Текст книги "Планетарное человечество: на краю пропасти"

Энергия: здесь речь пойдет об активности бытия (потенция и акт, движение и скорость, динамика и взаимопревращение частиц и волн, равновесие и неравновесность в физических процессах), об энтропии и качестве энергии в системах закрытых и открытых, о космологических открытиях типа темной энергии, об энергетических составляющих жизни, о миграции энергии в почвах, о роли энергии в жизни человека и социума, о проблемах реальной энергетики современного человечества…

Информация: в пространстве этого важнейшего термина (еще не так давно понимавшегося очень узко – как знания, передающиеся от человека к человеку) возникают интереснейшие, в некотором смысле первостепенные вопросы. Это проблемы сложности бытия – разнообразие мира и его фрагментов, порядок и хаос в мироздании, структурность и системность вещей и процессов. Это возможность развития от простого к сложному, понимание информации как отрицательной энтропии (что открывает путь для понимания связи информация – энергия и информация – вещество), эволюция жизни, причинность и наследственность, возможность коммуникации, общение и язык, целесообразность и целевая причинность, сложные и сверхсложные системы, самоорганизация, потенциально выходящая к самовоспроизведению объектов и даже к самопониманию субъекта…

Дух – это столь всем известное и столь часто повторяемое (до банальной скуки и насмешек) и одновременно столь загадочное (а для многих по-прежнему туманное и даже темное) слово. Его не так-то легко использовать – ибо оно давно стало расхожим клише, литературным и ораторским штампом, за которым не всегда понятно, что кроется. Любопытно заметить, что первых три выше названных понятия (объективно описывающих бытие) относятся к классу измеримых. Их не только научились точно измерять, но даже широко известны единицы измерения (килограммы, киловатты и килобайты). И эти измерения имеют не только теоретический, но и большой практический смысл. Этого решительно нельзя сказать о духе. Процедуры научного измерения тут бессильны и бесполезны. Мы сталкиваемся здесь с чем-то качественно иным, в силу чего становится сложной для понимания и изучения и сама граница перехода от информации (тем более, от более низких ступеней бытия) к уровню духовному, к сложному образному миру человека. Единственное, что можно сказать определенно, – это та граница, где мы сталкиваемся с наиболее глубокой загадкой бытия, с загадкой человека.

Однако пользоваться этим словом совершенно необходимо, если мы не хотим устранить из нашей целостной картины мира весь высший уровень бытия, а вместе с ним и весь высший уровень человеческой культуры – как области самопознания и самопретворения. Ибо другого слова, способного полноценно заменить это, столь знакомое и столь профанированное, так и не придумали. Итак, дух! Здесь речь с необходимостью должна идти о смысловой стороне бытия – сознание и самосознание, рефлексия, напряженные размышления и сомнения, жестокие вопросы сознания, обращенные к самому себе, знаковые и семантические поля, символы, культура, познание, просвещение, наука, техника, творчество, понятие о Творце, практика молитвы как попытка разговора с Творцом, поиски высшего смысла, подлинные цели и ценности, нравственные законы, понятия блага, веры и совести, понятия греха и воздаяния…

Глава 3. Планета – неуправляемая система

Человек незаменим. Значит, сколь бы невероятной ни была перспектива, он должен достигнуть конечной цели, несомненно, не по необходимости, но неминуемо.

Пьер Тейяр де Шарден

Планета Земля находится в состоянии саморегуляции около четырех с половиной миллиардов лет. Но мало кто ныне осознает, что настало совсем другое время – когда эту саморегуляцию необходимо дополнить разумным управлением, и задачу такого управления должен взять на себя человек.

Поверхностные слои нашей планеты уникальны. Других таких пока мы не знаем. Они являют собою средоточие всех уровней бытия – литосфера, гидросфера, атмосфера, поле тяготения, магнитное поле, биосфера, антропосфера (родовым образом связанная с биосферой, но заметным образом вышедшая за ее пределы и сложным образом пронизанная техносферой), элементы ноосферы (участки планеты и ближнего космоса, преобразованные человеческим разумом). Мы уже довольно много знаем о генезисе и условиях формирования этих слоев, об их развитии, структуре, различиях и единстве, но, разумеется, далеко не все.

Для начала можно исходить из следующей максимы: поверхностные слои планеты – открытая, саморазвивающаяся, самоуправляющаяся система – своеобразный организм невероятной сложности. При изучении этого фантастически выверенного организма (для которого наисложнейшая биосфера – лишь его продвинутая часть) люди, как правило, выявляют отдельные формы, структуры, параметры и тенденции изменений (структурные взаимосвязи, характер и особенности роста, пределы этого роста, темпы развития подсистем).

Человек долгое время вмешивался в эти процессы стихийно – со времен собирательства, охоты и первых опытов земледелия до промышленной революции. Несмотря на всевозможные планы «преобразования природы» последнего столетия, не взирая на бурные и пламенные обсуждения опасных последствий подобного «преобразования», несмотря на призывы действовать разумно и системно, несмотря на некоторые отдельные реальные шаги (многие их которых, увы, похожи на суетливые и даже судорожные движения), пока еще мало что изменилось в аспекте общей разумности глобальной деятельности человека (если позволительно так выразиться, в плане его ноосферности). Следует сказать прямо – наше вмешательство в планетарные дела пока еще преимущественно стихийное, во многом варварское и по отношению к биосфере – враждебное. О серьезном, многоаспектном уровне управления биосферой-антропосферой – при необходимой согласованности с высокими этическими идеалами – пока еще говорить не приходится. Более того, остается под вопросом сама возможность такого управления в принципе. Но разговор об этом уже начался, он идет, и нет сомнений в том, что обсуждение данной темы с необходимостью будет продолжено, поскольку острота самого вопроса стремительно нарастает.

Мы же отметим, что поскольку глобализация, охватившая по существу все упомянутые выше планетарные сферы и, прежде всего, антропосферу, понимается преимущественно как объективно-исторический процесс, то пути решения связанных с нею всевозможных проблем, в том числе и управления социальными системами, следует искать в первую очередь в области структурных изменений мирового социума. При этом важно подчеркнуть, что природные системы, как и биосфера в целом, составной частью которой является человек биологический, в своем развитии регулируются естественным образом, подчиняясь действию природных законов. Таким образом, в данном случае речь идет о саморегуляции сложных систем.

Иначе обстоит дело с общественными системами, которые не только регулируются, но еще и управляются, так как в их развитии важную роль играет субъективный фактор – человек, действующий активно и творчески, но порой, увы, и деструктивно. Он в пределах своих возможностей осознанно воздействует на различные параметры общественного развития и вполне очевидно, что в условиях многоаспектной глобализации теперь уже и все мировое сообщество должно соответствующим образом не только регулироваться, но и управляться. В этой связи принципиально важно проводить различие между регулированием и управлением, поскольку дело касается принципиально разных вещей.

Так, например, саморегулирование следует рассматривать как самопроизвольный, базирующийся на естественных законах процесс функционирования природных и даже социальных систем. При этом в социуме мы имеем дело также и с преднамеренными действиями, направленными на обеспечение функционирования соответствующей системы в пределах параметров, заданных естественным или искусственным путем. В этом случае следует говорить о предзаданном, сознательно осуществляемом регулировании.

Посредством регуляции, равно как и саморегуляции, решается задача оптимального функционирования той или иной системы, когда создаются наиболее благоприятные условия для взаимодействия различных ее составных частей. Регулирование при этом направлено, как правило, на достижение согласованных действий отдельных частей целого и происходит как стихийно, если дело касается саморегулирующейся системы, так и осознанно, когда роль регулятора выполняет человек. Примером естественного (стихийного) регулирования какой-либо биосистемы может служить постоянно изменяющаяся в соответствующих пределах численность какой-нибудь популяции. В зависимости от генома, наличия кормовой базы или конкретных условий окружающей среды могут меняться не только численность, но и внешние параметры живых организмов. Саморегулирующейся системой является и биосфера в целом, сбалансированное и устойчивое развитие которой поддерживается естественными законами и, в частности, законом борьбы за выживание. Целенаправленным же регулирование становится тогда, когда оно осуществляется с участием субъективного фактора, задающего те или иные параметры функционирования соответствующей системы. Так действует, например, регулировщик движения на перекрестке, часовщик, устанавливающий соответствующий ход часов, инженер, задающий определенный уровень стока воды в водохранилище или радиослушатель, настраивающий приемник. Регулирование может осуществляться и в автоматическом режиме, как то происходит, например, когда движение на дорогах управляется посредством светофоров.

Иначе обстоит дело с управлением. В отличие от регулирования оно не возникает само собой, стихийно. Управление всегда предполагает наличие активно действующего человека и характеризуется более сложной структурой отношений между субъектом и объектом. Будучи тесно связанным с такими понятиями как «право» и «управа», управление характеризуется направленностью на решение той или иной задачи и представляет собою процесс или действия, сознательно осуществляемые с целью достижения определенного результата. В основе такой деятельности лежит соответствующий порядок поведения, тесно связанный с творческой активностью субъекта, который принимает решения не только на основе предзаданых норм и правил, но и в зависимости от своих целей и мотивов, а также от изменения ситуации.

Таким образом, в отличие от регулирования управление всегда связано с сознательной деятельностью людей, в основе которой лежат целеполагание и творческое начало. Другими словами, управление только и может осуществляться сознательно и целенаправленно. Оно предполагает наряду с получением того или иного результата еще и поиск наиболее оптимальных путей достижения цели. По этой причине любое управление всегда предполагает вариантность траекторий и творческую активность людей. Оно не может возникнуть случайно или только лишь в силу естественного хода событий. Вот почему феномен управления возникает только в обществе и выстраивается в соответствии с целями субъекта по некому алгоритму, задающему параметры управляемой системы. Таким образом, в отличие от регулирования здесь всегда есть субъект управления, который ставит те или иные цели и обеспечивает их достижение посредством активных действия и соответствующих решений.

Обобщая, можно сказать, что управление – это более высокий тип регулирования подобно тому, как, например, развитие является более совершенной формой движения. Тогда вполне очевидно, что также, как не может быть развития без движения, в то время как движение без развития мы наблюдаем сплошь и рядом, управление с необходимостью предполагает регулирование. А вот регулирование вполне может происходить и без управления.

Если принять во внимание указанные различия, то в этом контексте можно говорить и об исторической трансформации общественных отношений, когда их естественное регулирование со времени появления государства дополнилось еще и управлением. В дальнейшем развитие общественных систем шло с нарастанием их сложности, причем не только по причине все большего разветвления их внутренних структур, но и все более интенсивного и широкого взаимодействия с окружающим миром, представленным, как уже отмечалось выше, различными сферами планеты. Во всей своей совокупности и взаимодействии все эти сферы являют собою мегасистему гигантской сложности. У подобных систем имеет место весьма непростое соответствие между целым и его составными частями. В частности, сложная система не является простой суммой своих частей и может обладать свойствами, которых нет ни у одной из них. В то же время свойства каждой из частей сложной (тем более – сверхсложной) системы не вытекают непосредственно из свойств целого. При этом нас по-прежнему интригует простой по смыслу, но невероятно трудный по осмыслению вопрос о том, как и почему на поверхности именно нашей планеты возникла и сложилась та уникальная, всеохватная тонкая пленка жизни, которую мы называем биосферой? И как вслед за этим возникло то удивительное планетарное явление, которое мы называем человечеством?

Зададимся одним из срезов этих основополагающих вопросов: каковы те конкретные условия на планете, которые обеспечивают возможность жизни и нашего с вами существования? В целом, разумеется, на подобный вопрос современная наука ответить не готова, поэтому речь пойдет о первом приближении к этой многогранной проблеме, по-прежнему полной неожиданностей и тайн. На самом деле этих условий невероятно много, даже элементарно-поверхностный подход к ним заставляет наш взор уходить далеко за границы планеты и даже Солнечной системы. Поэтому ограничимся перечислением лишь некоторых условий, одни из которых очевидны, тогда как другие – более туманны, а, порой, и вовсе неожиданно загадочны. Наша задача – нащупать некую тенденцию в перечне этих условий.

Начнем с размышлений о нашей Галактике, которая принадлежит к числу средних, даже заурядных: многие галактики меньше нашей, но есть и куда крупнее. Поначалу трудно оценить значимость этого обстоятельства, но дальнейшая логика покажет нам, что быть средним – очень даже неплохо и по-своему выгодно (если исходить из возможных условий возникновение и развития жизни). Весьма средней звездой является и наше Солнце. Находится оно скорее на периферии Галактики, но все же и не на дальнем краю ее. Астрономы замечают по этому поводу: ближе к центру Галактики слишком сильны гравитация и излучения, условия для какой-либо жизни там едва ли возможны; с другой стороны, плохо оказаться и на дальних границах звездного скопления, где процессы протекают недостаточно интенсивно и появление там жизни выглядит весьма проблематичным. Получается, что Солнечная система словно бы сама по себе выбрала самое удачное для нас место. Место, где не сильно сказывается дыхание той сверхмассивной черной дыры, которая, как полагают космологи, и представляет собой центр тяготения нашей Галактики…

Размеры Солнца, его возраст, светимость – все это укладывается в рамки весьма обычных значений, что, разумеется, не мешает нам искренне восторгаться нашим светилом, полагать его чем-то уникальным – вплоть до религиозного экстаза, имевшего место в прошлом (но это уже были субъективные чувства людей). То же самое можно сказать и о нашей родной планете. Третья по удалению от своей звезды, она занимает удобное среднее место – не очень жарко, но и не слишком холодно.

Мы еще мало знаем о значении – для нашей жизни – других планет, но кое-что проясняется. Например, Юпитер более чем полезен – своим мощным тяготением он реально защищает Землю от излишних потоков камней и комет. Не будь этого гигантского «добряка», поверхность нашей планеты, скорее всего, превратилась бы в изрытое вечными ударами и взрывами безжизненное пространство.

Упомянем далее важнейший планетарный параметр, от значения которого во многом зависят физические условия на любой планете – ее массу и радиус, ответственные не только за силу тяжести, но и за значение второй космической скорости, достижение которой дает свободу от притяжения планеты. На Земле сила притяжения и эта скорость как раз таковы, что позволяют удержать газовую оболочку планеты, наш прекрасный воздушный океан. Он еще более надежно, нежели Юпитер, защищает поверхность земного шара от бесконечного потока малых и средних метеоритов. Лишь только очень крупные метеориты достигают Земли, что в истории, к счастью для нас, случается не часто.

Не может не вызвать удивления (и одновременно восхищения) магнитное поле Земли. Это редкое качество, почти не свойственное другим планетам. Его присутствие объясняется потоками жидких металлов в пространстве между ядром и мантией планеты. Но вот роль этого поля непередаваемо важна: оно дополнительно помогает планете сохранить атмосферу и выступает надежным щитом от излишне жестких и губительных потоков солнечного ветра…

Замечательна и доля кислорода в составе нашей атмосферы, пресловутый 21 процент. Химиками уже давно подсчитано – будь это число немногим меньше, было бы невозможно человеку развести даже элементарный костер; будь оно на несколько процентов больше – все леса планеты неминуемо сгорели бы во всемирном пожаре. А ведь кислород обеспечивает главное – процессы окисления, тогда как сама жизнь, как заметил еще великий Лавуазье, есть медленное окисление. Медленное нас вполне устраивает, но быстрое – ни в коем случае. Но этого мало. Атмосферная оболочка нашей планеты поглощает большую часть электромагнитных излучений, пронизывающих космическое пространство. Особенно это относится к ультрафиолетовому и рентгеновскому частям спектра, а также к гамма-излучению. Не будь этого поглощения, жизнь на Земле (по крайней мере, в известной нам форме) существовать не могла бы.

С массой Земли и ее химическим составом непосредственно связан еще один фактор – наличие на планете Мирового океана, да и всей гидросферы. Вода! О ее роли в осуществлении жизни говорить не приходится. Вода – чрезвычайно простое в химическом отношении вещество. Одновременно невероятно сложное и удивительно загадочное. Ниже мы еще коснемся этой темы.

Безусловно, следует иметь в виду множество тонких эффектов и параметров, открытых биологами в пространстве жизни (где в числе первых следует отметить возможность матричного воспроизводства сложных молекул).

Добавим в этот перечень те мировые константы, о коих любят рассуждать физики – гравитационную постоянную, постоянную Планка, постоянную тонкой структуры, скорость света, заряд электрона и множество иных величин, так или иначе нащупанных современной наукой. Все они словно бы кем-то выбраны и подогнаны крайне точно и аккуратно, словно этот кто-то (вопрос – кто именно?) упорно и грамотно вел дело к возникновению жизни и разума. (Рассуждения такого типа характерны для сторонников так называемого антропного принципа.) В общем и целом мы тоже поборники этого чрезвычайно острого и многообещающего принципа, но с существенной оговоркой: те, кто его выдвигал, поддерживал и развивал, философски и методологически опирались, как правило, на пирамиду вещество – дух (стихийно-материалистический принцип от простого к сложному), для нас же принципиален одновременный (и видимо, даже первостепенный) учет пирамиды дух – вещество с возможным ее приматом – в ряде существенных случаев организации Вселенной и ее отдельных участков – там, где господствуют жизнь и разум. Можно высказаться и более решительно: в аспекте этой логики не Вселенная порождает жизнь и разум, а наоборот – разум и жизнь порождают Вселенную; в этом случае исчезает глубинный парадокс антропного принципа (кто же это все так тщательно выстроил?) и возможна его инверсия в «принцип вселенский» – Разум кроил и строил Вселенную «под себя», отсюда и столь фантастически точная согласованность параметров бытия. (Обращаясь к известной метафоре Великого Часовщика, мы можем сказать, что в его роли выступил Творческий Разум.)

Так или иначе, но мы наблюдаем довольно длинный ряд параметров и обстоятельств (общим числом явно более сотни – это то, что мы знаем, а сколько еще такого, о чем мы пока не ведаем?), каждый член которого вписан в очень узкий интервал значений. Вероятность такой вписанности (если понимать ее как случайность) для любого параметра весьма мала, но для взятых вместе параметров вероятности нужно перемножить. В итоге получается невообразимо малое число. А ведь это ничтожное, близкое к нулю число ни много ни мало выражает вероятность появления нашей цивилизации, нашей частично обихоженной, а частично обезображенной планеты.

Знаток классической теории вероятностей рассмеется нам в лицо: человек разумный существует, а вероятность произошедшего события равна единице, так что не о чем спорить. На самом деле не совсем так. В иной интеллектуальной обстановке мы могли бы принять собственное существование как факт и на этом успокоиться. Но в эпоху торжества идей эволюционизма мы не можем не озаботится вопросами собственного происхождения, равно как и проблемой происхождения мира. Вот на этом-то пути нас и поджидают вероятностные сомнения и тревоги. Даже при беглом взгляде мы видим фантастически виртуозную выстроенность если не всей Вселенной, то, по меньшей мере, того ее участка, где мы имеем счастье (или несчастье?) существовать. Речь идет о столь тонкой подстройке, какая не снилась самому гениальному часовщику.

Невероятно сложен путь от изначальной толчеи горячих кварков, пи-мезонов, протонов и прочих частиц до живой, действующей клетки. Но, думаете, дальше проще? Конрад Лоренц, основатель этологии и большой мудрец, так выразил свои сомнения по поводу плоско понимаемой биологической эволюции: да, живое развивается, но кто мне объяснит, спрашивал он, каким образом из инфузорий и биченосцев смогли произойти Кант и Бетховен? Имена этих несравненных гениев необходимы были Лоренцу, дабы обозначить невероятные вершины духовного взлета. Неужели эти вдохновляющие подвиги души и ума человеческого были скучнейшим образом вписаны в банально-плоскую шкалу стандартного эволюционного усложнения, в случайные танцы хромосом? Естествоиспытатели прежних эпох принимали это обстоятельство за данность. Сегодня этот наивный взгляд едва ли может быть состоятелен. Более того, он уже не в состоянии быть и плодотворным. Привычный путь от простого к сложному уже не кажется единственным. Вот тут и может заработать вышеупомянутая методологическая пирамида с обратным вектором (духовная) – от сложного к простому, от вершин духа к фундаменту вещества и материала. Может и должна, ибо с этих новых позиций возможно по-иному подойти к почти неразрешимой проблеме вероятности-невероятности высокого бытия, на сей раз уже обогащенного механизмами ценностей, целей и творчества. Возможно, тут философской мысли предстоит головокружительная работа, но известная простота и даже изящность положения состоит в том, что во многом эта работа уже проделана. В трудах большого количества мыслителей прошлого и настоящего мы найдем не только единомышленников, но поводырей и провидцев.

При этом со всей решительностью следует подчеркнуть, что только при таком понимании дел можно мало-мальски грамотно подойти к нависшему над нами самому главному глобальному запросу – проблеме управления планетарным человечеством, как, впрочем, и самой планетой. Эта проблема покидает привычные пределы инженерного и узко-кибернетического понимания и выходит в более высокое пространство торжества духа над материей (звучит это как метафора, но мы убеждены, что уже в ближайшее время эта метафора начнет прорастать конкретными методологическими принципами и подходами, что обусловит пусть не очень быстрый, но решительный разворот всего массива научного знания)..

Теория и философия управления сверхбольшими системами принципиальны, спору нет. Но при этом во весь рост встает необходимость практического, конструктивного ответа на целый ряда вполне назревших вопросов принципиальной важности. Способен ли человек, и если да, то насколько способен осуществлять управление таким сложными системами как социосфера (антропосфера)? А под силу ли ему управление сложнейшими процессами биосферы, не говоря уже о системе еще более высокого порядка – биотехносфере? Продвинулся ли он в этом направлении хотя бы на какую-то величину? Конечно, на протяжении векови, в особенности, последних столетий люди добились очень многого, не обращая особенного внимания на цену, которую им пришлось заплатить за «покорение природы». Но прибавляет ли это уверенности в том, что мы сумеем найти ответы на, пожалуй, самые главные вопросы нашего времени?

Когда мы затеваем разговор о неуправляемой планете Земля, то речь, разумеется, идет о том, что она нами, людьми, не управляется. Но означает ли это, что она не управляется никем? Это вопрос открытый! Та тонкая выстроенность нашего сектора Вселенной, о который мы только что говорили, заставляет всерьез задуматься. Три с лишним миллиарда лет биосферы – такой изысканно сложной, такой блистательно красивой, одновременно такой противоречивой, и все же грандиозно устойчивой – вполне позволяют предположить, что эта сверхсложная система не только регулируется, но и управляется. Однако поскольку наука сегодня не может однозначно ответить на этот вопрос и, следовательно, не дает достаточных оснований сделать безусловный и предельно конкретный вывод относительно управляемости во вселенском масштабе, то нам важно подчеркнуть то, что касается планетарного уровня. Для нас, жителей Земли, важно осознать, что управление глобальными процессами и, в первую очередь, процессами общественными, становится все больше насущной необходимостью. Другими словами, вполне правомерно утверждать, что приходит время для решения такой задачи, если не сказать больше – оно уже наступило!

В контексте сказанного даже чисто теоретически и лингвистически неизбежно возникают вопросы о живой Земле, об эволюции, целях и ценностях этого исторически подвижного организма (единства верхних слоев планеты, включая человека). Английский зоолог и эволюционист Ричард Докинз, автор нашумевшей книги «Эгоистический ген», не признает за эволюцией никаких целей и ценностей, тем более планов. Странно тогда, откуда возникают планы у людей, этих, по Докинзу, «машин для выживания генов»? Получается, за все ответственен чрезвычайно простой механизм развития (условно дарвиновский): стабильные системы любой природы (начиная с атомов и групп молекул и кончая многоклеточными организмами) перманентно выигрывают при столкновении с нестабильными. Но это крайне бедный в содержательном отношении механизм. Его потенциями невозможно объяснить сложные и сверхсложные системы, не говоря уже о мире человека с его нравственной ориентацией и духовными ценностями. Да, действительно, широкий и глубокий взгляд на историю планеты людей, да и всей Вселенной (Вселенной людей?), не может обойти вниманием такие странные вещи на взгляд традиционного естествоиспытателя (обычно – стихийного материалиста, наивного реалиста, а то и железного поборника классического редукционизма, то есть последовательного сведения сложного к простому), такие надуманные понятия, как цели и мотивы, ценности и смыслы, как красота и правда, как совесть и вера.

Чисто метафорически можно поставить и такой вопрос: способны ли мы на нынешнем этапе исторического развития стать пусть самым скромным подмастерьем того возможного Великого Часовщика, которого все религии мира, не говоря уже об отдельных верующих, пытаются домыслить каждый на свой лад.