сардинок.
* * *
В. Поляков и М. Левитин написали для утесовского джаза обозрение ревю «Первая любовь», поставил спектакль режиссер А. Арнольд. Премьера явно провалилась. Утёсов успокаивал расстроенных драматургов как мог.
– Это не значит, что вы плохо написали, – говорил он. – Может быть, я плохо сыграл.
Тактичный Арнольд вообще сказал им:
– Вы написали замечательно. Но кое-что надо поправить…
В течение следующего дня он сокращал тексты, упрощал мизансцены, поменял местами все картины, кое-что вообще выбросил. И вечером спектакль прошел с успехом.
– Я понимаю, вам неприятно то, что выбросили часть вашего текста, – сказал Утёсов авторам. – Но ведь искусство требует жертв. Считайте, что вы – жертвы искусства.
P. S. В те годы Владимир Соломонович Поляков, увлекаясь конным спортом, завел себе собственного коня. Однажды он ехал на нём по Невскому проспекту, а навстречу по тротуару шёл режиссёр А. Г. Арнольд. Увидев знакомого всадника, Арнольд Григорьевич радостно закричал:
– Наконец-то ты на коне!.. Заезжай в цирк. Есть идея сценки о том, как драматург купил себе лошадь. Он думал, что она Пегас…
* * *
Однажды Утёсов, припозднившись, заночевал у А. Арнольда. Они спали в одной комнате. Ночью на кровать забралась хозяйская овчарка. Леонид Осипович боялся пошевелиться и стал по-еврейски окликать Арнольда, просить, чтобы тот убрал собаку.
Прогнав овчарку, Арнольд Григорьевич спросил Утесова:
– Почему ты вдруг заговорил на идиш?
– Чтобы собака не поняла, – ответил тот.
* * *
Как-то музыкант утесовского теаджаза Андрей Дидерихс зашел побриться к знакомому парикмахеру, который интересовался искусством. Во время бриться он спросил:
– Правда ли, что ваш Утесов будет играть парикмахера?
– Да, – подтвердил Андрей. Леонид Осипович действительно в одной из интермедий должен был изображать парикмахера.
– Он что – и брить будет по-настоящему?
– Конечно, – на полном серьезе ответил шутник Дидерихс.
Парикмахер восхищенно цокнул языком:
– Ах, какой талантливый человек!
* * *
Посмотрев спектакль ленинградского мюзик-холла «Музыкальный магазин», в котором Л. Утёсов играл несколько ролей, Рина Зелёная ужаснулась:
– Боже мой, если бы я видела этого человека в жизни, я бы его убила. Как можно жить с такими лицами! Я не удивлюсь, если узнаю, что у него много любовниц.
P. S. Рине Зеленой очень нравилась Любовь Орлова, она мечтала сняться с ней в одном фильме. Когда режиссёр Г. Александров готовился к съёмкам «Весны», Рина Васильевна уговаривала его дать ей роль.
– Рина, у меня там нет женских ролей, – сказал он.
– Тогда дайте мужскую.
* * *
Хотя в тридцатые годы известный постулат агитпропа «Сначала визируй – потом импровизируй» уже действовал, какое-то пространство для манёвров оставалось. Вот самый известный экспромт Утёсова. В одной из своих программ Леонид Осипович предлагал зрителям сказать любую фразу, после чего тут же пел пародийный цыганский романс, используя в тексте эту фразу. Однажды кто-то крикнул: «Утёсов, не валяйте дурака!» И пока аккомпаниатор давал отыгрыш, у певца уже был готов куплет:
«Утесов, не валяйте дурака!»
Ну, как же я могу его валять —
Ведь крикнули вы мне издалека,
И мне до вас руками не достать.
Экспромт экспромтом, а вот специально юмористических реприз Леонид Осипович не писал. Это странно, если учесть, что за пределами сцены он славился как остроумный рассказчик, сочинял стихи, в основном, лирические. Казалось бы, имеются все предпосылки, чтобы писать для себя, для своего жанра. Но нет – видимо, считал такие важные вещи как эстрадные программы должны готовить профессионалы. Своей авторской репризой Утёсов признавал одну-единственную. Он находился на сцене, когда за кулисами раздавался телефонный звонок. Ему выносили трубку (мобильников тогда ещё не существовало), и Леонид Осипович начинал разговаривать с невидимым собеседником:
– Алло… Да… Этот – хороший!.. Этот – плохой, отложи его… Хороший, бери… Плохой… Хороший… Этот тоже хороший…
Потом, вернув трубку, Утёсов пояснял зрителям:
– Это жена звонила, с рынка. У неё плохое зрение, так я помогал ей выбрать помидоры.
* * *
В оркестр Утёсова пришел наниматься молодой музыкант. Его должны были прослушать. Он вышел на сцену и прежде, чем сесть на стул, аккуратно постелил на него носовой платок.
– Спасибо, – моментально сказал Леонид Осипович. – Всё ясно, можете не играть.
– Почему? – удивился абитуриент.
– Потому что на сцене вы первым делом позаботились о костюме, а не о том, как сыграть. До свиданья.
P.S. Как-то после концерта К. Шульженко Леонид Осипович пришёл к ней за кулисы, поблагодарил, похвалил её пение. Неожиданно Клавдия Ивановна спросила:
– Как вам понравилось мое платье.
– Платье я не заметил, – признался Утесов.
– А я всегда вижу и запоминаю ваши костюмы.
– Значит, вы не слушаете, а лишь рассматриваете меня.
* * *
По просьбе какого-то зарубежного гостя оркестр Утёсова был впервые приглашен в Кремль. Узнав об этом, Леонид Осипович позвонил своему другу Н. П. Смирнову-Сокольскому, который там часто выступал, и попросил подбросить какую-нибудь остроту, чтобы пораскованней себя чувствовать. Тот и «подбросил». Да такую, что музыканты, услышав её, почувствовали себя сосланными.
Леонид Осипович вышел на сцену и, обращаясь к залу, в котором сидели Сталин и его окружение, сказал:
– Сегодня мы выступаем с особым волнением. С особой ответственностью. Потому что впервые в жизни выступаем против правительства!
От этой шутки музыкантам стало дурно. Но, как ни странно, всё обошлось.
* * *
Однажды в севастопольской газете за несколько дней до начала гастролей оркестра был опубликован критический материал, в котором Утёсова обвиняли в слишком высоких ценах на билеты. Причем заметка была написана в довольно резких выражениях.
Приехав в Севастополь, Леонид Осипович перво-наперво заявил дирекции клуба, что до тех пор, пока не появится опровержение этого вранья, оркестр выступать не будет.
На следующий день в газете был опубликован маленький материал под названием "Опровержение": "Вчерашняя заметка в нашей газете о Леониде Утёсове к Леониду Утёсову никакого отношения не имеет".
P.S. Нечто похожее произошло с киевскими друзьями Утёсова Ю. Тимошенко и Е. Березиным, известными зрителям как Тарапунька и Штепсель. На одном из концертов они получили из зала записку: «Хлопцы, вы что, сказились? Разве можно назначать такие цены на билеты? Машинист паровоза Тарасенко.»
– Товарищ машинист, – сразу объяснил Тимошенко, – мы имеем такое же отношение к ценам билетов на концерт, как вы к ценам на железнодорожные билеты.
* * *
Игнорируя большой успех у публики, чиновники всех мастей шпыняли его джаз и устно, и письменно. Критические статьи в периодике частенько напоминали доносы. Мол, куда смотрят вышестоящие товарищи, когда у них под носом распоясавшийся Утёсов самым наглым образом занимается пропагандой фокстрота и прочими пошлостями!
В 1931 году Наркомпрос, точнее его сектор искусств, выпустил так называемый «Репертуарный указатель». В сопроводительных словах этого директивного документа говорилось, что необходимо повсеместно искоренять из репертуара произведения, рассчитанные «на обслуживание нэпманства и мещанства (шантанно-фокстротной музыки, «цыганщины»)»; вести «решительную борьбу… с фокстротом, который распространяется через грампластинки, мюзик-холл и эстраду… и является явным продуктом западноевропейского дансинга, мюзик-холла и шантана».
А у маэстро Утёсова в этом смысле сплошной криминал: саксофоны, банджо, фокстроты, кабацкая «специфика», смакование пошлости. Весь этот букет льёт воду на мельницу обывателей, мещан, нэпманских недобитков, оказывает плохое влияние на неокрепшие души молодёжи.
Критик газеты «За пролетарскую музыку», оценивая представление джаз-банда Утёсова в московском мюзик-холле, гневно вопрошал:
«Во-первых, какой «линии» придерживается руководство мюзик-холла в вопросах музыкальной политики, на какого потребителя оно ориентируется?
Во-вторых, существует ли при мюзик-холле художественно-политический совет или мюзик-холл принадлежит к числу тех театральных организмов, которым связь с рабочей общественностью не нужна?
И наконец, имеется ли в Главреперткоме хотя бы самый элементарный контроль за исполнением своих собственных постановлений?» Контроль имелся. Одни следили за утёсовским репертуаром по зову сердца, другие – по долгу службы. 7 января 1932 политредактор ГРК Сергеев пишет своему начальству заявление, посылая копию в партийный коллектив сектора искусств, на имя завсектором Аркадьева:
«В апреле 1930 г. ГРК принял и разослал на места положение об основах своей музыкально-репертуарной политики. В этом документе ГРК предлагает: «повести решительную борьбу с псевдо-цыганской песней, с бульварным «жестоким» романсом, с фокстротом, который широко распространяется через грампластинки, мюзик-холл и эстраду, за последнее время через звук-кино и радио и является явным продуктом западноевропейского дансинга, мюзик-холла и шантана».
Проведённая мною, как политредактором ГРК по музыке, последовательная и решительная борьба за проведение в жизнь этой директивы ГРК привела к оздоровлению всей концертной эстрады и была поддержана прессой и передовой рабочей общественностью.
5/I-32 г. в Мюзик-холле т. Гандуриным, несмотря на протест худож. – полит. совета и мой резко отрицательный отзыв, было разрешено выступление джаз-банда Утёсова. Считаю, что репертуар джаз-банда Утёсова является явной пропагандой фокстрота и разрешение на выступление этого джаза рассматриваю, как срыв основ музыкально-репертуарной политики ГРК и возврат ГРК на позиции тех товарищей из ГРК, которые при чистке аппарата были сняты с работы (Равич и Рославец). Категорически настаиваю на запрещении выступления джаза Утёсова с тем репертуаром, который был продемонстрирован 5/I-32 г.
Считаю, что тов. Гандурин проявил в своих высказываниях в отношении джаза явно примиренческие тенденции и смазал вопрос о классовой природе музыкального искусства. Вся программа Мюзик-холла, показанная ГРК 5/I-32 г. и особенно «Зонтик» и скетч с участием Утёсова представляет образец халтуры, порнографии и сквернейшего приспособленчества.
Думаю, что ГРК, кроме своих контрольных функций, не должен ограничиваться при оценке программ только изъятием отдельных фраз, но и расценивать качественные показатели всей программы в целом.
Прошу ГРК не задержать рассмотрение настоящего заявления, т. к. я считаю своим долгом продолжить борьбу за осуществление директив ГРК в области музык. Репертуарной политики через прессу и передовую советскую общественность». (РГАЛИ, ф. 645, оп.1, ед. хр. 275)
Упоминаемый в заявлении К. Д. Гандурин был в то время председателем Главреперткома. Старый большевик, он сменил на этой должности Ф. Ф. Раскольникова, а прежде руководил автобазой Совнаркома. В истории редкая фамилия Константина Дмитриевича осталась благодаря виртуозной по рифме эпиграмме В. В. Маяковского, написанной поэтом после всех затруднений, испытанных им за время прохождения цензуры "Баней":
Подняв моих комедий глыбы,
сидит Главрепертком Гандурин.
– А вы ноктюрн сыграть могли бы
На этой треснувшей бандуре?
Все сталкивавшиеся с Гандуриным считали его большим перестраховщиком, но и на старуху бывает проруха – разрешил концерт утёсовского джаза, чего-то недоучёл, недосмотрел. Товарищ ошибся.
Через неделю уже непосредственно к Аркадьеву обращается другой инспектор по музыке:
«В Мюзик-холле с джаз-оркестром выступает УТЁСОВ. Обращаю В/внимание на неприемлемость, недопустимость такого выступления и с точки зрения политической и художественной.
УТЁСОВ в словесном «обрамлении» своих номеров затрагивает важнейшую политическую тему о национальной культуре – известное положение «национальная по форме, социалистическая по содержанию» – причём делает это в возмутительно мерзком стиле еврейских анекдотов.
По музыке его номера – это откровенный, сплошной фокстрот.
Вы, конечно, осведомлены о той борьбе, которую пролетарская и передовая общественность вела и ведёт с пропагандой у нас упадочной фокстротной музыки современного Запада. Политика Сектора Искусств и ГРК в этом отношении стояла до сих пор на чёткой позиции борьбы с протаскиванием фокстрота у нас, что было специально зафиксировано в циркуляре, разосланном на места и репертуарном бюллетене.
Совершенно непонятно, почему в отношении УТЁСОВА сейчас сделано исключение. Считаю, что выступление УТЁСОВА в мюзик-холле с данной программой фактом недопустимым, ведущим к срыву нашей политики ГРК и Сектора Искусств в области музыки и компрометации, как ГРК так и Сектора Искусств. Считаю, что руководство Сектора Искусств должно вмешаться в это дело и прекратить пропаганду фокстротно-джазовской «продукции» с нашей эстрады.»
Нельзя сказать, чтобы Леонид Осипович всё принимал близко к сердцу, но осадок оставался. Было тревожно не столько за себя, сколько за свою команду, за судьбы людей, которые доверились ему. Они-то почему должны терпеть подобные нападки?!
Однако музыканты по-прежнему оставались его единомышленниками, всячески поддерживали отца-основателя. Благодаря этому, а также зрительским восторгам и беспрерывной работе, у Леонида Осиповича укреплялась уверенность в правильности своей позиции, точности выбранного для его джаза направления. Репетиции и концерты не оставляли времени на досужее комплексование. А с ноября 1932 года оркестру добавилась новая, на этот раз очень приятная проблема.
Глава 4
«Голос мягкого тембра»
Быстро развивающееся кино не могло пройти мимо активного театрального артиста. Впервые Утёсов снялся на Одесской студии в 1919 году он дебютировал в фильме «Лейтенант Шмидт – борец за свободу». Из названия понятно, что речь в нём идёт о событиях на броненосце «Очаков». Молодой артист сыграл там роль адвоката, защищавшего Шмидта. Кинематографическая биография Утёсова продолжилась в Ленинграде. В 1923 году в двадцатиминутной ленте «Торговый дом «Антанта и Ко» он сыграл никого иного как Петлюру. Это была экранизация массового политшаржа, поставленного в дни празднования очередной годовщины Октябрьской революции на Дворцовой площади северной столицы. Сценарий написал прекрасный поэт Николай Агнивцев. Через три года режиссёр студии «Ленинградкино» Борис Светлов предложил Леониду Осиповичу заглавную роль в остросатирической комедии «Карьера Спирьки Шпандыря». Утёсов играет карманного воришку, жулика, он, как представляют его титры, «постоянный гость ДОПРа» (то есть Дома принудительных работ). Вот Спирька впервые предстаёт перед зрителями – выбирается из собачьей конуры, где ночевал, надо полагать, не первый раз. Грязный, кудлатый, в кургузом пиджачишке, казалось бы, такой должен производить отталкивающее впечатление. Стоит появиться обаятельной утёсовской улыбке, как зрители тают, как тают и персонажи, не способные заподозрить очаровательного молодого человека в чём-либо предосудительном. Он же вовсю пользуется доверием: крадёт кошельки и сумки, где только подвернётся возможность, в первую очередь на всяких многолюдных сборищах: на ярмарке, на спортивных соревнованиях. Спирька ничем не брезгует, способен стащить деньги даже у слепого нищего. (Правда, тот, как и положено в комедии, оказался зрячим и надавал воришке тумаков). После нескольких неудач побитый Спирька лицемерно восклицает: «Что за жизнь? За десятерых, как верблюд, работаешь и хоть бы что за это… Сбегу за границу». Спирька нелегально пробирается в Польшу, да чего-то не рассчитал – в результате его схватили польские пограничники. Для начала они хорошенько отметелили перебежчика, потом посадили в кутузку и вызвали каких-то юристов из эмигрантов. Юристы оказались тоже хорошими жуликами, когда-то они промышляли вместе со Спирькой. Старые друзья вызволили его на волю. А дальше Варшава, Берлин, Париж. Везде Спирька выдаёт себя за жертву ГПУ, бедняге сочувствуют, помогают, носятся с ним, как с писаной торбой. Вот он уже барон Спирька фон Шпандырь, потом маркиз де ля Шпандырь… В своей следующей картине Б. Светлов доверил Утёсову драматическую роль. Актёру это было и лестно, и интересно. В фильме «Чужие» Леонид Осипович сыграл красноармейца Егорова, который после окончания Гражданской войны приходит с повинной в том, что убил женщину. В процессе судебного разбирательства становится ясной трудная судьба этого человека. В этом фильме Утёсов предстал как серьёзный драматический артист, стремящийся показать характер своего героя, изменение его психологического состояния в зависимости от взаимоотношений с окружающими, в частности с маленькой дочкой. (Её сыграла десятилетняя Эдит Утёсова). Фильм «Чужие» не сохранился, остались лишь случайные фрагменты, по которым трудно судить о целом. Что же касается «Карьеры Спирьки Шпандыря», это хорошая картина со всех точек зрения: сценарий Г. Батаргина, режиссура Б. Светлова, игра актёров, в первую очередь Л. Утёсова, заслуживают самых добрых слов. Этот немой фильм и сегодня не смотрится анахронизмом. Тем не менее для поющего артиста, каковым был Леонид Осипович, не представляло большого соблазна. Его отношение к десятой музе стало меняться с появлением в кино звука. Ему был необходим звук. Но и звуковому кино понадобился его талант.
* * *
Хотя утёсовцы мечтали о театрализации своих представлений, говорили об этом при каждом удобном случае, первые из них были ближе к концертам, чем к спектаклям. Прорыв удалось совершить с появлением водевиля В. Масса и Н. Эрдмана «Музыкальный магазин» (первоначальное название «Джаз-клоунада»).
Сюжет, на первый взгляд, простой и в тоже время оригинальный: есть магазин музыкальных инструментов, куда в течение рабочего дня заходят разные люди. Каждый визит это законченная сценка. Продавцом работает насмешливый парень Костя Потехин, есть тут и директор Фёдор Семёнович. В магазине поочерёдно появляются люди с разными характерами: смешливые и угрюмые, деловые и легкомысленные, умники и простофили. Визит каждого покупателя – это сценка, интермедия. Комические эпизоды разыгрывались в сопровождении бодрой джазовой музыки Дунаевского, иногда пародирующей известные оперные мелодии, что вызывало не меньший зрительский смех, чем диалоги, хотя текст драматургов В. Масса и Н. Эрдмана выше всяких похвал. Всё написано изящно и тонко. Например, прослушав сыгранную на рояле типичную какофонию, пародирующую формалистическую «производственную» музыку, продавец Костя заливается слезами, а на вопрос обеспокоенного директора говорит, что плачет из-за слона. Тот в недоумении, и продавец объясняет, мол, когда-то в тропическом лесу жил замечательный слон, охотники застрелили его, из костей животного сделали клавиши для рояля. Вот жил бы этот слон до сих пор, тогда не пришлось бы сейчас выслушивать такую дрянь.
Подобных находок в пьесе огромное количество. В пьесе 9 явлений, 12 музыкальных номеров. В спектакле были задействованы все музыканты оркестра. А их руководитель исполнил несколько ролей, он играл Костю Потехина; деревенского старичка-единоличника, приехавшего в город; американского дирижёра; спешащего на вокзал заику; самого себя – организатора джаз-банда, разыскивающего новые ноты для своего коллектива.
Хочется проиллюстрировать рассказ о «Музыкальном магазине» двумя маленькими отрывками с участием персонажей Леонида Осиповича. Впервые они подготовлены к печати Глебом Скороходовым и полностью опубликованы в его замечательной книге «Неизвестный Утёсов», выход которой был приурочен к столетию артиста. «Явление седьмое К концу номера по второй части сцены по мосту проходит Утёсов – Старик с кнутом в руке. Он ведёт за собой лошадь, напевая какую-то песенку. Входит с лошадью в магазин. Утёсов. Посторонитесь, посторонитесь, граждане, пропустите старушку. Тпру! Фёд. Сем. Ты что, бродяга, обалдел? С лошадью в магазин прёшь? Утёсов. Ну и с лошадью. Ну и пру. Небось не поганое животное, не собака. Фёд. Сем. Да ведь грязная ж! Утёсов. А какая ж от неё грязь? Вот у нас агроном всегда говорит: навоз, говорит, то же золото. Я, знаете, так решил: весной обязательно возика два в Торгсин свезу. Пущай там за это золото джемпер дадут аль зипунишко какой каракулевый. Фёд. Сем. Да говорят же тебе, грязная она. Утёсов. Что ж, что грязная? Небось она в стойле живет. Вы бы, к примеру, в стойле жили – вы бы тоже грязный были. Она у меня первый человек, вы уж её не обижайте, пожалуйста. (К лошади.) Отойди, Маша, от двери – простудишься. Вот стань здесь в сторонке. Садись. У меня, знаете, кобыла в 25 лошадиных сил. Я с ней 18 годков прожил и ни разу от нее грубого слова не слышал. Фёд. Сем. Это черт знает что такое. Выведите её на улицу! Утёсов. Что она, пьяная? Она тихо сидит, никого не трогает. Сиди, Маруся, сиди. Фёд. Сем. Оставьте сейчас же помещение! Утёсов. Да вы что все в городе, очумели, что ли? В трамвае сегодня три остановки проехал, вдруг: вылезай, говорят, с лошадью нельзя. А легко сказать: вылезай. Сдавили её со всех сторон. Пошевелиться нельзя. Что же вы, говорю, скоты, лошадь мою затираете? А мне один жеребец с портфелем говорит: «Ежели, говорит, вам здесь тесно, ездили бы, говорит, с ней на такси». Граждане, говорю, ведь я не с женой, с лошадью еду. Ежели бы вы мою жену затоптали, я бы, говорю, ничего не сказал. Лошадь животная бессловесная, а вы говорю, её локтем пхаете. А тут как раз дамочка одна в котиковом хомуте ей копытом своим на ногу наступила. Я гляжу, у моей Маруськи в глазах слезы, а глаза такие большие, бархатные и будто бы вслух говорят: «Эх вы, говорят, звери вы, звери, что же вы со мной делаете?» Гляжу, место одно освобождается. Бросился я к нему, хотел для Маруськи занять. И тут гражданин какой-то: «Вы почему у меня место из-под носа вырвали?» Как же, говорю, я место у вас из-под носа вырвал? У вас нос вот где, а место вот где. А из-под чего я у вас его вырвал, об этом, говорю, лучше не говорить. И где же тут, граждане, справедливость? С детьми пущают, а с лошадью, говорят, нельзя. Дети-то, они небось больше гадят, чем лошадь. Поп в трамвае едет, ему ничего не говорят, а у него грива-то больше, чем у Маруськи. Демагогика. Дайте меру овса. Фёд. Сем. У нас нет овса. Утёсов. Ну дайте полмеры. Фёд. Сем. Да нет у нас овса, я тебе говорю. Утёсов. Ну давайте скрипку тады. Вы сколько за смычок со своим прикладом возьмете? Фёд. Сем. Как это – со своим прикладом? Утёсов. А так, палка ваша, а волос наш – вот Маруська пожертвует. Вы обратите внимание, волос-то какой! Отойдите в сторонку, а то она очень задом бьет. (Выдёргивает у лошади из хвоста несколько волосков.) Вот волос какой! Фёд. Сем. Это чёрт знает что такое! Утёсов. А вы что же, гражданин, пастух, что ли, будете? Оркестрант. Почему пастух? Из чего вы заключили? Утёсов. Я гляжу, дудка у вас больно богатая. Вам бы с такой дудкой пастухом быть – цены бы вам не было. Сыграл бы чего на дудке, музыку, что ль, какую. У меня Маруська очень любительница.
Музыкальный аттракцион Джаз играет. Лошадь всё больше оживляется и, наконец, пускается в пляс. Сложный танец лошади под аккомпанемент джаза.
Явление восьмое
В магазин входит Утёсов – Дирижер американского джаза. Утёсов. Здравствуйте. Фёд. Сем. Здрасте. Утёсов. Я приходил получайт у вас капелька русский музыка, вашей великий маленький кучка. Фёд. Сем. Пожалуйста. Что же вам угодно? Утёсов. Я хотел получайт опера вашей великий маленький кучка: Глинка, Мусорный, Римский-Корсаков и Чайниковский. Я хотел играйт ваша чудная опера «Червивая дама», «Боб Годунов», «Юджин Онегин» и «Маленький золотой петух». Фёд. Сем. Вы музыкант? Утёсов. О ес, ес. Я есть один известный американский дирижер. Фёд. Сем. Очень приятно. Утёсов. Я имел специально приезжать из Нью-Йорк, чтобы бывать знаком с ваша великая русский музыка. Фёд. Сем. И вы уже что-нибудь слышали? Утёсов. О ес. Я имел бывайт в ваш Большой театр, но находил, что он не даёт никакой ответ на этот день, на сегодня. Фед. Сем. Ну что вы! Разве вы не знаете, что Большой театр первый выкинул лозунг «Искусство – трудящимся»?! Утёсов. Выкинул? Фёд. Сем. Выкинул. Утёсов. И далеко выкинул? Фёд. Сем. Так далеко, что его невозможно найти. Утёсов. Я это имел замечайт. Фёд. Сем. А как вам понравилась постановка? Утёсов. Я имел приходить на «Юджин Онегин», и я замечайт очень бедная постановка. Там имели исполняйт «Слыхали львы, слыхали львы за рощей глас певца любви», и я замечайт много певец любви и ни одного льва. Я не понимайт: такой большой театр – и ни одного льва. У нас в Америка, если бы пели «слыхали львы, слыхали львы», обязательно показали бы львы. Это не очень дорого, но это нравится публикум. Я считай, что ваша русская музыка очень хорошая музыка, но очень длинная музыка и очень скучная музыка. Я считай, что для того, чтобы русская музыка могла догнать и перегнать американская музыка, ее нужно играть совсем на другой манер. Ее надо немного сокращайт и немного изменяйт».
Помимо авторов пьесы, среди создателей спектакля имелись и другие громкие имена. Режиссёр Арнольд Арнольдов, ставивший предыдущую программу «Джаз на повороте», композитор И. Дунаевский, художник Н. Акимов, будущий руководитель ленинградского театра Комедии. Вот какие силы были задействованы! Так ведь и результат налицо – зрители валом валили на спектакль. Что ни представление, то аншлаг.
После одного из представлений к Утёсову в гримёрную зашёл невысокий, аккуратно одетый и подстриженный мужчина лет сорока пяти. Вошедший держался более чем скромно, можно сказать, робко. Тем не менее Леонид Осипович сразу почувствовал, что перед ним большой начальник. Артист не ошибся: посетитель представился, и действительно оказалось, что это одна из заметных фигур в советской номенклатуре – Борис Захарович Шумяцкий.
Биография этого человека заслуживает отдельного разговора. Уроженец Забайкалья, он в молодости работал в железнодорожных мастерских крупных сибирских городов, вёл активную революционную пропаганду. Спасаясь от ареста, эмигрировал в Аргентину. Вернувшись в 1913 году, занимал руководящие посты в РСДРП, во время Гражданской войны руководил партизанским движением в Западной Сибири. Потом опять находился на руководящей работе. В начале 1920-х Шумяцкий был уполномоченным Наркомата иностранных дел на Дальнем Востоке. В 1922-м Борису Захаровичу удалось добиться автономии Бурятии. Из-за этого у него произошёл нешуточный конфликт с руководителем Наркомнаца И. В. Сталиным, в результате чего сибиряка перевели на дипломатическую работу – три года оттрубил послом в Персии. После возвращения работал в Ленинградском губкоме ВКП (б), ректором Коммунистического университета трудящихся Востока, ректором института народного хозяйства имени Г. В. Плеханова… В общем, многое успел. В ноябре 1930 года Шумяцкому уготована новая должность – он стал председателем «Союзкино» – Всесоюзного кинофотообъединения. Поскольку каждому делу Борис Захарович отдавался целиком и полностью, отныне всего заботы связаны с развитием советского киноискусства. Многие события он рассматривал с этой точки зрения.
Внимание! Это не конец книги.
Если начало книги вам понравилось, то полную версию можно приобрести у нашего партнёра - распространителя легального контента. Поддержите автора!Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?