Текст книги "Утесов. С песней по жизни"

* * *

В 1922 году Утёсов познакомился и подружился с М. М. Зощенко, он стал первым исполнять его рассказы со сцены. По сути дела, Михаил Михайлович является идеальным эстрадным автором. У его произведений имеются все компоненты, делающие их привлекательными для публичного исполнения: лаконичность, образный язык, иносказательность, не говоря уже об остроумии. Автор тоже ощущал их самодостаточность. Как-то один эстрадный артист спросил Зощенко:

– Как мне нужно читать ваши рассказы, чтобы иметь успех у зрителей?

– Вслух, – ответил писатель.

* * *

Летом 1922 года Теревсат был преобразован в Театр Революции, художественным руководителем назначен В. Мейерхольд. Но Утёсов без дела не сидел – ежевечерне выступал в трёх театрах. В Театре оперетты, куда его пригласили, поскольку он замечательно пел и танцевал, на очень важное в любой музыкальной комедии амплуа простака. В антракте оперетты он успевал смотаться в сад Эрмитаж и выступить в руководимым А. Г. Алексеевым театре «Кривой Джимми» со своими одесскими рассказами – короткими зарисовками, состоявших из диалогов между персонажами. А после окончания оперетты он спокойно переходил на открытую сцену эстрадного театра, завершая программу куплетами.

Его темперамент и желание порадовать зрителей позволяли выдержать такую чрезмерную нагрузку.

Р. S. «Многостаночником» пытался один раз стать известный комический артист Сергей Мартинсон, да не столь удачно.

В двадцатые годы Мартинсон был актёром ленинградского театра «Балаганчик». Там репетировали новую прогамму, в которой он исполнял главную роль. И вот все стали замечать, что Сергей Александрович подозрительно быстро исчезает после репетиций, постоянно куда-то торопится. Оказалось (это выяснилось потом), что параллельно с «Балаганчиком» он репетировал в новом спектакле его конкурента – «Свободного театра», и тоже главную роль.

Надо же такому случиться, что обе премьеры были назначены на один и тот же день, одно и то же время.

В «Балаганчике» собралась публика, а исполнителя главной роли нет и нет. Пришлось отменить спектакль.

Оказалось, Мартинсон, отыграв первый акт в «Свободном театре», хотел бежать играть в «Балаганчик». Но режиссёр, боясь, что тот опоздает на второй акт, запер его в гримёрной. Каким-то таинственным образом артисту удалось сбежать, однако, когда он появился в «Балаганчике», публика уже разошлась. Зато оставался взбешённый режиссёр, который запер Мартинсона в гримерной. Так что, в «Свободном театре» спектакль тоже сорвался…

Много позже, когда страсти по этому поводу поутихли, работавшая в «Балаганчике» Рина Зелёная спросила Мартинсона, на что он рассчитывал, одновременно репетируя в двух театрах? Тот простодушно ответил:

– Я и сам всё время думал – как же это получится?..

* * *

Из тех людей, которые при подготовке этой книги делились со мной воспоминаниями про Утёсова, дольше всех с ним был знаком народный артист СССР композитор Никита Владимирович Богословский. Он знал Леонида Осиповича – страшно сказать – с 1923 года! Рассказ Никиты Владимировича о знакомстве с артистом я записал на магнитофон и хочу привести его здесь полностью.

– В 1923 году в Петрограде, мне тогда было десять лет, наш класс повели в Театр юного зрителя. Я до сих пор помню название того спектакля – "Догоним солнце". Рядом со мной оказалась девочка примерно моего возраста. Она была какая-то непоседа, все время подавала реплики, смеялась, вертелась. Мешала смотреть спектакль. А в антракте мы с ней познакомились, и Эдита с детской непосредственностью пригласила меня к себе на день рождения.

У меня дома это приглашение сначала приняли в штыки. Я воспитывался в такой семье, где детей не полагалось отпускать в незнакомые дома. Все же я уломал родителей и даже начал клянчить подарок для девочки. Кольцо или ожерелье, что-то вроде этого. Сами понимаете, какая была реакция.

И вот я пришел на Надеждинскую улицу. Большая квартира, детская комната. И в этой детской очень много народа. Знакомых нет никого, кроме одного мальчика – Алика Менакера, к которому я ходил на ёлку и на день рождения.

Эдита сказала, что будем обедать вместе со взрослыми. Мы все запротестовали, мол, с ними неинтересно, скучно. Однако она нас убедила, и мы были вынуждены праздновать с взрослыми. Взрослые были такие – Михаил Зощенко, Исаак Бабель, Владимир Маяковский, Владимир Софроницкий, Владимир Горовиц…

Для нас они были никто. Понравился нам лишь дядя Володя Софроницкий, потому что он любую фразу мгновенно мог прочитать сзади наперед. Мы проверяли, даже писали на бумажках – все сходилось. Понравился нам и дядя Володя Горовиц, потому что мы ездили на нем верхом, играли в нечто вроде конницы. Ему было лет 26, он только что закончил киевскую консерваторию и приехал в Петроград на гастроли. Незадолго до его кончины я напомнил ему про конницу, но оказалось, что он начисто забыл об этом забыл. Видно, ему не привыкать, что все ездили на нём верхом.

Однако хозяина долго не было, он задержался на концерте. И вот появился дядя Ледя. Ну что там Бог в трёх лицах – этот дядя был в сорока лицах. Он играл для нас, для детей, на скрипке, на саксофоне (который тогда был ещё в диковинку, новый инструмент), стоял на голове, прыгал, делал сальто, рассказывал анекдоты, показывал фокусы…

С тех пор у нас и завязались близкие отношения. Сначала, как у старшего с младшим. Я называл его дядя Ледя, он меня – Ника. Потом я стал звать его Леонид Осипович, он меня – Никита. Позже я стал звать его Лёдя и на "вы". А потом мы с ним выпили на брудершафт и стали Лёдя и Никита. И он мне даже сказал:

– Если ты назовешь меня по имени-отчеству, я подумаю, что ты на меня за что-то обиделся.

P.S. Как-то на дне рождения у вышеупомянутого Алика Менакера (впоследствии известного артиста эстрады, отца Андрея Миронова) с маленьким Никитой произошел трагический случай. Он расшалился и разбил большую вазу. Когда на шум прибежал старший Менакер, то стал плакать и говорить:

– Простите меня, дядя Сёма. Простите, я разбил такую красивую новую вазу.

С натянутой улыбкой глава семейства слегка вздохнул и сказал:

– Не волнуйся, Ника. Она не такая уж и новая – ей двести лет.

* * *

Из-за своих актёрских пристрастий, в данном случае это определение точнее, чем амплуа, и нравственной позиции Утёсов любил играть на драматической сцене вообще и в «Свободном театре» в частности эдаких домашних философов, на первый взгляд, неудачников, мало чего добившихся в жизни, не поднявшихся высоко по социальной лестнице. Однако много понимающих в этой жизни, служащих для родных и близких эталоном природной мудрости. Со стороны эти доморощенные мудрецы кажутся смешными, однако весь уклад их существования, сентенции и афоризмы этих людей благородного сердца служат для окружающих духовными ориентирами.

Сколько таких персонажей, хорошо знакомых зрителям, переиграл Утёсов за время своих поездок по украинским местечкам! Как правило, такие пьесы позиционировались авторами как комедии, но Леонид Осипович в первую очередь старался показать трагедию маленького человека, печальную судьбу людей, родившихся в чуждую им эпоху, когда свои корявые законы всё больше начинают диктовать деньги. К его любимым героям такого типа следует отнести Иошке-музыканта из комедии О. Дымова «Певец своей печали» и конторщика Сонькина из пьесы С. Юшкевича. Кстати, один раз конторщик говорит про себя симптоматичные слова: «… вот вам и Сонькин, вот вам и маленький человечек! Не шутите с маленькими человечками!»

К персонажам такого типа принадлежит и главный герой пьесы «Мендель Маранц», которую в «Свободном театре» Утёсов играл раз сто пятьдесят. Это была его коронная роль.

Мендель – механик, изобретатель, человек не от мира сего. Его характеристику с самого начала даёт жена в своём эмоциональном монологе: «Ну и дался мне муженёк! По профессии – механик, по наклонностям – изобретатель и по природе мечтатель – Мендель Маранц презирает всякую работу. За короткое время он перебрал десятки мест, от страхового агентства до ночного сторожа… За это же время он придумал сотню разных изобретений… Но ни одно из них пока не получило своего признания… И меньше всего, конечно, с моей стороны». Этот изобретатель-мечтатель постоянно сыплет афоризмами, которые раздражают его жену (да, честно говоря, и зрителей тоже). «Что такое любовь? Карета. Она устарела. Современная девушка ищет влюблённости, а не любви. Что такое влюблённость? Воздушный шар. Чем больше его надувают, тем сильнее он лопается… Что такое брак? Узел. Его легко завязать, но трудно распутать». «Что такое жена? Китаец. Она смеётся даже на похоронах».

Видя, что от мужа толку мало, чтобы прокормить семью, жена устраивается на работу, а его оставляет на хозяйстве, напугав перед уходом грандиозностью поставленных перед ним задач: «Нужно будет собрать детей в школу, спуститься с пятого этажа с помойным ведром, сходить за продовольствием, постирать и развесить бельё, заштопать чулки, погладить, помыть пол…»

Загнанный в угол муж, чтобы не утруждать себя лишней работой, быстро изобрёл, говоря современным языком, бытовую технику. Теперь занимается тем, что хочет выдать дочь замуж. Финал этой комедии более чем счастливый. У «Свободного театра» финал оказался не столь благополучным – в 1928 году театр закрылся.

* * *

Ранней весной 1928 года Утёсову подвернулась счастливая возможность совершить туристическую поездку в Германию и Францию. Длительную – на полтора месяца. Такие путешествия для советских людей представляли нечто из области фантастики. Год спустя многие подтрунивали над стихотворением Маяковского о советском паспорте. Оно было написано в 1929 году, когда у советских людей паспортов не было, их заменяли любое удостоверение личности, справки. Паспорта выдавались только для поездок за границу. Значит, когда поэт восклицал: «Читайте, завидуйте…», следовало понимать, как мне хорошо – я уезжаю из СССР, а вы остаётесь. Теперь «краснокожие паспортины» появились в руках у Утёсовых: поехали втроём: жена, дочка и Леонид Осипович. Впечатления захлёстывали его. Старался действовать по принципу «ни минуты даром». Города смотрел, как говорится, ногами, без устали. Само собой, посещал музеи. Но и о профессиональных делах не забывал. При первой возможности мчался на эстрадные концерты, в цирк, в мюзик-холл. Интересовался, какой полезный опыт можно перенять. Видел выступления всех шансонье, находящихся тогда в зените славы: Мистангет, Жозефина Беккер, Морис Шевалье. Артисты демонстрировали высшую степень мастерства в своём жанре. Однако в глубине души Утёсов понимал, что у нас тоже имеются классные артисты, и сам он не лыком шит, не случайно зрители принимают его на ура. А вот что делает джаз… Этим ребятам можно позавидовать больше, чем обладателям советского паспорта. Джаз совершенно потряс его. Он словно перевернул мировоззрение артиста, начисто лишил покоя. Утёсов услышал как раз то, чего ему недоставало в музыке. Словами это передать невозможно. Но попытаться сделать – нужно. Семейное трио Утёсовых пробыло в Париже почти месяц. Потом они поехали отдохнуть на юг Франции, в маленький курортный городок Сен-Жан-де-Люз. Он расположен на самой границе с Испанией. И там на улице они столкнулись с Шаляпиным. Леонид Осипович не был с ним знаком, но соотечественники за границей общаются без всякого смущения. Он подошёл к певцу, представился. Оказалось, у них есть общие знакомые – художник И. Бродский, эстрадные артисты А. Менделевич и Б. Борисов, актёр П. Орленев… Фёдор Иванович расспрашивал про них, сочувствовал неудачам. Из разговора с ним Утёсов понял: каким был ярым антисоветчиком лучший русский бас, таким и остался.

P. S. Однажды находившийся на гастролях в Одессе Ф. И. Шаляпин приехал с приятелями на пляж. Он хотел блеснуть перед одесситами своим умением плавать. Как раз в это время там тренировался Сергей Уточкин – слава и гордость Одессы, кумир её жителей. Человек, обладающий всеми мыслимыми и немыслимыми спортивными талантами: боксёр, велосипедист, конькобежец. Один из первых в России лётчиков и феноменальный автомобилист, съехавший на машине по Потёмкинской лестнице с бульвара в порт.

В тот день Уточкин готовился к соревнованиям по плаванию. Подойдя к спортсмену, Федор Иванович сказал:

– Разве тебя обскачешь? Только сраму оберёшься. Полежал бы ты, Серёжа, на бережку, пока я поплаваю.

– Хорошо, – согласился Уточкин. – Только с одним условием – вечером ты посидишь в ложе, а я вместо тебя спою Мефистофеля.

* * *

Когда «Свободный театр» закрылся, Утёсов перешёл в Ленинградский театр сатиры, под крыло своего доброго знакомого Давыда Гутмана. Там ему сразу была предложена заметная роль – в комедии по пьесе украинского драматурга Якова Мамонтова «Республика на колесах», представлявшую собой сатиру на буржуазно-националистических анархистов. Леонид Осипович играл пройдоху Андрея Дудку, носителя целого букета пороков – бандит, пьяница, забулдыга, бабник, и главное – карьерист, возмечтавший стать главой государства. Зрители с интересом следили за тем, как железнодорожный вор строил в глухом селе «демократическую республику», выбрав себя президентом и стараясь получить выгоду везде, где только возможно.

В этом спектакле начала свою жизнь впоследствии неоднозначно знаменитая песня "С одесского кичмана". По сюжету, Дудка выбирает для себя кабинет министров, куда вошли бандит, телеграфист и два бывших помещика. На пьянке в честь этого торжественного события Дудка и поёт свою уркаганскую песню.

Роль Дудки и особенно песня добавили имени Утёсова новую порцию популярности. Песня стала шлягером того времени. "Успех был такой, – вспоминал Леонид Осипович, – что вы себе не представляете. Вся страна пела. Куда бы ни приезжал, везде требовали: "Утёсов, "С одесского кичмана"!

Позже, когда Утёсов создаст свой теа-джаз, он включит пресловутый "Кичман" в первую программу коллектива. Известный театральный критик Сим. Дрейден в 26-м номере журнала "Жизнь искусства" за 1929 год писал: "Особо следует отметить исполнение Утёсовым "С одесского кичмана". Эта песня может быть названа своеобразным манифестом хулиганско-босяцкой романтики. Тем отраднее было услышать ироническое толкование ее, талантливое, компрометирование этого "вопля бандитской души".

Давайте познакомимся с текстом этой песни Ф. Кельмана на слова Б. Тимофеева. Сначала представим авторов. Композитору Ф. Кельману (настоящее имя Михаил Яковлевич Феркельман (1908–1974)), в то время было всего двадцать лет. В дальнейшем он стал автором многих оперетт. Поэт Борис Тимофеев человек более опытный – в его творческом активе слова таких известных романсов как "Вернись, я всё прощу", "За окном черёмуха колышется" и визитная карточка Изабеллы Юрьевой "Караван" ("Мы странно встретились и странно разойдёмся"). Надо сказать, любой вариант этой песни будет "один из". При любом исполнении в ней происходили какие-то мелкие изменения. В спектакле одни слова, при записи на пластинку другие, фольклор тоже вносил свою лепту. Однако суть сохранялась при любом раскладе. Ещё нелишне будет напомнить читателям, особенно молодым, что кичман – это тюрьма, а уркан – уголовник:

 
С одесского кичмана Бежали два уркана,
Бежали два уркана тай на волю.
В Вапнярковской малине они остановились,
Они остановились отдохнуть.
Товарищ, товарищ, болят мои раны,
Болят мои раны в глыбоке…
Одна вже заживает,
Другая нарывает,
А третия застряла у в боке.
Товарищ, товарищ, скажи моей ты маме,
Что сын её погибнул на посте —
И с шашкою в рукою,
С метёлкой у другою
И с песнею весёлой на губе.
Товарищ малохольный зароет моё тело,
Зароет моё тело в глыбоке —
И с шашкою в рукою,
С метёлкою у другою
И с песнею веселой на губе…
За що же мы боролись, за що же ж мы стрыждали,
За що ж мы проливали нашу кровь?
Они же ж там пируют,
Они же ж там гуляють,
А мы же ж – подавай им сыновьёв!
 

Кроме «Республики на колёсах», Утёсов играл в том театре в спектаклях «Уважаемый товарищ», «Фабрика канители» и других. Об «Уважаемом товарище», первой «большой» комедии М. Зощенко следует сказать чуть подробнее.

Главного героя пьесы Пётра Барбарисова в результате чистки исключают из партии. Тогда он начинает вести такой образ жизни, от которой с трудом воздерживался из-за партийности: хулиганить в коммунальной квартире, поколачивать жену, пить и драться в пивной. Неожиданно Пётр узнаёт, что его якобы восстановили в партии. Он пулей мчится в контрольную комиссию, где ему говорят, что рады бы, да не восстановили, поскольку в "переходное время" он показал своё истинное лицо.

Сначала автор хотел отдать свою пьесу в Москву, в театр В. Мейерхольда. Но Всеволод Эмильевич находился в сложном положении, поскольку после длительного лечения за границей на него смотрели косо, называли "невозвращенцем", хотя он благополучно вернулся.

Всё же худо-бедно читка автором пьесы труппе театра состоялась. Члены художественно-политического совета (то есть не штатные сотрудники ГосТИМа) сидели с кислыми лицами, морщились, обвинили Зощенко в том, будто тот неправильно отобразил партийную чистку.

Тогда Михаил Михайлович решил предложить пьесу какому-нибудь ленинградскому театру. Отдал в БДТ, но там долго тянули с постановкой. Тогда он отдал её в Театр сатиры. Вот там сработали оперативно, и 17 мая 1930 года состоялась премьера. Поставили спектакль Э. П. Гарин и Х. А. Локшина. Петра Барбарисова играл Утёсов.

Осенью Зощенко вручил Леониду Осиповичу машинописный экземпляр пьесы с дарственной надписью: "Первому "Уважаемому товарищу" – Утёсову в память первого спектакля. С большой благодарностью за прекрасную игру. Май-окт. 30 г. "

* * *

Работая в ленинградском Театре сатиры, Утёсов познакомился с директором-распорядителем А. М. Данкманом – невероятным фанатиком своего дела. С утра до вечера он только и говорил о сборах, аншлагах, непроданных билетах…

Как-то они вдвоем сели пить чай с пирожками. Надкусив первый и не увидев в нем мяса, директор удивленно спросил Утёсова:

– Там внутри есть сбор?

– Есть, но неполный.

P.S. Александр Морисович Данкман был основателем Всесоюзного циркового объединения. Однажды он уговаривал сатирика В. Е. Ардова написать либретто нового представления. Они вели разговор, прогуливаясь по фойе московского цирка. Оказавшись у буфетной стойки, Александр Морисович взял блюдо с пирожными и предложил Ардову:

– Угощайтесь, пожалуйста.

– Спасибо, не надо. Сейчас съем пирожное, потом вы чего доброго вычтите из моего гонорара несколько сотен, – пошутил Виктор Ефимович.

– А-а, так вы знаете этот приёмчик, – разочарованно протянул Данкман.

* * *

В Ленинграде В. В. Маяковский пригласил Утёсова на своё выступление. В антракте Леонид Осипович зашёл к нему за кулисы и увидел Маяковского в плохом настроении. Ему казалось, что сегодня публика плохо принимает его. Владимир Владимирович явно заблуждался, и Утёсов совершенно искренне стал уверять его в обратном – зрители очень довольны.

– Только правду, Утёсик, – попросил поэт, – говорите только правду.

Желая его повеселить, Утёсов лихо перекрестился и сказал:

– Вот вам одесский истинный крест!

P.S. В начале 1914 года в Одессе появилась броская афиша: «Тут обилечиваются на футуристов».

На другой день вышедшую на сцену троицу – Д. Бурлюк, В. Каменский и В. Маяковский – зрители встретили оглушительным свистом. Нимало не смутившись подобным приемом, Маяковский вышел к рампе и пробасил:

– Если воображаете, что вы соловьи, то чирикайте Бальмонту.

* * *

В 1929 году ленинградцы надумали уговорить московского композитора И. О. Дунаевского работать в их мюзик-холле. Утёсов подбил своего директора Д. Грача на эту акцию и подсказал ему, как разыскать в Москве Исаака Осиповича:

– Он работает в Театре сатиры, и его там многие недолюбливают за острый язычок. Найдите такого, кто его не любит, и скажите, что хотите забрать Дунаевского навсегда. Тут вам не то что адрес скажут, а даже его самого быстро приведут.

P.S. В московском Театре сатиры Исаак Осипович Дунаевский был заведующим музыкальной частью, художественным руководителем театра являлся известный эстрадный конферансье А. Г. Алексеев. Однажды он поддразнил Дунаевского насчет того, что тот изводит горы нотной бумаги, а музыки получается мало. Композитор назвал как контрдовод Чайковского, который ежедневно много работал, несмотря на результаты. Алексей Григорьевич тут же припомнил известные слова Льва Толстого о том, что писать нужно только тогда, когда не можешь не писать.

– Значит, я не толстовец, а чайковец! – сокрушенно воскликнул Дунаевский.

* * *

И. О. Дунаевский впервые приехал в Ленинград в дождливую погоду. На вокзале его встречало много людей – и знакомых, и незнакомых. Сияющий от радости Утёсов сказал ему:

– Мы все тебя встречаем. Даже дождь.